Традиции и бизнес, или об одном несостоявшемся рандеву

Традиции и бизнес, или об одном несостоявшемся рандеву

Официальные справочники утверждают, что местом средоточия высшей политической, экономической, административной и прочей власти Соединенных Штатов Америки является город Вашингтон, расположенный в федеральном округе Колумбия. Первое, куда обычно ведут посетителя американской столицы, — это невысокое, с обилием колонн, построенное в ложноклассическом стиле здание, известное как Белый дом — резиденция президента Соединенных Штатов. «Здесь решаются судьбы страны, вершится мировая политика», — с казенной высокопарностью заученно твердят, обращаясь к затаившим дыхание стаям провинциалов, штатные гиды.

Воротилы американского бизнеса не читают путеводителей, не разгуливают по Вашингтону в качестве туристов, не раскрывают рта, в почтительном удивлении внимая песнопениям хорошо оплачиваемых трубадуров. А если им и доводится посетить Белый дом, то делают они это без робости и трепетного почтения. Правда, иногда многое делается с черного хода, но вовсе не потому, что они не решаются ступить на мраморные ступени парадных лестниц, а по причинам, которые побуждают их не выставлять напоказ, что они здесь свои люди.

Что же касается места средоточия власти, то на этот счет у них нет никаких иллюзий, и внешне невзрачное здание из потемневшего от времени кирпича, находящееся за несколько сот миль от Белого дома, на одном из тихих перекрестков Нью-Йорка, вызывает у них значительно больше почтения, переходящего в благоговение, нежели любое из помпезных вместилищ официальной благодати…

К этому-то нью-йоркскому зданию теплым сентябрьским днем и направил свои стопы автор этих строк. Сюда влекло его не праздное любопытство, а желание собрать как можно больше материалов о Морганах. Встреча с представителями этой крупнейшей монополии современного империализма могла бы сэкономить время, ибо многие сведения, которые приходится собирать буквально по крохам, можно было выяснить в беседе с руководителями, стоящими в центре моргановского бизнеса.

Поскольку хозяева дома, как правило, избегают шумной рекламы и не поощряют экскурсий, непредусмотренных визитов, я решил действовать на собственный страх и риск. Для того чтобы добраться до цели, мне пришлось спуститься в душное подземелье нью-йоркского метро. Несколько минут грохота в мрачных катакомбах подземной дороги «самого богатого в мире города», и позади остался центр с его фешенебельными кварталами. Десяток-другой ступеней, засыпанных давно не убиравшимся мусором, и я на тротуаре Бродвея. Нет, это не та многократно описанная и изображенная в десятках кинофильмов, сверкающая огнями улица, так сказать, городской фасад. Здесь, в так называемом Даун-тауне — Нижнем городе, протянувшаяся на много километров через весь гранитный остров Манхэттен улица весьма непрезентабельна, чтобы не сказать больше.

Уже давно отсюда уехали состоятельные люди: жить здесь им и неудобно и «неприлично». Одна за другой за ними перекочевывают и штаб-квартиры крупнейших банков, корпораций, когда-то густо гнездившиеся именно в этой части города. Сегодня признаком респектабельности для фирмы является резиденция в центре города, где-нибудь на Мэдисон или Пятой авеню, где растут как грибы сверкающие медью, алюминием, стеклом и цветным пластиком пятидесяти- и более этажные громады. Они словно предназначены для того, чтобы показать: смотрите, как богаты хозяева банков и фирм, расположенных здесь. Положение их прочно, как скальное основание, на котором стоит их фундамент, их доходы так же высоки, как взметнувшиеся ввысь конструкции — чудеса современного инженерного и строительного искусства. Правления корпораций и банков одно за другим покидают знаменитый Уоллстрит, перекочевывая в новые районы: ничего не поделаешь — мода. Не последуешь за ней — того и гляди, потеряешь доверие клиентов.

И тем не менее я не ошибся, направившись в суетливый и грязноватый Даун-таун. Банкирский дом Морганов, так же, как и много десятилетий назад, расположенный в потемневшем от времени приземистом и мрачном здании из темного кирпича, не нуждается в рекламе своей прочности, в алюминиево-стеклянном модерне. Он не гонится за блеском шикарных кварталов, его репутация в кругах большого бизнеса достаточно прочна, чтобы позволить себе пренебречь велениями моды. А пока Морганы остаются на Уолл-стрите, Уоллстрит остается цитаделью американского капитала.

Несколько десятков шагов вниз по Бродвею, и мы у церкви «Святой троицы» — готического собора средних размеров, к которому примыкает небольшое кладбище. Путеводитель по городу с готовностью сообщает, что на этом кладбище нашли вечное успокоение знаменитые американцы Александр Гамильтон, Роберт Фултон. Из него же мы узнаем, что именно здесь, на этом кладбище, в маленьком домике в 1754 году начал свое существование знаменитый ныне Колумбийский университет, называвшийся тогда «Кингз колледж».

Но не кладбищу, не мужам, на нем похороненным, и даже не экстравагантности основателей университета, избравших в качестве его колыбели кладбищенскую хижину, обязано это место своей всемирной, хотя и мрачноватой, славой. Отсюда, от церкви «Святой троицы», берет свое начало протянувшееся всего на несколько сот метров узкое ущелье Уолл-стрита — улицы, ставшей символом хищнического американского капитала. Несмотря на солнечный день, на улице царил сумрак. А вот и цель: на углу Уолл-стрита и пересекающего ее Брод-стрита здание под номером 23. Небольшая, начищенная до блеска медная табличка на массивных дверях сообщает, что здесь обосновался банкирский дом Морганов.

Вот он, знаменитый «Угол», в течение многих десятилетий играющий роль одной из подлинных столиц капиталистического мира, место, куда сходятся незримые нити, дергая за которые хозяева этого дома вкупе с другими воротилами крупного капитала неприметно для посторонних глаз и вместе с тем весьма реально, направляют экономическую и политическую жизнь Соединенных Штатов, оказывают самое существенное влияние на политический курс многих столиц капиталистического мира.

Внутри дома — чинный сумрак и прохладная тишина, солидные клерки, бесшумно скользящие в мышиного цвета костюмах — на физиономиях сладчайшее выражение готовности на все, — впархивающие в солидные кабинеты за массивными дверями. Глубоко под землей — бетонированные подвалы, где за стальными 52-тонными дверями с дистанционным управлением, в бронированных отсеках, под охраной сложнейших систем, ключ к которым известен лишь двум-трем людям, покоятся несметные сокровища. В центре здания — зал со стеклянными стенами и перегородками. В зале, отделенные друг от друга зеркальными стеклами, полтора десятка подчеркнуто старомодных конторок с неменее старинными приборами. За ними восседают холеного вида мужчины. Это тузы и ответственные руководители моргановского бизнеса.

Они верны традициям. Предпочитают сумрачный Уолл-стрит фешенебельной Мэдисон-авеню, невзрачное кирпичное здание — алюминиево-стеклянным чудесам, допотопную мебель, а ля мистер Пиквик — ультрамодерну. Но не спешите с выводами. «Несмотря на приверженность традициям, ничего старомодного в стиле работы банка Морганов нет», — утверждает журнал «Лайф». А он знает, что говорит: Морганы среди тех, кому этот журнал принадлежит.

«Империя Морганов» — незримое государство в государстве. Как и всякое государство, эта империя имеет свои границы, историю, свою внутреннюю и внешнюю, тайную и явную политику, своих владык и визирей…

За несколько дней до описанного здесь путешествия на Уолл-стрит автор этих строк обратился к одному из нынешних руководителей «моргановской империи», мистеру Генри Клею Александеру (о нем еще речь впереди), с предложением о встрече. Уже миновали те времена, когда американские бизнесмены не считали себя заинтересованными в контактах с представителями советской общественности, и сейчас наигранное безразличие сменилось нескрываемой и повышенной заинтересованностью. Крайне обеспокоенные перспективой того, что английские, японские, западногерманские и иные конкуренты обойдут их в заключении выгодных торговых сделок с социалистическими странами, представители американского делового мира используют любую возможность для того, чтобы встретиться и побеседовать с советскими специалистами, дипломатами, журналистами, приезжающими в Америку, обменяться мнениями о перспективах расширения торговли, обсудить другие интересующие их проблемы.

В дни пребывания в Соединенных Штатах мне довелось убедиться в этом не раз. У меня состоялась не одна встреча и беседа с видными представителями американского делового мира, и потому письмо на фирменном бланке «Морган гаранта траст компани» даже не столько удивило, сколько позабавило меня — ребячливость солидных дядей, которым перевалило уже за 60, всегда смешна. Мистер Александер, оказывается, был обижен… на советскую прессу! Как он горько сетовал в своем послании, один из советских журналов посвятил его деятельности заметку. Ни одного из фактов, сообщенных в этом объективном и сугубо деловом материале, господин Александер не опровергал, хотя бы потому, что это невозможно. Но поскольку общий тон этой заметки отличался от восторженных панегириков, которыми обычно награждает его печать американских монополий, избалованный лестью бизнесмен счел себя обиженным и надул губы.

Одним словом, рандеву не состоялось. Это, впрочем, не очень помешало выполнению поставленной мной задачи — собрать материал о деятельности, богатствах и амбициях «моргановской империи» сегодня. Документы, хранящиеся в архивах, отчеты банков и промышленных корпораций, книги, материалы периодической печати, а также встречи и беседы с представителями американского делового мира, в том числе и на Уоллстрите, личные наблюдения и впечатления дали немало интересного и поучительного. Рассказывая о сегодняшнем дне банкирского дома Морганов, я, конечно, рискую еще больше разгневать неукротимого мистера Александера, но, как говорится, «бог не выдаст…».

Рассказ о Морганах — это рассказ о сегодняшних владыках Соединенных Штатов, тех, кто не стремится мелькать на авансцене, кто, предпочитая тишину деловых кабинетов и чинность заседаний банкиров политической трескотне и шумихе официального Вашингтона, стоит у истоков того, что именуется американским политическим курсом.