Рассказ дипкурьера

Рассказ дипкурьера

— Все произошло на наших глазах, — дрожащим голосом рассказывал он. — В аэропорт мы минут на пятнадцать опоздали. Юрий Вдовин ушел оформлять таможенные формальности, Константин Александрович тоже куда-то ушел. Лев Тройницкий с женой пошли пить кофе, а я остался с Раей Михайловной.

Вдруг прибежал Вдовин и сказал:

— Надо скорее садиться в самолет. Где остальные?

Мы показали на пьющих кофе. Савин-Лазарев неподалеку разговаривал с мексиканскими офицерами, которые должны были сопровождать самолет.

Рая Михайловна сказала, что некуда торопиться, самолет в нашем распоряжении и никуда мы не опоздаем, да и посла Коста-Рики в Мексике еще нет, а он должен тоже лететь с нами. Юрий помчался собирать всех остальных, посла Коста-Рики так и не дождались, и все пошли на посадку с опозданием на сорок пять минут, то есть без четверти шесть.

Вдруг Рая Михайловна взглянула на руку, остановилась и, обратившись к Уманскому, произнесла:

— Костя, я часы забыла, без часов я не поеду.

Произошла заминка. Все в нерешительности остановились, и Уманский обратился к Гусарову:

— Анатолий, бегите, поищите в машине.

Гусаров помчался.

— Рая, да ведь это смешно, из-за какой-то суеверной чепухи… Давай скорее пойдем на посадку, чтобы не задерживать..

И, махнув нам всем в последний раз шляпой, Уманский под руку с Раей Михайловной исчез внутри самолета. Самолет рванулся и побежал по дорожке. В это время прибежал Гусаров и жестами стал показывать, что часов в машине нет.

Мы смотрели на самолет. Он побежал по дорожке, потом поднялся в воздух. Он еще не успел набрать высоту, как вдруг раздался взрыв, самолет на мгновение как бы остановился в воздухе, раздался второй взрыв, треск, самолет полетел вниз, и в небо рванулись языки пламени.

Все застыли от ужаса.

Мы рванулись бежать туда, но откуда-то появились люди, нас не пустили, закрыли проход. Примчалась спасательная дружина, а мы только минут через 10–15 добились разрешения подойти к месту катастрофы.

Когда мы подбежали, все было охвачено пламенем, самолет представлял горящую груду развалин, а в стороне лежала женщина. Я подбежал к ней.

Это была Мара Тройницкая, она была без сознания. Мы сейчас же положили ее в санитарный автомобиль и отправили в госпиталь, а из горевшего самолета, к которому почти невозможно было подойти, извлекали тела.

Константин Александрович, Вдовин и Тройницкий сгореть не успели. Раю Михайловну можно было узнать только по нитке жемчуга на обгоревшем до неузнаваемости туловище, а Савин-Лазарева, сидевшего сзади среди мексиканских офицеров, трудно было даже опознать, нашли только обгоревшую на одной ноге шпору. Вокруг места крушения были обугленные куски человеческих тел.

В живых остались бортмеханик самолета, стоявший, как он сказал нам, в дверях при взлете, его выбросило во время падения, и он остался почти невредим, и Мара Тройницкая.

— Значит, Мара жива?

— Да, ее отвезли в английский госпиталь.

Господи, что же должна чувствовать эта женщина, только что висевшая на волоске от смерти, на глазах, у которой горели муж и близкие ей люди.

Кто-то уже вернулся из госпиталя.

— Как Мара? — спросила я.

— Плохо, очень плохо. У нее сильный шок, она то приходит в сознание, то снова впадает в беспамятство. Лицо, руки, ноги — все сожжено. Мы ей сказали, что все живы и находятся в тяжелом состоянии в госпитале, она сначала поверила и как будто успокоилась, потом рванулась и закричала: «Неправда! Вы меня обманываете. Я кричала, я звала их, никто мне не ответил, их нет, никого нет в живых!!!», и она снова потеряла сознание.

— Зачем обманывать? Вы же заставляете ее дважды пережить ужас утраты. Мара умная женщина, перенесенное во время крушения потрясение и чудо ее собственного спасения даст ей силы.

Узнав, в какой больнице лежит Мара, я помчалась навестить.

Она единственная из советских пассажиров чудом уцелела, и только она могла рассказать нам об обстоятельствах этой трагедии. Второго оставшегося в живых — мексиканца-бортмеханика я видела только на газетных снимках.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.