Магический пир
Магический пир
Если верить легенде, через несколько дней Фауст вернулся из Праги с дорогими подарками за оказанные услуги. Чтобы отметить возвращение, он привёл друзей в университетскую церковь Святого Михаила, где, по всей вероятности, был подходящий зал. Не обнаружив в пустой церкви никаких приготовлений, обычных для такого случая, фон Денштедт, Гесс (кто бы сомневался) и остальная компания в недоумении закрутили головами. Хотя картина не предвещала голодным гостям ничего хорошего, Фауст даже глазом не моргнул. Достав кинжал, он постучал рукояткой по столу. Вошедший слуга поинтересовался, чего желает его господин. Прежде чем сделать распоряжения, Фауст осведомился: «Насколько ты быстр?» Слуга ответил, что он быстр, как стрела. Фауст покачал головой: «Нет… так ты мне не угодишь». Отослав слугу прочь, он вновь постучал по столу. Появился другой слуга. Фауст повторил свой вопрос. «Я быстр, как ветер», – ответил слуга. «Это уже кое-что», – пробормотал Фауст, но отослал назад и этого слугу. Наконец, он в третий раз постучал по столу, и в зал вошёл третий слуга. Фауст задал тот же вопрос, и слуга ответил, что он быстрый, как мысль. «Хорошо… ты мне подходишь», – сказал Фауст и сделал распоряжения. Гостям предложили вымыть руки, после чего они сели за стол. Едва они успели сесть, как третий слуга с двумя помощниками внесли в зал накрытые тарелки: «Было подано тридцать шесть перемен или блюд… из дичи, птицы, овощей, мясных пирогов и другого мяса, не говоря о фруктах, сладостях и прочем десерте»{150}.
Конечно, ни одно сборище у Фауста не обходилось без обильных возлияний, но «все кубки, стаканы и кружки на столе оказались пусты» – вне сомнения, к огорчению Гесса. Однако Фауст был не из тех плохих хозяев, которые отпускают гостей трезвыми, и спросил у каждого, какой сорт пива или вина он предпочитает. Чтобы получать вино, Фауст придумал новое волшебство, ещё лучше прежнего. Он «выставлял пустые кружки за окно и вскоре забирал их оттуда полными отличнейшим вином, по желанию каждого». Гости наслаждались музыкой в исполнении одного из загадочных слуг: «Такой изумительной, какую они никогда прежде не слышали». Веселье продолжалось «до следующего утра»{151}.
Хотя чудеса Фауста, превратившего деревянный стол в винный погребок и накормившего целую компанию яствами, которых хватило бы (почти) на пять тысяч человек, вызывают в памяти его обещание превзойти самого Иисуса, данное в Вюрцбурге, однако в магических книгах у этих подвигов также есть прецеденты. В «Мече Моисея» – старинной книге, датируемой периодом от III до IV века н. э., – есть своя версия того, как удовлетворить неуёмные аппетиты магов. В руководстве по некромантии «Кодекс 849» также говорится о волшебном банкете – и о том, как удовлетворить самые изысканные вкусы. Автор или составитель «Кодекса» внёс в текст персональные гарантии: он сообщал читателю, что «вы могли видеть меня при дворе, когда я устраивал такие банкеты»{152}. Для этой запутанной операции требовалось участие на менее чем 16 духов.
По-видимому, несмотря на рекомендации «Кодекса», Фауст добывал вино без каких-либо магических процедур, действуя обычным столярным инструментом – или, как в последнем случае, почти голыми руками. Хотя, как объяснял составитель «Кодекса», после однократного выполнения сложных магических операций духи остаются в полной готовности, и в дальнейшем их можно вызывать простым заклинанием, произносимым на одном вздохе. Неужели, когда Фауст проделывал в столе отверстия, собутыльники не заметили, как шевелились его губы, произносившие «тайную формулу»?
К тому времени уже ходило немало похожих историй о магических обедах. Плутарх (ок. 46 – ок. 120), на которого в эпоху Возрождения была своего рода мода, пересказал историю, связанную с легендарным царём Рима Нумой Помпилием. Как-то Нума пригласил на праздник множество гостей – но представьте, какое разочарование они испытали, увидев, что царь Рима накрыл для них простой «крестьянский» обед. Как только гости с вытянувшими лицами сели за стол, Нума объявил, что к ним прибыла богиня Эгерия, после чего всё, что стояло на столе, превратилось в лучшие и самые дорогие яства. О шотландском волшебнике Майкле Скотте (ок. 1175–1232, или 1234) рассказывали, что он накормил гостей блюдами, перенесёнными из королевских кухонь Франции и Испании. В 1526 году Агриппа записал историю некоего Пасета, который мог наколдовать для гостей роскошный обед, исчезавший прежде, чем они успевали проглотить набежавшую слюну. В начале XVII века эту же популярную историю пересказали Франческо Гуаццо и Роберт Бёртон.
Сама по себе идея вынести кубок за окно, а затем получить его назад полным вина довольно типична для рассказов о магах. Про философа и богослова Альберта Великого говорили, что в 1248 году он раздобыл для князя целую тарелку устриц, просто постучав в окно. Согласно «Циммерской хронике», то же самое проделал Людвиг фон Лихтенберг, с помощью магии похитивший тарелку со стола французского короля. Рассказывали, что Раби Адам использовал похожую магию, когда устроил пир для императора Максимилиана II (1564–1576) в Праге. Поскольку, как мы уже видели, магическая традиция отличается от традиции литературы, сходство этих историй ещё не говорит о прямом заимствовании.
Люди всегда искали магических помощников. Несколько самых ранних примеров можно отыскать в греческих магических папирусах II–V веков н. э. Троекратное испытание магических помощников и идея о том, что они могут действовать со скоростью мысли, впоследствии нашли выражение в такой фигуре из «народной книги» о Фаусте, как Мефистофель. Проверку известных духов, имевшую целью определить самого быстрого, можно найти в магической книге «Чёрный ворон», предположительно опубликованной в Лионе в 1469 году.
Хотя Фауст развлекал своих гостей в Эрфурте с поистине королевским размахом, он не чурался шуток самого простого свойства. Известен рассказ о том, как Фауст околдовал компанию завзятых пьянчуг, заставив их думать, что перед ними «виноградный куст, на котором висели гроздья сочного винограда…»; когда же «Фауст снял, наконец, чары… легковерные приятели увидели, что, потянувшись за гроздью, каждый из них ухватился за собственный нос»{153}. Если верить легенде, позже Фауст повторил этот трюк в замке Боксберг.
В 1591 году эту историю пересказал Филипп Камерарий (1537–1624), приукрасивший и добавивший в текст некоторые ханжеские умозаключения, но оставивший на своих местах все детали повествования. В этой басне особенно выделяются элементы сказки и недвусмысленное предупреждение о вреде пьянства. Камерарий с энтузиазмом, возможно – преувеличенным, пересказывал то, что вполне можно считать занимательной историей об уловках из обширного арсенала Сатаны.
В самом конце декабря приятели Фауста решили испытать его силу, потребовав нечто практически невыполнимое: «Чтобы он явил перед ними виноградную лозу, усыпанную гроздьями спелого винограда». Фауст согласился, но приказал, «чтобы они сохраняли полное молчание и не вздумали шелохнуться, пока он не велит им сорвать ягоды: иначе они подвергнутся смертельной опасности».
Затем «…он с помощью своих чар так затуманил взоры и чувства пьяной компании, что им привиделся роскошный виноградный куст, на котором висели гроздья сочного винограда необыкновенных размеров, и гроздьев этих было столько же, сколько было собравшихся»{154}.
Гости Фауста достали ножи. Они с трудом сдерживались, чтобы не срезать сочные грозди, но тем не менее послушно ждали команды мага. Фауст продолжал испытывать их неизвестностью, пока наконец не снял чары: «Куст с виноградом растворился в дыму, и легковерные приятели увидели, что, потянувшись за гроздью, каждый из них ухватился за собственный нос и уже замахнулся ножом, так что если бы только кто-нибудь вопреки уговору начал самовольно срезать виноград, то обкарнал бы свой собственный нос»{155}.
Как говорил Камерарий, эта история была одной из многих, рассказывавших о магических способах получения эффектов, не соответствующих времени года. Хотя эти колдовские подвиги не подразумевали участия Сатаны, Камерарий сделал всё, чтобы представить их образцом работы дьявола. Пьянство, о котором также идёт речь в рассказе, усиливает степень морального осуждения. Текст Камерария заканчивался строгим замечанием:
«И поделом было бы, не такого еще увечья заслуживает тот, кто из суетного любопытства стремится стать очевидцем и соучастником бесовского наваждения, чего христианину делать не следует, ибо подвергается он этим большой опасности, а главное, берет тяжкий грех на душу»{156}.
Камерарий был суровым человеком, однако не слишком отличался от других своих современников, с радостью отправлявших на муки всех нарушавших каноны церкви. Интересно, что на долю Камерария выпало больше всего упрёков. Хотя он неоднократно повторял, что в силу своей нелепости эта история является дьявольской иллюзией, похоже, что он сам верил в её правдивость. В наше время на такое чудо способен любой выступающий со сцены гипнотизёр, но разве мы понимаем в гипнозе больше, чем Камерарий в магии Фауста?
Данный текст является ознакомительным фрагментом.