Христо Родопски Незабываемые встречи

Христо Родопски

Незабываемые встречи

Автор этих заметок – журналист из Болгарии, работает в редакции газеты «Работническо дело», центрального органа ЦК БКП. Христо Родопски – участник антифашистского движения Сопротивления. В день освобождения Болгарии 9 сентября. 1944 года он дал обет дойти пешком до Москвы. И он выполнил свой обет, пройдя огромный путь из Софии до Москвы на своих двоих. Редакция журнала «Байкал» сердечно приветствует мужественного болгарского брата и благодарит за присланные великолепные заметки.

Эту встречу я задумал давно – она находилась в центре моего путешествия по берегам казачьего Дона.

Но и до нее в разогретых солнцем, пахнущих хлебами степях Украины было у меня много непринужденных встреч, которые сохранятся в памяти. Одни – дольше, другие – меньше, некоторые, может быть, даже навсегда – это покажет время. А встречи, о которых я хочу рассказать, – в том нет сомнения – останутся в памяти до конца моих дней. Наверное, тут имеет значение и то обстоятельство, что мысль о них была моей постоянной спутницей во время пути по дорогам и тропкам, по которым я шагал, весь пропитанный пылью, поднимавшейся из-под моих ног. Иногда внезапно падали дожди и смывали эту пыль, становилось головокружительно свежо, и тогда я всем сердцем чувствовал эту влагу плодородия.

Восемь месяцев совершалось это круговращение. Теперь, когда путешествие уже окончено, мне легко представить себе как бы со стороны долгие вечера, проведенные над маршрутной картой. Вечера, когда кончик моего карандаша тихо полз вдоль извилистой черной линии Дона и достигал того кружочка на левом берегу, рядом с которым написано: станица Вешенская. Тут мой карандаш невольно останавливался и замирал, а некоторые из самых близких друзей, которые были озабочены предстоящим путешествием не меньше меня, говорили, что вот доберешься сюда, встретишься с Шолоховым..

Тогда мы забывали о карте и начинали разговор на нашу любимую тему: о творчестве великого советского писателя, несколько десятилетий назад взволновавшего всех открытием нового мира, открытием, которое заставило литературные круги планеты заговорить о нем, как о «Колумбе Тихого Дона». Да и у нас в Болгарии, когда заходит речь о «батюшке Доне», у всех невольно возникает мысль о его необыкновенном сыне Михаиле Александровиче Шолохове. И наоборот, одно только упоминание имени Шолохова вызывает картины казачьего Дона, новооткрытой земли великана мировой литературы… Эти беседы никогда нам не наскучивали, а шелест страниц шолоховских книг в наших руках действовал как личное присутствие писателя.

Нечего и говорить, что больше всех волновался я. В самом деле, выпадет ли мне счастье встретиться с глазу на глаз с Шолоховым? Не пустое ли это мечтание? Не требую ли я слишком многого от пешеходного путешествия, которое именно по той причине, что является пешим и продолжительным, и без того будет богато человеческими судьбами и насыщено впечатлениями?

…Первые шаги по маршруту в Софии, последние прощания и пожелания. Друзья, которые в подробностях знали зигзаги маршрутной линии на моей географической карте, напутствовали:

– Сердечный привет Шолохову! Уверены, что ты его увидишь.

Мне тогда очень захотелось, чтобы непременно выпал случай передать Михаилу Александровичу искренние поздравления моих болгарских друзей и его ревностных почитателей. В Габрово я еще больше связал себя обязательствами, касающимися предполагаемой встречи в Вешенской.

Я чувствую себя обязанным сказать об этом, потому что большая заслуга в осуществлении моего путешествия принадлежит именно веселым габровцам в форме морального и даже материального подкрепления. С начала моего путешествия прошло восемь месяцев, и не будет лишним вспомнить о сувенире, который изготовил коллектив габровского предприятия «Петко Денев», чтобы вручить его всемирно известному советскому писателю М.А. Шолохову от имени Болгарии.

Во время моего пребывания в Габрово сам директор предприятия «Петко Денев» Георгий Стайнов пришел к мысли, что было бы неплохо, поскольку маршрут мой пройдет через станицу Вешенскую, где, наверное, мне удастся поговорить с Шолоховым, сделать ему охотничий нож.

– Потому что, – сказал директор, – Шолохов нам известен не только как замечательный писатель, но и как страстный охотник.

Чудесно! Только габровец может придумать нечто подобное. И поскольку у меня не было времени ждать, пока нож изготовят, мы договорились, что я получу его по дороге по указанному мной адресу.

Встречи… Ожидаемые и случайные. Иногда именно этот элемент случайности делает их незабываемыми.

В моем походе к берегам Дона единственно ожидаемой была встреча с Михаилом Александровичем. Правда, я сознательно старался выбросить из головы эту мысль, чтобы сосредоточить внимание на других дорожных встречах, которых было очень много, но так и не преуспел в этом. Потому что возникали ситуации, прямо или косвенно касающиеся писателя.

Южный берег Крыма преподнес мне первую радостную встречу с представителями семьи Шолохова. Это произошло в Ялте, где я гостил у одного из сыновей Михаила Александровича. Я даже запечатлел это событие на кинопленку. Сын писателя в кругу знакомых, друзей и коллег в опытном розарии Никитского ботанического сада. Тогда я не подозревал, что эти кадры станут причиной одного веселого недоразумения.

В Ростове-на-Дону я передал кинопленку в фотолабораторию, чтобы мне ее проявили. На другой день мне оттуда позвонили. Какой-то женский голос полюбопытствовал:

– Судя по вашему фильму, вы встречались с Шолоховым?

Я не сразу понял, о чем идет речь, но, смекнув, в чем дело, ответил:

– Документальным фильмам всегда нужно верить.

– А где состоялась эта встреча? Насколько я знаю, вы еще не были в Вешенской, – наступал на меня любопытный женский голос.

– В Крыму.

– В Крыму?! – удивился голос. – Наверное, Шолохов там отдыхает?

– Нет, – сказал я, – он на работе.

– На работе? Вы, наверное, шутите?

– Нет, я говорю вполне серьезно…

– Ах да, – по-своему объяснил мое заявление женский голос.

– Он, конечно, там пишет.

– Нет, – я уже едва сдерживался от смеха, – он там на научной работе в Никитском ботаническом саду.

– Тогда ясно, что вы шутите или просто ошиблись.

– Ни то ни другое, – сказал я, решив, что пора выплюнуть камешек. – В сущности, ошибка есть, но она ваша. Тот, кого вы видели на кинопленке, и то, что я сейчас вам говорю, действительно имеет отношение к Шолохову… Александр Михайлович – один из сыновей Михаила Александровича.

Голос издалека сказал еще что-то, чего я не понял, и на этом разговор окончился. Мне стало весело, настроение поднялось на несколько градусов, потому что я получил подтверждение удивительному сходству между Александром и фотографиями его знаменитого отца, которое бросилось мне в глаза в первые же минуты нашей встречи.

Позднее, когда я рассказал эту историю одному донскому казаку, тот, выслушав ее, улыбнулся в усы, а потом задумался и сделал мудрое заключение:

– Мне кажется, что ты невольно сказал нечто очень правильное насчет научной работы Шолохова. Когда ты произнес эти два слова, я вспомнил, с какой жадностью читал на фронте его «Науку ненависти». Своеобразная, сильная наука, которая хватает тебя за сердце и потом не отпускает всю жизнь.

В станице Мелиховской председатель сельсовета Нина Георгиевна предупредила меня:

– Решено, что в Кочетовской вы остановитесь в доме писателя Закруткина. Виталий Александрович уже извещен об этом и сегодня вечером будет вас ждать. Если вы не возражаете, мы попутной машиной можем отправить ваш рюкзак к нему.

В первый раз мне предстояла такая близкая встреча с советским писателем, автором «Сотворения мира», «Плавучей станицы» (переведенной и на болгарский язык), «Матери человеческой», «Лазоревого цвета». Я не сомневался, что меня ожидает знакомство с интересным человеком, интересный разговор. В этом меня убеждал и мой ростовский приятель Виктор Глебов, который настаивал, чтобы я не пренебрег возможностью побывать в станице Кочетовской, где живет Закруткин.

– Ты не знаешь, какой человек Виталий Александрович. Он не только интересный писатель, но и прекрасный человек. Старый приятель Михаила Александровича..

Итак, я принял предложение Нины Георгиевны как добрый знак судьбы. Что касается рюкзака, то тут я тоже не возражал. За последние три месяца он прибавил в весе до 28 килограммов. В августовский зной такой груз на плечах никак не назовешь приятным. Поэтому я воспользовался случаем отправить его впереди себя, а сам двинулся по дорогам и тропинкам правым берегом Дона.

В Кочетовской я без труда нашел дом Закруткина – даже дети знали, где живет писатель. Один из мальчуганов проводил меня до железных ворот, из-за которых доносились оживленные голоса. Предупрежденный лаем собак, вскоре со стороны беседки в саду появился сам хозяин – высокий, костистый, с посеребренными усами, он издалека приветствовал меня на сравнительно точном болгарском языке:

– Добре дошел в моя дом!

Мы сердечно пожали друг другу руки, и Виталий Александрович повел меня к беседке. Там уже расположились и другие гости. Меня

познакомили с каждым из них, с некоторыми я уже раньше встречался в селах Ростовской области. Но одной встречи я не ожидал.

– Герман Степанович Титов, – представил мне Закруткин дублера Юрия Гагарина, второго космонавта мира, который глядел на меня с открытой улыбкой.

Встречи… Жданные и случайные. Иногда именно этот элемент случайности и делает их незабываемыми.

Мы пожали друг другу руки.

– Ну как, не устали? – приветливо спросил меня Титов.

– Не сомневаюсь, что в космосе было гораздо труднее, – ответил я.

Все засмеялись, и сразу же я себя почувствовал как в давно знакомой компании. Меня познакомили и с женским обществом – двумя родственницами хозяина, двумя его племянницами и Тамарой Васильевной, женой космонавта. Самыми маленькими представителями компании были их дочки – Танечка и Галочка. Герман Степанович с семьей проводил свой очередной отпуск среди своих старых донских друзей.

Меня угостили чудесным ужином – чтобы я восстановил свои силы. Виталий Александрович произнес тост:

– За маленькую и прекрасную Болгарию, за прекрасный болгарский народ – самого большого, самого искреннего друга советского народа!

Все подняли полные бокалы.

Закруткин был на моей родине и стал вспоминать о днях, проведенных среди болгарских друзей, среди болгарской природы, в атмосфере неповторимого болгарского гостеприимства. Герман Степанович сказал, что ему тоже однажды довелось взглянуть на Болгарию. Просто пропутешествовал транзитом от одного до другого края – от Варны до Софии, и сохранил впечатление о множестве цветов, которые повсюду радовали глаз.

– Это было неофициальное посещение, и я был бы очень рад, если бы мне выпал случай ближе познакомиться с этой братской страной, с родственным нам славянским народом. Мои товарищи-космонавты, которые уже посещали Болгарию, с восхищением рассказывают о днях пребывания там.

Герман Степанович говорил просто и сердечно, каждое слово было у него на своем месте. На какую бы тему ни поворачивал разговор, он оставался одинаково достойным собеседником, и было сразу видно, что среди нас находится человек исключительно богатых и всесторонних познаний. Да, подумал я, нелегкий путь учебы и самоподготовки прошел каждый космонавт, прежде чем полететь в космическую бескрайность… И какая воля необходима для этого, какая сила человеческого духа!..

Виталий Александрович с племянницами исполнил одну из своих любимых казачьих песен. Пел он с чувством, будто от роду этим

занимался (вино нас уже немножко разгорячило), и его несколько сипловатый голос звучал согласно с еще не окрепшими молодыми голосами девочек, которые были изрядно смущены вниманием публики. Песня окончилась, и хозяин поднял второй тост:

– За здоровье нашего великого земляка, за перо гениального художника Михаила Александровича Шолохова – большого друга человечества.

К тосту Виталия Александровича космонавт Титов прибавил:

– И от имени моих друзей, которые горячо любят Шолохова, – за здоровье большого друга космонавтов!

Дальше разговор продолжался уже о Шолохове. Михаил Александрович не раз гостил у своего кочетовского друга и собрата по перу, в этой самой беседке велись разговоры до рассвета. Об этих посещениях Виталий Александрович рассказывал так увлекательно, что целиком захватил наше внимание.

Поздно вечером гостеприимный хозяин разместил нас на ночлег. Я еще с двумя гостями выбрал раскладушки на открытой веранде. Временами писателя посещает так много гостей, что он предусмотрительно запасся раскладушками. Вино и долгие разговоры вскружили мою голову, сои не шел. К тому же натруженные сорокакилометровым переходом ступни нестерпимо горели. В таких случаях помогало только одно – их надо было подержать в холодной воде. Я спустился по цементным ступеням, пересек смолкнувшую улицу и оказался на донском берегу, недалеко от пристани. Было темно и прохладно. В темноте звякнула цепь, и по этому звуку я определил, что недалеко должна быть привязана лодка. Я не ошибся. Подтянув лодку, пока нос ее не ударился о берег, я забрался в нее, расположился поудобнее и перевесил босые ноги через борт. По телу сразу пробежала холодная дрожь. На воде, скользя на своих невидимых водных лыжах, играл озорной ветерок, гнал небольшие волны к берегу, и они почти бесшумно целовали сплетенные корни прибрежных верб. Дон, Тихий Дон… Может быть, именно в такую пору молодой Шолохов выбрал заглавие своего знаменитого романа.

Ветер усилился, и, казалось, кусты над моей головой потирали руки от холода, я чувствовал, как трепещут их листья, и мне тоже стало зябко. Прохладные волны Дона уже утолили боль в ногах, я обулся и снова вылез на берег. Нет, все-таки заснуть мне не удастся. Возле ствола старой вербы я заметил еще одну перевернутую вверх дном лодку. Сел на нее и, оперевшись спиной в широкий ствол, заслонивший меня от ветра, вернулся мысленно к рассказу Закруткина.

…Станичники, один за другим, как и пришли, разошлись, а оба писателя присели на ступеньки, запыхтели папиросами и заговорили о том, как богаты самобытными талантами донские казаки… На этом месте хозяин прервал свой рассказ, чтобы предложить нам прогулку по реке, а на следующий день другие события отвлекли наше внимание. Позднее, когда я начал писать эти путевые заметки, я вспомнил, что не слышал, чем завершилось пребывание Шолохова в Кочетовке. Разыскав книгу Закруткина «Лазоревый цвет», я к своей радости обнаружил, что автор упоминает в ней этот случай, и решил, что поступлю наилучшим образом, если изложу конец этой истории прямо из книги Виталия Александровича.

В ней шла речь об одном старом кочетовском казаке, страстном рыбаке и охотнике, который еще с детства, не зная ни одной ноты, отлично играл на скрипке… Когда Закруткин рассказал историю этого казака, Шолохов улыбнулся.

– Сейчас примерно час ночи. Что, если мы пойдем послушаем твоего кочетовского Паганини? Если он рыбак и охотник, он не рассердится за такой поздний визит.

Войдя во двор, Закруткин подошел к спавшей снаружи старой женщине и спросил, дома ли хозяин. Женщина ответила:

– Нет его, он где-то на Лебяжьем сеть ставит.

– Жаль. Передайте ему, что Михаил Александрович Шолохов хотел с ним познакомиться.

Старая женщина медленно поднялась.

– С Шолоховым? – недоверчиво спросила она. – Тем самым, который написал «Тихий Дон»?

– Да, с тем самым!

– Поди сюда, – сказала властно старая женщина, обращаясь к писателю.

Тот подошел.

– Наклони голову, – приказала женщина.

И, заплакав, уткнув лицо в плечо Шолохову, проговорила:

– Дай я тебя поцелую, родной ты наш…

Да, великая награда за огромный писательский труд – этот материнский поцелуй старой, много пережившей женщины.

…Разбудил меня предутренний холод. Темнота, которая ночью служила мне и постелью, и одеялом, уже рассеивалась. Дон все так же бесшумно нес свои мутные воды. Я освежил лицо этой водой, побегал по тропинке в прибрежном тополевом лесочке и отправился к дому Закруткина…

В городе Цимлянске приятели мне посоветовали:

– Если не хочешь разминуться с Михаилом Александровичем Шолоховым, постарайся добраться до Вешенской не позднее 27 августа..

– Почему такой срок? – удивился я, так как по графику в Вешки я должен был прибыть не раньше 5 сентября.

– Потому, – ответили мне, – что 29 августа открывается охотничий сезон, а для Михаила Александровича охота – любимый отдых, и кто знает, куда он может уехать.

Я связался по телефону с секретарем писателя.

– Да, – подтвердил он, – хорошо было бы, если бы вы поторопились. Я не могу вам точно сказать, до которого числа Михаил Шолохов будет дома.

Этот аргумент был достаточно убедителен, чтобы я взвалил на плечи свой рюкзак и, несмотря на боль в растянутом сухожилии, сделал поистине солдатский бросок до станицы Вешенской, проходя по 50–60 километров в день. Пять дней такого напряженного «марша», и перед моим взором возникла радостная панорама – казачья станица на равнинном левом берегу реки. Один из домов, отличавшийся своей архитектурой, отступил выше всех по берегу, чтобы, казалось, с неутомимым интересом всегда смотреться в спокойные воды Дона. Дом Шолохова… Я уже знал, что он построен после войны (прежнее жилище писателя было разрушено немецким снарядом).

Меня ожидала встреча, о которой я мечтал много лет, встреча с чудотворцем слова, академиком, лауреатом Ленинской и Государственной премий, Нобелевской премии, Героем Социалистического Труда и депутатом Совета Национальностей Верховного Совета СССР Михаилом Александровичем Шолоховым.

И тут я должен вернуться к сувениру габровцев.

Поскольку в моем путешествии было немало непредвиденного, я долгое время не мог указать пункт, где окажусь через месяц. Это мне удалось только буквально у порога Вешенской. Я написал коллегам из габровской окружной газеты «Балканское знамя»: «5 сентября буду в Вешках, жду сувенира». И вот теперь я, хотя и двигался способом, необычным для нашего пропитанного бензиновыми парами века, – пешком, все-таки прибыл на неделю раньше, опасаясь сюрприза, который могло мне преподнести приближение охотничьего сезона. Сразу же по прибытии я отправился на почту. Там меня ждали письма болгарских и советских друзей, но сувенир еще не был получен. Между тем Михаил Александрович уже знал о моем путешествии от своего сына Александра и, как только я появился в станице, связался со мной. В заключение последнего в тот вечер разговора по телефону его секретарь, Иван Семенович Погорелов, известил меня:

– Завтра утром в девять часов буду вас встречать у входа…

Вот так задача! По двум причинам я не был готов к встрече, которую ожидал так давно. Во-первых, мне хотелось увидеться с писателем после того, как я побываю в окрестных местах, связанных с его именем. Во-вторых, мне трудно было представить эту встречу «с пустыми руками», не прибавив ничего к коллекции сувениров писателя. Рано утром я снова побежал на почту узнавать, прибыла ли из Болгарии посылка на мое имя. Нет, ничего не было. Пришлось вернуться в гостиницу ни с чем. Я был готов уже с испорченным настроением отправиться к дому Шолохова, когда телефон в комнате зазвонил. Это был Иван Семенович:

– Сколько времени вы будете в нашей станице?

– До десятого сентября.

(Столько требовалось, чтобы вылечить растянутое сухожилие.)

– Отлично! Михаил Александрович предлагает встретиться за два дня до его отъезда.

Я почти обрадовался этой новой ситуации.

С утра до вечера по три раза ходил я на почту – посылки из Болгарии все еще не было и не было! Наконец, однажды, завидев меня, работница почты из окошечка «до востребования» обнадеживающе улыбнулась:

– Прибыла! Если это то, что вы ждете…

Да, это было то, что я ждал: сувенир из Габрово.

Нужно было справиться еще с одной задачей до встречи с Шолоховым – обойти окрестности, связанные с его жизнью. В этом отношении содействие райкома партии было весьма кстати. С сопровождавшим меня работником райкома мы отправились на родину писателя – хутор Кружилинский. Побывали в доме, где он родился, – в бедной сельской хате, построенной еще до первой русской революции. Только она была не на своем прежнем месте, а восстановлена на противоположном конце хутора. А там, где она была раньше, мы застали строительство.

– Что вы строите? – обратился я к рабочим.

– Музей, – ответил самый старший из них. – Он будет посвящен жизни и работе нашего знаменитого односельчанина Михаила Александровича, который прославил во всем мире нашу родную землю. Вот тут он родился, на этом месте был дом его отца, и мы гордимся, что имеем такого земляка…

Да, любят Шолохова в его родном хуторе. Нечего и говорить, что это заслуженная любовь.

В станице Каргинской сохранен в прежнем своем виде дом, в котором писатель жил с 1910-го по 1925 год. Он отмечен мемориальной доской с портретом Шолохова. Этот дом больше кружилинской хаты с соломенной крышей. Здесь как раз и начал развиваться тот сложный творческий процесс, который рано или поздно должен был восхитить мир неповторимым талантом, удивительным искусством.

Старая, уже покосившаяся постройка – такова сейчас школа, в которой прошла часть ученических лет Михаила Александровича. «Моя родная школа! Когда-то давным-давно я в ней учился грамоте…» Это слова Шолохова, слова благодарности и признательности. Знала ли маленькая станичная школа, что в ее стенах рождается ее будущая слава, что она станет знаменита благодаря творческому подвигу своего воспитанника? Конечно нет. Миша был таким же мальчиком, как и его сверстники, играл в те же игры, шалил вместе с ними… И все же было в раннем его детстве и нечто особенное, чего тогда не замечали окружающие, да и сам мальчик не предполагал,

что это были первые голоса пробуждающегося таланта, – необычайно развитая для его возраста любознательность, страстная любовь к природе и преклонение перед самобытным казачьим песенным творчеством.

Напротив старой школьной ограды, по другую сторону улицы стоит новая средняя школа. Большая, светлая, просторная современная школа, которая, однако, не затеняет старую, не умаляет ее достоинства. Замечательно, что в ее постройку вложена та Ленинская премия, которой удостоен воспитанник прежней школы. Заместитель директора рассказал мне, что при открытии новой школы ей хотели присвоить имя писателя, но Михаил Александрович отказался в обычной для него шутливой манере:

– Не спешите отправлять меня на тот свет…

Каргинские учащиеся не могут не гордиться своим чудесным земляком. Одна из комнат носит название шолоховской. Все здесь рассказывает о жизни писателя. Снимки о его повседневных занятиях, бюст, подаренный почитателями его таланта, парта, за которой он сидел, иллюстрации к его произведениям, его высказывания, его книги… На одной из них – книге «Донские рассказы» – писатель сделал надпись: «Моим маленьким землякам и односельчанам – учащимся Каргинской средней школы, с наилучшими пожеланиями.

12 / 11-1965 г. М. Шолохов». Очень меня заинтересовал литературный журнал «Искорка», который начиная с 1965 года издают сами школьники. В нем аккуратным детским почерком записаны встречи со знакомыми и друзьями Михаила Александровича, запечатлены их воспоминания.

В одной из записей рассказывается о таком эпизоде. Группа пассажиров ждала самолет на аэродроме возле станицы Вешенской. Из-за неблагоприятных атмосферных условий самолет все не прилетал, а ожидающие все надеялись, что счастье им улыбнется: каждый торопился по своим делам, но в конце концов ко всеобщему огорчению стало известно, что самолета не будет. Как раз в этот момент к аэродрому подъехала машина, из нее вышел Михаил Александрович. Он присоединился к группе ожидающих, заговорил с ними. Всех уважил вниманием, пошутил насчет плохой погоды. Кто-то пожаловался, что погода действительно испортила всем настроение – до Миллерова, куда люди спешили к поезду, самолет не полетит.

Шолохов призадумался.

– А может, и полетит, – сказал он как-то неопределенно, и взгляд его остановился на женщине с ребенком на руках, – главное, не отчаиваться преждевременно.

Снова послышались шутки, путники повеселели.

Вскоре на летную площадку действительно сел самолет – он должен был доставить Шолохова в Москву на какое-то заседание. Писатель поговорил с летчиками и махнул рукой ожидающим:

– Говорил я вам, что не стоит преждевременно отчаиваться! Вот ваш самолет. Садитесь, и счастливого пути. А я подожду, пока меня ждут в Москве, – закончил шуткой Михаил Александрович.

«Нам, пассажирам, запомнился этот день, когда каждый из нас увидел воочию, какой прекрасный, настоящий человек Михаил Александрович» – так заканчивается запись рассказа Евгении Ивановны Бондаревой, женщины с ребенком на руках.

Пройдет время, и эти любовно оформленные страницы рукописного журнала, несомненно, будут представлять определенную ценность.

Вот уже много лет Шолохов живет в станице Вешенской. В Вешенской средней школе тоже собрано много снимков из жизни писателя, его высказывания, кадры из фильмов по его произведениям. Эти материалы занимают целую стену в одном из коридоров. Представлена даже старая фотография Харлампия Васильевича – прототипа Григория Мелехова. И здесь есть «шолоховская комната». Только иллюстрации к его произведениям нарисованы выпускниками школы. В разделе «Колумб Тихого Дона» собраны книги писателя, изданные на разных языках. Среди них «Тихий Дон» и «Поднятая целина» на болгарском языке. Все остальное – так же как и в «шолоховской комнате» в Каргинской. Однако эта комната одновременно является и классной. В ней учится класс, занявший второе место в соревновании за высокую успеваемость (класс-победитель учится в «ленинской комнате»).

Посетили еще много шолоховских мест, но пора уже мне продолжить свой рассказ о сувенире габровских рабочих, встрече с Михаилом Александровичем Шолоховым и трех автографах знаменитого писателя.

Получив посылку, я поспешил в гостиницу и распечатал пакет. Нож! Спасибо вам, друзья из «Петко Денева»! Видно, что вы крепко постарались. С одной стороны ножа было четко выведено: «М.А. Шолохову от Болгарии». На другой стороне – изображение памятника Свободы на горе Столетова.

– Молодцы! – громко воскликнул я по-русски, имея в виду всех габровцев.

Потому что это был не обыкновенный нож, а особенный, с несколькими дополнительными принадлежностями. А самое главное – габровцы дарили свой сувенир не от своего имени, а от имени всей Болгарии. Вот теперь и рассказывай о них забавные истории!

Седьмого сентября я позвонил Ивану Семеновичу и напомнил ему, что время моего пребывания в станице истекает – нога моя совсем уже зажила.

– Завтра утром передам вам ответ Михаила Александровича, – пообещал секретарь. – Но уверяю вас, что вам не стоит беспокоиться.

Но я все-таки чувствовал себя неспокойно. Состоится ли завтра встреча, о которой так много было передумано, и как она пройдет?

Вспомнилось, что рассказала мне Вера Никитична Губенко, заведующая Дворцом культуры города Константиновска.

Одним летом Вера Никитична повезла группу учеников на экскурсию в Вешенскую. Известное дело, на экскурсию в Вешки ходят не для чего другого, а с единственной мыслью встретиться с писателем. Дети очень заволновались, когда узнали, что Шолохов их примет, волнение перешло в скованность, с молчаливым почтением глядели они на дом писателя. Все это было, пока на пороге не показался Михаил Александрович, одетый просто, по-домашне-му. Он улыбнулся детям добродушнейшей улыбкой и, понимая их состояние, как добрый волшебник, рассеял их стеснительность:

– Приветствую вас, маленькие друзья! Хотите поглядеть на живого писателя? Ну, тогда глядите…

Постоял немного лицом к ним с поддельной серьезностью, повернулся направо, потом налево. Дети рассмеялись, глазенки засверкали, и они уже без стеснения окружили любимого писателя.

Подумал я и о том, сколько болгарских и советских людей во время моего долгого пути к Вешенской просили передать Шолохову свои приветы. Да и все письма, которые я получил в Вешенской из Болгарии и от советских друзей, заканчивались одинаково: «Большой привет Шолохову! Передай ему, что мы ждем от него новых книг…»

Представится ли мне случай передать эти поздравления?

Утром я вскочил от телефонного звонка.

– Михаил Александрович ждет вас, – узнал я голос Ивана Семеновича.

Жданный час настал. Я взял сувенир, проверил еще раз, на месте ли все принадлежности, и тронулся в путь. Дом писателя был недалеко от гостиницы. Я шел медленно – хотел спокойно обдумать интервью, которое кроил и мерил всю дорогу до Вешенской. Вот и дом, зеленая деревянная ограда, ворота. Меня встретил секретарь. Прошли через большой, полный зелени и цветов сад. Тут много деревьев, различных цветов, но в то же время просторно. Пока мы шли, Иван Семенович говорил:

– Сейчас Михаил Александрович очень занят, работает над новой книгой. Садится за работу до рассвета. Но выкроил время для встречи – его и самого интересует ваше путешествие. Когда вы прибыли и я передал ему ваше желание встретиться с ним, он сразу же дал согласие: «Надо обязательно увидеть человека, который зависит от собственных ног»…

Эти слова заставили меня рассмеяться.

Я еще не успел сесть на поданный мне в кабинете Ивана Семеновича стул, как на пороге появилась невысокая фигура писателя. Годы напряженной творческое работы наложили на него свой отпечаток, однако был он удивительно бодр и энергичен. Он приветливо улыбнулся и издалека протянул мне руку. Энергия этого хорошо известного всем человека особенно видна в его манере разговаривать и смеяться – выразительно, с участием всех мускулов одухотворенного лица; во всех его жестах – по-молодому резких и непосредственных.

– Привет путешественникам! Как ваше сухожилие (он, оказывается, и об этом знал)? Вот, значит, тот человек, который зависит от собственных ног…

И взглянул на меня так, будто мы давние, очень давние знакомые, но долго не виделись, и вот теперь судьба устроила нам случайную встречу. С самого начала меня поразила простота Шолохова во всем – в одежде, в умении приблизить к себе собеседника.

По его приглашению мы сели возле письменного стола. Начался непринужденный разговор. Я заранее наметил кучу вопросов, предполагая его ими атаковать, но с самого начала мне это не удалось: я сам попал под обстрел.

– Как жизнь в Болгарии? Пятнадцать лет назад я был у вас, но теперь уже, без сомнения, все изменилось…

Я сказал, что теперь ему трудно будет узнать города и села, которые он посещал.

– Верно. Болгары – трудолюбивый народ… Интересна идея такого путешествия! Как много впечатлений! Так и нужно, если хочешь писать о людях правдиво, надо знать их близко, уметь их понимать…

Я был очень благодарен ему за понимание, с которым он отнесся к моему предприятию.

– А каковы ваши впечатления?

В положении интервьюируемого оказался я сам. Между вопросами Михаил Александрович мастерски вставлял веселые истории из собственной богатой впечатлениями жизни.

Наконец я улучил подходящий момент и преподнес ему сувенир:

– Михаил Александрович, от имени Болгарии, с самым искренним уважением и пожеланием написать еще много-много новых книг. А также успешной охоты!

Он взял сувенир и быстро рассмотрел его. Мне показалось, что он остался доволен подарком. И я не ошибся.

– Отличная вещь! – воскликнул писатель. – Я старый охотник, а такого ножа у меня еще не было. Кто его сделал?

– Габровцы.

– Ага, габровцы, – засмеялся Михаил Александрович. – Остроумные габровцы! Анекдоты у них одни, а дела, гляди, совсем другие!

Признаться, я был несколько удивлен осведомленностью, с которой Шолохов говорил о габровцах.

– Через три дня поеду на охоту в Казахстан. С таким ножом…

– А разве на Дону нет удобных мест для охоты? – спросил я.

– Раньше были… Война прогнала дичь, много ее уничтожили, а та, что успела улететь, больше не вернулась. Даже следующие поколения уже не пристают в наши места. И птицы, и звери почувствовали, как страшна война…

Мне показалось, что ему хочется добавить: «Только человек еще не усвоил эту истину», но вместо этого, наверное, чтобы рассеять тяжелые воспоминания, шутил:

– Теперь на Дону на двух охотников одна птица…

Разговор снова вернулся к сувениру. Шолохов поинтересовался, для чего служат его многочисленные принадлежности.

Я продемонстрировал устройство ножа, но назначение одного из предметов мы втроем так и не могли угадать.

– Ничего, – засмеялся Михаил Александрович, – и ему найдем работу. Все это придумано очень умно, только без инструкции трудно разобраться. Что же, в эту осень буду охотиться с габровским ножом…

Пришло время и мне выложить свои вопросы. Шолохов держался так просто, так располагающе, что, собственно, получилось не интервью, которое я запланировал, а сердечный разговор, в котором сильно давал себя знать его веселый нрав. И все же не стоило злоупотреблять его временем. Я вынул из папки две его фотографии и попросил:

– Михаил Александрович, будьте добры, порадуйте читателей «Отечественного фронта» автографом.

Шолохов взял фотографии и на одной из них крупным почерком написал: «Читателям газеты «Отечественный фронт» с сердечным приветом».

– А другая фотография? – вопросительно взглянул на меня хозяин.

– Если можно, – еще один автограф. Для габровцев.

Михаил Александрович засмеялся. Прежде чем сделать автограф для габровских рабочих, он сказал с широкой улыбкой:

– Габровцам – непременно!

И на обратной стороне фотографии написал: «Рабочим Габрово – самым остроумным и веселым представителям его величества рабочего класса».

– А для себя ничего не хотите? – заметил Шолохов, подписывая фотографию. – Для себя и ваших болгарских друзей, которые вас встретят в Москве… Один момент!

Быстрыми шагами он вышел из кабинета и вскоре так же торопливо вернулся. В руке он держал книгу и бутылку грузинского коньяка.

Теперь среди моих многочисленных сувениров есть еще один, который мне особенно дорог, – книга «Слово о Родине». Его книга. С его автографом. Он пожелал мне «попутного ветра» и успешного завершения моего путешествия.

Перевод с болгарского Э. Сосновской

Данный текст является ознакомительным фрагментом.