Постскриптум

Постскриптум

Тем не менее на южной окраине Европы уверенное распространение книгопечатных прессов внезапно столкнулось с препятствием. Путь ему преградил исламский мир.

Европейцам это может показаться загадкой. Ислам, упрочив свои позиции с помощью меча, существовал совершенно в другом измерении, где процветали образование, наука и искусство. К 1000 году в мире за пределами Европы, от Испании до Пенджаба, где господствовал ислам, царило культурное, религиозное и торговое единство. У одного торговца был склад на Волге, у другого – в Гуджарате. Арабские динары имели хождение в Финляндии, а чеки, которые арабские работорговцы выписывали в Центральной Сахаре, могли быть погашены в Каире. Этот мир не был миром эгоцентричных экстремистов. Исламские ученые интересовались основами греческой науки и философии и массово переводили классические греческие произведения. Книги любили, почитали и собирали в большие библиотеки: в библиотеке Каира было 200 тысяч книг, в библиотеке Бухары – 45 тысяч. В XI веке Авиценна (Ибн Сина, как выглядело его имя на арабском языке) был известен как Аристотель Востока; его медицинская энциклопедия на протяжении 300 лет являлась главным медицинским учебником Европы (как дань интернациональной природе образования в XV веке, эта книга была издана в переводе на иврит немецко-еврейским книгопечатником Иосифом бен Иаковом Гунценхаузером Ашкенази в Неаполе). Арабы переняли у индусов систему счисления, которую мы сегодня называем арабской. Их наука дала европейцам множество терминов: «алхимия» (al – kimiya – преобразование), «зеро» (sifr – пустой), «алгебра» (al – jabr – воссоединение). Багдад намного превосходил Рим в богатстве, даже если не принимать во внимание преувеличение многих мусульманских свидетельств. В X веке один калиф встречал византийского правителя с 160 тысячами кавалеристов и 100 львами и пригласил своего трепетавшего гостя во дворец, украшенный 38 тысячами занавесей и 22 тысячами ковров.

К 1000 году в мире за пределами Европы, от Испании до Пенджаба, где господствовал ислам, царило культурное, религиозное и торговое единство.

Вы можете сказать, что со всем своим богатством, научными традициями и городскими удобствами ислам создавал идеальные условия для распространения книгопечатных прессов. У мусульман были бумага, краски, винные прессы, так как строгий запрет на спиртное был введен позже. Кроме того, арабская письменность основана на алфавите. То, что буквы имеют четыре разные формы в зависимости от их положения, не представляет большой проблемы для гравировщиков и наборщиков – как-никак, Гутенберг иногда имел дело с дюжиной различных форм одной и той же буквы.

Но что же случилось, когда мусульмане узнали о том, какие возможности способно раскрыть перед ними изобретение Гутенберга? Совершенно ничего.

Книгопечатание не оказало никакого влияния на мусульманский мир в ближайшие 400 лет, и лишь в XIX веке в Индии мусульмане начали печатать трактаты, а затем газеты. К началу XX века в северо-западных провинциях Индии и в Пенджабе мусульмане издавали 4–5 тысяч книг каждую декаду. Чем же был вызван этот пробел?

Книгопечатание не оказало никакого влияния на мусульманский мир в ближайшие 400 лет, после того как мусульмане узнали о возможностях, которые способно раскрыть перед ними изобретение Гутенберга.

Явно не неосведомленностью, поскольку информация о книгопечатании была принесена евреями, бежавшими от преследований из Испании в Константинополь. На протяжении большей части XV века – во времена освобождения Испании от арабов, или от правления мавров, – миллион евреев чувствовали себя здесь хорошо, имея представителей в правительстве и прекрасных ученых. Однако их положение часто определялось тем, примут ли они христианство, поскольку от этого зависело, смогут ли они избежать христианского антисемитизма. В 1492 году, когда мавры были окончательно разбиты, инквизиция вступила в свои права, предложив евреям выбор: обращайтесь в христианство или убирайтесь. Около 20 тысяч семейств, то есть почти 100 тысяч человек, среди которых были и книгопечатники, предпочли изгнание. В 1493 году еврейские беженцы в Константинополе издали первые книги на иврите. Около 1500 года в Италии издан Коран на арабском. Поколением позже, в 1530 году, Гершом бен Моше, внук Исраэля Натана Сончино, основателя великого еврейско-немецко-итальянского семейства книгопечатников, обосновался в Стамбуле, а позже переехал в Каир. Поэтому образованные мусульмане просто не могли не знать о книгопечатании и его потенциале.

Тем не менее мусульманские торговцы, ученые и правители проявили не заинтересованность, а, скорее, открытую враждебность. Когда бывший раб, поступивший на государственную службу и обратившийся в ислам, в 1729 году основал в Стамбуле первое книгопечатное производство, он успел издать всего 17 книг до тех пор, пока религиозное сопротивление не стало настолько сильным, что в 1742 году цех пришлось закрыть.

Опять же: почему? Для историков это загадка, так как ни один мусульманский лидер того времени никак не комментировал упомянутые события. Как говорит исследователь Фрэнсис Робинсон, профессор истории из Королевского колледжа Холлоуэй при Лондонском университете, «современной науке не известно наверняка, почему мусульмане так долго отказывались от книгопечатания». На ум приходят разные версии, но они кажутся неубедительными. Возможно, причиной было то, что в исламе были очень сильны традиции переписывания или то, что каллиграфия почиталась и почитается как высочайшее из исламских искусств. Но ведь в XV веке эти традиции были сильны и в Европе. Возможно, мусульмане отказывались от книгопечатания потому, что они не принимали инноваций, особенно неисламских. В последней версии есть доля истины, так как Европа на тот момент покоряла весь мир, обходя стороной мусульманские государства, тем самым усиливая оборонительный консерватизм ислама; но ведь практичные инновации – от кремневого замка до электричества – со временем были приняты.

Мусульманские торговцы, ученые и правители проявили не заинтересованность, а, скорее, открытую враждебность к книгопечатанию.

Как пишет Робинсон (и как подтвердит любой мусульманин), ответ кроется в ряде фундаментальных исламских предположений о природе истины. Для мусульман Коран – это слово Божье, имеющее даже большее значение, чем Библия для христиан или Тора для евреев. Чудесность Корана является доказательством существования Бога. Слово «Коран» означает «чтение вслух». Его божественность проявляется через изучение и чтение вслух. Его слова, как говорит Констанс Падуик в книге «Мусульманские обряды» (Muslim Devotions), – это «ветки пылающего куста, зажженного Богом». Он был записан лишь для того, чтобы помочь запоминанию и передаче в устной форме. Стандартное египетское издание Корана, напечатанное в 1920-х годах, было воспроизведено не на основании изучения различных манускриптов, а на основании 14 различных декламаций. Являться хафизом (тем, кто знает наизусть весь Коран) было и остается высокой честью.

Для мусульман Коран – это слово Божье, имеющее даже большее значение, чем Библия для христиан или Тора для евреев.

И это стало общим правилом. Авторская работа получала одобрение лишь тогда, когда писец прочитывал ее автору. В мусульманской школе (медресе) ученики пишут под диктовку учителя, но целью всегда была передача устного текста из памяти учителя в память учеников. Книги являлись вторичными. Как гласит мусульманская мудрость, «книги умирают, но память живет». И действительно, доказательством «законности» служила иджаза – передача содержания работы в устной форме, от одного человека другому. Таким образом, «ученик являлся тем, кому в его поколении доверялась часть великой традиции исламских знаний, передававшихся с древних времен».

Конечно же, в интересах религиозных правителей было постоянно это подчеркивать, как делали и жреческие элиты Древнего Египта и Месопотамии. Имамы не желали добровольно лишать себя работы, предоставляя людям прямой доступ к знаниям. Это был бы прямой путь к новшеству, а фактически – к ереси. Да, в XIX веке мусульмане приняли книгопечатание в Британской Индии – но только потому, что им пришлось пойти на уступки христианским миссионерам и индуистам. Как считает Робинсон, «из угрозы их власти книгопечатание превратилось в способ, с помощью которого они могли удержать и даже расширить ее». В католицизме книгопечатание изначально считалось Божьим даром; лишь позже оно обрело дьявольские черты; в исламе оно считалось дьявольским на протяжении 400 лет, пока большее зло не превратило его в меньшее.

Исламская реакция на книгопечатание демонстрирует недоверие к письменному слову, широко распространенное в консервативном обществе. Как пишет Барбара Меткалф, профессор истории из Калифорнийского университета в Дэвисе, индийские ведические традиции были основаны на утверждении о том, что «истина неотделима от живого слова авторитетных людей». Подобное отношение уходит корнями в Древнюю Грецию, где знания тоже передавались в устной форме. Входя в греческую культуру, алфавит – «финикийское письмо», как называли его греки, – проникал в нее с нижних слоев, через ремесленников, контактировавших с финикийскими купцами. Спустя 250 лет многие интеллектуалы все еще не были до конца уверены в том, что письменность – хорошая идея. «Если люди научатся этому, – писал Платон, – в их душах будет посеяна забывчивость». Чтобы обрести истинную мудрость, необходимо общаться с хорошими учителями. Если же их слова записаны в книге, весь процесс нарушается.

Мусульманская мудрость гласит: «Книги умирают, но память живет».

По мнению мусульман, как говорит Робинсон, книгопечатание «разрушало то, что в их понимании делало знания заслуживающими доверия, что давало им значимость и власть». Больше не будет авторитетной передачи знаний, больше не будет запоминания, власть исчезнет, и вера в Бога будет подорвана.

Неудивительно, что изобретение Гутенберга столкнулось с преградой.

Чтобы обрести истинную мудрость, необходимо общаться с хорошими учителями.