Гамлет[19]
Гамлет[19]
Мистер Крэг сидел верхом на стуле, смотрел куда-то в одну точку и говорил, словно ронял крупный жемчуг на серебряное блюдо:
– Что такое «Гамлет»? Достаточно только прочитать заглавие: «Гамлет»! Не «Гамлет и Офелия», не «Гамлет и король». А просто: «Трагедия о Гамлете, принце датском». «Гамлет» – это Гамлет!
– Мне это понятно! – сказал г. Немирович-Данченко.
– Всё остальное неважно. Вздор. Больше! Всех остальных даже не существует!
– Да и зачем бы им было и существовать! – пожал плечами г. Немирович-Данченко.
– Да, но всё-таки в афише… – попробовал было заметить г. Вишневский.
– Ах, оставьте вы, пожалуйста, голубчик, с вашей афишей! Афишу можно заказать какую угодно.
– Слушайте! Слушайте! – захлебнулся г. Станиславский.
– Гамлет страдает. Гамлет болен душой! – продолжал г. Крэг, смотря куда-то в одну точку и говоря как лунатик. – Офелия, королева, король, Полоний – может быть, они вовсе не таковы. Может быть, их вовсе нет. Может быть, они такие же тени, как тень отца.
– Натурально, тени! – пожал плечами г. Немирович-Данченко.
– Видения. Фантазия. Бред его больной души. Так и надо ставить. Один Гамлет. Всё остальное так, тень! Не то есть, не то нет. Декораций никаких. Так! Одни контуры. Может быть, и Эльсинора нет. Одно воображение Гамлета.
– Я думаю, – осторожно сказал г. Станиславский, – я думаю: не выпустить ли, знаете ли, дога. Для обозначения, что действие всё-таки происходит в Дании?
– Дога?
Мистер Крэг посмотрел на него сосредоточенно.
– Дога? Нет. Может идти пьеса Шекспира. Играть – Сальвини. Но если на сцене появится собака и замахает хвостом, публика забудет и про Шекспира, и про Сальвини и будет смотреть на собачий хвост. Пред собачьим хвостом никакой Шекспир не устоит.
– Поразительно! – прошептал г. Вишневский.
– Сам я, батюшка, тонкий режиссёр! Но такой тонины не видывал! – говорил г. Станиславский.
Г. Качалов уединился.
Гулял по кладбищам.
Ел постное.
На письменном столе положил череп.
Читал псалтырь.
Г. Немирович-Данченко говорил:
– Да-с! Крэг-с!
Г. Вишневский решил:
– Афишу будем печатать без действующих лиц.
Г. Крэг бегал по режиссёрской, хватался за голову, кричал:
– Остановить репетиции! Прекратить! Что они играют?
– «Гамлета»-с! – говорил испуганно г. Вишневский.
– Да, ведь, это одно название! Написано: «Гамлет», – так Гамлета и играть? А в «Собаке садовника», что ж, вы собаку играть будете? Может быть, никакого Гамлета и нет?!
– Всё может быть! – сказал г. Немирович-Данченко.
– Дело не в Гамлете. Дело в окружающих. Гамлет – их мечта. Фантазия. Бред. Галлюцинация! Они наделали мерзостей, – и им представляется Гамлет. Как возмездие!
– Натурально, это так! – сказал г. Немирович-Данченко.
– Надо играть сильно. Надо играть сочно. Надо играть их! – кричал мистер Крэг, – декорации! Что это за мечты о декорациях? За идеи о декорациях? За воспоминания о декорациях? Мне дайте сочную, ядрёную декорацию. Саму жизнь! Разверните картину! Лаэрт уезжает. Вероятно, есть придворная дама, которая в него влюблена. Это мне покажите! Вероятно, есть кавалер, который вздыхает по Офелии. Дайте мне его. Танцы. Пир! А где-то там, на заднем фоне, чрез всё это сквозит… Вы понимаете: сквозит?
– Ну, ещё бы не понимать: сквозит! Очень просто! – сказал г. Немирович-Данченко.
– Сквозит, как их бред, как кошмар, – Гамлет!
– Я думаю, тут можно будет датского дога пустить? – с надеждой спросил г. Станиславский.
Мистер Крэг посмотрел на него с восторгом.
– Собаку? Корову можно будет пустить на кладбище! Забытое кладбище! Забытые Йорики!
– Ну, вот. Благодарю вас!
Г. Станиславский с чувством пожал ему руку.
Г. Качалов стал ходить на свадьбы, посещать Литературный кружок, беседовать там с дантистами, – вообще, начал проводит время весело.
Г. Вишневский спрашивал встречных:
– Какие ещё в Дании бывают животные? Мне для Станиславского. Хочется порадовать.
Г. Немирович задумчиво поглаживал бородку:
– Неожиданный человек.
Мистер Крэг даже плюнул.
– Чтоб я стал ставить эту пьесу? Я? «Гамлета»? Да за кого вы меня принимаете? Да это фарс! Насмешка над здравым смыслом! Это у Сабурова играть. Да и то ещё слишком прилично!
– Да, пьеса, конечно, не из удачных! – согласился г. Немирович-Данченко.
– Бессмыслица! Ерунда! Сапоги всмятку! Пять актов человек колеблется, убить ли ему Клавдия, – и убивает Полония, словно устрицу съел! Где же тут логика? Ваш Шекспир, – если он только существовал! – был дурак! Помилуйте! Гамлет говорит: «что ждёт нас там, откуда никто ещё не приходил?» – а сам только что своими глазами видел тень своего отца! С чем это сообразно? Как можно такую ерунду показывать публике?
– Конечно! – сказал и г. Станиславский, – но мне кажется, что если на сцену выпустить датского дога, – появление собаки отвлечёт публику от многих несообразностей пьесы.
– И гиппопотам не поможет! Нет! Хотите играть «Гамлета», – будем играть его фарсом! Пародией на трагедию!
Г. Вишневский говорил знакомому генералу:
– А вы знаете, ваше превосходительство, ведь, Шекспира-то, оказывается, нет!
– Как нет, мой друг?!
– Так и нет. Сегодня только выяснилось. Не было и нет!
Г. Немирович-Данченко ходил, зажав бороду в кулак.
– Парадоксальный господин!
– Друг мой! – кинулся мистер Крэг.
Г. Немирович-Данченко даже вскрикнул.
Так Крэг схватил его за руку.
– Какую ночь я провёл сегодня! Какую ночь! Вчера я взял на сон грядущий книгу. Книгу, которую все знают! Книгу, которой никто не читает, потому что все думают, будто её знают! «Гамлет»!!!
Мистер Крэг схватил г. Немировича-Данченко за плечо.
– Какая вещь! Так каждый день смотришь на свою сестру и не замечаешь, что она выросла в красавицу! Первая красавица мира!
Мистер Крэг схватил его за ногу.
– «Буду весь в синяках!» – подумал с отчаянием г. Немирович-Данченко.
– Какая вещь! Эти слова: «Быть или не быть?» А? Мороз по коже! Или это: «Ты честная девушка, Офелия?» А? Ужас-то, ужас?! Нет, вы понимаете этот ужас?!
– Кому ж и понять! – сказал г. Немирович-Данченко, становясь подальше, – Шекспир!
– Гений! Гений! Давайте репетировать «Гамлета»! Сейчас! Сию минуту! День и ночь будем репетировать «Гамлета»! Ни пить, ни есть! Давайте, ничего, ничего не делать всю свою жизнь, только играть «Гамлета». Без перерыва! Играть! Играть!
– Про собаку разговора не было? – осведомился г. Станиславский.
– Владимир Иванович, как же теперь, – полюбопытствовал с тревогой Вишневский, – насчёт Шекспира? Есть Шекспир или нет Шекспира?
– Вот вопрос! – пожал плечами г. Немирович-Данченко, – как же Шекспиру – и вдруг не быть?
– Ну, слава богу!
Г. Вишневский облегчённо вздохнул:
– А то, знаете, привык к Шекспиру, – и вдруг его нет. Прямо, словно чего-то недостаёт.
Г. Станиславский крутил головой.
– Большой энтузиаст!
Мистер Крэг посмотрел на вошедших к нему гг. Немировича-Данченко и Станиславского с глубоким изумлением.
– Чем могу служить, господа?
– Да мы насчёт «Гамлета»! – сказал г. Немирович-Данченко.
Мистер Крэг переспросил:
– Как вы сказали?
– Гамлета.
– Гамлет?! Это что же такое? Город, кушанье, скаковая лошадь?
– Гамлет! Пьеса Шекспира!
– Кто ж это такой, этот Шекспир?
– Боже мой! Драматург!
– Н-не знаю. Не припомню. Не слышал. Может быть. Что ж он такое сделал, этот господин, про которого вы говорите?
– «Гамлета» написал.
– Ну, и господь с ним! Мало ли пьес пишут!
– Да, но вы… ставить… в нашем театре…
– Извините, господа! Кто-то написал какую-то пьесу. Кто-то зачем-то хочет её играть. Мне-то до всего этого какое дело? Извините, господа! Я думаю сейчас совсем о другом!
И мистер Крэг погрузился в глубокую задумчивость.
– Капризный у человека гений! – погладил бороду г. Немирович-Данченко.
– Придётся, вместо «Гамлета», на сцену просто датского дога выпустить! – вздохнул г. Станиславский, – не пропадать же догу.
А г. Вишневский так даже заплакал:
– Господи! Я-то всем знакомым генералам, графам, князьям даже говорил: «Гамлет»!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.