Мы под судом
Мы под судом
Но эта неожиданность нас буквально ошеломила.
Срок контракта с ними давно истек. На наши письма и запросы сообщить нам, сколько они хотят получить с нас за свои услуги и за что именно, а также просьбу вернуть наши паспорта и документы, связанные с легализацией, они ни разу не ответили. И мы считали, что у нас нет перед ними никаких обязательств.
Хотя мы все могли от них ожидать, не зря же они заявили: «Вы, порвав с нами, еще пожалеете». Но такой, как сказал Кирилл, «смелости» мы не ожидали. Только подумать, что такое учинили не какие-то темные личности со стороны, а адвокаты… Люди, призвание которых — помогать государству, соблюдать законы. Люди, которые в силу своего положения обязаны не только соблюдать законность, но и не забывать о самой элементарной этике.
С этого момента мало сказать, что все наши радужные планы были нарушены, а вся наша жизнь превратилась в тяжелое, трагическое испытание. Мы в жизни никогда ни с кем не судились и вообще не имели ни малейшего представления, как это происходит, тем более в чужой, новой стране.
И вместо того, чтобы ехать в Калифорнию на работу, которая нам была необходима как воздух, отправить детей в школу и вообще дать им наконец нормальные условия жизни, ради чего мы готовы были многое перенести, мы оказались под судом в Америке. Такое нам даже в кошмарном сне не могло присниться. Начинать жизнь в Америке с судебной тяжбы было нестерпимо горько.
Итак, вместо хорошей школы, о какой мы с такой радостью мечтали, дети пошли в «паблик скул», а мы должны были заняться этим, с позволения сказать, процессом.
Все наши знакомые и друзья, каждый по-своему, глубоко нам сочувствовали и старались облегчить наше положение. Работы не было, денег тоже. Единственной ценной вещью, которая была у Кирилла, были золотые часы «Ланжин» с браслетом, которые я купила Кириллу в Мексике на день его рождения, их я сдавала ростовщику и выкупала, но дошло до того, что даже их я выкупить не могла.
И Кирилл отдал, когда я была уже больная, Юджину Лайонсу квитанцию с просьбой выкупить:
— А я их у вас выкуплю, когда у меня будут деньги.
Нам снова все твердили, что без адвоката здесь, в Америке даже показываться в суд не принято. И снова пошли поиски адвоката. Снова надо было обращаться за помощью к адвокатам.
Но сейчас разница была в том, что они не спрашивали, сколько получили за свои книги Кравченко и Гузенко, не требовали от нас немедленно уплатить 5000 долларов и все последующие расходы. Не настаивали на подписание контракта на 50 % наших литературных и профессиональных заработков, не таскали нас по чужим квартирам, как было им удобно, и не запрещали нам встречаться и заводить знакомства без их разрешения.
Наши новые адвокаты присылали нам счет, и мы расплачивались, и никогда никаких недоразумений по этому вопросу у нас ни с кем не возникало.
Нас не пугал этот процесс, так как мы были уверены в своей правоте. Мы надеялись, что этот кошмар скоро кончится и мы сумеем быстро вернуться в Калифорнию.
Но оказалось, все не так просто. Дело тянулось три года, только подумать — три года! — и адвокат наших бывших адвокатов, представитель фирмы «Уайт энд Кейс», находившейся в самом центре Уолл-стрит, угрожал нам тем, что он уж постарается затянуть это дело еще годика на два, не меньше.
Так началось предварительное следствие, так называемое хиринг экзаменейшен.
Допрашивали Кирилла, не меня, но чем больше Кирилл старался подробно рассказать суть дела, тем больше адвокаты приходили в негодование.
Гартфильд, покраснев от раздражения, требовал отвечать только ДА или НЕТ, не вникая ни в какие детали. Это было только начало мучительных допросов. Так невыносимо тяжело было ходить на эти так называемые экзаменейшен, где Кириллу без конца напоминали:
— Вы находитесь под присягой, и за неуважение к суду вас могут посадить в тюрьму.
На что Кирилл даже не выдержал и, обращаясь ко всем, заявил: «Почему мне все время угрожают, ведь я отдаю себе отчет, что, поднимая правую руку, я поднял ее не для рукопожатия».
Меня не допрашивали, но когда я не в силах была выдержать их изнурительные вопросы Кириллу и быстро на них отвечала, меня грозили выставить из комнаты.
Мы всеми силами пытались себя сдерживать. Но сколько этих сил надо было иметь! На все наши просьбы разрешить нам поехать на работу в Калифорнию ответ был один — НЕТ. Мы же были «опасные преступники» и находились под судом.
Вопрос о нашей легализации, несмотря на усилия наших знакомых и друзей, не сдвигался ни на шаг, тоже по милости наших бывших адвокатов.
Вопрос о продлении наших виз висел в воздухе. Разрешение на работу мы не имели и, будучи у эмиграционных властей на виду, не могли без их надзора даже шагу ступить. Судебный процесс висел над нами как дамоклов меч.
Короче, наша жизнь превратилась в сплошной кошмар. Теперь нам было понятно, что сюда надо появляться только с чемоданом документов, быть агентом или уметь врать, и писать, и говорить то, что хочется кому-нибудь. А у нас ничего этого и в помине не было.
Итак, прошло уже три года, а наши пытки все еще не просто продолжались, а были в полном разгаре, и продолжались не два года, как пугал нас Гартфильд-младший, а почти четыре года. Как мы все это выдержали, мне самой трудно понять.
О каком-либо более или менее нормальном устройстве своей жизни в таких условиях и думать было невозможно, мы были под судом. И нам надо было время от времени сидеть на этих идиотских «экзаменейшен» и отвечать ДА или НЕТ на одни и те же дурацкие вопросы.
— Как вас заставили подписать контракт? Вас били? Да или нет?
— Нет. Но обстоятельства…
— Отвечайте — ДА или НЕТ. Нас не интересуют обстоятельства. Отвечайте ДА или НЕТ.
И опять:
— Вас заставили? Что, вас били?
Да лучше бы уж били, чем выматывали душу вот в таком духе часами.
Во-первых, мы никогда не просили их быть нашими адвокатами, они буквально сами навязались.
Во-вторых, мы с самого начала спрашивали у них и просили сказать, сколько будут стоить их услуги по нашей легализации. Нам нужен был не литературный агент, а адвокат, который защищал бы наши интересы, знал бы, с чего начинать, куда следует обратиться, какие анкеты заполнить и куда подать.
Нам в то время и в голову не приходило заниматься литературной деятельностью и тем более иметь литературного агента. Неужели тем, кто проводил эти так называемые хиринги, не было все понятно?
Данный текст является ознакомительным фрагментом.