Глава 20 Материнство

Глава 20

Материнство

В 1962 году Бриджит и Жак Шарье, наконец, развелись, их двухлетний сын оставался с отцом. По-настоящему мать с сыном встретились лишь через пять лет, когда Николя уже было семь. На протяжении всего этого времени мальчик то и дело расспрашивал о матери, но всякий раз слышал в ответ, что она занята на съемках и разъезжает по белу свету. В конце концов, Шарье женился во второй раз. Вместе со второй женой он воспитывал ребенка Бардо наравне с другими своими детьми, живя на небольшой ферме недалеко от Базоша.

«Дети меняют женщин, — говорит Жак Шарье. — В материнстве есть нечто такое, что вызывает к жизни глубоко запрятанные инстинкты. Но вот Бриджит ребенок не изменил. Уму непостижимо. Ну, может, раз-другой в ней проснулись материнские чувства, да и то ненадолго».

Вадим впервые увидел Николя, когда тому от роду было всего несколько дней.

«Ни для кого не секрет, что Бриджит не любит детей, и ей было нелегко примириться с мыслью, что и она стала матерью. Я отправился навестить ее сразу после того, как малыш появился на свет. Она склонилась над кроваткой ребенка, а на голове у нее была огромная шляпа. Младенец зашелся в крике. Возможно, он испугался этой шляпы. Но Бриджит без конца твердила мне, что он кричит потому, что якобы ее ненавидит». И отношения между матерью и сыном были полны непонимания.

Когда мальчику исполнилось 12, он поехал к ней в гости в Сен-Тропе. В те годы он еще боготворил мать. Но поскольку в «Мадраге» и без него хватало всяких гостей, комнаты для Николя не нашлось, и Жак Шарье договорился с Вадимом, чтобы мальчик остановился у него и его жены, Катрин Шанель.

Когда на следующее утро за Николя приехал шофер, чтобы отвезти его в «Мадраг», радости мальчика не было предела. Мать дала ему урок игры на гитаре, а затем они вместе с ней катались на лодке. Но затем Бриджит объяснила сыну, что с удовольствием бы оставила его у себя на обед, но поскольку вечером к ней приглашена большая компания друзей, то это, увы, невозможно.

Николя, весь в слезах, уже к шести часам вернулся к Вадиму. В 1983 году Бриджит попыталась объяснить, почему она отказалась от воспитания Николя, говоря, что была неспособна заботиться о себе самой, не то, что о ребенке.

По словам Бриджит, они с Николя пытались как-то наладить их отношения. «Когда он был маленьким ребенком, мне становилось немного не по себе при мысли, что я мать. Мне было не по себе от того, что происходило со мной. Материнство, пожалуй, удивило меня, но не принесло мне счастья».

Увы, идиллия длилась недолго, хотя Кристина Гуз-Реналь — кстати, крестная мальчика — отмечает, что случались моменты, когда Бриджит изо всех сил старалась быть образцовой матерью. Например, когда Николя исполнилось 18, могло показаться, будто Бриджит как бы заново хочет ввести его в свою жизнь, словно стремясь загладить свою вину, и заново открывает для себя сына. Она словно просила прощения, словно пыталась объяснить сыну, чтобы тот понял, какую жизнь она вела, как позволила закружить себя вихрю, который называла жизнью, как это все случилось с ней, когда она была в его возрасте, и как ей не хватило сил справиться со всем самой. Бриджит молила о прощении. И сын простил. Он сказал ей, что все понимает, и пусть она знает, что случись нечто подобное с ним, то и он наверняка бы не сумел с этим справиться… Слышать все это было очень горько».

Но так уж повелось, что Бриджит просто не в состоянии поддерживать отношения дольше, чем несколько месяцев. Спустя какое-то время она взялась за старое и вновь оттолкнула его от себя.

Мижану пытается выгородить сестру и спешит подчеркнуть, что одной из причин, почему Бриджит проявила к собственному ребенку такое вопиющее равнодушие, были те мучения, что ей пришлось вынести во время беременности.

Жак Шарье хотел, чтобы его сын был обыкновенным ребенком, таким как все, а не музейным экспонатом под названием «сын Бриджит Бардо». Бриджит поняла это и согласилась. Бриджит оказалась намного честнее многих женщин. Она честно призналась, что не в состоянии воспитывать Николя, и позволила заниматься этим Жаку. С ее стороны было бы просто нечестно самой заняться воспитанием сына. Я знаю немало женщин, у которых не хватает духу признаться, что мать из них не получилась, и, невзирая на это, они воспитывали своих детей, и дети заплатили за это слишком высокую цену».

Другие люди не столь склонны к прощению, некоторые даже высказывают предположение, будто конфликт проистекает из того факта, что по-французски «Б. Б.» произносится так же, как и «Bebe», то есть ребенок. То есть где-то в подсознании у нее засел вопрос, кто этот «bebe», если я считаюсь «Б. Б.»?

Николя изучал в парижском университете экономику, учился игре на фортепьяно — он даже сочинял музыку и занимался аранжировкой, — а когда ему исполнилось 22, Пьер Карден пригласил его в качестве манекенщика. С такими родителями, как у него, стоит ли удивляться, что Николя, ростом за 180, весьма привлекательный мужчина.

Именно в те дни, когда Николя работал манекенщиком, он познакомился с норвежской девушкой, Анне-Лин Бьеркан, на полтора года его младше. Она была дочерью дипломата и тоже подрабатывала манекенщицей. Они поженились в 1984 году и вскоре переехали в Осло, чтобы он мог жить просто как Николя Шарье, не опасаясь, что в него начнут показывать пальцем, вот, мол, глядите, сын Бриджит Бардо.

Сейчас Николя занимается компьютерами. У них с женой две дочери. И хотя Анне-Лин общается к дочерям по-норвежски, между собой супруги разговаривают по-французски.

Бриджит помогла сыну с покупкой квартиры в Париже, да и в иных случаях, когда в том возникала необходимость, тоже старалась помочь.

Однако поскольку на протяжении долгих лет им недоставало взаимного понимания, неудивительно, что у обоих накопилось немало обид. Например, Бриджит глубоко оскорбилась, когда Николя, не сказав ей ни слова, женился и даже не счел нужным пригласить ее на свадьбу. Но, с другой стороны, Николя понимал, чем чревато подобное приглашение, а ему меньше всего хотелось, чтобы присутствие матери превратило его собственную свадьбу в цирк с участием журналистской братии. Так что, по крайней мере, в первые годы его женитьбы, контакты между матерью и сыном носили случайный характер.

Бардо не видела своей невестки вплоть до 1989 года. По ее словам, она ждала, чтобы инициатива исходила от Николя. Более того, Бриджит ничуть не кривила душой, когда жаловалась друзьям, будто Николя не хочет с ней знаться. «Он прячется от меня и от всего света у себя в Скандинавии». Ответ Николя был предельно краток: «Она любит своих котиков, а я люблю свою жену».

Через несколько лет, когда он послал ей фото своей первой дочери, Бриджит отослала снимок обратно.

Примирение матери с сыном, если это, конечно, можно считать таковым, состоялось в 1992 году, когда Бриджит и тот, кому суждено было стать ее четвертым мужем, прилетели в Осло.

По словам Бернара д’Ормаля, ему казалось, что мать с сыном должны ближе узнать друг друга, и поэтому он горячо поддержал идею этой поездки. Бриджит и Николя не виделись целых десять лет. И Бардо впервые увидела своих внучек. И все-таки, наверное, это было примирение, потому что на следующий год Николя, Анне-Лин и две их дочери, Анна-Камилла и Теа-Жозефина, приехали погостить к Бриджит и Бернару в Базош.

Бриджит полагает, что кино отняло у нее лучшее, что в ней было, чтобы затем бросить это лучшее на широкий экран на потребу праздной публике. Ей ни разу не случалось взгрустнуть о том, что эти год позади. «Когда я переворачиваю в жизни очередную страницу, то это навсегда. Пока я ее не переверну, я не слишком об этом задумываюсь. Но стоит мне ее перевернуть, все, точка». Более того, говорят, будто однажды она произнесла следующую фразу: «Я никогда ни о чем не жалею. Бывает, я испытываю небольшое раскаяние, но жалеть о чем-то — никогда».