Машины

Машины

аша маленькая литография, открытая в 1886 году, росла, как молодое деревцо. Любо было смотреть, когда привезли и поставили первую маленькую машину. А когда машина пошла в ход и заговорила на своем веселом языке, все столпились вокруг и глядели и не могли наглядеться. Мы были, как фокусники в городе: всем было интересно взглянуть, как в этой маленькой мастерской машина фокусы делает и одну за другой печатает картины.

Но через три месяца мы поставили уже вторую машину, такую же веселую да ловкую, а через полгода — и третью…

Степенные деловые москвичи из купечества стали даже головой покачивать: не понять, что такое и творится здесь: мастерская у них маленькая, машинки работают маленькие и хозяин — мальчуган: с рабочими в трактир ходит, как с товарищами… Стыда нет, право, ездят по реке все вместе, песни поют, и хозяин с ними, да еще и жена хозяина; на что похоже?

Мы все были молоды и очень веселы, и пожилые соседи не прощали вам нашего беззаботного веселья.

— Этому шуту гороховому, хозяину ихнему, Ваньке Сытину, не миновать прогореть… С сумой пойдет… Шутка ли: праздник придет, так они всем табуном в двадцать человек на бульвар выйдут — ровно хоровод какой, прости господи…

Когда к нам привезли третью машину и я пригласил рабочих вспрыснуть покупку, опять соседи и кумушки чесали на наш счет языки и предсказывали мне скорое разорение.

— Давеча-то, давеча!.. Всей гурьбой человек в тридцать в трактир ввалились и прямо в большой зал: хозяин, мол, пригласил, машину вспрыснуть. Хорош хозяин, нечего сказать, с рабочими по трактирам валандается да все их «милыми товарищами» величает. А товарищи-то колесо вертят… Нет, не будет проку тут — по миру пойдет… Рабочие ему и покажут, как вожжи-то распускать… Баловство-то это боком у него выйдет!..

Под этот неумолчный ропот соседей нам было еще веселее работать. Дело у нас спорилось и прямо кипело. Заказы были большие — только поспевай готовить, и очень скоро в нашей маленькой мастерской стало нам тесно. Купили мы дом на Пятницкой улице и переехали туда. Все наладили, оборудовали, поставили машины, но прошло немного времени — и опять нам тесно и опять пришлось открывать три маленькие добавочные мастерские. А работа шла все так же весело и дружно. Уже кое-кто из мастеров свое дело завел и отошел от нас, но на смену им другие встали из своих же понаторевших рабочих. Теперь уже не приходилось вертеть машину руками: уже паровая машина работала. А через три года опять переехали — в наш второй дом и поставили первую ротационную машину… Какая это была радость и какое удовлетворение! А скоро к ротационной машине добавили еще редкий экземпляр двухкрасочной машины, выписанной из Австрии для печатания отрывного календаря. Так и сдвинулись мы с места… Тронулся лед, началось половодье, и понеслись мы все вперед и вперед. Работа, работа, работа!.. С каждым годом мы все обрастали, и все чаще прибывали из-за границы новые и новые машины. Казалось, конца не будет этим машинам. Уже вокруг них образовался огромный человеческий муравейник, уже рабочие считались тысячами, а машины все прибывали. Уже немыслимо было соединить дело в одном месте, уже работа кипела в трех местах в Москве, а четвертое наладилось в Петербурге… И не какое-нибудь, а целый городок вырос вокруг наших машин.

И по мере того, как все это ширилось и разрасталось, душа наполнялась радостным удовлетворением.

Большое, ясное, настоящее дело выросло из ничего!.. Сотни машин и тысячи людей работали над широкой просветительной задачей… Значит, не даром же проходит жизнь, а что-то делается, развивается, растет… Задача жизни — служить человеку и человечеству. Мы служим родине нашей, России, нашему безграмотному народу, не получившему своей доли в культурном наследии человечества. Еще не видно было конца нашей дороги, и перед нами еще стоял темный, дремучий лес. Но мы шли к цели с нашими машинами и с нашей армией рабочих. Уже и сейчас у нас было столько машин, что мы без особого напряжения могли бы обслуживать всю грамотную Россию: всем школам дать учебники и всем читателям — книги. Но что же это будет, когда вся Россия начнет читать и все русские дети побегут в школу? Тогда наше большое дело стало бы только каплей в море, ибо воистину беспределен был темный океан русской безграмотности.

Но я верю, твердо верю, что эпоха безграмотности придет к концу. Власть тьмы пройдет, как наваждение.