Глава одиннадцатая АТАКА КАДИСА

Глава одиннадцатая

АТАКА КАДИСА

В 1586 году римский папа Сикст Пятый подтвердил "исконное право" Филиппа на английский трон. Филипп же в ответ заверил его, что, имея в избытке корон всех достоинств, он намерен отдать английский венец своей дочери и никоим образом не ищет увеличения державы, а озабочен лишь защитой истинной веры.

Тогда же в очередной булле Сикст Пятый оповестил всех христиан, что Елизавета — "еретичка и схизматичка… дважды отлученная от церкви… зачата и рождена в грехе прелюбодеяния… узурпировала корону вопреки всем правам… совершила бессчетно нечестивых дьявольских деяний и обесчестила страждущий народ обоих королевств… За ужасное и долговременное поношение Божьих святынь… за искоренение родового дворянства, за возведение в высшие сословия презренной черни, попрание законов и суда… она недостойна пребывать доле правительницей и оставаться в живых… А посему его святейшество подтверждает прежний приговор, слагает с нее все знаки королевского достоинства… освобождает ее подданных от послушания и призывает всех обитателей названных стран вступать незамедлительно в католическую армию под высоким водительством победоносного принца Александра Фарнезе Пармского, действующего именем его католического величества, в чьи помыслы не входит завоевание обоих королевств, смена законов, привилегий и обычаев, а лишь скорейшее свержение сей женщины".

В начале 1587 года королева Елизавета сделала ответный ход и казнила свою давнюю соперницу — законную принцессу, наследницу Англии католичку Марию Стюарт. Смерть Марии Стюарт была особо болезненна для испанского короля, ведь помимо того, что некогда их с казненной даже прочили в супруги друг другу, перед смертью Мария демонстративно отреклась от своего сына-еретика, завещав Англию своему несостоявшемуся жениху — королю испанскому.

Когда 23 марта 1587 года гонец доставил к нему во дворец Эскориал весть о казни Марии Стюарт, Филипп заперся на неделю в своем рабочем кабинете.

Только бегали туда-сюда посыльные, таская королю карты береговых укреплений Англии, Ирландии и Шотландии да книги по истории вторжения в Британию Цезаря.

Затем король собрал советников. Одни из них советовали Филиппу начинать дело с вечно мятежной Ирландии, другие, наоборот, с Шотландии, причем прежде всего захватить остров Уайт, заперев тем самым Ла-Манш и уморив Англию блокадой.

Старый и опытный адмирал маркиз Санта-Крус представил Филиппу целую программу действий, согласно которой надлежало мобилизовать весь испанский флот в количестве шести гигантских галеасов, полутора сотен больших боевых судов, трехсот шестидесяти более мелких и транспортных четырех десятков и сорок галер — всего пятьсот пятьдесят шесть судов. На этих судах следовало разместить десант в девяносто тысяч человек. Перед такими страшными жертвами и затратами Филипп продолжал колебаться.

Затраты на все это были столь огромны, что Филипп терзался сомнениями. Советники меж тем нашептывали:

— Ваше Величество, Англию можно победить сейчас или никогда. Судите сами!

Международная обстановка благоприятствовала, как никогда. Франции не до нас, ибо она погрязла в собственных распрях. Голландцы растеряны после убийства Вильгельма Оранского, даже нечестивый султан Марокко и тот присмирел пред вашим величием.

Спустившись из своего кабинета к придворным, Филипп объявил:

— Казнь невинной королевы Марии — это вызов всему католичеству. Господь вразумил меня, и я сделал свой выбор! Английская королева будет низложена, инфанта Изабелла заменит ее, католицизм в Англии будет восстановлен, и для Испании начнется пора мира.

Филипп решил намести Англии сокрушительный удар, высадив на остров свою непобедимую армию. Предприятие было задумано с таким размахом, какого Европа еще не видела. Прежде всего предстояло построить и собрать в единый кулак огромный флот вторжения, которому заранее дали помпезное название — Счастливая Армада. Во главе Армады был поставлен автор идеи ее создания маркиз Санта-Крус.

Если в Англии был Фрэнсис Дрейк, то в Испании был свой выдающийся моряк — Дон Альваро де Басан маркиз де Санта-Крус. В свое время маркиз отличился в грандиозной битве при Лепанто, где он успешно командовал эскадрой. Затем маркиз закрепил присоединение Португалии, дважды выиграв морские бои у Азорских островов, обратив в бегство англо-французские эскадры. За что получил высшее морское звание Испании — генерал-адмирал моря-океана. Современники называли его "громовержцем в сражении, отцом солдатам, воителем отважным и непобедимым".

— Сколько можно терпеть наглость англичан! — возмущался Санта-Крус. — Пора разжечь костры инквизиции на острове еретиков!

— Много ли сил вам надо? — спрашивали храбреца.

— Сто пятьдесят боевых кораблей, четыре десятка галер да шесть галеасов. Еще надо тридцать тысяч матросов и триста двадцать вспомогательных судов для перевозки армии в шестьдесят пять тысяч. Против такой силы Англия не устоит.

Впрочем, когда подсчитали расходы, оптимизма поубавилось. Сумма в три миллиона восемьсот тысяч дукатов была не под силу даже казне Филиппа…

После долгих совещаний было решено, что герцог Пармский соберет в Дюнкерке армию, усиленную штандартами итальянцев, валлонов, шотландцев, бургундцев и немцев. Герцог мог рассчитывать, кроме того, на 4900 всадников.

Одновременно к началу весны маркиз Санта-Крус подготовит мощный флот, способный отогнать, а при надобности и уничтожить морские силы Елизаветы. Флот будет прикрывать переход армии через Ла-Манш и высадку в Англии, а затем обеспечивать коммуникации и снабжение. Ступив на английскую землю, герцог Пармский сможет рассчитывать на помощь католических лордов и вооруженное выступление мятежных ирландцев и шотландцев.

Порты Испании и Португалии немедленно включились во всеобщую кораблестроительную лихорадку. На верфях Лиссабона и Кадиса, Барселоны и Неаполя закипела круглосуточная работа. Только в главном порту Испании Кадисе достраивалось одновременно более 80 больших судов. В устье реки Тахо уже начали стягиваться суда с войсками и всевозможными припасами. Экспедиция была намечена на ближайшие летние месяцы.

* * *

К началу 1587 года стук плотницких топоров донесся до Лондона. Королева Елизавета продолжала колебаться. Она надеялась, что войны еще можно будет избежать. Но настроение ее было переменчиво.

В один из дней, вызвав Дрейка, она спросила:

— Что вы думаете о замысле испанцев. Насколько это может быть опасно для Англии?

— Испанский флот огромен. А финансовые возможности короля Филиппа неистощимы. Полагаю, что следует не дожидаться нападения, а самим нанести упреждающий удар! — ответил Дрейк.

— Тогда вам и карты в руки, — сразу же согласилась королева. — Но где бы вы предложили нанести удар?

— Первая и главная цель — это Кадис! — вскинул голову Дрейк. — Все остальное сейчас второстепенно.

— Почему Кадис?

— Сейчас это главная база строящегося против нас испанского флота. Разорим Кадис — обезопасим Лондон.

— Хорошо, — кивнула Елизавета, — я согласна. Чем я могу еще помочь?

— Кого я могу привлечь к участию в экспедиции?

— Любого, кого посчитаете нужным! — был исчерпывающий ответ.

Современный английский историк Энтони Н. Райан пишет: "Выбор Дрейка в качестве командира сил, мобилизованных для действий против Испании, прежде чем та нанесет удар по Англии, был совершенно естественным. Он успел прославиться в качестве главы рискованных, но успешных предприятий. Он пользовался поддержкой двух самых влиятельных сторонников войны в окружении королевы — Роберта Дадли, графа Лейтера, и сэра Фрэнсиса Уолсингема, старшего секретаря королевы. В то время многие верили, что битвы решаются волей бога, и Дрейк считал себя исполнителем такой воли. Если начнется война против Испании, у Дрейка не возникнет ни малейших противоречий между благочестием и жаждой наживы. В переписке 1587 года прорывается его религиозный фанатизм".

Елизавета I. Со старинной гравюры

Елизавета I. Со старинной гравюры

Из письма Дрейка: "Так как стало совершенно ясно, что король не только ускоряет приготовления в Испании, вследствие чего можно ожидать появления большого флота в Ла-Манше и других местах, чтобы взять на борт войска для вторжения в Англию, мы предлагаем отбросить все опасения и с Божьей помощью употребить все средства, каковые мы сможем найти, чтобы помешать их приходу. Поэтому я хотел бы, чтобы вы продолжали с верой поминать нас в ваших молитвах за то, что наша служба может послужить к вящей славе Божьей, помочь нашей церкви, нашей королеве и нашей стране. Пусть расточатся враги правды, и да воцарится вечный мир в детях Израиля".

Весной в Плимуте собралось до 33 вымпелов. В капитаны определили лучших из лучших. Из известных были: Ричард Хокинс, сын Джона Хокинса, брат Дрейка Джон, Томас Феннер, Фрэнсис Ноллис и другие. Как всегда, в предприятии, затеваемом Дрейком, не было недостатка в матросах. Каждый желал идти в море с удачливым и предприимчивым Дрейком.

Помимо атаки Кадиса и уничтожения там всех строящихся испанских судов, а также флотских припасов Дрейк должен был уничтожать все встреченные в море испанские суда с их припасами. Главной же целью операции являлся срыв сосредоточения в Лиссабоне испанского флота и армии, чьей конечной целью была высадка в Англии. Как это ни покажется странным, но, планируя нападение на Кадис, Елизавета и ее окружение не желали тотальной войны между Англией и Испанией, а видели в экспедиции способ добиться какого-то перемирия между двумя государствами.

Говоря современным языком, атака по Кадису должна была стать превентивным ударом, лишавшим Мадрид возможности по-серьезному воевать с Лондоном.

Но и испанцы не дремали. Вскоре перед Филиппом Вторым уже лежала бумага о намерении англичан нанести удар по Кадису. При этом оборона главного порта Испании с моря была явно недостаточна — на старых береговых батареях почти не было пушек, и реальную силу составляла всего дюжина галер, имевших по одной носовой пушке.

2 апреля 1587 года флотилия Дрейка вытянулась на рейд Плимута, после чего взяла курс к берегам Испании. Сам Дрейк перед отплытием заявил своим матросам следующее:

— Мы идем в самую пасть врага, чтобы сокрушить его силу и чтобы постоять за нашу восхитительную королеву и страну против проклятых схизматиков! Война с Испанией — это наша борьба между добром и злом, это решающая схватка между Христом и Антихристом.

Выступление Дрейка было встречено криками восторга. В окружении своих капитанов Дрейк был более циничен.

— Морская война, — говорил он, — есть предприятие, в котором интересы Англии должны находиться в гармонии с финансовыми интересами участников этого предприятия!

Слушая эти слова, капитаны были не менее довольны, чем матросы.

Собранная под начало Дрейка флотилия насчитывала 23 судна, в том числе и 4 крупных галеона водоизмещением в полтысячи тонн — флагманский галеон Дрейка "Элизабет Бонавенчер", "Голден Лайон", "Рэйнбоу" и "Дредноут". Флотилия имела и две вспомогательные галеры — "Спай" и "Сайнет". Любопытно, что галеоны и галеры-пинасы являлись собственностью королевы, большая часть остальных судов была собственностью лорда-адмирала Говарда Эффингема. Несколько судов принадлежало и самому Дрейку, и нескольким лондонским купцам, которые рискнули вложиться в столь дерзкое мероприятие. Увы, но бедное английское королевство все еще не могло взвалить на себя полностью расходы на флот. Королева все еще зависела от помощи частных судовладельцев.

Уже в море Дрейка догнало письмо королевы, в котором Елизавета просила адмирала действовать помягче, не грабить портовые города и вообще не высаживаться на берег.

Это письмо никакого впечатления на Дрейка не произвело, он просто положил его под сукно. Думается, что на душе адмирала было неспокойно. Письмо говорило о том, что в Лондоне все еще идет драка между "партией войны" и "партией мира" и кто одержит, в конце концов, победу, было еще неясно. Это значило, что если Дрейк даже выполнит задачу, но в Лондоне победят "голуби", то по своему возвращению его ждет неминуемая опала или даже застенки Тауэра. Но флотилия была уже в море, а значит, и выбора у Дрейка теперь просто не было. Тем более что сейчас надо было решать иные, куда более насущные задачи.

С захваченного в море "голландца" стало известно, что в Кадисе собран целый флот судов снабжения, который готовится выйти в Лиссабон. Большинство испанских судов уже стояло на внешнем рейде. По этой причине Дрейк очень торопился.

— Преимущество времени и места уже является половиной победы! — заявлял он, требуя от капитанов, чтобы те даже в свежую погоду несли все возможные паруса.

* * *

19 апреля Дрейк был перед входом в гавань Кадиса. Никто не ожидал его появления, и на рейде беззаботно качались несколько десятков больших испанских судов. Не давая испанцам опомниться, Дрейк атаковал. Ответное сопротивление было поразительно слабым.

Губернатор Кадиса герцог Медина-Сидония, которому надлежало организовать оборону, почему-то покинул город под предлогом поиска резервов для обороны от десанта. Это по меньшей мере странно, так как Сидония в других случаях всегда проявлял личную храбрость. Отсутствие губернатора сразу дезорганизовало оборону Кадиса.

Около десятка галер и береговые батареи обстреливали англичан, но их огонь был неэффективен, а отчаянная атака десяти испанских галер была с легкостью отбита артиллерийским огнем. Средиземноморские галеры были просто неспособны противостоять в открытом море хорошо вооруженным парусным судам.

Дрейк знал, что не может терять время попусту, ведь вскоре могли появиться испанские подкрепления с артиллерией. К тому же, если ветер стихнет, его суда сразу потеряют все свои преимущества перед галерами.

Впоследствии Дрейк говорил об обороне испанцев с пренебрежением:

— Доны причинили нам так мало вреда, что и упоминать об этом не стоит.

Однако именно в этот момент Дрейк получил удар с той стороны, откуда меньше всего ожидал. Младший флагман флотилии вице-адмирал Берроу, бывший приверженцем "партии мира" и навязанный Дрейку в плавание, уже с самого начала протестовал против захода в Кадис, ссылаясь на королевское запрещение. Когда же начался бой с испанскими береговыми батареями и флагман Берроу "Голден Лайон" попал под обстрел, Берроу покинул рейд Кадиса, уведя с собой еще несколько английских судов. Взбешенный Дрейк арестовал мятежного вице-адмирала, назначив вместо него капитана Маршаунта. Но Маршаунту не удалось вступить в командование, так как на "Голден Лайоне" начался открытый бунт, капитан был посажен под арест, а команда направилась домой. Разумеется, что столь вопиющее преступление не могло остаться безнаказанным, но в данный момент Дрейка волновало совсем другое.

Когда главное сопротивление было сломлено, англичане занялись погромом стоявших на рейде судов. Абордажные партии в шлюпках сновали по всему рейду. Повсюду ходили шлюпки с английскими абордажными партиями, которые захватывали испанские суда. Все самое ценное выгружалось, после чего суда поджигались.

С наступлением прилива большое количество горящих испанских судов стало дрейфовать к берегу, где они сталкивались с еще невредимыми судами, которые, в свою очередь, загорались. Над водами Кадиса стоял столб пламени и дыма.

— Это, конечно, еще не апокалипсис, — констатировал Дрейк, — но уже кое-что!

Перед тем как покинуть Кадис, Дрейк направил в город парламентера. Тот объявил:

— Сэр Фрэнсис предлагает обменять испанцев, которых он успел в избытке набрать в Кадисе, на томящихся в тюрьмах инквизиции англичан.

— У нас таковых нет! — гордо ответили испанцы.

Готовый к такому ответу парламентер заявил:

— В таком случае сэр Фрэнсис заявляет, что всех испанцев, которые попадут к нему в плен, он будет продавать маврам.

Утром 21 апреля флотилия Дрейка покинула внешний рейд Кадиса. К этому времени ветер поменялся на прижимной, и Дрейк не без оснований боялся потерять маневренность, что граничило бы с поражением. Вся операция произошла столь стремительно, что испанские власти не успели толком отреагировать на происшедшее. На все про все у Дрейка ушли всего лишь один день и две ночи. За это время были сожжены и потоплены тридцать три испанских судна с грузом. Чтобы сжечь невооруженный галеон (водоизмещением в тысячу пятьсот тонн, что было очень много по меркам XVI века), принадлежавший маркизу Санта-Крусу, назначенному командовать вторжением в Англию, Дрейк лично возглавил дерзкую вылазку во внутреннюю гавань.

Помимо этого еще четыре судна, груженных провиантом и вином, Дрейк увел с собой.

— В Кадисе я подпалил бороду испанскому королю! — не без гордости говорил он о сделанном.

Известный военно-морской историк Альфред Штенцель в своем фундаментальном труде "История войн на море" так оценивает итоги Кадисской операции: "Налет Дрейка на Кадис, помимо того что он задержал выход Армады почти на год, укрепил боевой дух англичан и поколебал уверенность испанцев".

Впечатление от кадисского погрома было в Испании ошеломляющим. Такого страшного удара Филипп еще не испытывал. Если раньше ему приходилось сносить дерзкие нападения на далекие колонии и время от времени терять суда с золотом и серебром, то теперь ему наносили уже удары в главных портах метрополии. Для кастильской чести это было просто невыносимо. Как всегда, слухи в сто крат преумножали действительные события, и обыватель крестился уже при упоминании одного имени Дрейка.

— Этот ненасытный дракон будет терзать бедную Испанию, пока от нее останутся лишь обглоданные кости! — шептали меж собой жители городов и деревень.

Говорить вслух было небезопасно — агенты инквизиции шныряли повсюду.

Впрочем, и реальные потери испанского флота были таковы, что королю Филиппу было впору схватиться за голову.

* * *

Пока в Кадисе и Мадриде подсчитывали потери и служили панихиды по погибшим, Дрейк занимался наведением порядка на вверенной ему флотилии. Едва за кормой пропали дымы Кадиса, на флагманском корабле был назначен суд, куда Дрейк велел доставить арестованного вице-адмирала Берроу, а для объективности дела собрал всех капитанов военных и торговых судов. "Голден Лайон" настигнуть не удалось, но надо было разобраться в том, что на нем произошло. Первым говорил сам сэр Фрэнсис:

— Я требую ответа от капитана Маршаунта, чтобы он оправдался и ответил, почему вверенный ему "Голден Лайон" покинул поле боя?

— Моя совесть и моя честь совершенно чисты, — отвечал Маршаунт. — На "Лайон" я прибыл, когда судно уже находилось в состоянии мятежа, который разгорался все более и более. Чтобы спасти ситуацию, я приказал штурману держаться как можно ближе к адмиральскому кораблю, но вскоре квартирмейстер передал мне письмо с претензиями от команды, в котором та жаловалась, что у них закончились продукты, что с ними обращаются ненадлежащим образом, и посему они объявляют, что намерены увести судно в Плимут. После этого я пытался уговорить команду, но мне это не удалось. За мной пошли лишь полтора десятка человек. Видя свое бессилие, я попросил перевезти меня на другое судно, что и было сделано.

После Маршаунта выступил капитан Клиффорд, который показал, что он также уговаривал мятежников, а они назвали его дерзким негодяем и угрожали расправой. Приговор, подписанный судьями и утвержденный Дрейком, был таков: "Это самый подлый и невыносимый мятеж, о каком я когда-либо знал. Капитан Маршаунт верно исполнил свой долг, как истый слуга Ее Величества. Все остальные с этого судна, за исключением только двенадцати или шестнадцати человек, которые подняли руки в знак готовности возвратиться к нам, заслуживают позорной смерти, так как они оставили знамя и поручение Ее Величества и покинули в несчастье королевские корабли и тем воспрепятствовали службе для чести и безопасности государства и владений Ее Величества. Потому мой окончательный и решительный приговор таков: штурман сказанного судна, боцман, и Берроу, и команда как главные виновники в этом мятеже будут преданы смерти, если я найду их и они будут в моей власти. Если нет, они все равно по закону мертвые люди. Все остальные будут переданы милосердию Ее Величества как пособники такого изменнического дезертирства. И даже если Ее Величеству будет угодно воззреть на них с милосердием, мой приговор все же таков: они все придут к дворцовым воротам с веревкой вокруг шеи ради примера всем преступникам".

Восстановив закон, Дрейк заявил:

— Может, кто-то думает, что я, разгромив в Кадисе испанцев, уже сделал свое дело, тот ошибается. Я только начал драться!

27 апреля он написал правительственному секретарю Джону Уолни: "Теперь мы получили необходимое количество провизии, и нашим намерением будет с божьей помощью истребить флот, который намеревается выйти к Ла-Маншу и другим местам, прежде чем к нему присоединятся войска короля, для того, чтобы отныне никто и помышлять не смел о чем-то подобном".

Дело в том, что в Кадисе Дрейк получил информацию от пленных испанцев, что еще одним местом сбора всей Великой Армады является Лиссабон. При этом наиболее ценным оказалось сообщение, что Бискайская эскадра Хуана Мартинеца де Рекальде в настоящий момент находится в районе мыса Сент-Винсент. Однако на самом деле последняя информация уже устарела, и к тому моменту, как Дрейк ее получил, Рекальде уже ушел в Лиссабон. Несмотря на это, Дрейк решил занять позицию возле мыса Сент-Винсент. Находясь там, он полностью перекрывал испанские судоходные пути между Средиземным морем и Атлантикой.

— Мы не знаем, будут ли испанцы пытаться восстанавливать свои коммуникации, а если будут пытаться, то когда. По этой причине мы находиться у мыса Сент-Винсент будем столько, сколько сможем! — объявил Дрейк своим командам.

Однако непрерывно в море английские суда находиться не могли. Им требовалась защищенная от ветров якорная стоянка, где суда могли пополнять запасы воды и чиниться.

В качестве такой стоянки Дрейк избрал бухту подле замка Сагреш. Некогда именно в этом замке знаменитый португальский принц Генрих Мореплаватель положил начало эпохе Великих географических открытий, проложив путь в Индию. Теперь же замок должен был послужить на благо Англии.

Дрейк решил атаковать Сагреш, высадить десант и, захватив замок, обезопасить удобную якорную стоянку.

Все понимали, что атака хорошо укрепленного Сагреша сопряжена с огромным риском, так как десант почти не имел артиллерии.

Однако на доводы оппонентов Дрейк ответил:

— Да, риск есть, но какая же война без риска? Мы атакуем Сагреш, и в этом нам поможет внезапность.

Атака Сагреша была столь внезапной, что гарнизон замка не смог оказать серьезного сопротивления. Легендарный замок был взят, и Дрейк получил прекрасную маневренную базу вблизи морских коммуникаций Мадрида.

Тем временем к Лиссабону со всех сторон шли нескончаемой вереницей груженные всевозможными припасами для испанского флота суда. Началась настоящая охота. Суда Дрейка буквально ежедневно захватывали и сжигали по нескольку груженых "испанцев". Вскоре общее число перехваченных испанских судов превысило сотню. Особенно чувствительным для Мадрида был перехват нескольких судов с бочарной клепкой, предназначенной для изготовления бочек для провизии и воды. Забегая вперед, скажем, что именно нехватка пресной воды стала одной из самых тяжелых проблем, с которыми столкнулась Великая Армада в 1588 году. Дело в том, что изготовление бочек для воды — процесс весьма непростой. Особенно много зависит в нем от просушки дерева. Когда же Дрейк перехватил все заготовленное для бочек дерево, испанцам пришлось наскоро собирать бочки из сырого материала. Тот, разумеется, вскоре рассохся, вода вытекла, и команды остались ни с чем. Заодно англичане перетопили более шести десятков промышлявших тунца рыбачьих лодок.

"До тех пор, пока Богу будет угодно даровать нам еду и питье, ветер и благоприятную погоду нашим кораблям, вы наверняка услышите, что мы находимся возле мыса Сент-Винсент, — писал Дрейк министру Уолсингему. — Здесь мы ежедневно делаем и будем делать то, что Ее Величество и вы нам далее прикажете. Мы благодарим бога за то, что Ее Величество отправила в море эти несколько кораблей".

Пока небольшие суда перехватывали испанцев у мыса Сент-Винсент, сам Дрейк с большими и вооруженными судами подошел к Лиссабону, заняв позицию у мыса Каскаэс, что всего в двадцати морских милях от португальской столицы. Несколько дней Дрейк пребывал в раздумье: а не атаковать ли ему Лиссабон по той же схеме, как он атаковал Кадис? Эффект от такой атаки мог бы быть катастрофическим для Мадрида, ведь на рейде Лиссабона находились в состоянии приготовления главные силы испанского флота, а на берегу были сосредоточены огромные запасы боеприпасов и провианта.

Однако следовало учитывать, что испанцы, скорее всего, уже извлекли уроки из событий в Кадисе и значительно усилили оборону, а потому на повторение блестящей победы в данном случае было трудно рассчитывать. При этом в случае поражения Дрейк бы разом перечеркнул все свои успехи, а также навлек на себя гнев королевы, которая до сих пор пребывала в определенных сомнениях о начале большой войны с Испанией.

Исходя из этого, Дрейк после некоторых раздумий принял компромиссное решение: Лиссабон не атаковать, а ограничиться его морской блокадой.

— Будем надеяться, что, находясь у ворот Лиссабона, после опустошения в Кадисе и у берегов андалузских и португальских, мы одним своим присутствием вызовем старика Санта-Круса на бой. Ну а там уж мы ему покажем, как дерутся англичане! — говорил Дрейк в кругу своих капитанов.

Но здесь он просчитался. Санта-Крус выйти в море для генерального сражения не пожелал, справедливо полагая, что испанский флот еще не готов к столь решительным действиям.

Потеряв терпение, Дрейк послал Санта-Крусу письмо, в котором высказывал желание обменяться с адмиралом десятком-другим выстрелов, намекая на трусость испанцев. На старого адмирала письмо никакого впечатления не произвело, и он ответил, что он к такому "обмену" пока не готов, к тому же не имеет на такую встречу разрешения своего короля.

— Что ж, — решил Дрейк, — если нам не суждено подраться с испанцами у Лиссабона, мы их поищем в других местах!

Историк пишет: "Действенная кампания на истощение не удовлетворила Дрейка. Как защитник Англии и протестантского дела он желал испытать свои силы в бою. Поэтому он появился перед устьем реки Тежу (Тахо), вызывая маркиза Санта-Круса на бой. Однако Санта-Крус не желал выходить, а Дрейк не мог прорваться вверх по реке к Лиссабону. В результате вылазка англичан лишь изрядно потрепала нервы испанцам. Дрейк еще раз продемонстрировал свою подвижность и предприимчивость".

* * *

От Лиссабона Дрейк неожиданно повернул к Азорским островам, мимо которых шли португальские морские коммуникации в Ост-Индию.

Относительно того, почему Дрейк оставил стратегические позиции на испанских морских коммуникациях и рванул к Азорам, многие историки не без оснований видят то, что Дрейк так и не стал настоящим адмиралом-государственником, а остался лихим корсаром, ставящим личную наживу выше общегосударственных интересов. Но и здесь не все так просто. Дрейк не был полновластным хозяином своей флотилии. Так как суда снаряжались частными компаньонами, то эти компаньоны имели право требовать с адмирала не только возмещения всех расходов, но и законной прибыли. Короче говоря, всем было нужно золото. Ну а на перехватываемых Дрейком судах у мыса Сант-Винсент, разумеется, никакого золота не было. Если они что и перевозили, то исключительно продовольствие или какие-либо предметы судового снабжения. Пайщики же были уже избалованы результатами дрейковских рейдов в Вест-Индию и в Тихий океан и рассчитывали на гораздо большее.

Такого мнения придерживается известный английский военно-морской историк Монсон. Он пишет: "Лондонские компаньоны Дрейка начали выражать недовольство. Они не видели богатых, призов и вынудили Дрейка идти к Азорским островам, чтобы искать португальские карраки, возвращающиеся из Индийского океана. Так как поиск вражеских кораблей в Атлантике уже стоял на повестке дня, это звучит правдоподобно. В эпоху, когда войны вели частные предприниматели, Дрейк находился под постоянным давлением не только со стороны своих партнеров, но и со стороны правительства, которое тоже было вкладчиком. Он был просто обязан завершить свое плавание с прибылью. Впрочем, это полностью отвечало и натуре самого Дрейка".

Из хроники событий: "22 мая флот Дрейка ушел от мыса Сент-Винсент и направился в Атлантику, к Азорским островам. Если Дрейк и объяснил столь резкое изменение намерений, эти записи не сохранились. Единственное объяснение, которое дают современники, приводит Монсон".

Действовал Дрейк не наобум, ибо уже имел конкретные сведения от своих информаторов: в ближайшее время ожидается прибытие из Ост-Индии большой карраки с ценным грузом. Теперь Дрейку оставалось только расставить сети и ждать, пока добыча сама в нее попадет. Так все и оказалось. По пути к Азорским островам лондонские корабли во время шторма оторвались от эскадры Дрейка. Он больше не мог на них рассчитывать и все-таки не выдвинул против них никаких обвинений, понимая, что в море бывает всякое.

9 июня он перехватил карраку у острова Сан-Мигель и без особого сопротивления захватил. Когда же англичане спустились в темный трюм "португальца", то обнаруженное ими превзошло все самые смелые мечты — трюм карраки с претенциозным названием "Сан-Филиппе" (в честь испанского короля) был буквально завален золотом, восточными шелками и пряностями, китайским фарфором, жемчугом и самоцветами.

Груз захваченной карраки был оценен в 114 000 фунтов, что было очень серьезной суммой по тем временам.

Довольный столь богатой добычей, Дрейк, собрав своих матросов, объявил:

— Парни! Что бы дальше с вами ни произошло, но отныне вы можете считать свою судьбу устроенной!

Английский историк пишет: "Они (моряки Дрейка. — В.Ш.) прибыли в Плимут в конце лета со всем флотом и с этой богатой добычей к своей собственной выгоде и должным похвалам и к великому восхищению всего королевства".

Хроники рассказывают, как люди в праздничных платьях стекались к рейду Дармута, чтобы посмотреть на вернувшихся героев и на их диковинный трофей — громадную карраку "Сан-Филиппе". Это была первая каррака, перехваченная на пути из Индии, и португальцы сочли дурным предзнаменованием, что именно она носила имя их короля. Взятие "Сан-Филиппе" имело и другой аспект. Оно заставило и англичан, и голландцев обратить внимание в сторону Ост-Индии, где до тех пор безраздельно царили португальцы.

Кроме этого современные английские историки считают, что не так погром в Кадисе, как потеря Филиппом II галеона с сокровищами задержала на целый год подготовку Непобедимой Армады. Именно тогда банкиры Европы объявили испанского короля банкротом!

Что и говорить, морская кампания 1587 года стала одной из самых блестящих страниц в биографии нашего героя.

Современный английский военно-морской историк Энтони Н. Райан анализирует ее, суммируя мнение ведущих английских авторитетов разных эпох: "С полным основанием историк может утверждать, что не было в анналах Англии экспедиции, сравнимой с этой". Именно так написал испанский историк Цезарео Фернандец Дуро об операциях сэра Фрэнсиса Дрейка в иберийских водах в 1587 году. Экспедиция Дрейка также останется уникальной в анналах Англии и потому, что не подвергалась ни критике современников, ни сомнениям историков. Ричард Хаклюйт, Роберт Ленг, автор единственного сохранившегося обзора, написанного участником событий, сэр Уильям Монсон, моряк и автор трактатов по морскому делу, живший в эпоху королевы Елизаветы, не сговариваясь, пишут об этой экспедиции с нескрываемым восхищением. Монсон, который никогда не был восторженным компилятором, описывает этот поход как "увенчавшийся успехом абсолютно во всем без малейшего исключения. Он принес славу и богатство, противник получил тяжелый удар, купцы остались полностью удовлетворены, а наша страна получила безопасность на много лет". Все эти работы историков в той или иной мере должны опираться на свидетельства современников, и потому они звучат в унисон с вышесказанным. Для сэра Юлиана Корбетта ни одна из войн елизаветинской Англии не может сравниться с кампанией 1587 года. Хотя Корбетт писал свой труд через 3 столетия, он восклицает: "И до нынешнего дня это хможет служить прекраснейшим примером, как маленький хорошо управляемый флот, нанося точно выверенные по времени удары, может парализовать мобилизацию подавляющих сил противника". Гаррет Маттингли приходит к заключению, что Дрейк настолько расстроил планы испанцев, что Армада не смогла выйти к берегам Англии в 1587 году. Кеннет Эндрюс приписывает успех экспедиции блестящим качествам Дрейка, который "сочетал молниеносную интуитивную оценку возможностей с практической сметкой, пылом, большой твердостью, которые превращали возможности в почти верную реальность".

Дрейк и все заинтересованные лица, в том числе королева и ее советники, поздравляли себя с благополучным финансовым исходом кампании. К тому же и стратегически Англия добилась определенных успехов. Но так ли безупречны были действия Дрейка в 1587 году?

Сегодня ряд историков считают, что, несмотря на все свои успехи в кампании 1587 года, испанцы все же достаточно легко отделались. Наиболее серьезной считается отказ от атаки Лиссабона, которая в случае успеха могла сразу же положить конец всем честолюбивым планам короля Филиппа. Впрочем, о том, что могло или не могло быть, легко рассуждать сегодня, спустя почти полтысячелетия, сидя на диване. Тогда же с шатких палуб утлых суденышек все виделось несколько иначе.

Однако король Филипп все же оставил последнее слово в кампании 1587 года за собой. Когда Дрейк увел свою флотилию в Плимут, опытный маркиз Санта-Крус вывел из Лиссабона свой флот и в течение трех месяцев занимался отработкой команд и маневрированием, готовый вступить в бой с англичанами. Этим испанцы не только продемонстрировали свою силу, но и дали возможность приобрести необходимую морскую практику своим командам перед решающими событиями следующего года. Увы, когда галеоны Санта-Круса наконец-то были вооружены и приготовились сразиться с Дрейком, тот уже находился в Англии. Встреча двух выдающихся флотоводцев того времени так и не состоялась.

* * *

Но не все было для Дрейка на самом деле безоблачно. После попытки саботажа атаки в Кадисе командиром авангарда вице-адмиралом Берроу отношения с младшим флагманом стали просто невыносимыми. Флагман Берроу "Голден Лайон" превратился в самое настоящее гнездо оппозиции. Здесь Дрейку не помогла даже смена капитанов. При этом Дрейк не имел полномочий, чтобы отстранить Берроу от занимаемой должности, как любого из своих капитанов. Уильям Берроу был весьма опытным моряком и занимал серьезные позиции в морской администрации Тюдоров. Кроме этого за вице-адмиралом стояли весьма влиятельные силы в Лондоне, прежде всего т. н. "партии мира". В который уже раз Дрейк получал удар не от противника, а от своих. Это было и куда более болезненно, и куда более обидно.

При этом вел себя младший флагман на редкость вызывающе, фактически провоцируя Дрейка на конфликт.

— Мой статус позволяет давать советы и иметь право голоса при выработке плана кампании! — заявил он Дрейку еще до отплытия флотилии из Плимута.

Это никак не могло понравиться сэру Фрэнсису, который имел на сей счет собственную точку зрения:

— Да, вы имеете право давать совет, но если ваш совет мне не понравится, то я имею полное право отвергнуть его.

Уже 30 апреля разобиженный Берроу отправил в Лондон официальный протест против авторитарных действий Дрейка. Он писал: "Я никогда не понимал, почему не проводятся советы и обсуждаются способы действия флота, находящегося под вашим командованием, на службе Ее Величества". В ответ на этот протест Дрейк сам обвинил Берроу в измене. Дальше, как мы уже знаем, был конфликт в Кадисе. Устроив суд по факту мятежа на "Голден Лайоне", Дрейк, как мы помним, ни минуты не поколебавшись, приказал арестовать своего вице-адмирала, а затем убедил военный трибунал приговорить Берроу к смерти.

Тот говорил о своем аресте впоследствии так:

— Я ежедневно ждал, когда Дрейк осуществит в отношении меня свое обычное кровожадное желание, как он это некогда проделал с беднягой Доути.

Однако привести приговор в действие было не в его компетенции. Поэтому после возвращения экспедиции в Англию Дрейк публично заявил, что будет добиваться приведения приговора в исполнение.

— Что касается меня, то я намерен добиться смерти или, по крайней мере, разжалования для человека, которого я считаю трусом, дезертиром и орудием тайных врагов Англии! — заявлял Дрейк во всеуслышание.

25 июля он без всякого приглашения заявился в особняк лорда Беркли, когда узнал, что там должна быть королева.

Но прибыл Дрейк не с пустыми руками, а прихватив с собой корзинку, полную бриллиантов, захваченных на "Сан-Филиппе". Галантно вручив бриллианты Елизавете, он обратился к ней с просьбой судить и казнить Берроу.

Но интрига не удалась. Королева отмолчалась.

— Согласен, что услуги, оказанные Дрейком нашему государству, просто незаменимы, но королевский совет не собирается позволить ему вести себя так, как желает его левая нога! — заявил глава "партии мира" лорд Беркли, когда Дрейк удалился несолоно хлебавши.

В результате вице-адмирал Берроу сохранил не только свою жизнь, но даже получил повышение — был назначен инспектором королевского флота.

Дрейк, разумеется, негодовал на такую оценку своих действий:

Маршрут плавания Дрейка. Иллюстрация к кише о плавании Дрейка Б. Боацио

Маршрут плавания Дрейка. Иллюстрация к кише о плавании Дрейка Б. Боацио

— Несмотря на то что я принес Англии новую победу при Кадисе, несмотря на то что я вышвырнул испанцев из морей и они попрятались по своим портам, как крысы по норам, я имею все основания считать себя обиженным на правительство. Учитывая мое финансовое положение, я совершенно не беспокоюсь насчет козней моих многочисленных недругов. Единственно, чего я опасаюсь, — так это того, что противники войны с Испанией сохраняют все еще свое влияние.

Историк пишет: "Правительство, со своей стороны, имело основания для недовольства, и не столько потому, что Дрейк вышел за рамки полученных приказов, а потому, что он раздул относительно небольшой инцидент с протестом Берроу до размеров дела об измене. Его преувеличенное чувство ответственности показалось политикам поведением такого рода, которое может привести к распаду флота XVI века. Политикам все еще требовалась его служба, однако они явно предпочитали, чтобы Дрейк подчинялся, а не командовал английскими морскими силами в 1588 году, когда Англия намеревалась помериться силами с Испанией".

* * *

Что же представлял собой накануне решающей схватки за господство над морями и океанами английский флот? Предоставим слово современному английскому историку Энтони Н. Райану: "Сотрудничество между короной и частным капиталом в подготовке флота полностью соответствовало традициям того времени. Они восходили к незапамятным временам, когда флот Англии был просто собранием имеющихся под рукой кораблей. Это означало, что корона приобретает или фрахтует наиболее крепкие купеческие корабли и приспосабливает их для военной службы. Развитие искусства кораблестроения и использование артиллерии на море, которое в конце XVII века приведет к созданию профессионального флота, уже в эпоху Тюдоров начали оказывать влияние на характер морских сил государства. Признаком этого в 1580-х годах могли служить корабли королевы. Когда это соединение было отмобилизовано в 1588 году, оно состояло из 34 кораблей самых различных размеров — от "Сайнета" до "Трайэмфа" (760 тонн). Эти корабли были королевской собственностью, их содержание оплачивало казначейство, их готовили королевские верфи, ими командовали, при всех ограничениях того времени, королевские чиновники. Расходы на флот были ограничены слабостью финансовой системы государства, и потому корона все еще зависела от помощи частных судовладельцев. Елизавета I не распоряжалась ни государственным флотом, ни средствами на его содержание.

Пока еще не было ни профессионального флота, ни профессионального офицерского корпуса. Командование кораблями поручалось случайным людям, и назначения производились в последний момент под влиянием самых разнообразных обстоятельств. Командирами кораблей могли оказаться дворяне, придворные, землевладельцы. Назначения производились потому, что их общественное положение требовало почетных и прибыльных должностей на службе короне. Но командиром мог оказаться и боевой моряк. Такие люди, в мирное время занимавшиеся кораблевождением и морской торговлей, заработали свою репутацию, а иногда и состояние во время нападений на колонии иберийских монархий, а также во время непрекращающейся войны против испанского судоходства. Это были морские партизаны, чьи способности и опыт делали их просто незаменимыми для государства во время войны. Имена наиболее выдающихся людей и целых семейств возникают в списках флота в 1580-х и 1590-х годах. Их слишком развитые хищные аппетиты можно было удовлетворить за счет врага".

Что касается самого Дрейка, то, несмотря на его блестящие успехи в 1587 году и огромную популярность среди всех слоев английского общества, доверие со стороны высшего руководства страны к нему было в определенной степени подорвано. Причиной этого стали не только и не столько авторитарные методы руководства сэром Фрэнсисом, что вполне оправдывалось результатами, но и отчаянное противоборство партий мира и войны с Испанией. Так как Дрейк фактически являлся знаменем "партии войны", на него обрушивались главные удары и интриги "голубей". Помимо всего прочего, следует не забывать и свойственной всем людям зависти. Удачливость Дрейка в приобретении несметных богатств также порождала легионы завистников и недоброжелателей. Таким образом, к 1588 году находившийся в зените славы Дрейк одновременно находился в неофициальной опале.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.