ПОДАРОК АКАДЕМИКА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПОДАРОК АКАДЕМИКА

На лестничной площадке третьего этажа в первом, «директорском» корпусе ФГУП «ЦНИРТИ им. академика А. И. Берга» висит картина, написанная масляными красками. Массивная, с позолотой, старая, «родная» еще рамка. На картине изображено побережье Балтийского моря: тяжелые морские волны, густые облака над ними, желтая песчаная коса, уходящая вдаль. Картину эту в 1975 году подарил институту его основатель — адмирал-инженер, академик, Герой Социалистического Труда Аксель Иванович Берг. Имя А. И. Берга от отечественной радиоэлектроники неотделимо: день 4 июля 1943 года, когда был создан Совет по радиолокации при Государственном Комитете Обороны СССР, Российское агентство по системам управления предложило считать Днем отечественной радиоэлектроники.

Дочь академика Марина, очень похожая на отца и внешне, и складом характера, и почерком, но которую судьба, увы, не наградила долголетием адмирала (она скончалась в возрасте 55 лет), подготовила к публикации статью, в которой излагались и «астральная» история с «тетей Норой», приводившаяся выше, и история с арестом отца в 1937 году.

Марина Акселевна готовила свою статью для сборника «Путь в большую науку: академик Аксель Берг»[217]. Но редакция сборника отклонила эту статью, потому что Марина с присущей ей прямотой называла «кошку кошкой», то есть рассказывала об аресте отца в декабре 1937 года так, как это было на самом деле. Казалось бы, время уже было такое, когда вовсю говорили и писали о «волнах репрессий» (книга вышла в 1988 году). Ответственному редактору и редакционному совету достаточно было проявить политическую волю и принять решение об одобрении рукописи — единственной рукописи, написанной членом семьи покойного академика, прекрасно знавшим его довоенную жизнь. Но такой политической воли проявлено не было.

Ответственным редактором его был член-корреспондент АН СССР В. И. Сифоров (ныне покойный). Тот самый Сифоров, который был очень обязан А. И. Бергу: после служебных дрязг и переезда в Москву он некоторое время даже проживал у А. И. Берга на квартире; тот до конца жизни в разговорах называл его просто «Володька» — так именовать своего ученика он считал себя вправе.

На закате жизни, в 1991 году, в книге «Тангенс выживания. Размышления о моей судьбе» Сифоров и сам напишет об аресте своего учителя: «…пошли разговоры о том, что Аксель Иванович служит в иностранных разведках, что его книги по радиотехнике являются вредительскими. Потом, в 1938 году A. И. Берга арестовали, объявив врагом народа»[218] (дата ареста в воспоминаниях В. И. Сифорова указана неверно: Берг был арестован 25 декабря 1937 года; видимо, свои мемуары B. И. Сифоров писал по памяти). «Супруга А. И. Берга Марьяна Ивановна[219] осталась без средств к существованию. Она жила на Песочной улице в доме, принадлежавшем ЛЭТИ. Многие преподаватели и профессора при встрече с ней переходили на другую сторону улицы, чтобы обезопасить себя. В тот период даже кратковременные контакты с родственниками и друзьями врагов народа могли привести к аресту. Однако я и супруга не избегали контактов с Марьяной Ивановной, и, глубоко уважая А. И. Берга, мы пригласили к себе домой и регулярно снабжали ее деньгами. Конечно, в то время это было очень опасно. Но у нас как-то чувство помощи близким Акселя Ивановича превалировало.

Примерно через два года после ареста А. И. Берга к нам поступили сведения от одного офицера военно-морских сил, который находился в тюрьме вместе с А. И. Бергом и был выпущен из тюрьмы. Эти сведения заключались в том, что А. И. Берг не знал ничего о положении своей семьи, живы ли его супруга и дочь. В тюрьме этот офицер договорился с А. И. Бергом, что если при очередной передаче в тюрьму А. И. Бергу будет прислана белая рубашка „апашка“ с отложным воротничком, то это будет означать, что с семьей все в порядке.

Марьяна Ивановна Берг сообщила мне и моей супруге об этой договоренности, и мы разыскали у себя „апашку“; Марьяна Ивановна переправила ее в тюрьму на имя Акселя Ивановича.

Перед началом войны в 1941 году освободили из тюрьмы Акселя Ивановича (дата освобождения В. И. Сифоровым опять указана „по памяти“ — на самом деле А. И. Берг был освобожден 28 мая 1940 года. — Ю. Е.) и вернули ему все ученые степени и звания, все воинские звания по его службе в военно-морском флоте и возвратили некоторую сумму денег. Выйдя из тюрьмы, Аксель Иванович сразу зашел к нам домой. Обращаясь ко мне, он сказал: „Володька, такие вещи не забываются“. Впоследствии он по-дружески называл меня так даже на официальных заседаниях».

Но В. И. Сифоров искренне и честно написал и о том, что еще в 1935 году его «…вызвали в Ленинградское управление НКВД… и предложили совместно работать по разоблачению врагов народа. Говорили, что в нашей стране очень много врагов народа среди наших советских людей, утверждали, что эту трудную проблему распознавания и разоблачения можно решить лишь совместно с передовыми людьми различных профессий, в том числе и ученых». Сначала В. И. Сифоров упирался, говорил, что он — «ученый и педагог высшей школы»… Но просьбы были настойчивыми, да и «…в процессе беседы у меня сложилось впечатление, что работники НКВД являются настоящими, честными чекистами, чекистами в духе Ф. Э. Дзержинского». Так В. И. Сифоров стал секретным сотрудником НКВД, «сексотом», писал «характеристики» на всех «своих родственников, друзей и сотрудников».

«Я выполнил это задание. Но при этом на тех лиц, в которых я был уверен, что они не являются врагами, написал положительные характеристики — в том числе на А. И. Берга и А. П. Сиверса»… Сексот, помогающий врагу народа — не парадокс ли нашего, с переходом в XXI век — уже далекого прошлого?

Но тогда, в начале 1980-х, В. И. Сифоров рукопись статьи Марины Берг отклонил, положил под сукно и до 1988 года свое решение не пересматривал. Причиной отклонения названа откровенность рассказа М. А. Берг об аресте отца — в послесловии она названа «главной причиной» отклонения, в предисловии — вообще единственной[220]. Очень уж въелся, видимо, в Сифорова дух сексотства, если даже через полвека, в 1988 году, упоминать об аресте Берга он считал недопустимым.

Сусанна Степановна Масчан, при жизни Берга — ученый секретарь научного совета по комплексной проблеме «Кибернетика» при Президиуме Академии наук СССР, да и вообще сотрудник для А. И. Берга достаточно близкий, сохранила рукопись. Вообще-то она указана «редактором-составителем» сборника, то есть могла бы замолвить слово перед В. И. Сифоровым в защиту статьи М. А. Берг. Но, видимо, пороху не хватило. Тем не менее С. С. Масчан добилась в 1993 году, уже после смерти Марины, опубликования этой рукописи, правда, в сокращенном или, говоря языком М. Светлова, «изувековеченном» виде, в сборнике, изданном Государственным политехническим музеем[221]. Правда, тиражи этих публикаций — и сборника «Академик Аксель Иванович Берг (К столетию со дня рождения)», и книги В. И. Сифорова «Тангенс выживания» — невелики, всего экземпляров 400, они были обречены стать библиографической редкостью уже при выходе в свет. Поэтому я позволил себе привести из них пространные цитаты.

…28 ноября 1974 года (дата записана у меня в дневнике) я заехал к Акселю Ивановичу домой. Обсуждали мы много наболевших вопросов. И повестку дня заседания специализированного совета с вариантами возможных его решений, и итоги выборов в Академию наук: тогда в члены-корреспонденты АН СССР выдвигался Неон Александрович Арманд, внук ленинской пассии, работавший в ИРЭ АН СССР. «Сто восьмой» письменно поддерживал это выдвижение, и Аксель Иванович, превосходно знавший академическое закулисье, объяснял, почему в этот раз выдвижение закончилось неудачей. Обсуждали и историю создания КБ-1, и преобразования в ВАКе… В общем, вопросов для обсуждения накопилось много. Беседовали, перескакивая с вопроса на вопрос, перемещались по квартире Акселя Ивановича на улице Губкина и остановились у картины в тяжелой раме, висевшей на некапитальной стене. Аксель Иванович по поводу этой картины разразился целым монологом:

— Картину эту мне подарили ленинградцы…

«Да, не очень-то определенно, — подумал я про себя. — Кто это — „ленинградцы“? Из какой среды?» — но вслух ничего не сказал.

— А писал ее бывший мой матрос с подводной лодки. Я еще помогал ему в Академии художеств учиться — он проходил обучение в академии, а числился у меня в команде и состоял на довольствии. Ну, ленинградцы узнали об этом и заказали вот этот морской пейзаж. На картине то самое место, где моя лодка на дне Балтийского моря лежала, в иле…

Я тогда еще не знал этой истории, ведь Марина написала о ней уже после смерти Акселя Ивановича.

— Художник этот стал хорошим маринистом, — продолжал Аксель Иванович, — но вскоре умер. А море тут — настоящее. Написано не хуже, чем у Айвазовского, у того ведь большей частью брызги… Дело тут такое, не терпящее отлагательства: у меня уже дважды был районный архитектор, говорит: стена у вас под угрозой, перегружена. Того и гляди рухнет. Ведь картина — махина настоящая… Вот если бы вы нашли, куда ее поместить, я бы вам ее и подарил.

Я еще раз осмотрел картину. Тогда — повторяю, год был 1974-й и я еще не читал историю о вещем пробуждении «тети Норы» — но место, где лежала в иле, на грунте, подводная лодка, видел — вот на этой картине. В правом нижнем углу — подпись художника «Н. Г… ков» черной краской, средние буквы в фамилии художника уже вытерты, не прочитаешь.

У нас в институте знавали, конечно, фамилии и погромче: например, в отделе кадров висела картина Н. П. Богданова-Бельского «Пастушок» — зеленеющая березка, рядом с ней — подросток-пастушок с кнутом на плече. Она куда-то запропастилась в годы развала оборонных предприятий при «перестройке»: кадровые службы тогда располагались за проходной института, инвентарного номера картина, видимо, не имела — и кому она приглянулась, можно только гадать.

Я сказал Акселю Ивановичу, что прикину и позвоню.

Созвонились, а примерно через месяц я известил Акселя Ивановича, что выезжаю за картиной.

Помню, что выделили мне тогда из целого парка автомашин, которым располагало тогда наше автохозяйство, грузовичок с крытым верхом, с брезентовой «крышей» — на случай дождя.

Приехали. Аксель Иванович встретил нас уже в подъезде и по-стариковски суетился у картины, которую мы осторожно, на руках, вносили в лифт.

При попытке поставить картину в чрево грузовичка встретилось препятствие — в раскрытую полость на задней стенке картина никак не проходила. Что делать?

— Отбивайте верхнюю рейку, — сказал я водителю.

— Юрий Николаевич, — заскулил он, — да вы же знаете, что мне Золотухин[222] за это сделает! Скажет: брал машину в исправном виде, а возвращаешь с поврежденным верхом. Кто будет платить за ремонт?

— Ничего, — успокоил я его, — заступлюсь, замолвлю слово.

Шофер, чертыхаясь, отодрал верхнюю рейку и поддерживал ее на весу, пока я проталкивал картину в грузовичок.

Попрощались с Акселем Ивановичем, поехали.

Картину разместили на лестничной клетке при входе на «директорский» этаж первого корпуса; там она висит и по сей день.

Через год к раме прикрепили табличку: «Картина подарена коллективу ЦНИРТИ академиком Бергом Акселем Ивановичем».

Надвигалось 60-летие института. Срочно красили стены, шлифовали шкуркой перила. Запах лака и свежей краски разносился по всему институту. Малярные ко?злы стояли во всех проходах и в коридорах. Потом их собрали — как раз на лестничной площадке третьего этажа, напротив картины, подаренной Бергом. Надо было бы, конечно, картину снять и на время поместить в какое-то помещение, но работники хозяйственных служб, как всегда, понадеялись на «авось». Прохожу как-то мимо картины, козлы уже убраны, но вижу — в правом верхнем углу чернеет полоска: прорвали полотно! Что делать? Художников у нас тогда почти не осталось, с трудом нашли одного, Юрия Ивановича Коршунова, оформлявшего стенды для зала трудовой славы.

Как-то раз он, с видом заговорщика, поманил меня пальцем: «Юрий Николаевич, ваша служебная записка ко мне попала. Посмотрите, что получилось…» Я осмотрел полотно. Следов повреждения видно не было, краски по тону подобраны правильно: никакого намека на то, что здесь когда-то зияла темная полоса прорыва. Я расспросил его о технологии ремонта, поблагодарил за выполненную работу. Так у картины появился и первый реставратор — институтский художник Юрий Иванович Коршунов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.