Лаборатория

Лаборатория

Если Энтенфус рассчитывал, что Фауст сможет наладить производство золота, ему следовало обеспечить учёного приличной лабораторией. Вероятно, особая комната, скрытая от взоров любознательных монахов, располагалась в удобном месте и имела трубу для устройства хорошей вытяжки. Неужели Фауст оборудовал место для экспериментов прямо под сводчатым потолком? «Башня Фауста» казалась удобным местом, поскольку находилась вдали от других строений. Это не только избавляло от пожарной опасности и лишних подозрений, но также обеспечивало доступ из «Господского дома», где находились покои аббата. Но выбор места заботил Фауста едва ли не в последнюю очередь: важнее всего было то, как он собирался производить золото.

Фауст наверняка был в курсе последних теоретических веяний и практических рецептов, которые он мог почерпнуть из таких работ, как Pretiosissimum Donum Dei, или «Драгоценнейший дар Господа». Сегодня известно более 60 рукописных версий этого значительного алхимического исследования, опубликованного на латинском, греческом, немецком, французском, итальянском и английском языках, причём самый ранний манускрипт датируется XV веком{204}. Автором некоторых рукописей, датированных 1475 годом, считают Георгия Аураха (или Анраха) де Аргентина. Существует дополнение к этой рукописи, вроде бы составленное в Германии неким дворянином из Трира. Текст, о котором идёт речь, был написан в 1453 году и считался «лучшей и самой правдивой книгой о камне философов»{205}.

Также известны «Алхимические пословицы» XV века, исполненные в виде одного листа с большой цветной картиной, изображающей нечто вроде печи в окружении фигур короля на троне, Солнца, Луны и льва{206}. В 1433 году Иоганн Байройтский, старший сын Фридриха Бранденбургского, разрешил печатание «Книги Святой Троицы», сохранившейся в виде копий, выполненных около 1467 и 1492 годов{207}. Также в виде рукописей циркулировали алхимические рецепты, приписываемые Арнольду из Виллановы и Андреа де Фарлинио{208}, работа Раймонда Луллия Compendium Animae Transmutationis Artis Metallorum («Компендиум души искусства трансмутации металлов»){209} и работа Николауса Парижского Vom silber und vom golde («О серебре и золоте»){210}. Желающие отыскать секрет философов могут изучить 147 статей Omne bonum из Domino deo est середины XV века{211} или перелистать страницы так называемой «алхимической книги» Мартина Вретера и прочитать знаменитые тексты Tabula Smaragdina («Изумрудная Скрижаль») Гермеса Трисмегиста либо «Розарий философов»{212}. В Германии у Фауста не было возможности читать любые алхимические тексты, но с какой из работ он ознакомился?

Фауст мог знать способы{213}, детально описанные Рипли в книге «Композиция алхимии» (1471). Рипли учился в Риме и Лёвене, много путешествовал по Европе и, по слухам, производил золото для ордена госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского на Родосе. Процесс, изобретённый Рипли, был длительным, и если Энтенфус ждал немедленного результата, то его ждало разочарование. Искусство алхимии противно любой спешке. Но у Фауста явно возникала потребность в оборудовании: он едва ли мог перевезти аппаратуру из Эрфурта, даже при наличии демонического транспорта. Для работы требовались химикаты. Если Энтенфус надеялся ограничиться запасом свинца, ему следовало вспомнить алхимическую максиму: «Чтобы делать золото, нужно иметь золото» или – в конкретном случае – гульдены, очень много гульденов. Интересно, предвкушая будущие несметные богатства, Энтенфус открыл монастырские сундуки, или он обратился к финансовым ресурсам Ульриха Вюртембергского?

Хотя, по словам Рипли, для его метода требовался «один состав, одна посуда и одна печь», само собой, что список оборудования был длинным и дорогостоящим{214}. Пример всего необходимого можно найти в материалах археологических раскопок в Оберстоксталле/Кирхберге-на-Ваграме, в Австрии. Здесь, под помещением ризницы в церкви, примыкавшей к зданию муниципалитета, были найдены фрагменты алхимического оборудования – в общей сложности около 800 артефактов, датируемых начиная с XVI века. Фауст, как и другие алхимики того времени, работал с агрессивными материалами, подвергавшимися воздействию высоких температур, и ему требовалось особое оборудование.

Устройство лаборатории не могло пройти совершенно незамеченным. Всё полагалось делать по правилам. Алхимику требовались посуда из особого стекла, высококачественная керамика и горелки; для производства экзотических приспособлений были нужны воздуходувки и тигли. Даже если эти приспособления изготавливались в мастерских Маульбронна, монахи, послушники и жители соседних деревень не могли не знать об этих приготовлениях. Путешественники, двигавшиеся по императорской дороге, могли слышать разные истории и рассказывали об этом в соседней деревне, распространяя сплетни. Представьте, какая энергия проходила через сонный монастырь, когда местные ремесленники привозили сюда свои загадочные приспособления или когда монахи, наводившие порядок, вносили или выносили оборудование из башни и тайной комнаты.

Теперь представьте лабораторию Фауста, устроенную по образцу гравюры «Алхимик» Питера Брейгеля Старшего (1558). Вы увидите комнату, полную различного оборудования, и алхимика, который сидит у печи в рабочей одежде и читает колдовскую книгу. Его помощник, сидящий у печи, подсыпает в тигель какое-то вещество. Мы видим ёмкости с неизвестными субстанциями, из которых торчат ложки для перемешивания. За помощником стоит большой сосуд, а перед ним в вытяжку уходит струя густого чёрного дыма. Если бы алхимик решил воспользоваться описанием из книги Иеронима Брауншвейгского по искусству дистилляции (1512) и получить перегонкой немного aqua vitae, ему пришлось бы собрать из стеклянных трубочек сложную систему, включающую установленный в центре вертикальный цилиндр и два перегонных куба, подогреваемые раздельными горелками. На гравюре из книги Брауншвейгского алхимик бережно держит стеклянную посудину, а его пышно одетый помощник, напоминающий ландскнехта, наливает искомую жидкость из краника в виде головы дракона, расположенного у основания главной трубы.

Историческая модель лаборатории из музея Фауста в Книтлингене демонстрирует типичную сцену с узкогорлыми химическими посудинами и объёмистыми дистилляторами (вероятно, один из приборов собран по описанию Брауншвейгского), с которыми управляются сразу три помощника. Алхимик, уединившийся в матерчатой палатке, погружён в книги по своей мудрёной науке. К потолочной балке подвешено чучело крокодила, рядом с чучелом покачивается человеческий скелет.

Гравюра Брейгеля имела скорее сатирическую направленность. Между фигурами алхимика и его помощника изображены женщина и паяц, что никак не предвещает удачного исхода. Женщина высыпает себе в руку содержимое кошелька, судя по хитрому выражению, ей не принадлежащего, а паяц, укрывшийся под столом алхимика, яростно работает мехами, нагоняя облака дыма ей под юбку. На заднем плане изображён ребёнок с котелком на голове, помогающий двум другим вскарабкаться на комод. Хотя поза алхимика говорит о том, что он погружён в размышления, и помощник алхимика вроде бы занят делом, вся сцена полна хаоса, а песочные часы, стоящие по левую руку от помощника, отмеряют лишь бесцельно потраченное время.

На картине «Алхимик» Яна ван Стратена (1570) показана другая, куда более упорядоченная сцена. Алхимик, изображённый в одеянии врача и очках, даёт указания помощникам. На переднем плане мальчик толчёт препарат в ступе. Человек с мешалкой в руках внимательно изучает стеклянный сосуд, в то время как другой с мрачным видом копошится у печи. Однако в центре картины вовсе не алхимик. Внимание наблюдателя занимает хилого вида молодой человек, сжимающий в руках объёмистый пузатый сосуд. На взгляд алхимика, он мог быть гермафродитом, то есть ребёнком, согласно его науке, рождённым от союза Солнца и Луны. На белом одеянии изображена Луна и Меркурий, а золотистые волосы напоминают о Солнце, и собственно о философском эликсире. Из-под руки молодого человека выглядывает кот с широко, будто бы от страха открытыми глазами. На гравюрах изображено трудоёмкое производство, требующее большого количества оборудования и сопровождающееся неприятными запахами, испарениями и шумом, но при этом в центре картины оказывается вычурный персонаж – гермафродит.

И «Башня Фауста», и тайная комната Маульброннского монастыря одинаково малы, чтобы вместить палатку алхимика или чучело крокодила. Пространство, имевшееся в распоряжении Фауста, позволяло разместить лишь самое необходимое: дистиллятор и печь. Дистиллятор, который алхимики привычно называли перегонным кубом, или алембиком, представлял собой сложную конструкцию, описанную Брауншвейгом, или более простой вариант, авторство которого приписывают Геберу (или Джабиру). Название «алембик» произошло от арабского слова «аль-анбик», в свою очередь происшедшего из греческого ambix, что означало чашку, стакан или в конкретном случае самую верхнюю часть дистиллятора. Впоследствии это название стали применять ко всему перегонному аппарату. Другим важным элементом оснащения была специальная алхимическая печь, или атанор. Название печи также имеет арабское происхождение («аль-таннур») и означает «бессмертный», потому что огонь, разведенный в такой печи, мог гореть непрерывно до окончания процесса.

Помимо этого Фаусту требовались реторты – круглые сосуды с узким вытянутым горлом, а также круглые стеклянные сосуды с загнутым горлышком, похожие на аиста, и тигли – керамические чаши с узким дном и широким верхом, выдерживавшие нагрев до высоких температур.

Тигли в больших количествах продавали по всей Европе: в одном только Оберстоксталле из раскопа извлекли 300 тиглей характерной треугольной формы. Интересно, что мы относительно мало знаем о производстве тиглей и причинах, по которым их ценили так высоко. Изучив поперечный срез керамического тигля, найденного в Оберстоксталле, при помощи оптического и сканирующего электронного микроскопов, учёные из университетского колледжа в Лондоне выяснили, что тигель сделан из керамической смеси, «значительно отличающейся от других видов керамики». Оказалось, что к огнеупорной глине было добавлено некоторое количество песка и шамота, а в некоторых случаях – толчёный графит, улучшавший термическую и химическую стойкость лабораторной посуды. Графит обеспечивал высокую теплопроводность тиглей и устойчивость к воздействию агрессивных веществ. После формовки и обжига в дымной печи поверхность тиглей становилась чёрной, как сажа{215}.

Стеклянная посуда требовалась Фаусту для очистки реактивов, а в тиглях он мог плавить металлы. Вероятнее всего, для осаждения и растворения Фауст располагал несколькими стеклянными плошками вроде пиал; возможно, у него имелся циркуляционный дистиллятор с двумя боковыми отводами, из-за формы прозванный «пеликаном», а также другой стеклянный сосуд, выполненный в форме восьмёрки, верхняя колба которого имела тонкий отвод. Неглубокие керамические тарелки служили для нескольких операций, в том числе для оксидирования свинцового слитка и расплавления металла перед его очисткой.

Хотя иногда встречались работы, в которых более или менее подробно описывались аппаратура и технические приёмы алхимии (например, у Брауншвейга или в сочинении Гебера Alchemiae Gebri Arabis), собственно алхимические тексты всегда были практически нечитаемыми. Один из выдающихся алхимиков Николя Фламель писал: «…Эта операция – самый настоящий лабиринт»{216}. Что же сделал Фауст, когда в башне или тайной комнате появилось оборудование, необходимые химикаты и посуда? Настал его час разжечь огонь в атаноре.