Глава 5 Самостоятельная жизнь

Глава 5

Самостоятельная жизнь

От Уэсли я переехала к своему первому парню (в смысле, к тому, с кем я наконец потеряла девственность). Джексон жил на Род-Айленде, но часто приезжал в Бостон работать. Здесь я с ним и познакомилась. Он так же, как Данте и Хулио, занимался девочками, поэтому у нас было много общих знакомых. Он обратил внимание на меня, когда все вокруг обсуждали Наташу и Кайлу. В те времена этого было достаточно, чтобы я на него запала.

Независимость давалась мне с трудом, а Джексон не был для этого хорошим началом. Он был чокнутым. Когда он бил меня, то приговаривал что-то вроде: «Если ты любишь кого-то, то должен показывать свои чувства. Парень, который этого не делает, по всей видимости, не чувствует ничего».

Джексон был крупным, сильным парнем с телосложением боксера. Он постоянно качался и любил колотить все, что попадало под руку. Помню, однажды он бил меня много часов подряд без остановки, а я просто смотрела, как бегут минуты на настенных часах. Дошло до того, что, когда мы ехали на машине, я держалась за дверную ручку и представляла, как выпрыгиваю из машины на ходу и убегаю. Не знаю, что было хуже — продолжать жить с ним или вывалиться из едущей машины. Если бы мне даже удалось удачно выпрыгнуть, смогла бы я найти легавого или еще кого-нибудь, кто успел бы мне помочь, прежде чем Джексон пришел бы за мной? Я так и не сделала этого, потому что знала, что у меня не получится. Он казался мне слишком сильным и несокрушимым. Я думала, что никто не сможет спасти меня от него. А главное, я действительно верила, что он любит меня и я ему нужна. Я не могла бросить его, потому что, кроме него, у меня никого не было.

Я была в доме Джексона на Род-Айленде, когда его брата поймали при пересечении канадской границы с двумя малолетками. Его замели, и либо кто-то стуканул, либо легавые сами что-то заподозрили, но началось серьезное расследование. Они вышли на Джексона, а потом и на меня.

Когда в полиции узнали, кто я, они послали меня назад в молодежный центр в штате Мэн. Тогда я видела Наташу в последний раз. Она появилась в центре вскоре после того, как там оказалась я, в сопровождении пары служащих. Выглядела Наташа совершенно разбитой. Ее прекрасные белокурые волосы были грязными и перепутанными, словно воронье гнездо. Когда я ее увидела, то воскликнула:

— Наташа!

Она повернулась и посмотрела на меня пустыми глазами. Я не знаю, почему она не ответила: то ли потому, что была обескуражена, то ли потому, что служащие не позволили ей остановиться возле меня. Может, просто не хотела. Но надеюсь, что причина была все-таки не в этом.

Ее повели прямо в палату с наблюдением, где состояние человека проверяют каждые десять — пятнадцать минут, чтобы убедиться, что он не покончил жизнь самоубийством. Вероятно, она была совсем плоха, если ее засунули туда. И все же я надеялась, что жизнь наладится. В конце концов, не будет же она сидеть в той палате вечно, мы снова начнем с ней общаться и я больше не буду одинока. Но у меня не получилось даже поговорить с ней. Она убежала при первой возможности. Я плакала всю ночь, когда узнала об этом.

Даже тогда я все еще надеялась, что однажды дела Наташи наладятся и мы с ней будем дружить, как прежде. Теперь я понимаю, что дороги назад для нее не было. Такую жизнь она выбрала сама, и я думаю, она знала, чем это закончится. Наташу всегда тянуло к той жизни, словно мотылька на пламя, — стоило только вспомнить, как она была очарована Хулио, как хотела быть проституткой и заставила Данте позволить ей работать, как она смотрела на работающих девочек на улице — даже на тех, на которых большинство из нас старалось не смотреть. Казалось, что это ее судьба. Или, возможно, она считала, что заслуживает такой жизни. Вероятно, я единственный человек, который был с этим не согласен.

Наташа старалась защищать меня. Она всегда находила для нас дом. Если кто-то хотел меня испортить, то она предлагала себя вместо меня. Прежде чем убежать, она убедилась, что я в безопасности. Может, Уэсли был и не самым лучшим кандидатом на роль няньки, но он, по крайней мере, не выгнал меня на улицу и был не опасен. Я думаю, Наташа неслучайно подстроила ту ситуацию, прежде чем сбежать. Я тоже легко могла стать проституткой, и какой-нибудь сутенер кормил бы меня наркотиками, рассказывал, что делать, и защищал на улице от других сутенеров. Но я не стала такой, и я знаю, как мне повезло. Поверьте, уж я-то знаю. И я должна благодарить Наташу за то, что она помогла мне пробиться через самые сложные годы относительно без потерь.

Я думаю, что Наташа уже мертва. Если ее не убили наркотики, то что-нибудь другое, не менее мерзкое. Несколько лет спустя я узнала, что Хулио, как и одна из его девочек, умер от СПИДа, а я уверена, что Наташа спала с ним, по крайней мере один раз. Я также слышала, что Наташа работала в одном очень плохом месте, полном грязных нариков. Что угодно из всего этого могло убить Наташу, и я боюсь, что это было болезненно и отвратительно. Многие люди, возможно, со мной не согласятся, но я считаю, что она в этой жизни заслуживала лучшего.

Вскоре я тоже сбежала из молодежного центра. Мне никогда не нравилось жить в подобных местах, а после того, как я узнала вкус настоящей свободы, молодежный центр был просто невыносим. Это место, по большому счету, напоминало тюрьму для несовершеннолетних. Поскольку я уже убегала из центра, меня не могли поселить в большом здании, похожем на общежитие. Вместо этого меня запихнули в другое здание, где мне приходилось проводить большую часть времени в крохотной комнате с замком на двери, в которой была только кровать. Личных вещей иметь не позволялось. Обычные воспитанники носили зеленую форму, у таких же, как я, которые пытались убегать, была оранжевая форма, чтобы нас было легче обнаружить.

Даже тогда, когда нам позволяли выходить из комнат, нас строго контролировали. Был телевизор, но мы смотрели только то, что выбирали служащие центра. Мы могли играть в карты или писать письма, но это быстро надоело. Да и кому я могла писать письма? Помню, как я часами ходила по комнате взад-вперед, чтобы просто размяться. Вероятно, со стороны я выглядела, как зверь в клетке. По крайней мере, я себя так чувствовала.

Сейчас часть меня жалеет, что я не осталась там, а вернулась к Джексону. Но когда я была в центре, я считала, что это худшее место на земле. Я потеряла лучшую подругу, а Джексон был единственным человеком, которому не было на меня наплевать. Одним словом, при первом удобном случае я убежала.

Больше я ни в каких центрах не жила. До восемнадцати лет я ни разу не попалась, а потом уже не была никому нужна. Я научилась неплохо врать, поэтому, когда меня ловили за что-то (за драки, или распитие спиртного, или за нарушение правил дорожного движения, или слишком большое количество штрафных талонов), легавые не могли определить, что я воспитанница центра в штате Мэн, поскольку я не говорила им свое настоящее имя и откуда я родом. Первые пару раз, когда меня арестовывали, я была очень напугана, но вскоре поняла, что с ними очень легко иметь дело. У меня даже был список выдуманных имен. Так было веселее. Я обычно говорила, что меня зовут Энджел (это имя казалось мне особо забавным, потому что у меня было мало общего с ангелами) или Роксанна, как в одной популярной песне. Для обозначения фамилии я также вспомнила несколько корейских слов. Одним из самых любимых было «халмуни», которое переводится как «бабушка». Энджел Халмуни. Легавые обычно заявляли, что я пудрю им мозги, но им было все равно. Меня никогда не забирали за что-либо серьезное, чтобы они заинтересовались мной. Я любила представлять, как какой-нибудь легавый-кореец читает рапорт о моем задержании и громко смеется. Эта уловка работала много лет. Она бы работала и до сих пор, но теперь я очень стараюсь, чтобы меня не арестовывали.

Чтобы заработать денег, пока я жила с Джексоном (поскольку он никогда не давал мне много), я танцевала в стрип-барах в Бостоне и его окрестностях. В одном чистеньком баре я встретила Андре. Он был такой клевый, что я не могла не заметить его, когда он вошел в бар. Он ездил на белом «кадиллаке» и носил красивую одежду, в основном костюмы, сшитые на заказ, которые прекрасно сидели на его высокой фигуре. На нем всегда было либо норковое пальто, либо в холодную погоду — лисья куртка «пилот», а пальцы украшали огромные, дорогущие бриллианты. Он был высокий, симпатичный, с темными глазами, темной кожей и темными волосами, что выделяло его среди всех неудачников, которые посещали этот бар. Он также был заметен благодаря тому, что выглядел зрелым. Ему перевалило за тридцать, и он знал, как разговаривать с женщинами. Большинство мужчин, которые приходили в клуб, заставляли меня чувствовать, что я зарабатываю деньги тяжелым трудом. В основном они были пьяными, грубыми кретинами. Но только не Андре. Когда он появлялся, все девчонки были рады уделить ему свое внимание.

Однажды я танцевала неподалеку от него, когда услышала, как он снимает одну из наших девочек. Я навострила уши, когда он начал диктовать номер своего телефона. Я повторяла цифры про себя снова и снова, пока у меня не появилась минутка, когда я смогла сбежать со сцены и записать их. Я не собиралась ему звонить, но знала, что зачем-то мне нужен его номер.

С тех пор не только я наблюдала за Андре, но и он поглядывал на меня. Он приходил достаточно часто, чтобы заметить, что я постоянно в синяках и кровоподтеках. Многое не спрячешь, если ты стриптизерша, но иногда я надевала во время танца солнцезащитные очки. Я надеялась, что ребята, если они об этом подумают, решат, что это просто прикольный фетиш или что у меня похмелье. Они не должны были знать, что я что-то прячу. Андре всегда знал, что происходит. Однажды он оттащил меня в сторонку, посмотрел мне в глаза сквозь очки и сказал: «Это тебе не нужно». Он не уточнил, что именно мне не нужно, но я догадалась. В то время мне никто такого не говорил.

Джексон был из тех парней, которые озлоблены на весь белый свет. Он любил вымещать злость на мне. Честно говоря, у него были причины для расстройства. Незадолго до того, как я его встретила, любовь всей его жизни, Рейчел, была похищена, заперта на складе, подвешена к потолку и содомирована различными предметами, потом убита и брошена гнить в таком виде. Ее обнаженное разлагающееся тело было найдено лишь спустя какое-то время. Тогда полиция не обнаружила, кто это сделал, и из-за всей этой истории Джексон немного съехал с катушек. Неизвестно, был ли он до того хорошим парнем или нет (по-моему, он всегда был засранцем), но я знаю наверняка, что это убийство не давало ему спать спокойно.

Позже я узнала, что парнем, который убил Рейчел, оказался Джоел Рифкин, который был одним из самых отъявленных серийных убийц страны. Я сидела в камере временного содержания в Нью-Йорке, когда его поймали. Тогда я уже давно бросила Джексона. А в камеру я попала во время обычной облавы на мой азиатский «салон массажа». Я сидела на полу и играла с какими-то девочками в карты. Я посмотрела на экран телевизора, по которому показывали местные новости. Полиция преследовала грузовик на федеральной автостраде. Его хотели остановить за то, что у него не было номерных знаков, но шофер этого не знал и пытался смыться. Погоня закончилась тем, что он врезался в столб. Потом в грузовике нашли труп проститутки.

Я смеялась над тем, какой же он тупой. Показали его фотографию. Это был Джоел Рифкин, и я сразу же его узнала. Он несколько раз приходил в один из клубов, где я работала. Я даже раз или два танцевала для него. Он много раз пользовался услугами проституток, но ничего плохого с ними не случалось. Большую часть времени он вел себя как обыкновенный клиент, поэтому мы не знали, что нам стоит его бояться. Иногда люди мгновенно преображаются без предупреждения, но у меня это плохо укладывается в голове. Когда я увидела его лицо по телевизору, то начала повторять снова и снова, без остановки: «Я знаю этого парня, я знаю этого парня…» Думаю, у меня был шок. Я вся похолодела и дала зарок никогда не смотреть новости. Я до сих пор не нарушила его.

Позже я выяснила, что Рифкин охотился на экзотических проституток. Он искал их в стрип-барах в больших городах. В таких как Бостон, Нью-Йорк и в их окрестностях. Поэтому я знакома с несколькими людьми, которым доводилось с ним сталкиваться. Я не знаю, почему он выбирал именно таких женщин, но у него, по всей видимости, были причины. Один друг рассказал мне, что он убил одну девочку, которую я знала, — красивую испанку по имени Венера. Она была на пятом месяце беременности, когда он схватил ее. Он вырезал младенца и оставил оба тела в разных мусорных баках в Центральном парке. Теперь я не хожу в Центральный парк.

То, что произошло с девушкой Джексона, люди просто не могут забыть. В конце концов я начала понимать, что Джексон уже никогда не изменится. Мысль о том, что он всегда будет такой, напугала меня даже больше, чем побои. Однажды ночью он начал так сильно лупить меня, что мне пришлось закрыться в ванной, чтобы защитить себя.

В тот момент на мне была одна пижама, в кармане я обнаружила одиннадцать долларов и пару носков. Я решила лучше вылезти через окно, чем иметь дело с Джексоном. Так я осталась одна, почти без одежды, и единственная вещь, о которой я думала, — это о звонке Андре. Я запомнила его номер, поэтому направилась к ближайшему таксофону. К счастью, он ответил и не повесил трубку, когда я начала плакать навзрыд. Он просто спросил, что стряслось. Когда я ему рассказала, он приказал:

— Оставайся на месте. Я пошлю кого-нибудь, чтобы забрал тебя.

Андре привез меня на квартиру одной своей «девочки». По крайней мере, он так сказал. Позже я узнала, что она была его женой. Она сразу же почувствовала во мне соперницу и была не очень приветлива, особенно когда узнала, что я останусь на какое-то время. Андре велел ей найти мне какую-нибудь одежду. Она принесла страшные шмотки, в которых я выглядела ужасно. Чтобы задобрить жену, Андре купил ей кольцо с бриллиантом, но это мало помогло. Ей было невыносимо терпеть меня у себя, и она этого не скрывала. Очень скоро Андре приехал за мной и забрал в другое место. Это была квартира с двумя спальнями в коттеджном поселке возле Бостона. Она была большой и красивой. Я чувствовала там себя в безопасности. Это был наш дом.

После этого Андре стал для меня всем миром. Когда я въехала туда вместе с ним, я поняла, что ничего не знала. Я имею в виду, вообще ничего. Я уже жила самостоятельной жизнью несколько лет. Были взлеты, были падения, но все это было несерьезно. Андре взял меня под крыло, но что важнее, он научил меня жить. Он начал с основ, показав, как готовить завтрак, как убирать за собой, как заботиться о себе. Каждому мужчине нужно, чтобы рядом была сильная женщина, а каждому игроку нужна жена. Я приняла на себя эту роль для Андре. Я инстинктивно чувствовала, что он сделает из меня прекрасную девушку, а я была в том возрасте, когда это еще можно было сделать.

Андре много умел и знал. Он занимался многими вещами. Кроме того, что он содержал нескольких девочек, у него было несколько вполне легальных проектов, в том числе парикмахерская в Бостоне. Но в основном Андре занимался наркотиками. Он умел обращаться с деньгами, поэтому, когда мы закончили изучать кухонные премудрости, Андре начал обучать меня основам экономики.

Еще одной вещью, которой научил меня Андре, было уважение. В то время у меня его не было, и он сказал, что, если я собираюсь выжить, мне нужно его развить. Если бы не Андре с его наукой, кто знает, где бы я была сейчас.

В нашем мире было только два пути заработать уважительное отношение к себе. Первый путь — деньги. Люди уважают, если у тебя есть много денег. Когда мы гуляли, Андре всегда устраивал показуху, тратя много денег. Одежда, которую он носил, его машины, алкоголь — все было намеренно дорогим, и этого нельзя было не заметить. То же самое касалось меня. Я была его призом, поэтому должна была хорошо выглядеть. У меня появились замшевые и кожаные брюки, сапоги из крокодильей кожи, а через месяц совместной жизни — роскошная норковая шуба до пят с лисьей подкладкой. Через два месяца он подарил мне перстень с камнем, который стоял много-много тысяч зеленых.

Второй путь заработать уважение — насилие. Люди уважают тебя, если боятся. Андре в большинстве случаев зарабатывал уважение первым способом, но насилие (или угроза насилия) было намного эффективнее, а он знал, как и когда использовать этот метод. Андре не гнушался использовать насилие, когда хотел что-то получить. Люди знали, что с ним лучше не связываться, а вскоре они поняли, что со мной тоже лучше этого не делать. Однажды вечером, когда мы гуляли с его друзьями, я пожаловалась на что-то, и один его приятель назвал меня сукой. Андре холодно посмотрел на него.

— Возьми свои слова обратно, — тихо и спокойно сказал он. — Сука — ты.

Потом Андре шепнул что-то парню, сидящему рядом, тот кивнул и тут же покинул нас. Между тем парень, который назвал меня сукой, пытался объясниться, почему он так сказал. Словно это что-то меняло.

Очень скоро партнер Андре (всех своих корешей он называл партнерами) вернулся с банкой еды для собак и передал ему.

— Кто теперь сука? — спросил Андре. Он снял крышку с банки и протянул тому парню, который унизил меня.

Парень знал, что если он не возьмет эту банку, то едва ли вернется домой в целости и сохранности. Он бросил на меня взгляд и взял банку. Андре заставил его опуститься на четвереньки перед нами и съесть весь собачий корм. После этого Андре не обращал на парня внимания, словно тот не существовал. Бедняга больше никогда со мной не разговаривал. Тогда я поняла, насколько эффективно дать всем понять, что ты не боишься использовать немного насилия.

Но на самом деле Андре заработал уважение третьим, необычным способом. Он был честным парнем. Он никогда не говорил об этом, но я знала, что люди уважали его за то, что он не был треплом. Если он говорил, что наркотики будут стоить столько, то именно такая цена у них и была. Он не менял условий сделки в последнюю минуту и не пользовался тяжелым положением человека, чтобы получить выгоду. Он не был мелким воришкой, поэтому люди его уважали. Более того, они хотели вести с ним дела.

Именно Андре организовал для меня первое дело. Моим партнером была таиландка Сьюзи. Едва ли вы встречали такую симпатягу. Она была старше меня, но выглядела намного моложе. Должно быть, ей было около двадцати одного года, поскольку ее всегда обслуживали в барах и клубах, в которые мы ходили. А может быть, и нет. Я не дала бы ей и восемнадцати. Ни один бармен не отказался бы обслужить такую красотку.

Мы с Андре в те времена курсировали между Бостоном и Нью-Йорком. Андре говорил, что это «ради дела», но я поначалу не знала, в чем это дело заключается. Я знала только то, что при каждой поездке в Нью-Йорк мы прекрасно проводили время. Мы ели в дорогих ресторанах и зависали с классными людьми, которые одевались, как Андре. Он тусовался с компанией рэперов. Мы ходили на их концерты, съемки клипов и пили бутылками «Дом Периньон», который постоянно лежал на льду в их больших машинах. Андре одевал меня в меха и бриллианты, чтобы повести в клуб. Я едва ли могла с ним сравниться — почти на голову ниже и все еще худая, как жердь. Но мы всегда выглядели весьма эффектно, куда бы ни подались.

В первый раз, когда я встретила Сьюзи, она попыталась подцепить меня. Она просто подошла ко мне в одном из нью-йоркских клубов. Миниатюрная девочка с топорщащимися черными волосами, которая была довольно грубой особой, но в то же время умудрялась оставаться очень женственной и милой. Она была уверена в себе, поэтому мне сразу понравилась. Подцепить меня ей не удалось, потому что я была очень привязана к Андре, к тому же я не бисексуалка. Поэтому мы решили стать деловыми партнерами. Мне было около семнадцати лет.

Сьюзи была родом из Таиланда, когда ей исполнилось тринадцать, она вышла замуж за влиятельного бизнесмена, основателя и владельца одной из ведущих японских корпораций. Брак организовали ее родители, и она стала его пятой женой. Естественно, она его ненавидела и сбежала, как только подвернулась возможность. Думаю, одной из причин, почему она стала лесбиянкой, была ее ненависть к нему. Я никогда не знала точно, как ей удалось улизнуть и почему он не пришел за ней. Может, он и пытался, но она, казалось, не боялась, что он ее настигнет.

Андре всегда искал новые деловые возможности, и мне он тоже хотел найти что-нибудь. Я была очень молода и считала его лучшим во всем мире. Я запала на него, ходила за ним хвостом и этим его сильно раздражала. Он был хорошим парнем, поэтому никогда не выкинул бы меня на улицу и не сказал бы, чтобы я убиралась. Да и потом, куда бы я пошла? Но я его стесняла, и он решил организовать для меня какой-нибудь проект, чтобы я была при деле и не путалась под ногами. Поэтому, когда Сьюзи подкинула идею, он дал мне денег на то, чтобы мы с ней основали бордель.

В то время мы уже жили в Форт-Ли, штат Нью-Джерси, и я прошла путь до личного казначея Андре. Также я многое узнала о торговле наркотиками, которой он занимался. Я хранила его деньги, а раз в месяц отвозила их в банк, который располагался в тридцати милях от нашего дома, чтобы положить на его депозит. Именно Андре научил меня, что десять тысяч долларов в стодолларовых банкнотах прекрасно помещаются в небольшом пластиковом пакете. Этот фокус я все еще использую, чтобы отслеживать наличность, которая у меня есть на руках. От него я также узнала, что люди вроде нас могут хранить в полной безопасности деньги в банке, если они лежат на депозите на ответственном хранении, а не на счете. Когда мне исполнилось семнадцать, он подарил мне «кадиллак», чтобы я могла ездить по своим делам. Я также танцевала в стрип-баре «Бодишоп» на пересечении Сто двадцать третьей и Лексингтон в Гарлеме, но Андре был прав — даже с учетом танцев и выполнения его поручений у меня оставалось слишком много свободного времени.

Для борделя мы с Сьюзи арендовали целый этаж коммерческого здания на Двадцать первой в Манхэттене. Когда мы получили его, это была огромная, открытая территория, похожая на пустующий склад. Поэтому мы наняли людей, чтобы они сделали это помещение удобным для работы. Были отгорожены шесть кабинок, в каждой из которых разместили двухместный матрас на небольшом возвышении и стул для одежды в углу, и оставался еще узкий проход. Белые стены, никаких излишеств, никаких украшений… Также большая территория была отведена под душевые для девочек на одной стороне и под массажные столы для клиентов — на другой.

Когда клиент приходил к нам, он платил за вход от сорока до шестидесяти долларов, покупая право на массаж на одном из тех массажных столов. Девочки сидели на лавках, поставленных по периметру прихожей комнаты в самых соблазнительных и откровенных позах. Клиент выбирал девочку по вкусу, и они отправлялись на массаж. Если он хотел продолжения в одной из кабинок, то договаривался непосредственно с девочкой. За «чаевые» в сто двадцать долларов девочка могла ему подрочить, а еще за двести он получал секс. Девочки умели договариваться даже с дельцами, которые были нашими основными посетителями, хотя к нам приходили разные люди.

Чтобы привлечь клиентов, мы размещали рекламные заметки на последних страницах таких журналов, как «Девочки» и «Фишка», и в газетах вроде «Деревенский голос». В рекламные объявления мы добавляли фотографии молодых азиаток, что также привлекало женщин, ищущих работу. Мы были не слишком разборчивы в отношении тех, кого нанимали, — это могла быть практически любая женщина с нормальной внешностью. У нас работали разные девочки — не только молодые, бедные и беспомощные. Большинство из них были или из Таиланда, или из Кореи. На самом деле больше всего денег зарабатывала шестидесятилетняя кореянка. Она не стесняясь сообщила нам свой возраст, поскольку выглядела на тридцать и без проблем привлекала мужчин. Почти по всему телу у нее были татуировки.

Одной из моих любимых девочек (мы с ней даже сильно подружились) была двадцатилетняя китаянка, но ей давали максимум девятнадцать. Звали ее Кароль, она выросла в Чайна-тауне с девятью старшими братьями, которые все были в банде. Братья присматривали за ней, контролируя почти каждый ее шаг. Ей не позволяли ходить на свидания, поэтому она вышла замуж очень рано. Думаю, чтобы избавиться от опеки братьев, хотя мы никогда не обсуждали, почему она это сделала. У нас было не принято задавать вопросы вроде «Почему мы здесь?», «Почему мы занимаемся этим?». Если кому-то и было это интересно, вслух он об этом не говорил. Все было так, как оно было. И точка.

Кароль ненавидела мужа. Она, бывало, говорила: «Уф. Вторник. Мне надо идти домой и трахать мужа» — словно это была стирка или еще что-то в этом роде. Она была неуравновешенна. Кароль выглядела невинной, почти как маленькая девочка, но вы никогда не знали, что она вякнет в следующую минуту. Кароль работала время от времени, а когда работала, то обслуживала одного-двух клиентов и шла домой. Секс на самом деле ей не слишком нравился. Кароль говорила, что она настолько маленькая, что секс причиняет ей боль.

Кароль никогда не рассказывала, почему пришла к нам. Может, так она хотела отомстить мужу, или братьям, или всем мужчинам в ее жизни. Казалось, что деньги ее не сильно интересуют. Возможно, она просто хотела пойти куда-нибудь, где бы люди ее принимали. Отдельно от рабочей зоны у нас была частная зона с кухней и комнатой для отдыха девочек. Когда женщины не работали, они могли поиграть в карты или другие игры, перекусить или просто попить чаю и посплетничать. С самого начала наше заведение было местом, где люди могли собираться и тусоваться.

Когда я заметила, как людям нравится у нас тусоваться, у меня появилась еще одна идея насчет того, как делать деньги. Как я уже говорила, у меня есть предпринимательская жилка, поскольку я постоянно думаю о подобных вещах. Когда мне было нечего делать, я оказывалась в барах, где играла на автоматах (начало небольшой проблемы, которая привела потом к большим неприятностям). Я знала, сколько денег спустила на этих автоматах, поэтому заказала парочку для борделя, чтобы девочки или клиенты могли поиграть между делом. Это стало настоящим событием, а позже — плохой привычкой некоторых девочек, которые никак не могли остановиться.

Оказалось, что работы у меня немного, потому что без всякого руководства заведение работало, как хорошо смазанный механизм. У меня постоянно работало около пятнадцати девочек, а некоторые просто жили в нашем заведении. Они использовали кабинки как спальни, когда в них никто не работал. Кроме расходов на ремонт, особых трат у нас не было. Мы наняли охранников. Один дежурил днем, еще двое приходили на ночь, поэтому мы могли работать круглосуточно. Поскольку основная нагрузка приходилась на ночь, никто из соседей по зданию, которые работали днем — сотрудники складов одежды и прочие, — не знали, что у нас происходит. А если и знали, то никто нас никогда не тревожил.

Бордель сделал то, на что надеялся Андре, — теперь у меня было место, куда я могла пойти, когда это надо было мне (или ему). Я любила играть на автоматах и общаться с девочками, поэтому я проводила там массу времени. Все «барышни» были старше меня, а в культурах Азии, откуда они в большинстве своем были родом, младшие делают то, что им говорят старшие. Хотя я формально была их боссом, они всегда говорили мне, что делать, и посылали за сигаретами и лаком для ногтей. Они не давали мне бездельничать, и я всегда делала то, о чем меня просили.

Особенно надеялась на меня Мамазан, если ей нужна была помощь. Ей было за пятьдесят, и ее работа заключалась в заботе о девочках, уборке и приготовлении пищи для них. Мы часто называли ее «охама», что по-корейски означает «смотритель». Она тоже там жила. Когда заведение закрыли легавые, ее единственную не забрали в тюрьму. Она не переставала повторять снова и снова: «Мамазан я». Легавые знали, что это значит. Каждое место вроде нашего имеет свою Мамазан, что-то вроде матушки притона, престарелой женщины, которая заботится о заведении. Полиция обычно сочувствует таким людям. Если бы они знали, сколько эти женщины зарабатывают, то не были бы столь великодушны. Нашей Мамазан платили сами девочки. Каждая давала ей двести пятьдесят долларов в неделю. Это называлось «карманные деньги», какую-то их часть Мамазан тратила на нужды заведения, но львиную долю посылала семье в Корею. В среднем у нас работало около пятнадцати девочек, поэтому можете посчитать сами.

Мы проработали четыре месяца, когда наконец пришли легавые. Я точно не знаю, как они нас нашли, но их приход никого особо не удивил и не испугал. Как я уже говорила, мы давали рекламу в информационных источниках, поэтому нас едва ли было сложно отыскать. Ведь держать бордель в те времена означало лишь, как долго ты сможешь продержаться, прежде чем тебя словят. В некотором смысле, как азартная игра. Легавые прошлись по борделю и арестовали всех, кроме Мамазан. Они привезли нас в отделение и оформили. Наш бизнес их особо не интересовал. Они просто хотели, чтобы отчетность по количеству арестов выглядела как надо. Не забывайте, это была эра Джулиани. Поэтому на следующее утро, после того как они заполнили документы и подсчитали количество арестов, нас выпустили на свободу. Никто из нас не сообщил свое настоящее имя. Если бы легавые знали, что я была одной из владельцев борделя, я бы так легко не отделалась. Но я прикинулась проституткой, которая плохо «говорить по-английски». Кроме того, я была азиатка, как большинство девочек, и подросток. Конечно, легавые поверили мне и отпустили. Мы с Сьюзи выглядели совсем как дети: каждая весила не больше сорока пяти килограммов. Никто бы не поверил, что пара девчушек могли заведовать таким местом. Большинству людей до сих пор сложно поверить в подобные вещи.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.