Новелла двадцать первая. Папа (продолжение)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Новелла двадцать первая. Папа (продолжение)

Мы умны, а вы – увы,

что печально, если

жопа выше головы

если жопа в кресле.

И.Губерман.

На следующий день после моего несостоявшегося увольнения, инициированного директором ресторана Александрой Семеновной, у меня, естественно, не было никакого желания работать, – сказалось напряжение вчерашнего дня, поэтому я повесил на обеих дверях бара таблички «санитарный день» и стал размышлять как это самое напряжение снять.

Сам ничего не решив, я позвонил Василию Ивановичу, у которого вчера одолжил пятьсот рублей, и объяснив свое состояние, пожаловался ему на жизнь, затем спросил как у старшего товарища совета, как следует выходить из подобного стресса. Василий находился на работе – он трудился в должности заместителя генерального директора в крупном сельхозобъединении, но вошел в мое положение, и сумев оторваться от всех своих важных дел, приехал в ресторан, чтобы вместе решить, как провести сегодняшний день, который, кстати, только начинался – было всего 10 утра.

Выпив по фужеру холодного шампанского и пораскинув мозгами, мы пришли к выводу, что для успокоения расшатавшихся нервов мне просто необходимо отправиться на речку, и посидеть там денек в спокойной обстановке, порыбачить, выпить и отдохнуть, причем Василий Иванович готов был пожертвовать для этой цели своим рабочим днем.(Не бросать же товарища в трудную минуту, сказал он). Ну а для того, чтобы нам не было скучно, решено было захватить с собой каких-нибудь дам. На том и порешили: Василий Иванович уладил свои дела, сделав несколько звонков по телефону и сообщив, кому следует о том, что он будет отсутствовать сегодня на работе, а, якобы, заниматься профсоюзными делами; у меня же никаких дел, подлежащих срочному решению, не было, поэтому, еле дождавшись, когда Василий Иванович освободится, я с воодушевлением (достойным, между нами говоря, лучшего применения) приступил к обсуждению деталей нашего проекта.

Река Прут, выбранная нами как самое подходящее место для отдыха, протекает в пяти километрах от нашего города, и служит, как известно, границей нашей Родины с дружеской Румынией.

Женский вопрос решился в считанные минуты: проделав по центральным улицам города скоростной пеший рейд, я почти сразу же набрел у одного из магазинов готовой женской одежды на двух бесцельно прогуливающихся там едва знакомых мне дамочек и, хотя прежде никаких отношений я с ними не имел, тут же пригласил их на пикник. Под моим нахальным напором им ничего другого не оставалось, как согласиться, и дамочки тут же отправились домой за купальниками, а я, испросив адрес, пообещал через полчаса их у дома подобрать. Одну из дамочек звали Надежда, она работала в центральной парикмахерской мужским мастером, и сегодня, к нашей радости, оказалась выходной. Это была довольно привлекательная черноволосая болгарочка 20 лет, давно уже, признаюсь, волновавшая меня своими откровенными обжигающими взглядами, бойким разговором и еле заметными усиками над верхней губой. Другая дамочка, подруга Надежды, Лилия, была не так привлекательна внешне, зато она слыла веселой и разбитной бабенкой, любительницей анекдотов, розыгрышей и недвусмысленных шуточек. Надежду, естественно, я определил в пассии себе; Лилию же планировал свести с Василием.

Василий тем временем «зарядил» багажник своего «жигуля» всем необходимым для пикника, и вскоре, подобрав девушек по указанному адресу, мы взяли курс на дорогу «Дружба».

Дорогой «Дружбы» у нас называется насыпная шоссейка, ведущая из города к пограничной заставе, далее она следует через мост, расположенный на нейтральной полосе, а затем – прямиком в Румынию. По обеим сторонам дороги растут тополя, посаженные здесь еще в конце пятидесятых, за эти годы уже хорошо набравшие в росте и кроне. Прежде эти земли из-за близости реки были сильно заболочены и назывались плавни, в них, кстати, водилось огромное множество рыбы и раков, хватавших для нужд всего города. Но несколько лет тому назад решением партийных органов плавни были высушены и приспособлены для овощеводства, и с тех пор почти каждый год, особенно после сильных дождей, природа пытается отвоевать свое, и эти места превращаются в непроходимые болота, из-за чего дорогу пришлось построить насыпной, метра на три выше уровня земли. Мне лично из-за такого громкого названия этой дороги – «Дружба», по наивности еще со школьных лет представлялось, что, как минимум, в какие-то праздничные дни, хотя бы, например, в день Победы, граница между дружескими странами открывается, с нашей стороны нарядные детки в пионерских галстуках встречают братских румынских товарищей хлебом-солью, ветераны при орденах и медалях приветствуют ветеранов братского социалистического государства, проводится совместный праздничный концерт, затем устраивается ярмарка со спортивным праздником, обе стороны с гордостью представляют и демонстрируют свои достижения и т. д. и т. п., но все это было, к сожалению, лишь плодом моей фантазии.

Прут, напомню – река пограничная, поэтому у заставы, главное здание которой расположено прямо у дороги, нашу машину встретили пограничники в зеленых фуражках и автоматами Калашникова в руках. Встретили, надо сказать, приветливо, отдали честь, при этом, завидев в машине молоденьких женщин, не по уставу заулыбались, но все же Василию для «нарушения» границы, хотя и с дружественной нам Румынией, пришлось связаться по телефону с дежурным по заставе для получения специального устного разрешения.

Местом отдыха «слуг народа» была ничейная полоса земли, расположенная между советской и румынской заставами, и начиналась непосредственно за КСП (контрольно-следовая полоса), поэтому доступ сюда обычным людям был попросту закрыт, – в этих местах отдыхала только строго регламентированная элита. Мы себя к элите не причисляли – не знаю как Василий Иванович, я-то уж точно нет, – но границу порой нарушали – ну очень хотелось иногда отдохнуть в этом веками не тронутом оазисе девственной природы, и, что не менее важно, здесь-то уж точно за тобой не мог уследить чей-нибудь посторонний недоброжелательный глаз.

Итак, дежурный по заставе дал добро на нарушение границы, и уже через несколько минут, проехав пару сотен метров вдоль речки, мы нашли подходящее место для отдыха, расположившись не у самой реки, а у одного из ее обводных каналов, где места отдыха были гораздо более удобные. В считанные минуты мы выгрузили припасы и вскоре у воды весело и уютно потрескивал костерок, который мы собирались использовать для приготовления ухи, и, если рыбалка окажется удачной, рыбных шашлыков. Девчонки поначалу стеснялись раздеться до купальников, то и дело замечая поблизости от себя наших замаскированных пограничников с одной стороны, и румынских – с другой, но, вскоре, после выпитой водочки – для сугрева – и затем парочки стаканов шампанского – для «полировки» – расслабились и разделись; ну а мы с Василием отдыхали в этих местах не в первый раз и поэтому никого не стеснялись.

Здешние каналы будто специально приспособлены для отдыха: глубина воды в них достигает 130–160 см, изредка – до двух метров, дно – очень удобное, ровное и мягкое, выстланное словно ковром мягкими водорослями, вода – достаточно чистая, а непуганая рыба, водившаяся здесь в изобилии – карп, сом, короп, щука то и дело в самой непосредственной близости от человека нахально шлепала по воде хвостом, пуская по поверхности круги.

Этим небольшим отрезком земли, где мы сейчас находились – примерно в сотню шагов протяженностью, – владел Василий. Владел, конечно, неофициально, ведь в нашей стране нет частной собственности на землю. Таких участков, относившихся к нашему городу и району, было всего пять – Шесть, не больше, и уже по одному лишь этому признаку можно было предположить, что Василий был в районе человеком достаточно уважаемым, из числа избранных.

Первым делом я для тонуса голышом искупался в одном из каналов (в этих местах река расходится на несколько каналов – естественных и искусственных), а потом, не вылезая из воды, принялся «рыбачить» – обходить вентиря, которые были стационарно поставлены в этих тихих заводях и крепились к торчащим из воды шестам.

В вентирях – удлиненных сетках типа садка, сужающихся к концу, периодически застревали бестолковые рыбы: войти внутрь ловушки им удавалось, а вот выбраться наружу задним ходом рыбы не умели или не догадывались. Я засунул руку в один из вентирей, нащупал сильное скользкое тело и несколькими секундами позже вытащил на свет божий сопротивляющуюся рыбину килограмма на полтора-два весом и длиной более полуметра, – ею оказалась щука. Лишившись родной стихии, рыбина перестала шевелиться, замерла в моей руке, подчиняясь своей участи. Я поднял ее над головой и закричал Василию и девчонкам с гордостью и восторгом в голосе:

– Смотрите, вы, че я тут поймал!

Все повернули головы в мою сторону, а в это самое время щука с неожиданной силой дернулась, вывернулась из моей руки и, шлепнувшись в воду у самого моего носа, ушла в глубину.

Василий и девушки весело рассмеялись, а я растерянно смотрел то на свою руку, то на то место, куда ушла рыба – казалось, я еще ощущаю в своей руке ее скользкую прохладу, лицо от удара по воде хвостом покрылось каплями брызг, а щуки уж и след простыл. После этого я стал «рыбачить» внимательнее и осторожнее и, обойдя десятка два ловушек, выбросил на берег поближе к огню с дюжину крупных рыбин, которыми сразу же стал заниматься Василий. Затем я позвал Надю с собой, и мы с ней, переплыв узкий канал, углубились в дремучие девственные заросли, где, казалось, еще не ступала нога человека – тут природа сохранялась нетронутой, так как считалась заповедной, и могла так же выглядеть, наверное, и пятьсот, и тысячу лет тому назад. Кстати, именно в этих местах так любил охотиться в бытность свою местным царем, то есть, извиняюсь, Первым секретарем ЦК Молдавии, наш любимый Л.И.Брежнев, истребляя из ружья кабанов, уток и всякую другую живность, которая и поныне в изобилии водится в этом чудесном оазисе природы.

Нам с Надюшей повезло: пока темпераментная болгарочка стонала и охала, распятая мною на крошечном пятачке суши, покрытом густой бирюзового цвета травой в окружении сухих кустарников, ни один кабан не приблизился к нам хотя бы даже из любопытства. (хотя, очень возможно, что подобные картины им уже попросту приелись). Василий тем временем, я был просто уверен в этом, оставшись наедине с Лилией, тоже зря времени не терял, а обучал ее правильно исполнять минет – он очень полюблял эту разновидность секса и считал себя в этом деле хорошим учителем.

Не знаю, когда только Василий все успевал – развлекаться с Лилией и готовить еду, но когда мы с Наденькой вернулись, нам было предложено накрывать на стол: уха, аппетитно булькающая на треноге, установленной над костром, была практически готова. Наденька нарезала помидоры с огурцами, делая салат, я разлил по стаканам водку, а Лилия уже подавала каждому алюминиевую миску с наваристой, исходящей дразнящим запахом ухой.

Солнышко медленно, словно нехотя перевалило за полдень и взяло курс на запад, в Румынию, когда мы, изрядно выпив и наевшись ухи, а напоследок еще и запеченной в фольге рыбы, развалились в счастливой неге на упругой травке. Казалось, ничто в этом райском уголке не могло потревожить покой – наш и границы – как вдруг откуда-то послышался звук сирены «скорой помощи», – не иначе, как кто-то из отдыхавших неподалеку от нас в ней нуждался. Стоит заметить, что мы расположились по правую сторону от заставы, а машина «скорой», приблизившись к заставе – теперь ее было видно с места нашего базирования, – свернула налево, и звук стал удаляться, а затем и вовсе пропал. Странно было слышать в этих заповедных безлюдных местах эти сугубо городские звуки, кому «скорая» могла здесь понадобиться: ведь кроме нас в этих местах и людей-то не было – не считать же за таковых солдат-пограничников.

Мы с Василием, не сговариваясь, велев девушкам оставаться на месте, как были в плавках, так и попрыгали в машину, и тут же помчались по дамбе в ту сторону, куда унеслась «скорая» – возможно, там могла понадобиться и наша помощь. За минуту мы доехали до места, где на дороге, перегородив ее, стояли несколько машин: здесь кроме «скорой» мы увидели две «волги» – предгорисполкома и первого секретаря райкома партии, а также «уазик» Дрозденко – начальника ЖКХ (жилищно-коммунального хозяйства) нашего района, – я узнал эти машины по номерам, давно мне знакомым. Навстречу нам вышел водитель одной из «волг» Петро, – он был в брюках, но без рубашки, и видно было, что он сильно взволнован.

– Петруха, что случилось? – крикнул я, выбираясь из машины.

– Там… это… – он махнул рукой и замолчал.

– Наша помощь нужна? – спросил Василий Иванович, подходя к нему.

– Нет, спасибо, не нужна, – ответил Петро. – Уже все нормально, хлопцы. Меня попросили постоять здесь и посторонних не пускать.

– Скажи мне только одно, Петро, Юрий Никитович, наш вождь, наш благодетель, в порядке? – спросил я.

– А, этот, да… в порядке, – ответил Петро, суетливо озираясь по сторонам. – Езжайте, ребята, езжайте, спасибо за беспокойство.

Мы с Василием переглянулись и молча полезли в машину.

Тут я хочу предоставить слово очевидице событий, одной молодой симпатичной особе по имени Люба, которая в этот момент, находилась, можно сказать, в эпицентре описываемых событий, я ее издали разглядел на возвышении дамбы, хотя она и была в одном лишь купальнике.

«Мы приехали на заставу, – рассказывала мне Любаша на следующий день, когда мы повстречались с ней у городского кинотеатра, – и хотели, как обычно, повернуть с дороги „Дружба“ направо – там, на полюбившемся нам местечке, мы регулярно отдыхаем. Но лейтенант-пограничник извинился и сказал, что место это уже занято, и на вопрос первого секретаря: „Кем?“, ответил, что там расположился бармен Савва со своей компанией.

„А, барменщик“, – засмеялся Первый и, ничем не выказывая недовольства, приказал водителю свернуть за дамбой налево, чтобы не мешать отдыхающим, мол, места у реки всем хватит.

Гулянка уже была в самом разгаре: я и работница госбанка Галина наливали начальственным лицам кому водочку, и на закусь соленые огурчики с помидорчиками, а кому шампанское. Хорошо поддавший к этому времени начкоммунхоза Дрозденко, плескавшийся неподалеку в канале, крикнул шутливо Первому:

– Эй, жеребец, ты же смотри, сам все шампанское не выхлебай! Мне не забудь оставить.

Первый, Юрий Никитович, как сидел на траве, не вставая протянул руку за спину, взял стоявшую там ополовиненную бутылку с шампанским и, состроив задорное мальчишечье лицо, шутя запустил ее в сторону кричавшего со словами:

– На, пей, скотина, тут и тебе хватит!

И попал. Прямо в лоб. А начкомхоза, надо сказать, был парень не слабак, под стать Первому – ростом под 190, а весом и поболее – 120 кг. Но только он никак не ожидал от своего партийного босса и собутыльника такой меткости, и от неожиданного удара даже ойкнуть не успев тут же скрылся под водой. Первый и мы с Галиной подумали, что Дрозденко шутит или дурачится, нырнул и затаился, а когда сообразили, что все всерьез, прошло около минуты, а может и больше – тот все это время из-под воды не показывался.

Первый и его водитель, который находился поблизости, взволновались и прыгнули в воду (другие – второй водитель и исполкомовский работник в это время были далеко от места событий, они в сторонке занимались шашлыком) и попытались вытянуть из воды этого гиганта, но как назло, глубина в этом месте несколько превышает рост человека, и это им не удавалось, а от нас, женщин, помощи ждать не приходилось: подругу – ту будто парализовало от испуга, а я – наоборот – заверещала, как ненормальная.

Наверное, на этот визг и обратили внимание пограничники, потому что они, двое молоденьких ребят, прибежали, побросали на берегу свои автоматы и, как были в форме, полезли в воду и вытащили тонущего с немалым трудом и даже риском для собственных жизней. После чего по рации сообщили на заставу о Ч.П. Когда приехала „скорая“, вызванная экстренно из города, „утопленник“ уже очухался, матерился и требовал стакан водки, но во избежание непредвиденных последствий его все же отвезли в больницу – на обследование, хотя он и отнекивался, не желая садиться в машину».

И хорошо еще, что так все обошлось, подумал я, выслушав рассказ Любаши, а то несколькими годами раньше в очень похожей ситуации директор городского торга Мамыко умудрился таки утонуть по пьянке, и не где-нибудь, а в соленом озере – в общегородском месте отдыха трудящихся, почти в самом центре города, где, как говорится, воды было воробью по колено.

Первый секретарь Юрий Никитович, конечно, был расстроен происшествием, но после, спустя некоторое время, находясь в компании своих и вспоминая порой о случившемся, смеялся, очень удивляясь своей «меткости».

Вот такие приключения случаются иногда на «рыбалке». И косвенно я чувствовал себя виновным в этом происшествии: ведь Первому с его компанией из-за нас пришлось искать для отдыха новое место, и оно оказалось незнакомым ему и его друзьям-собутыльникам, да и глубину канала предварительно никто не замерял, не обследовал.

Надо сказать, что Любаша, любезно рассказавшая мне эту историю, и которую я издалека приметил, узнав по очертаниям фигуры в тот самый момент, когда мы с Василием прибыли на помощь, могла бы рассказать, наверное, немало таких историй, так как состояла с Первым в близких отношениях вот уже более трех лет. Но стеснялась настолько, что не рассказала бы и эту, если бы я ее не углядел на месте событий, а затем не поймал на следующий день в городе и не потребовал объяснений. А дело было в том, что мы с Любой в прошлом году какое-то время были любовниками, и она тогда очень надеялась, хотя и беспочвенно, что я на ней женюсь. А я зато и не подозревал тогда, что мы с ПАПОЙ – нашим первым секретарем, спим с одной и той же женщиной.

Ну, а что касается нашего пикника, то мы с Василием и уже знакомыми вам дамами, завершили его ближе к вечеру, получив в итоге полноценное и ни с чем ни сравнимое удовольствие.

Русский «веселый» коктейль.

Лимонная настойка 30 мл.

Кагор 30 мл.

Армянский коньяк 25 мл.

Сухое красное вино 25 мл.

Вишневый сироп 10 гр.

Колотый лед.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.