XIV. Советский ас Александр Клубов
XIV. Советский ас Александр Клубов
В моей жизни Клубов занимал так много места, я так любил его, что никто из самых лучших друзей не мог возместить этой утраты. Он был беззаветно предан Родине, авиации, дружбе, умный и прямой в суждениях, горячий в споре и тонкий в опасном деле войны.
А. И. Покрышкин
Обращение к судьбам боевых друзей Александра Ивановича Покрышкина — это и путешествие по Советскому Союзу, по всей великой России: Волга, Сибирь, Северный Кавказ, Подмосковье… Наверно, не могло не быть среди этой авиационной элиты, прошедшей жестокий отбор, и выходца с Русского Севера. Уже завершив свои мемуары, А. И. Покрышкин хотел написать отдельную книгу с названием «Советский ас Александр Клубов». Написать ее Александр Иванович не успел, но и то, что он сказал в книгах «Небо войны» и «Познать себя в бою» о своем друге, дважды Герое Советского Союза А. Ф. Клубове — запоминается в сдержанном по тону повествовании:
«Особенно выделялся своей отвагой и мастерством Александр Клубов. Спокойный и немного флегматичный в обычной земной жизни, в воздухе он преображался, становился дерзким, решительным и инициативным бойцом. Клубов не ждал, а искал врага. У него была душа настоящего истребителя…»
«Наш успех, дерзкие действия группы Клубова ожесточают поединок. Истребители противника наседают все яростнее, клубок сжимается, пушечные и пулеметные очереди слышатся все чаще… Клубов видит всех, всем вовремя подает команды. Его мужество, его сообразительность, его воля связывают всю группу в мощный кулак. Он верен себе…»
Александр Клубов сразу обратил на себя внимание Покрышкина в строю летчиков, прибывших из 84«А» полка 31 мая 1943 года на пополнение в 16-й гвардейский. Как немногие, умел Покрышкин увидеть человека, отличая родственных по духу и силе. Клубов — атлетического сложения 25-летний блондин с глубокими карими глазами. Бывалый фронтовик, на лице — следы тяжелого ожога, печать войны…
Из наградного листа гвардии капитана А. Ф. Клубова (4 сентября 1943 г.):
«На фронте борьбы с немецкими захватчиками с 10.8.42 года. За период боевой работы с августа 42 г. по май 1943 г., находясь в 84 ИАП в составе СКФ (Северо-Кавказский фронт. — А.Т.) на самолетах И-153 и И-16 произвел 242 боевых вылета, из них 151 боевой вылет на штурмовку войск противника. Штурмовыми действиями им уничтожено и повреждено: 16 танков, 37 автомашин с боеприпасами и грузами, 12 зенитно-пулеметных точек, 2 бронемашины… Участвовал в 5-ти штурмовых налетах на аэродромы противника, в результате которых уничтожено и сожжено до 16 самолетов противника. Участвовал в 56 воздушных боях, в результате которых лично сбил 4 самолета противника и 18 — в группе…»
Тогда, летом и осенью 1942 года, решалось — быть или не быть нашей стране. Клубов и его однополчане поистине творили чудеса в те страшные дни! За штурмовки немецких колонн и первые сбитые самолеты Клубов был награжден орденом Красного Знамени, но не зря военные историки утверждают — чтобы получить в 1942 году эту награду, надо было совершить подвиги, за которые в 1945-м представляли к званию Героя Советского Союза.
В конце 1960-х начальник штаба 84-го полка М. Гейко писал пионерам отряда имени Клубова в дополнение к официальным документам: «Клубов был большой скромняк, и сбитые им самолеты противника зачастую отрицались Сашей, несмотря на подтверждение товарищей… Неоднократно Клубова выдвигали на более высокую должность, но он категорически отказывался».
В одном из боев на Северном Кавказе Клубов был подбит, горел. С ожогами лица и шеи лежал в госпитале. В бинтах была оставлена только прорезь для рта. Долгое время даже улыбка доставляла летчику мучительную боль.
Александр возвращается в полк, с февраля 1943-го принимает участие в Кубанском воздушном сражении. В мае награжден орденом Отечественной войны 1-й степени.
Клубов мечтал воевать с Покрышкиным, слава которого уже гремела. И Покрышкин вскоре называет Клубова лучшим из учеников, «моей надеждой». Ясный ум, собственный большой боевой опыт позволили Клубову быстрее и глубже других постичь покрышкинскую «формулу боя».
Энергия Клубова была редкостной даже среди гвардейцев. Он почти не устает после нескольких боевых вылетов. Вместо отдыха помогает механикам заправить самолет горючим и боеприпасами, стремясь быстрее вновь подняться в воздух. После одной из схваток с немецкими асами, где никто не хотел уступать, Клубов приземляется без пробоин в «кобре», но фюзеляж самолета деформирован, антенна сорвана. «Слабовата техника для наших пилотов! Клубов вон какую перегрузку выдержал. Железо и то в штопор свернулось!» — шутит техник. Мужчины в роду Клубовых всегда отличались незаурядной физической силой. Отец Александра Федор Михайлович удивлял земляков при корчевании пней, мог разнять дерущихся, подняв обоих за шиворот и стукнув лбами друг с другом.
Из наградного листа гвардии капитана А. Ф. Клубова:
«30.8.43 г. вылетал в составе 6-ти самолетов «Аэрокобра» на прикрытие наземных войск в районах Греково-Тимофеевка, Федоровка, Ефремовка, в районе патрулирования встретили до 50-ти Ю-87 под прикрытием группы Ме-109. Боевые порядки бомбардировщиков — «Клин» 6–8 самолетов в группе, между группами по 2 Ме-109… Атаку производили в лоб. Весь строй бомбардировщиков был рассеян… В этом воздушном бою вся группа «Аэрокобр» возвратилась благополучно на свой аэродром, не имея ни одной потери…» В тот августовский день Клубов сбил два Ю-88 и один Ю-87.
В феврале 1944 года летчик награжден орденом Александра Невского. Как созвучны эпохи в русской истории… Вновь немецкий рыцарский клин, теперь уже в строе пикирующих бомбардировщиков, и советский орден, названный именем святого благоверного князя.
Звездным часом Александра Клубова стали победы в воздушной битве над Яссами. За несколько дней он одержал девять побед. Покрышкин уже видел в друге большого военачальника.
А 1 ноября 1944-го Клубов погиб при облете нового Ла-7 на полевом аэродроме за Вислой. Роковым для Героя стало стечение ряда обстоятельств. А. И. Покрышкин в своей книге во многом винит нового командира полка — Г. А. Речкалова. У самолета, на котором вылетел Клубов, оказалась неисправна гидросистема, не выпускались закрылки, поэтому посадка производилась на повышенной скорости. Дул сильный боковой ветер, что привело к сносу вправо от взлетно-посадочной полосы. К тому же недостаточно хорошо было подготовлено летное поле. После попадания одного из колес в мягкий грунт следуют резкое и неожиданное торможение, сильнейший удар лбом о прицел, потеря сознания летчиком, полный капот — самолет переворачивается и падает на спину…
Покрышкин впервые за войну не мог сдержать слез: «Тяжело было выступать на траурном митинге перед гробом Клубова. Горло перехватывали спазмы. Саша Клубов был для меня настоящим боевым другом. С ним провели не один бой начиная с Кубани. После Вадима Фадеева это был самый дорогой для меня человек». Звено истребителей в полете над могилой Клубова дает прощальный салют.
27 июня 1945-го А. Ф. Клубову было посмертно присвоено звание дважды Героя Советского Союза. Такого звания за подвиги в Великой Отечественной было удостоено всего 104 человека.
Что мы видим в списке зачтенных Клубову воздушных побед? Из 31 сбитого самолета — 8 пикирующих бомбардировщиков Ю-87, 3 Ю-88, 2 штурмовика Хе-129 и бомбардировщик Хе-111. Напомним, что атаковать последний было очень рискованным делом, пять членов экипажа могли открыть ответный огонь из 20-миллиметровой пушки и семи пулеметов. Также Клубов сбил такую трудную цель, как разведчик ФВ-189, очень маневренный самолет, всегда прикрытый «мессершмиттами». Есть в этом списке и 12 Ме-109, 3 ФВ-190 и один Ме-110.
По мнению знатоков, само соотношение сбитых Клубовым самолетов говорит не только о мастерстве, но и о редкой смелости и самоотверженности летчика.
…Некое трагическое предчувствие всегда жило в его душе. Однополчанин Клубова Герой Советского Союза К. В. Сухов вспоминал случай, когда во время затишья в клубе авиаторам давали концерт. Артисты где-то задерживались. «И вдруг на авансцену вышли два Героя Советского Союза — Александр Клубов и Николай Лавицкий. И… заполнили паузу импровизацией. Лавицкий хорошо играл на гитаре, а солировал — Клубов.
Целый час выступал этот своеобразный дуэт, исполнил несколько романсов; потом поочередно Николай и Александр читали стихи…
Клубов прочитал на память пушкинские стихотворения. Потом читал Блока — «Русь» и «На поле Куликовом». Затем вдвоем с Лавицким исполнили песни на стихи Есенина… Они пели «Клен ты мой опавший», и многие в зале плакали: здесь были и воины разных возрастов, и эвакуированные, и местные жители — и у каждого был свой клен…»
1944 год… 10 марта при перегонке новых «аэрокобр» погиб Николай Аавицкий. В летной куртке рядом с офицерским удостоверением личности и партийным билетом нашли конверт с надписью «Память Смоленщины» (родина Лавицкого) и осенним кленовым листом…
После снятия блокады Ленинграда Клубов получил вести: его брат Николай, танкист, погиб в бою на Карельском перешейке, мать Александра Константиновна умерла в первую блокадную зиму в больнице, его девушка Лида убита осколком бомбы на Обводном канале во время дежурства на посту ПВО, похоронена в братской могиле.
А в сельском клубе тогда неожиданно приоткрылась перед однополчанами душа Клубова. Крестьянский сын, рабочий с Ленинградского карбюраторного завода оказался тонким ценителем поэзии. В небольшой книжке о Клубове «Парень с карбюраторного» писатель Л. Хахалин рассказывает о встрече в 1960-х годах с другом Клубова по заводу, тоже книголюбом, Александром Алимпиевым. В год 100-летия со дня смерти А. С. Пушкина, в 1937-м, в Красном уголке цеха артисты театров и свои чтецы выступали на Пушкинских чтениях. Будущий герой, правда, тогда читать перед многочисленной аудиторией не решался.
Л. Хахалин писал: «В стихах Пушкина два Александра часто встречали имя Байрона, и им захотелось познакомиться с творчеством и поэзией поэта… Прочитав повествование о смерти поэта в Греции, за свободу которой он, изгнанник, приехал сражаться, Саша сделался молчалив и задумчив… Алимпиеву пришлось чаевничать в полном одиночестве… Его поразило выражение лица друга: он как бы всматривался в даль, пытаясь разглядеть что-то…
— Что с тобой, Саша? — спросил Алимпиев.
— Да так, ничего, — отвечал Саша. — Помнишь последнее стихотворение Байрона?
И если ты о юности жалеешь,
Зачем беречь напрасно жизнь свою?
Смерть пред тобой — и ты ли не сумеешь
Со славой пасть в бою?
Прошло уже тридцать лет, а Александр Федорович Алимпиев все еще не может забыть тот вечер».
Книжка Л. Хахалина о Клубове названа «Парень с карбюраторного», сам летчик декламировал: «Люблю тебя, Петра творенье…» В Ленинграде Клубов стал высококвалифицированным настройщиком станков-автоматов, встречался с любимой девушкой у Казанского собора и гулял по набережным Невы. В Питере он закончил аэроклуб и отсюда уехал в Чугуевское летное училище. Все это так, но, конечно, вся природная сила, вся тонкость души Клубова — от родной Вологодской земли. В 1960-е годы жители родных для Клубова мест рассказывали, что незадолго до войны к ним прилетел самолет и долго кружил над деревней и лесами. Это был Клубов, кто же еще? — гласит легенда…
Всегда славился этот край воинами — вологодская дружина отличилась еще на Куликовом поле, и первопроходцами — отсюда вышли Семен Дежнев, Ерофей Хабаров, Владимир Атласов и другие, без кого не представишь освоение Сибири, Дальнего Востока и Русской Америки. Внесла Вологда свой вклад и в создание отечественной авиационно-космической империи. Близ Вологды в своем имении жил контр-адмирал А. Ф. Можайский, построивший прообраз самолета еще в 1883 году. Из одного района с Клубовым, Кубено-Озерского, — генеральный конструктор Сергей Владимирович Ильюшин (1894–1977), трижды Герой Социалистического Труда, создатель своей школы в самолетостроении, творец легендарного Ил-2 и многих других Илов — штурмовиков, бомбардировщиков, транспортных и пассажирских самолетов. В селе Благовещенье Кирилловского района родился Герой Советского Союза Е. Н. Преображенский (1909–1963). В августе 1941-го он лично вел летчиков своего 1-го минно-торпедного авиаполка в полетах на Берлин. Это были первые бомбовые удары по столице Третьего рейха. В 1959–1962 годах генерал-полковник авиации Евгений Николаевич Преображенский — командующий авиацией Военно-Морского флота СССР.
Уроженец села Челищево Бабушкинского района — Герой Советского Союза Павел Иванович Беляев (1925–1970). В 1965 году он был командиром экипажа космического корабля «Восход-2», во время полета которого второй член экипажа Алексей Леонов впервые в истории вышел в открытый космос.
В 1942 году в Вологде родился один из лучших военных летчиков 1970–1990-х годов Владимир Иванович Андреев, генерал-полковник авиации. Впервые в стране он организовал проведение и лично выполнял сложнейшие полеты на дозаправку в воздухе на самолетах МиГ-31 и Су-30 в строевых частях авиации ПВО. В 1987–1998 годах (с небольшим перерывом) В. И. Андреев — командующий авиацией ПВО СССР, заместитель главнокомандующего войсками ПВО по авиации, командующий авиацией ПВО России. В авиации врать нельзя — учили молодых летчиков асы Великой Отечественной. В 1990-м Владимир Иванович был освобожден от должности и отправлен в отставку после конфликта с главкомом ПВО, в 1991 г. возвратился на службу в Вооруженные Силы. Именно Андреева называют продолжателем дела трижды Героя Советского Союза А. И. Покрышкина в послевоенные годы.
…Паломники и в наши дни стремятся в основанные сподвижниками Сергия Радонежского вологодские монастыри — Спасо-Прилуцкий и Кирилло-Белозерский, Ферапонтов, славный росписью Дионисия…
С XVIII века Север остался в стороне от торговых путей, здесь как в заповеднике до 1920-х или даже до 1940-х хранился старинный русский уклад.
Безупречный художественный вкус отличает вологодские храмы и избы, чернь по серебру и кружева. А в последние десятилетия прославили свою малую родину многие писатели и поэты — Александр Яшин, Сергей Орлов — танкист с обгоревшим, как у Клубова, лицом, Николай Рубцов, Василий Белов…
«Когда лен цветет, словно бы опускается на поле сквозящая синь северных летних небес. Несказанно красив лен в белые ночи… Одни лишь краски Дионисия могут выразить это ощущение от странного сочетания бледно-зеленого с бледно-синим, как бы проникающим куда-то в глубину цветом», — писал в своем «Ладе» В. И. Белов. Все это видел и отрок Саша Клубов…
В Новосибирске автору довелось беседовать с женщиной, которая много лет, с 60-х годов, собирает все материалы о жизни летчика, встречалась с его сестрой, боевыми друзьями, приезжала на родину Клубова и во Львов, на его могилу. Только благодаря ей сохранились некоторые штрихи к портрету Александра Клубова, которых не найдешь в официальных документах. Своего имени она просила не называть.
А началось все с выхода книги А. И. Покрышкина «Небо войны», которую она, дочь военного, прочитала. Можно определенно сказать, что эта книга, несколько раз переизданная, сыграла огромную роль в жизни нескольких поколений советских людей.
Нашу читательницу из всей плеяды блестящих пилотов особенно поразил Клубов. Почему? Сразу запомнилось ей описанное Покрышкиным возвращение Клубова после одного из заданий:
«В боевой обстановке часто бывают критические моменты, когда жизнь летчика буквально висит на волоске. Именно в эти минуты с наибольшей силой проявляются лучшие качества воздушного бойца. Клубов был смел, но не бесшабашен. Спокойный, хладнокровный, он умел в нужную минуту дерзнуть, пойти на риск больший, чем кто-либо.
Таким проявил себя Клубов однажды вечером, возвращаясь из воздушной разведки. Мы тогда здорово переволновались.
Он почему-то задержался в полете. Уже прошли те сроки, когда он должен был показаться на горизонте. Я запросил его по радио. Клубов коротко ответил: «Дерусь». Потом замолчал. Летчики в воздухе не любят многословия, да оно и не нужно. По-видимому, с ним что-то случилось. Тревога нарастала с каждой минутой. Но в глубине души я верил, что Клубов возвратится.
И вот он появился… Его машина странно ковыляла в воздухе. С ней происходило что-то непонятное. Она вдруг резко клевала носом, и казалось, что вот-вот рухнет вниз. Потом так же неожиданно выравнивалась и даже слегка набирала высоту. Так повторилось несколько раз. Мы поняли, что на самолете Клубова перебито управление и он держит машину одним мотором. Она могла в любую секунду камнем рухнуть на землю.
Я приказал Клубову по радио покинуть самолет. Но его рация не работала и услышать моего приказания он не мог. Клубов шел на посадку. Было страшно смотреть, как, уже планируя, самолет вдруг снова клюнул. Вот-вот врежется в землю. Клубов дал газом рывок. Машина чуть взмыла вверх. В тот же момент он прикрыл газ и мастерски приземлил самолет на «живот».
Мы подбежали к нему. Самолет был весь изрешечен пулями. Клубов вылез из кабины и, сдвинув на затылок шлем, молча, не спеша обошел машину. Покачав головой, тихо сказал:
— Как она дралась!
Присев на корточки, он стал на песке рисовать нам схему боя».
В этом эпизоде, в словах «как она дралась» — весь Клубов…
С волнением поклонница летчика Клубова вспоминала строки из книги Л. Хахалина, где пишется о детстве героя. Саша отличался недетской серьезностью, всегда брал под защиту слабых. Его первая учительница писала в своем дневнике: «Какой красивый мальчик! Ночь и снег. Нет, березка, русская березка!.. Большие природные способности и трудолюбие, честность и скромность. Этот мальчик будет когда-нибудь гордостью Ярунова».
После гибели отца главной пищей в доме Клубовых долго были оладьи-дидельки из отсевной муки, перемешанной с толченым мхом. А богатые родственники, чтобы отвадить маленьких Сашу с сестрой Алей, дали им хлеба, намазанного «медом»-горчицей. Под хохот хозяев дети выбежали из этого дома. Братьев и сестру вырастил старший брат Алексей Федорович. Молчаливый и твердый как кремень, он, сам подросток, стал главой семьи.
Сестра Алевтина вспоминала, как пугал ее маленький Саша треском сучьев в еловом лесу. Как однажды он увидел в небе самолет и уверенно сказал ей: «Смотри, это железная птица, а называется самолет. Я тоже буду на нем летать. Я буду в небе царем! Ты еще обо мне услышишь». И позднее, в Ленинграде, друг Клубова А. Алимпиев говорил — Саша любил смотреть на самолеты. Не пойдет дальше, пока не проводит взглядом «железную птицу» до самого горизонта. Когда Клубов учился в аэроклубе вечером после заводской смены, то отказался от кино и других увеселений. Его библиотечный формуляр поразил друзей-комсомольцев: Саша прочитал множество книг и по истории и теории воздухоплавания и авиации, и классическую литературу — Гоголя, Достоевского, Льва Толстого, Кольцова, Никитина, Есенина.
А ведь девушки заглядывались на стройного юношу с льняными волосами, даже парикмахерши его брили дольше других. Клубов любил в выходной день поехать компанией в Павловск. Мог сплясать, ценил хорошую шутку и анекдот, любил поиграть гирями, не упускал случая сходить в цирк. Кстати говоря, знаменитый летчик М. М. Громов в книге «Заметки о летной профессии» писал: «Если представить себе работу летчика-истребителя во время группового воздушного боя, то комплекс объектов, подлежащий охвату его вниманием, примерно следующий: следить за противником, не упуская его из виду ни на одну секунду, не потерять своего напарника; следить за обстановкой, т. е. за своими самолетами и за самолетами противника, оценивая и представляя их намерения; взаимодействовать со своим звеном; слушать команды; помнить, что бензин в самолете не вечен; следить за показаниями приборов, за ориентировкой… быть в постоянной готовности к внезапности любого рода… Комплекс объектов, требующих внимания летчика, и условия боевой обстановки требуют от него искусства, которое едва ли уступит искусству цирковых артистов».
А Клубов водил в бой группы до шестнадцати истребителей.
Очень волновался Саша, что его не примут в летное училище. Если такое случится, решил — пойдет в танкисты. А если поступит — всю жизнь посвятит авиации. Даже если спишут, будет жить на аэродроме и смотреть, как взлетают и садятся самолеты…
Городские друзья вспоминали, как во время поездок за город Клубов мастерски косил и точил косу. Знали и о его любви к коням.
Инструктор Клубова в Чугуевском летном училище А. В. Хохлов вспоминал, что Клубов был поначалу середнячком, не блистал, несколько медлительный и обстоятельный, он дольше некоторых осваивал элементы полета. Но осваивал очень прочно.
Однополчанин Герой Советского Союза В. Е. Бондаренко рассказывал, что Клубов всегда четко и толково ставил задачу своей группе. Как командир он достиг бы многого.
Правда, обостренное чувство справедливости не раз ставило летчика в непростые ситуации. Он не был, как говорит поклонница его таланта, «гогочкой». По свидетельству начальника штаба полка М. Гейко, в Ереване, где стояла часть до августа 1942-го, «были случаи, когда Клубов давал сдачи подвыпившим армянским парням, пытавшимся придраться к нему или к кому-либо из товарищей. У нас с комиссаром по этому поводу всегда возникал спор, поскольку он требовал Клубова и его друга Жору Павлова отчислить из части за их поведение. Я же, ссылаясь на их молодость, противостоял этому требованию, мотивируя тем, что они никогда зря никого не обидят».
М. К. Покрышкина вспоминала, как Клубов на базаре перевернул лоток спекулянтов арбузами. Рассказывала о том, как зимой 1944-го в освобожденной от немцев Черниговке на Украине Клубов с товарищами однажды зашел в церковь. После службы подошел к священнику, резко сказав ему, что он отсиживается в тылу, когда другие воюют на фронте. И вдруг на рясе батюшки летчики увидели орден боевого Красного Знамени. Оказывается, священник был награжден за участие в партизанском движении. После этого летчики подружились с батюшкой и часто вели беседы у него дома.
История суда над Клубовым перед сражением под Яссами уже рассказана…
Одна из последних в его жизни встреч — с корреспондентом «Комсомольской правды» Ю. Жуковым, который включил это запомнившееся многим читателям описание в свою книгу о Покрышкине «Один «МиГ» из тысячи». Журналист приехал в польскую деревню Мокшишув, где находился штаб дивизии. Покрышкин встретил гостя хмуро, утомленный общением с прессой после вручения ему третьей Золотой Звезды.
Исполняющий обязанности командира полка Клубов принял гостя вечером 28 октября 1944 года в своей неуютной холодной комнатушке в башне полуразбитого помещичьего дома.
«Капитан налил в треснутые стаканчики розового спирта и, пожелав мне успеха в работе, заговорил о том, что, видимо, давно лежало у него на сердце:
— Значит, хочешь писать о героях… Подожди, я понимаю, — всех вас сюда за этим и посылают. Конечно, дело нужное. В песне вот мы пели до войны: «Когда страна прикажет быть героем, у нас героем становится любой». Да, вроде было все очень просто. А потом оказалось совсем не просто. И вовсе не любой героем может стать. Верно? Только ты не подумай, будто я хочу сказать: вот мы какие, а больше никто так не может. Нет, может. Но что надо сделать, чтобы и он смог? Вот ты об этом и расскажи, если сумеешь.
Клубов замолчал и пристально смотрел на меня своими красивыми, немного печальными светло-карими глазами. Когда он горел в самолете, очки и шлем спасли ему верхнюю часть лица, и теперь она резко контрастировала с изуродованными щеками и носом.
— Вот, когда некоторые пишут, — продолжал он, — все вроде получается очень просто: взлетел, сбил, сел, опять взлетел. Даже красиво! Ас, мол, и тому подобное. Вот Покрышкин уже шестой десяток добивает — это верно. Ну и у меня, и у других немало есть на счету. А почему многие из наших, и даже очень хороших ребят, не только ни одного фашиста не сбили, но сами в первом же бою погибли? Выходит, не любой становится героем?.. Но я опять тебе говорю: это не для прославления избранных, нет! Я к тому, что история с асами не нами придумана. Она к нам с той стороны пришла, — Клубов махнул в сторону фронта. — Это они завели моду летать с чертями да с тузами пик на фюзеляже, и кое-кто из наших обезъянничать стал. А Саша Покрышкин, хоть он и полковник и комдив, — для меня все равно Саша, потому что он настоящий боевой товарищ. Так вот, Покрышкин по-другому рассуждает: искусство истребителя — наука и труд. Конечно, тут и вдохновение требуется и интуиция, но это все-таки не стихи писать. Тут девять десятых учебы и труда и одна десятая вдохновения и интуиции — вот как Золотые Звезды зарабатываются…
Клубов на минуту задумался. Потом он потер шершавыми пальцами свой чистый юношеский, не тронутый ожогом лоб…
Я смотрел во все глаза на своего нового знакомого. Сказать по правде, я не ожидал такого интересного разговора, тем более что мне рассказывали о Клубове много такого, что не вязалось с этими его словами. Говорили, что он сорвиголова, отчаянной души человек, с трудной и не всегда прямолинейной биографией. А Клубов, еще раз строго взглянув на меня, продолжал:
— Вот ваш брат все пишет о летчиках, о героях опять же. Знаем, что герои. Мне уже надоело корреспондентам рассказывать, как я горел. Ему интересно это расписывать, а мне вспоминать больно. И почему он не пойдет к техникам, не расспросит их, как они работают. Героев Советского Союза летчиков много. А почему не дают Золотые Звезды техникам? Я тебя спрашиваю! Вот, к примеру, приезжает фоторепортер из «Красной звезды»: «Желаю снять вас, товарищ Герой Клубов». А я ему говорю: «В одиночку сниматься не буду, сними меня с моим техником, с которым я всю войну прошел и который и в снег, и в дождь, и в пургу из любого летающего гроба за ночь самолет делал, чтобы я на нем утром фашиста сбил!»
— Нет, — с силой сказал Клубов. — И если ты с честным намерением к нам приехал, учти все это. Нашему народу не нужно с нас, летчиков, иконы писать. Ты так о нас расскажи, чтобы любой школьник прочел и подумал: «Да, трудное это дело. Но если с душой взяться и поту не жалеть, ну, так не Покрышкиным, скажем, а таким, как Андрюшка Труд, стать можно. Но только не прячь, пожалуйста, трудностей, и всяких наших бед, и несчастий, и даже смертей. А то ведь, знаешь, сколько нам навредила довоенная кинокартина «Если завтра война»? Дескать, раз-два — и в дамки! А что вышло? Вот то-то!.. А сейчас иди. Я спать буду: завтра мне летать…»»
Спустя два дня Александр Клубов, летчик от Бога и поэт в душе, погиб.
Даже в кабине самолета перед вылетом он любил перечитывать Пушкина, томик 1936 года издания возил с собой по фронтам. Что интересно, Покрышкин ценил лермонтовский «Кинжал». Любимое пушкинское стихотворение Клубова тоже «Кинжал», хотя это произведение не столь хрестоматийно.
Лемносский бог тебя сковал
Для рук бессмертной Немезиды,
Свободы тайный страж, карающий кинжал,
Последний судия Позора и Обиды…
Как адский луч, как молния богов,
Немое лезвие злодею в очи блещет
И, озираясь, он трепещет
Среди своих пиров…
Такой «молнией» для оккупантов, наверное, и был истребитель русского аса.
После смерти прах летчика дважды переносили. Второй раз — на Холм Славы во Львове, где находится мемориал воинов, погибших в Великой Отечественной войне.
В центре Холма Славы — Аллея Героев. Рядом с пулеметчиком Сергеем Кузнецовым и комбатом Валентином Манкевичем и покоился прах Александра Клубова. Воинский мемориал во Львове был широко известен. Но все же… Как писала в своей книге «Взойди, звезда воспоминаний» М. К. Покрышкина: «Во времена службы Александра Ивановича в Киеве мне дважды довелось бывать во Львове. Первое, что я делала, — шла на рынок, покупала охапку самых красивых цветов и ехала к Саше. И каждый раз мне почему-то казалось, что Сашина могила одна из самых одиноких… Во Львове из близких у него никого нет…»
К началу 2000 года в семье Клубовых созрело решение — надо перенести прах дорогого Александра Федоровича на родину, в Вологду. И тут неожиданно с таким же предложением, по поручению губернатора Вологодской области Вячеслава Евгеньевича Позгалева, к семье обратился его помощник Александр Александрович Штурманов. Все как будто было уже предопределено…
Семья поручила выполнение этого решения племяннику дважды Героя Владимиру Алексеевичу Клубову.
И вот 22 июня 2001 года, Вологда. В этот День скорби и памяти Александр Клубов вернулся на родину. Из Львова в специальном вагоне был доставлен гроб с прахом Героя. Вологодское телевидение показывало, как солдаты принимают массивный, обшитый дубом гроб, на крышке которого — парадная фуражка офицера-летчика, цветы, поминальная стопка водки и кусочек хлеба, оставленные ветеранами из Львова.
Губернатор Вологодской области В. Е. Позгалев сказал: «Александр Федорович Клубов — наш земляк… 26 лет, которые он прожил, по нынешним меркам, еще юношеский возраст, но он был уже мужем, защитником Отечества. Почти 60 лет прах нашего земляка покоился на Украине. Но пришло время собирать историю нашей страны… Это говорит о том, что к нам возвращается память, в нас просыпается совесть перед теми, кто выстрадал тяжелые годы войны… Я думаю, что этот день запомнится вологжанам навсегда. Предавая сегодня прах Александра Федоровича земле, мы можем сказать ему: спи спокойно, Александр Федорович. И пусть вологодская земля будет тебе пухом!»
Племянник дважды Героя В. А. Клубов не скрывал волнения: «Дядя Саша! Исполнилось твое желание вернуться на родину, которое ты высказал в Москве перед войной нашему отцу, твоему брату. Все эти годы светлый твой образ незримо присутствовал в нашей семье. Ты во многом определил нашу судьбу. Мы всегда помнили твои поступки, величие твоего имени, с твоим именем мы учились, принимали решения, добивались успехов. Сегодня ты как живой вместе с нами сражаешься за независимость и величие России!»
Данный текст является ознакомительным фрагментом.