“Радость тихая дышать и жить…”

“Радость тихая дышать и жить…”

Начиная с 1991 года мама практически не вставала с постели – была то в больнице, то дома. В летние воскресные дни, когда Юра или Володя оставались с ней, она могла немного походить. Они шли недалеко, в Измайловский лес, садились на скамейку рядом с еще оставшимися в лесу старыми деревьями, рассказывали ей о своих делах как самому близкому человеку.

Второго сентября 1992 года Юре исполнилось шестьдесят. Сесть со всеми за стол мама была не в состоянии – лежала в другой комнате. Отец, Юра, Володя, Юрины друзья, которых она знала по многу лет, по очереди заходили к ней, не оставляя одну. Было очень грустно.

Семнадцатого сентября она почувствовала себя очень плохо. Отец вызвал “скорую”, позвонил Юре на работу. В этот раз мама особенно не хотела ехать в больницу, но ее в конце концов уговорили. В пятницу в полном изнеможении отец уехал за город, Юра и Володя были у мамы в пятницу и субботу. Ей не становилось легче.

Утром в воскресенье 20 сентября Юра собирался пойти к ней пораньше. Но в восемь часов утра раздался звонок из больницы – мама под утро умерла.

Отец приехал вечером в понедельник. Узнал о страшном от нас на пороге. Молча сел в прихожей, обхватил голову руками. Сказал сдавленным голосом: “Мы очень любили друг друга”. Потом ушел в свою комнату и закрыл дверь на ключ.

Закончилась такая трудная и большая жизнь, хотя сама мама скромно написала однажды:

В моей, в общем-то маленькой, жизни было много прекрасного – завод, Метрострой, школа. А сколько великолепных людей меня окружало.

В последний раз люди, окружавшие и любившие маму, могли собраться на Донском кладбище. Близкие друзья, учителя и десятки учеников. Мамин уход был горем для многих людей.

Володя пишет:

…Невозможно на этом закончить главу. Многое мы не сказали, не сумели, не успели. Почему эта глава так называется? Очень хочется написать. А начну я с отца…

Маму в этой книге, мне кажется, несколько заслонил отец. В жизни это виделось совсем не так. Отец был публичным человеком, лидером. Но, и это очень важно, человеком, который органически не мог ничего, никогда, ни при каких обстоятельствах просить. Ни у кого. Ничего. Он мог при минимальных шансах, а то и при их отсутствии, ввязаться в борьбу – но только если не нужно было просить. Отец был всегда на виду. Он был талантлив очень во многом. Был заметно ярок среди любых людей, в любых обстоятельствах. Такие люди – и, я думаю, часто – одиноки. Так и отец. У него не было, в сущности, настоящих друзей.

Другое дело мама. Мама не публична, ей совершенно безразлично, проиграет или выиграет лично она. Мама просто (легко сказать “просто”) невероятно добра и расположена к людям. Мама всегда органична и искрення. Мама не понимает, что такое “тактика”. Мама могла попросить за любого, кто ей казался несправедливо обиженным, отодвинутым. Мама могла – должна была – пойти, поехать, убедить, попросить, помочь. К маме приходило множество людей пожаловаться, поговорить, спросить совета – всегда эти люди находили понимание и поддержку. У мамы было невероятное количество друзей и знакомых.

Лучше всего и здесь отталкиваться от документа – от маминой записной книжки, черной, потрепанной. В книжку вложены пара открыток, клочок бумаги, часть меню. Вот некоторые имена из нее. В скобках мои пояснения.

Лена Боннер, муж Андрей. (Это Андрей Сахаров. Как найти, у какого метро.)

Париж. Никита Алексеев. (Художник.)

Симона де Бовуар. (Французская писательница, феминистка, жена Жан-Поля Сартра. От нее открытка: “Асенька! Я так была рада встрече с тобой! Сколько лет!” По-русски, печатными буквами.)

Костя Звездочетов. Камчатка в/ч 11875К. (Художник. Был призван в армию в наказание за участие в подпольных выставках.)

Сахалин в/ч 93122 (клуб) – Свен Гудлах. (Еще один солдат-авангардист.)

Айги. (Не знаю, поэт или его сын, музыкант.)

Чехословакия – адреса, телефоны. Мама там никогда не была.

Рядом с чехами – Эрик Булатов, жена Наташа. (Художник-концептуалист.)

Снова Париж: Boulet Marc, а сбоку: Бакштейн Иосиф. (Искусствовед, куратор.)

Много людей из Таллина – адреса, телефоны.

Телефон какого-то Саши Глазунова из макетной МХАТа. И тут же на “Г” – поэт Гандлевский Сергей, а затем Bernard Dedroot из Брюсселя.

Телефоны ремонтников, детской поликлиники, “скорой помощи”, аптеки, магазина “Книги”.

Дальше художник Борис Жутковский, новый телефон его мастерской. Много телефонов в Литве, и абсолютно неожиданно – Духовная академия в Загорске (Троице-Сергиева лавра): ректор, секретарь-помощник, канцелярия, библиотека – все с телефонами.

Телефон и адрес поэта Игоря Иртенева, и как к нему пройти от метро. Телефон философа Мераба Мамардашвили.

А вот меню из парижского ресторана с рисунком и кривой подписью: “Асенька! Говорили о тебе! Все тебя любят…” Подписано – Эльза Триоле. Рядом неразборчиво: “арка с почтовым ящиком, грязно-коричневая дверь с квадратом”.

Много адресов и телефонов из Германии и Польши.

А вот художник Илья Кабаков – дом, мастерская, дача приятеля, телефоны.

Потом о. Мень А. – Загорский район, Семхоз, ул. Парковая, 3. Рядом его сын Паша.

Страницы, где мне почти все знакомы – ученики двух любимых классов, выпускники 1954 и 1958 годов. Их мужья, жены, дети…

Вдруг – Митрофанов Ник. Ник. ЦК, в скобках – через Гришу Поженяна, поэта.

Сьюзен Риз, налево Карен. Именно так. И дальше – Пригов Дима, метро “Беляево”. (Это Дмитрий Александрович Пригов, поэт и художник.)

Опять много иностранцев – Франция, Польша, Бельгия, и вдруг подробно: “…подрамник для Валерия, выходной день – четверг”.

Потом: “Патриархат. Даниловский монастырь”. Телефоны: секретарь и справочная.

Я не могу остановиться – я уверен, я знаю, что все это адреса и телефоны людей, которые много значили для мамы и мама много значила для многих из них.

Поэт Сапгир и его дочь Лена – телефон, адрес.

Родриго Фернандес.

Разумовский из Смоленска с семьей и адресом.

Поэт Женя Рейн.

Архитектор Борис Петрович Бархин – с телефоном квартиры и мастерской. Все это – части маминой жизни, которые мы не знали и не узнаем…

Последнее – цитата из Мандельштама, записанная мамой на клочке бумаги и вложенная в записную книжку: “Радость тихая дышать и жить…”

“Жить” написано, мне кажется, большими буквами.