Операция на сердце в обмен на архив?
Операция на сердце в обмен на архив?
– Я слышал, Владимир Гургенович, что предприимчивые американцы, узнав о предстоящей тебе операции на сердце, предложили свои услуги в обмен на твои сокровища. Было такое?
– Было, только немного иначе. И впрямь о предполагавшейся операции на сердце узнал мой приятель, живший в Лос-Анджелесе. И вот однажды у меня на работе появляется прилетевший оттуда врач-кардиолог и здесь, в этой комнате, докладывает: «Меня прислал ваш друг Михаил, надо спасать вашу жизнь. Собирайтесь, летим в Америку на шунтирование». Я оторопел, но сказал, не понимая еще, к чему он клонит, что такая операция стоит много денег. Кто будет за меня платить? И гость ошарашил меня прямо-таки «царским подарком»: «Операция вам ничего не будет стоить. Компенсацией будет только ваш архив. Мы сделаем все, чтобы операция прошла успешно». Поблагодарив своего друга за внимание, я отказал визитеру. Архив я оставлю на родине, а операцию мне сделают наши врачи. И впрямь спас меня замечательный хирург, великий мастер своего дела Юрий Владимирович Белов. Ты, кажется, делал с ним интервью. Он блестяще провел шунтирование, и, как видишь, я продолжаю заниматься своим делом, работая все в той же фотохронике ТАСС.
– По-твоему, какая съемка тебе наиболее удалась? Так сказать вершина твоего творчества? Не с Корваланом ли, когда он вырвался от Пиночета? Недаром за слезы на глазах генсека при встрече со спасенным лидером чилийских коммунистов ты получил международную премию «Золотой глаз» – мечту каждого репортера. Что тут скажешь, этот снимок – шедевр психологической съемки…
– Для меня все было уникальным, ведь Леонид Ильич сам по себе был неординарным человеком. А разве съемки на охоте, в плавательном бассейне, в кругу семьи не уникальны?
– Отчасти тебя можно считать папарацци.
– Нет, я не папарацци, ведь я не снимал скрытой камерой, чтобы заработать хорошие деньги. Наоборот, все работы согласовывались с моим героем.
– Ну, хорошо, а Леонид Ильич, пропустив рюмку-другую, не останавливал ли твою работу, дескать, Володя, иди погуляй…
– Пьяным я его никогда не видел. Бывало, что после длительных командировок в другие страны или, пребывая в хорошем настроении, Леонид Ильич предлагал своим соратникам, друзьям немного расслабиться. Ехали, скажем, на дачу. И что же, другие пили, сколько хотели и сколько могли. Но Брежнев никогда никого не осуждал, он понимал, всякое бывает в жизни. Кстати, он был прекрасным тамадой: всех замечал, благодарил, обласкивал, говорил хорошие спичи. Даже если ему в чем-то не нравился человек, присутствующий за столом, он не подавал вида и всегда уважительно с ним прощался.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.