На Обводный канал…
На Обводный канал…
етербургский корреспондент «Таймс» Р. А. Вильтон как-то спросил меня:
— А вы знакомы, Иван Дмитриевич, с Распутиным?
— Нет, я один, кажется, не интересуюсь этим интересным мужчиной… Слава богу, я всех офень на Руси знаю, так меня «мужичком» не удивишь… Видал всяких — умных и глупых… Многие были умнее Распутина.
— Напрасно… А вы бы съездили да познакомились: чрезвычайно оригинальный человек… Жалеть не будете!..
Эти слова английского корреспондента как-то запали мне в душу. Отчего не взглянуть в самом деле, может быть, чудо какое-нибудь пропущу. Иностранцы и те им бредят…
Наш петербургский корреспондент «Русского слова» Руманов знал Распутина, так сказать, по долгу службы и не выпускал его из своего газетного поля зрения.
Поэтому мне не стоило никаких хлопот добиться «аудиенции».
Вместе с Румановым мы поехали на Обводный канал, где жил тогда этот «властитель дум».
На наш звонок вышла скромненькая девица белошвейного типа (вероятно, дочь) и попросила нас подождать в первой комнате, где какие-то женщины с наружностью богомолок тихонько и степенно шушукались между собой, как тараканы за печкой.
— Доложите, пожалуйста, о нас Григорию Ефимовичу.
Нас проводили в отдельную комнату, где пришлось подождать минут двадцать. Я уже потерял терпение, как неожиданно вошел «сам» и протянул руку. Наружность Распутина была описана тысячу раз, и потому едва ли стоит на ней подробно останавливаться.
Белая рубаха «навыпуск», синие штаны, валенки… Волосы расчесаны по-крестьянски, с пробором посередине, и сильно смазаны маслом. Ростом большой, лохматая, черная борода, на животе поясок. Общее впечатление — отбившийся от работы, праздный мужик, лодырь, из очень зажиточных и лакомых на господскую еду.
— Позвольте, Григорий Ефимович, с вами познакомиться. Сытин.
— Здорово, брат! Что тебе? Зачем пришел, сказывай. У меня дело есть, некогда мне.
— Дела у меня особенного нет, а если вы имеете минуту времени, так потолкуем…
— Ну ладно, садись, коли так!
Мы сели к столу. Я на диван, а Распутин на стул. При этом он так положил руку на стол и на руку голову, что лицо его было совсем близко ко мне.
— Ну что тебе, сказывай…
— Я, брат, просто пришел повидать тебя. Ведь о тебе большая слава идет. Интересно мне умного, большого мужика видеть.
— Ах, дурак какой ты! Вот дурак! Разве у тебя мало умных мужиков? Ты, поди, по всей России всех умных мужиков знаешь… И умных, и дураков… Так мало тебе — пришел на меня посмотреть. Ну смотри, брат, смотри, что тебе посмотреть надо.
— Говорят, Григорий Ефимович, есть какая-то сила в тебе чарующая: и в делах, и в советах…
— Все вы дураки, и больше ничего… Что вам от меня надо? Ну идут ко мне разные бабы, лукавые чинуши, даже министры…
Распутин помолчал и неожиданно спросил:
— Ты вот, Иван Дмитриевич, ко мне первый раз… А хошь, я к тебе приеду в Москву?
Это предложение застало меня врасплох: переход был слишком неожидан. Но я все-таки имел твердость сказать:
— Нет, Григорий Ефимович, ко мне не надо. У меня дел нет. А знакомством с тобою я очень доволен. Прощай, будем знакомы.
Не знаю, обидел ли Распутина мой чистосердечный отказ, но кажется, не обидел.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.