ПОТОК СКАЗАНИЙ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПОТОК СКАЗАНИЙ

7 апреля 1925 года краевой партийный комитет принял постановление: «Учитывая просьбу товарища Сейфуллина о предоставлении ему возможности заниматься литературно-творческим трудом, назначить его председателем научной комиссии при комиссариате просвещения».

Сакен после возвращения из Москвы приступил к своим новым обязанностям.

12 июня секретариат краевого комитета РКП (б) принял решение о создании ассоциации казахских пролетарских писателей (КазАПП). Было создано организационное бюро в составе Сакена Сейфуллина, Николая Феоктистова, Беимбета Майлина, Абдрахмана Байдильдина. Этому бюро были вменены в обязанность «организация пролетарских писателей Казахстана, ведение пропагандистской работы и созыв Всеказахстанской конференции пролетарских писателей».

Оказалось, что создать писательскую организацию Казахстана не такое простое дело. Даже среди членов организационного бюро нет единства во мнении. Хотя все сходятся на одном — создать необходимо.

Сакен давно задумывался над названием организации — ведь оно как знамя. И поделился своими соображениями с членами бюро.

— Мне кажется, что нам не очень подходит название «ассоциация пролетарских писателей». У нас ведь немногие писатели выходцы из пролетарских слоев. По-моему, членами нашего объединения должны быть все писатели, кто защищает интересы казахской бедноты, то есть выходцы из различных бедняцких кругов населения. Поэтому я предлагаю назвать нашу организацию — ассоциацией «пролетарских, крестьянских писателей». Может, более общо — «Организацией революционных писателей». Если договоримся о названии, сразу нужно решить вопрос и о платформе нашей организации. В Москве я познакомился с работами РАПП и «Кузницы».

— Думаю что нужно принять платформу РАПП. Перевести на казахский язык те документы, что ты привез, и дело с концом, — сказал Абдрахман.

Беимбет поддержал:

— Сакен, ты давно в литературе. Не раз подвергался критике. Кто же начнет, как не ты. Все козыри тебе в руки! Переводи, и покончим с организационным периодом.

Таким образом, все организационные дела КазАПП легли на плечи Сакена.

Сакен составил и опубликовал письмо от имени «Правления организации революционных писателей Казахстана».

«В столице Казахстана — Кзыл-Орде создано правление организации революционных писателей трудящегося класса Казахстана. Цель правления — организовать революционных писателей трудящегося класса Казахстана с тем, чтобы на основе единой платформы включиться в литературную работу… Организация революционных писателей Казахстана считает себя одной из ветвей общей организации пролетарских писателей Советского Союза, поэтому она полностью принимает платформу РАПП и будет руководствоваться ею, о чем мы и заявляем публично. Кто признает эту платформу, тот пусть вышлет свою анкету нам».

«После Октябрьской революции дальнейшее развитие получила казахская литература, появились революционные писатели, представители трудового класса. Однако ввиду своей разрозненности многие не могут найти правильного пути и попадают в сети «Алаша».

С помощью различных ухищрений приходят на литературный фронт люди, воспитанные в духе «Алаша». Они наряду со стихами, сказаниями, рассказами занялись ныне критикой казахской литературы. Но от их «критики» веет отжившими взглядами, они не отреклись от старого. Вот почему потребовалось создание единой организации революционных писателей Казахстана с ее яспой: платформой. Теперь эта организация создана».

Редактор газеты «Енбекши казах» Смагул Садвакасов долго упорствовал по поводу упоминания в письме правления КазАПП «Алаша». Он заявил, что письмо должно излагать только организационные принципы. Лишь благодаря вмешательству краевого комитета партии документы увидели свет.

Смагул затаил обиду на Сакена и, используя свое положение редактора, всячески задерживал публикацию его произведений. С трудом удалось опубликовать куски поэмы «Мать сыра земля».

С давних пор мечтал Сакен написать поэму, посвященную Октябрьской революции. Кажется, теперь для осуществления этой мечты появились реальные возможности. Но вот беда — в голове столько мыслей, на языке столько слов, а на бумаге…

Бессонная ночь. Наутро Сакен как чумной, как рыба, оглушенная льдом. Глаза бы не глядели на бумагу! И люди в тягость.

Никогда он еще так не мучился над стихами. Может быть, бросить, забыть, ну хотя бы на время? Потом придет само.

Нет, не забудет. Только изведется. Сакен бредет на берег Сырдарьи. Вид водной глади, речная прохлада должны успокоить, отвлечь. И тут рядом друзья — Утекин и Мажит Даулетбаев — дурачатся, песни поют. И вместе с ними веселится Сакен. Кажется, он сбросил с себя непосильную ношу многодневных дум и «поэтических терзаний».

Дома он опять в плену все тех же настроений. Но теперь ему кажется, что он нашел и новые слова, и новые ритмы, да и название необычно — «Советстан».

Да, да, именно «Советстан» по прообразу — Казахстан, Узбекистан.

О родина храбрых — Советский Союз!

Твоими детьми я по праву горжусь:

Ведь крепче нет сплава,

Чем молодость — слава

Страны величавой,

О родина храбрых — Советский Союз!

Строфа получилась неплохо. Новы и слог и ритм.

Возил меня раньше тулпар — Байге-кок,

Теперь меня поезд несет на восток.

Что лучше в дороге?

Скакун тонконогий

Иль поезда строгий,

В степные просторы летящий гудок?

Да, задаст он задачку знатокам стихосложения!

Кроме Абая, у всех казахских поэтов в стихах преобладает однообразный, монотонный ритм. А вот русские поэты обращаются с ритмами очень вольно. Ну и пусть себе шипят «знатоки», зато как просторно стало мыслям.

Союз наш — экспресс, он летит по мостам,

По свежим лугам, по широким полям.

Страны нашей лучшей

Народы могучи,

Свободны, как тучи, —

И это отлично известно врагам.

Есть земли, куда не доскачешь верхом,

И много племен и народов кругом

Под знаменем рдяным

В труде неустанном

Раскинутым станом

Живут здесь, как братья, в союзе одном…

Лети, от-арба! Нет дороги назад!

«Тра-там-та-та-та…» — колеса стучат.

Пусть степи родные

Встречают прямые

Лучи золотые!

Дорога длинна, и просторы блестят.

Веди же, вожатый,

Веди, миновав

Откосы и скаты,

Огромный состав,

Так будь осторожней, —

Во мгле придорожной

Скрывается враг.

Просторы блестят,

И дали синее,

Лети же скорее!

Колеса стучат:

«Тра-та-та-та-так.

Тра-так…»

Сколько дней он промаялся в поисках! Зато когда нашел ритмику, поэма была закончена в один день. Не удивительно, ведь ее мысли, ее настроение вынашивались, быть может, многие годы.

Теперь главное — не портить поэму, больше не прикасаться к ней.

И, наверное, впервые ему захотелось тут же, немедля прочитать поэму кому-нибудь вслух. Раньше он и не замечал за собой таких порывов, сам справлялся с собственными «поэтическими восторгами».

Пригласил Сабита, сотрудника «Енбекши казах». Он жил в его же квартире.

Сабит даже растерялся. Что с Сакеном случилось? Ведь всегда молчит, словом не обмолвится о своих новых стихах, пока не сдаст их в печать.

Слушал и ушам не верил — хороши стихи, но словно написал их иной, не казахский поэт.

Сабит знал, что Сакен не любит, когда его хвалят, и сказал буднично:

— Давайте я захвачу с собой, поместим в номере седьмого ноября.

— Ну нет, джигит мой, не те нынче времена пошли. Теперь все самому надобно с начальством обговаривать, иначе оно в претензии будет. Смагулу сам доложусь.

— Дело ваше. Кстати, Смагул просил напомнить, что седьмого ноября исполняется четыре года газете «Енбек-ши казах». Неплохо было бы, если бы вы написали об этом событии этак строк пятьдесят.

— Согласен. Я стоял у колыбели этой газеты, и она немало сделала для развития казахской литературы, да и ныне «Енбекши казах» — главная опора КазАПП.

Сакен и так и сяк ворочает номер «Енбекши казах» за 7 ноября 1925 года. «Советстан» не опубликован. Правда, статья его появилась, но и в ней обрезан последний абзац.

И в последующих выпусках газеты Сакен не находит своей поэмы.

Конечно, это все происки Смагула. Но не слишком ли зарвался он? Пора и ему дать по рукам.

Сакен не любил жаловаться в «вышестоящие органы». Но на сей раз написал в отдел печати краевого комитета ВКП(б).

В письме он поведал не только о возмутительной дискриминации, которой подверглась его поэма, написанная к восьмой годовщине Октября. Сакен рассказал и о постоянных задержках, которые чинит редакция каждому его произведению, о том, что она произвольно выбрасывает из них целые строфы, как это было со стихами «Осень в степи».

Пока в тебе еще бунтуют силы,

Но ты все чаще опускаешь взгляд.

Стой в стороне.

Но знай — твоя могила

Была готова восемь лет назад.

Вот такие строки редакция почему-то задержала.

Обратил он внимание отдела печати и на те слова, которые редакция вычеркнула из его юбилейной статьи: «Молодые писатели трудящихся, раньше неопытные, ныне выросли. Теперь нужно, чтобы прежние враги трудящихся, писатели старые, держались подальше от «Енбекши казах».

Эта купюра уже не случайна. Тем более что вместо заказанных 50 строк он подал 35.

Крайком ВКП(б) не оставил без внимания письмо Сакена.

Но Смагул Садвакасов не унимался. Полгода он мариновал «Советстан» и в то же время без оглядки печатал сомнительные стишки писателей-националистов, скрывавших свои подлинные имена за псевдонимами.

Сакен не впал в уныние, но, конечно, не мог похвастаться хорошим расположением духа. Он мог пойти к секретарю крайкома, но тогда его недруги завопили бы, что Сакен выпрашивает для себя какие-то особые условия. Поэтому Сакен избегал встреч с руководящими товарищами.

Но свои чувства он излил в стихах:

Ах, эти попрошайки курицы!

Пристанут — нет от них отбоя,

Едва вы выйдете на улицу,

Крупы и проса взяв с собою.

Так и «друзья». Они — как курицы.

Снуют, пока вы не в опале.

Но стоит небесам нахмуриться —

Ищи-свищи! «Друзья» пропали.

Их дружба сущая безделица.

Друг проверяется на деле.

Друг с вами тайнами поделится

И ваши горести разделит.

А последующие строки Сакен посвятил другу, который понимал чистоту его души.

Тебе, мой друг безвестный,

Все помыслы души

Я раскрываю в песне, —

Ты ж слушай, не дыши.

О, что душа без песни

И песня без души?!

В середине лета Сакен получил долгожданный отпуск. И, ни на минуту не задерживаясь, направился в родной аул.

Знакомая дорога, но каким оказался долгим путь! Сакена знали, Сакену несли сказки и песни, к нему шли рабочие железной дороги Кзылжар — Акмолинск с жалобами на свои бытовые нужды, с просьбами о помощи.

Сакен несколько дней и ночей провел в лачугах рабочих. Знакомился с их жизнью, бытом, немудреными развлечениями.

По пути заезжал в Караганду, Нильди. Как хорошо дома! Как вкусно пахнет первый снег, но как быстро пролетело время. Он его и не заметил, с увлечением работая над поэмой «Кокче-Тау».

Возвращаясь в Кзыл-Орду, Сакен сделал остановку у своего друга Жакии Айнабекова. Его брат, Кайып, — тоже поэт, но считает себя неудачником, так как его стихи только изредка появляются на страницах газет и журналов.

Не без тайного умысла, едва представился к тому случай, Кайып прочел Сакену две строфы — не свои, Шолпан.

Теснятся в сердце то рассвет, то ночь.

Желанью моему никак не сбыться.

Быть может, вы сумеете помочь —

У вас охват, как у могучей птицы.

Четыре года я уже в дороге.

Никто руки не подал мне в пути.

Немного знаний. Но мечты так много,

Что в сердце — пламя. Мне его нести.

Сакен сразу все понял, перебил его.

— Каке, как поживает Шолпан?

— Разве ты не слышал?

— А что?

— Нет больше нашей сестрички… Сакен изменился в лице.

— Бедная Шолпан! Она ведь была первой нашей поэтессой. Первая ласточка. Только-только расцветший цветок. Увяла, не успев созреть…

— Не думал, что ты не знал, — сожалеючи говорил Кайып, — хотел было выложить свои обиды и нужды. Вот и вспомнились ее стихи, посвященные тебе! Сакен ничего не слышал:

— Она горела пламенем. Году в двадцать третьем помог я Шолпан опубликовать ее стихи «Путник и рабочий» в газете «Енбекши казах» к Октябрьскому празднику…

Кайып помолчал. Потом сказал напрямик:

— Ты ведь помог выпустить и книгу Сабыра Шари-иова «Алтыбасар», даже написал предисловие к ней.

— Да, Каке! И что же?

— Всем помогаешь, а почему не обращаешь внимания на меня?

— Ведь в газетах и журналах появляются ваши стихи.

— Да, изредка, но хотелось бы и мне выпустить книгу. Вот я собрал все, что написал. Можно было бы назвать «Красные степные цветы». Увези с собой в Кзыл-Орду. Прочти, если найдешь подходящим, сделай что-нибудь, а нет — так порви. Я это говорю тебе как руководителю КазАПП!

— А что же вы сердитесь, Каке?

— Ну а как же, если с вами говорить помягче, то вы не понимаете! Редко публикует мои стихи «Енбекши казах» — обидно!

— У казахов много поэтов. Разве может газета поместить стихи всех? Скоро будем выпускать литературный журнал. Вот тогда и будет вам простор, Каке.

Жена Кайып поспешила вмешаться — перевела разговор на житейские темы. Поделилась радостью — единственная дочь двоюродного брата Кайыпа, Батырбека, учится в Кзылжарской совпартшколе.

— Наверное, скучает по дому. Ты же едешь в Кзылжар, передай ей привет, гостинцы.

— Достаточно ведь и того, что вы помогаете ей деньгами, зачем еще гостинцы?

Кайып сразу понял, что Сакен не настроен обременять себя всякими поручениями.

— Ох эти женщины! Всегда поставят в неудобное положение, — сказал и недовольно посмотрел на жену. — Зачем тебе возиться со всякими гостинцами, захвати, пожалуйста, только деньги.

— Да, путь далек, — сказал как бы между прочим Сакен,

По приезде в Кзылжар Сакен послал мальчика — сынишку хозяина дома, где он остановился, в общежитие совпартшколы пригласить Гульбарам Батырбекову. Вскоре в комнату вошла воспитанная в аульных традициях молодая красавица с длинными косичками, приятным матовым оттенком лица и искрящимся взглядом.

— Сестричка, в ауле все живы и здоровы. Каке воспользовался моей поездкой и передает тебе деньги и привет. — И, достав из внутреннего кармана сложенные пополам деньги, передал ей. — Ну, как учеба, наверное, привыкла уже к городской жизни?

Гульбарам силится что-то сказать, шевелит губами, но ничего не слышно. Все еще не может расстаться с аульной застенчивостью. Засобиралась было уходить, но хозяин дома сказал:

— Посиди, милая, покушаешь с нами.

Гульбарам еще больше засмущалась, не зная, что и ответить. А Сакен украдкой бросает взгляд на юную красавицу. Кажется, вовремя и кстати хозяин дома предложил остаться ей.

Не находя, что ответить, Гульбарам хотела было сослаться на занятия, но вышедшая из кухни женщина не дала ей даже опомниться.

— Ну что же ты стоишь, миленькая, как пугливая козочка! Пойдем со мной, — сказала и увела в другую комнату.

У Гульбарам не хватает смелости смотреть в лицо человека, который уже достаточно знаменит. А хозяин дома — ее директор. Она не стала есть. Когда ты сильно смущен, то и вода застревает в горле.

Кое-как прошел этот вечер. Тот же мальчик, который привел девушку, проводил ее до общежития.

Почти всю ночь Сакен не сомкнул глаз. Он и читал, и слыхал, что бывает на свете любовь с первого взгляда. Но себя считал застрахованным от нее. И напрасно…

Назавтра он сам разыскал Гульбарам в совпартшколе. Потом дома был недолгий разговор.

— Вчера мы не смогли поговорить, — начал было Сакен издалека. — Мне кажется, тебе лучше было бы учиться в Кзыл-Орде. Присматривали бы за тобой, помогли бы.

Чувствительное сердце девушки поняло, куда клонит поэт. От смущения щеки ее вспыхнули густым румянцем. Но, преодолевая робость и волнение, она сказала с сомнением:

— Не знаю даже, без того уже я далеко забралась от аула. Вот теперь, если с вами уеду, то, наверное, и не найду своих родных, свой аул.

— Я понял смысл твоих слов. — Сакен продолжал после недолгой паузы: — Если ты сдержишь свое слово, то я во всеуслышание объявлю о своем намерении.

Он хотел выразиться как-то помягче, но получилось слишком прямолинейно. Гульбарам ничего не ответила на это, кроме как «поживем — увидим».

Сакен отправился в Кзыл-Орду. По пути он думал о Гульбарам.

Наверное, он не должен был вот так, сразу сказать ей все, что он чувствует, о чем мечтает со вчерашней встречи. Но так уж получилось…

А через несколько дней поэт заговорил стихами. «Моей сестре — студентке совпартшколы (Гульбарам)».

Ты в город ушла на учебу,

Но там, вдалеке от степей,

Смотри, не забудь об ауле,

О родине дикой своей.

Для девушек дальних аулов

Должна ты примером служить

И светочем ясного знанья

Извечную мглу осветить.

Старайся же из совпартшколы

Вернуться с большим багажом,

Чтоб светоч ученья и знаний

В ауле зажегся твоем.

Все делай, как знаешь… но люди

Пускай про тебя говорят,

Что внутренний мир твой богаче,

Чем самый богатый наряд!

Нет проку в пустом человеке,

Ведь в блеске своем показном

Он схож оболочкой наружной

С красивым, но горьким плодом.

Все эти тревожные мысли

В свою заключаю я речь,

Желая от грубых ошибок

По-братски тебя уберечь.

Поэтому в письмах советы

Любимице шлю я своей…

Ведь город, в котором живишь ты,

Лежит вдалеке от степей.

Сразу же по приезде в Кзыл-Орду он отнес эти стихи в газету «Енбекши казах». Оказывается, в его отсутствие редактором назначили Габбаса Тогжанова. Сакен знал его как человека принципиального, у которого слово не расходится с делом.

Стихи, посвященные Гульбарам, опубликовали быстро, но с послесловием: «Все верно у Сакена, но неверно его утверждение «носи длинные косы», а то от тебя будут люди шарахаться». Разве женщину украшают только длинные косы? Одни любят длинные косы, другие — короткую стрижку. Это дело вкуса. Никто не вправе давать установки — носи длинные косы или наоборот — короткую прическу. Это должен учитывать и наш поэт-коммунист».

Задетый за живое, Сакен написал опровержение: «По моему мнению, редакция неправильно поняла смысл стихотворения. Я не утверждаю, что «не остригай косу». Я не говорю, что все дело только в косах. Я просто предостерегаю:

Немало у нас шалопаев,

Которым учеба чужда.

Страшись, им во всем подражая,

Невеждой прослыть навсегда».

Как тянется время! Гульбарам пишет редко, а он почти каждый день. И, наконец, телеграмма — Гульбарам переводится в совпартшколу Кзыл-Орды!

Бог ты мой, что тут началось! Где-то куплена мебель. И хорошо, что Сакен получил двухкомнатную квартиру.

Потом была скромная свадьба.

Все теперь спорится в руках Сакена: и новая работа — он заведует теперь отделом истпарта в Казкрай-коме ВКП(б), — и руководство ассоциацией казахских писателей. Да и самому пишется легко, радостно. Хотя он не всегда пишет о радостном, веселом.

Завершен мемуарный историко-документальный роман «Тернистый путь». Отдельные его главы были опубликованы в 1923–1924 годах и сразу же привлекли всеобщее внимание. Народ ждал продолжения романа, который обещал правдивое изображение событий бурных дней 1916–1920 годов.

Это настроение чутко уловили издатели. На страницах газеты «Енбекши казах» в феврале 1927 года было опубликовано объявление, что в скором времени в свет выйдет книга Сакена Сейфуллина «Тернистый путь». Сообщалось, что в связи с нехваткой бумаги она будет издана малым тиражом. И желающим приобрести книгу предлагалось заблаговременно делать заявки.

Посыпались письма читателей. Некоторые догадливые люди в письма вложили деньги, а большинство ограничилось выражением пожелания получить книгу, иные даже забывали написать свои адреса. Издательство вынуждено было дать второе объявление. Уважаемые товарищи, писали издатели, мы приветствуем ваше желание, но не можем выслать книги без оплаты. Тем, кто живет в городе Кзыл-Орда, следует вносить деньги за книгу в кассу издательства. Те же, кто живет вне города, пусть вложат деньги в свое письмо и при этом укажут точный адрес, имя и фамилию. Без денег книга не может быть выслана.

В итоге четырехтысячный тираж «Тернистого пути» разошелся прямо со склада издательства, только мизерное число экземпляров попало в магазины «Знание». Это превзошло все самые радужные и крылатые надежды Сакена.

Никто не остался равнодушным к этой книге, написанной столь свободно и в нарушение условных литературных форм.

Автор придерживался писательской манеры Герцена в «Былом и думах», памятуя его слова: «Писать о чем-нибудь жизненном и без всякой формы».

В романе «Тернистый путь» С. Сейфуллина отсутствовала единая жанровая форма, которая могла быть обозначена тем или иным существующим литературным термином. Но книга, как и сама жизнь, художественно воссоздаваемая Сакеном, была глубоко содержательна и в то же время заключала в себе огромное богатство литературных форм. Об этом одним из первых сказал соратник Сакена — Сабит Муканов: «Тернистый путь» — это, с одной стороны, история, с другой стороны — учебник политграмоты и, с третьей стороны, — самое интересное, захватывающее читателя художественное произведение».

Взору читателя открывалась широкая панорама недавнего прошлого. Перед ним, как живые, в сложнейших взаимоотношениях проходили десятки и сотни людей, прямые и косвенные участники больших исторических событий, представители разных слоев казахского общества. Это был великолепный роман-хроника.

В своем монументальном, эпическом произведении Сакен Сейфуллин ведет повествование от имени лирического героя, преломляющего в своем сознании все происходящее. Это и вносит в его эпос теплую лирическую струю и позволяет Сакену показать историю через человека.

То было большим достижением не только Сакена, но и всей казахской литературы. «Тернистый путь» дал классический предметный урок всем казахским писателям, как надо создавать произведения на современную тему.

«Тернистым путем» зачитывались и зачитываются поколения читателей.

Сакен чутко отзывается на события народной жизни. Конфликт на КВЖД стал поводом для новой поэмы — «Чжан Цзо-лин».

Уже опять не хватает времени. А тут новое назначение — ректором Казахского института просвещения.

Краевой комитет разрешил выпуск альманаха «Жыл кусы» («Первая ласточка»). Его выход в свет должен быть приурочен к Октябрьским торжествам.

И снова ночи напролет Сакен читает, правит, отбирает для альманаха лучшее.

Не сдают своих позиций писатели старой, народнической, националистической школы. Они попытались даже сорганизоваться. Они наступают и со страниц «Енбекши казах», и со страниц журнала «Кзыл Казахстан». И каждое выступление получает должный отпор со стороны писателей-критиков из КазАПП.

Сакен ранее не участвовал в этих литературных дискуссиях. Но кто, как не он, знает подлинное положение дел в казахской литературе? И, видимо, нужно поделиться с читателями своими мыслями.

Сакен садится за статью «О казахской художественной литературе».

«В казахской литературе сейчас ясно определились два направления. Одно — байское, националистическое, другое — пролетарское. Среди писателей есть и неустойчивые. У них нет своего лица, мечутся из стороны в сторону. Но год от года неустойчивых становится все меньше и меньше. Они перейдут на сторону трудового класса… Потому что будущее казахской литературы принадлежит трудовому классу».

Есть и такие, кто использует литературные дискуссии для клеветы на советскую литературу вообще. Цель националистов понятна, их аргументы известны заранее. Но вот, к примеру, Смагул Садвакасов. Он уже докатился до вранья. Смагул заявляет:

«И Беимбет и Сакен писатели, слабо разбирающиеся в основах марксизма, особенно Сакен. Сакен — поэт, тоскующий по старым обычаям аула. Это доказывают названия его книг: «Неукротимый скакун», «Домбра», «Красные соколы». Миражи старого аула…

Сакен не отрекся от прошлых привычек. «Минувшие дни» если и не греют душу Сакена, то и не охлаждают».

Эти мысли Смагула полностью поддержал Габбас в своих критических статьях.

«Кто утверждает, что Сакен пролетарский поэт, тот обманывает и партию, и себя… Сакен еще не успел стать пролетарским поэтом».

Сакен защищал не только себя. Он защищал пролетарскую литературу Казахстана от нападок буржуазных националистов и их приспешников.

Как раз в это время Сейфуллина назначили ректором Казпедвуза, и ему пришлось перебраться в Ташкент.

Ташкент — не Кзыл-Орда. Крупный культурный центр со своим университетом, да и литературные силы собрались в Ташкенте немалые.

Сакен читает лекции в САГУ — Среднеазиатском государственном университете имени В.И. Ленина и с увлечением работает с начинающими молодыми писателями.

Именно в Ташкенте Сакена потянуло к серьезной исследовательской работе. И, может быть, толчком послужили все мытарства, которые он претерпел, добиваясь публикации лекций академика В. Бартольда по истории тюркско-монгольских народов.

В 1929 году Сакена пригласили в Алма-Ату руководителем кафедры литературы в Казахском университете.

Новое поприще открывало и новые возможности для занятий историей казахской литературы.

Сакен публикует «Открытое письмо о казахской литературе»:

«С тех пор как у казахов началась новая жизнь, как были построены новые школы… одной из неотложных задач, стоящих перед органами народного просвещения Казахстана, стало исследование истории культуры и литературы казахского народа. Однако и по сию пору нет книг по истории и литературе, которые бы отвечали школьным программам. Чтобы написать историю народа, историю литературы, нужны прежде всего факты. Поэтому мы обращаемся с просьбой к сознательным гражданам всех уголков Казахстана — собрать и послать в университет древние исторические памятники, такие, как: ораторские речи, рассказы и сказания о батырах, декламации, сказки, легенды, обрядовые песни и т. п…Все это бесценные материалы казахской истории, истории культуры и литературы казахского народа».

Задумав написать книгу «Казахская литература», Сакен призвал в помощники, в соавторы весь казахский народ.

Появилась отдельным изданием поэма «Кокче-Тау». И Сакен торжественно преподнес ее 17 старым соратникам по литературной работе.

Много сложено легенд и песен о Кокче-Тау. Их слагали акыны, о Кокче-Тау пел народ. Магжан воспевал красоту Кокче-Тау, воспевал и скорбел о прошлом, о безвозвратно ушедшем величии былой ставки хана.

А Сакену хотелось создать свою легенду о Кокче-Тау.

Кокче-Тау виделся поэту, как прообраз Родины. Ее прошлое и ее настоящее. Он дерзал заглянуть и в грядущее.

Как легко писались первые главы, их сразу же опубликовал журнал «Жана мектеп» («Новая школа»).

Пленительна «Казахская Швейцария», ее зеркальные озера, окружившие голубую гору — Кокче-Тау. Гора смотрится в хрустальное зеркало вод щетиной своих хвойных лесов. Каждый утес, каждое озеро воспеты в поэмах, о каждом есть своя легенда.

Как невеста, накинув на девичий стан,

Словно ткань шелковистую, легкий туман,

Кокче-Тау стоит — голубая гора —

На границе твоей, Казахстан.

Золотые дожди умывают ее,

В летний зной ветерки обвевают ее.

Каждый день разноцветные облака

К ней, на миг прилетев, обнимают ее.

Как текучий хрусталь в драгоценном кисе,

Спят озера меж скал в первобытной красе.

В полдень воздух дрожит над ковром из цветов,

А утрами брильянты сверкают в росе.

Кокче-Тау легенды в народе живут,

И не только певцы о ней песни поют,

Даже звучные ветры, летящие с гор,

Шепот древних легенд и преданий несут.

Эти строки будто сами легли на бумагу. Но трудно дается Сакену общая сюжетная линия поэмы. Ни красота природы, ни прекрасные легенды еще не могут создать образа Родины, той Родины, которая видится Сакену.

История и легенды должны органически вплестись в ткань поэмы о Кокче-Тау сегодняшнем, Кокче-Тау будущем. Это сделать нелегко. Во всяком случае, еще никто из казахских поэтов не делал таких попыток. Сакен — первооткрыватель. И он мучается, он забрасывает поэму на долгие месяцы. Отвлекается, работая над публицистическими статьями.

По просьбе рабочих, строящих железную дорогу Кзылжар — Кокче-Тау, Сакен пишет повесть «Землекопы». В это же время он составил из своих стихов сборник «На волнах жизни», готовит второй выпуск альманаха «Жыл кусы».

Но из головы не выходит поэма. Он не пишет, но мысленно перебирает множество сюжетных ходов, находит, оценивает и часто отбрасывает детали, сложившиеся, казалось, куски.

Поэма рождалась медленно, шли годы. Но однажды Сакен, отставив все остальные дела и заботы, вновь уселся за «Кокче-Тау».

Поэма созрела.

Сейфуллин прежде всего переработал те ее главы, которые были уже опубликованы. По-новому зазвучала легенда о девушке-калмычке, попавшей в плен к свирепому завоевателю Аблаю. Сакен подчеркнул ее ум, ее бесстрашие, ее преданность своему народу.

Гордая девушка и в стане врагов вышла победительницей. Не знатный и не богатый воин Адак пришел на помощь пленнице. Народ гуманен — вот главная идея, которую вложил Сакен в свой вариант древней легенды. И такое ее толкование было потом воплощено в опере народного артиста Казахской ССР С. Мухамеджанова.

Сейфуллин через всю поэму настойчиво проводит мысль, что как бы ни было прекрасно, прошлое, какими бы красочными легендами оно ни оживало — человек живет настоящим. Настоящее достойно поэзии. Достоин стихов трудовой народ, создавший своими руками все богатства и всю красоту мира. Народ — это и его певцы, его поэты.

Если б нашим певцам, как Ибрай и Виржан,

Был бы ход и простор своевременно дан,

Может быть, и они стали петь, как Шаляпин,

И гремели б, как он, средь народов и стран.

Поэт радовался строительству казахского городка, находя в нем олицетворение оседлой жизни народа. Нынешний Кокче-Тау станет всесоюзным курортом, и начало этому уже положено постройкой «Борового». Как радуют поэта поезда, автобусы и автомобили, мчащиеся по старым караванным путям. Он любуется самолетами, взлетевшими выше отрогов Кокче-Тау, — вот они, вестники новой жизни.

Окрыленный успехами своего народа поэт заглядывает в его недалекое будущее.

Все загадки веков разгадаем, поймем,

Землю с небом по всем измереньям пройдем.

Все преграды, которые встретим в дороге,

Разгромим, разобьем, рассечем, как мечом.

От земли оторвемся и в небо взлетим,

Землю с небом обнимем обхватом одним.

Землю с небом, как куклу, в руках покачаем,

Полюбуемся, будто ребенком родным.

И, вспугнув межпланетную тишину,

Прилетят наши правнуки на Луну.

Средь далеких планет мирового пространства

Посетят они в будущем не одну.

Будет время — прикажет Земле человек

Задержать иль ускорить стремительный бег.

Южный полюс иль Северный Солнцу подставить —

Будет время — прикажет Земле человек.

В эти годы Коммунистическая партия очищала свои ряды от чуждых элементов, и кое-кто настойчиво твердил о непролетарском, «небедняцком» происхождении Сейфуллина. Но он остался незапятнанным,

16 марта 1931 года Сакен завершил работу над первой книгой по истории казахского народного фольклора. И его потянуло к еще не испробованным жанрам.

Сакен взялся за сатирический роман «Наш быт». Параллельно писались поэмы «Кзыл-ат» и «Альбатрос».

Сакен Сейфуллин был в расцвете своего творчества. Читатель знакомился со все новыми его произведениями: «В те годы», «Социалистан», «Айша», «Плоды»…

В течение десяти дней казахские деятели искусства, культуры и литературы показывали в столице Советского государства свои достижения.

Москвичи искренне наслаждались талантами Курманбека и Канабека, восторженными овациями встречали Джамбула.

Покорила москвичей своей соловьиной трелью Куляш Байсеитова, получившая в 1936 году почетное звание народной артистки СССР.

Кончилась декада в Москве, а Алма-Ата еще только готовилась к празднику искусства.

12 июля 1936 года — день великого торжества казахской советской литературы.

Казахстан отмечал 20-летний юбилей литературной деятельности Сакена, ставшего к тому времени подлинно народным писателем.

В день юбилея краевой комитет партии и Совет Народных Комиссаров Казахстана направили Сакену поздравления.

«Товарищу Сакену Сейфуллину.

Краевой комитет ВКП(б) и Совет Народных Комиссаров Казахстана поздравляет большевика, поэта казахских трудящихся с замечательным праздником — 20-летием творческой деятельности в литературе.

В период колониального порабощения казахского народа царизмом, в годы революции, гражданской войны и социалистического строительства Вы своим художественным словом вдохновляли казахских трудящихся на борьбу с классовыми врагами казахского народа, с врагами пролетарской революции и крепко держали красное знамя великой партии Ленина, на всех фронтах были вместе с партией.

Краевой комитет ВКП(б) и Совет Народных Комиссаров Казахстана желает Вам, награжденному орденом, заслуженному солдату пролетарской революции, дальнейшего плодотворного труда на литературном фронте».

Постановление КазЦИК ошеломило Сакена:

«Постановление Центрального Исполнительного Комитета Казахстана в связи с 20-летием творческой деятельности Сакена Сейфуллина на литературном фронте:

1. Присвоить имя Сакена Сейфуллина Семипалатинскому учительскому институту, казахской средней школе, станции Алма-Ата, улице Училищная в Акмолинске, улице Набережная в Кокчетаве;

2. Присвоить имя Сакена Сейфуллина разъезду № 11, откуда начинается Джезказганская ветвь Караганда-Балхашской железной дороги;

3. Выделить легковой автомобиль в личное пользование Сейфуллина».

Юбиляр едва успевал читать поздравительные телеграммы.

Леонид Соболев, считавший Сакена своим другом и наставником, слал ему слова привета и благодарности.

Как жалко, что в газете всего восемь полос, они не могли уместить сотни телеграмм!

И все же газеты поместили поэтическое поздравление Ильяса Джансугурова «Тулпар» («Аргамак»). Поэт славил поэта.

Лети, лети

и поднимайся ввысь.

Лети, орел.

Лети, мой «Красный сокол».

По нраву мне

твоя такая жизнь,

Что поднимает

над землей высоко.

Скачи, мой быстрый,

мой крутой тулпар.

Скачи и радуй

свой народ безмерно.

Лети, мой красный сокол,

по степям,

Неси до звезд

любовь свою и верность.

Пою тебе.

Пою приход весны.

И радости моей

предела нету.

Любимей необъятной стороны —

Нет у казахов

лучшего поэта.

Мухтар Ауэзов написал статью «Поэт правдивый и гордый». В ней как на ладони весь творческий путь Сакена.

«Беспрерывный двадцатилетний путь поэта — нелегкий путь, путь переживаний, радостей и горестей, творческих поисков и раздумий… Всю энергию, порывы души и жизненный опыт отдавал он людям…

Если рассматривать этот 20-летний путь поэта не с точки зрения критика и историка, а с точки зрения рядового читателя, то мы увидим две особенности в творчестве Сакена, которых нет у других. Первая из них — правдивость, вторая — поэтическая гордость.

Чувства, выраженные в его произведениях, — это не плод личных переживаний, не частное, а общее, едино-целое. Сакен — поэт с ярко выраженной целью. Он не ищет легких путей, а смело преодолевает все трудности и невзгоды. Он всем сердцем отражает правдивые явления жизни. Поэтому его путь — это великая правда жизни, в которой закономерны преодоления препятствий, это дорога, усеянная подъемами и спусками, холмами и оврагами…

От Сакена, прошедшего двадцатилетний творческий путь, с его богатым жизненным опытом, мы вправе ждать новых, больших, интересных художественных полотен».

Юбилейный номер газеты «Казах адебиеты» («Казахская литература») на восьми полосах вместо обычных четырех пестрел фотографиями, воспоминаниями, стихами на казахском и на русском языках.

Старый друг Захар Катченко, товарищ по тернистому пути, рассказал об одном отрезке этой дороги. Дмитрий Снегин слал Сакену Сейфуллину привет на русском языке.

Были здесь и стихи самого Сакена, были и дружеские шаржи. Большая статья Есмагамбета Исмаилова «Сакен и казахская поэзия» подводила итог:

«Мы говорим, что поэзия Сакена — это первые шаги казахской советской литературы. Если не считать отдельных людей, то общественность никогда не была про» тив такого мнения и не будет. Сакен — основоположник пролетарской литературы».

Молодые поэты тоже приветствовали основоположника и своего наставника стихами.

Тогда еще начинающий поэт, Касым Аманжолов, выразил общие чувства народа к своему знаменитому писателю:

Льются строки твои, как ручей.

В сердце ты,

И в крови твоя песня.

Ты — в счастливом саду соловей.

Голос твой

Всей степи необъятной известен.

Нам завещана бодрость навек.

Нет конца торжеству,

Нет у сердца покоя,

Ты — скакун,

Ты — орел

На сегодняшнем тое,

Где так гордо звучит «Человек»!

13 июля. К 7 часам вечера во Дворец культуры, расположенный на углу улиц 8 Марта и Комсомольской, устремились толпы людей.

Торжественная обстановка царила в просторном зале. Бурной овацией встретили собравшиеся Сакена, которого вывел под руку на сцену первый секретарь крайкома ВКП(б) Леон Исаевич Мирзоян.

Сабит Муканов открыл юбилейный вечер:

— Сакен Сейфуллин является истинным родоначальником казахской советской литературы. Это неопровержимая истина. Сакен не только литератор в чистом виде. Он — человек социального, политического мышления. Он не только пером защищал Октябрьскую революцию от врагов, он защищал ее и с оружием в руках. Сакен первым в казахской литературе воспел обобщенный образ победившего пролетариата, первым призвал корчевать с корнем мир капитала. Первый кирпич казахской пролетарской литературы заложен Сакеном. Этого никто не может оспаривать.

Сакен сидел потрясенный, тронутый до слез этим нескончаемым потоком приветствий.

Но наступает пора и ему сказать свое слово собравшимся. Сколько раз он всходил на трибуны и говорил легко, свободно. А тут произнес слово «товарищи», и… комок подкатил к горлу.

— Трудно, оказывается, говорить в такие минуты. Правду говорят в народе, что такие знаменательные дни в жизни человека встречаются не часто. Верно и то, что такая почесть оказывается не каждому, — начал он и вновь замолчал. — Люди меня считают оратором. Хотя я и умею говорить, но в данный момент не нахожу слов, чтобы выразить свою признательность и любовь к нашей партии, нашей советской общественности. Мне кажется, что я так и не смогу найти слова, чтобы выразить свои чувства, идущие от чистого сердца… Чувство поэта выражается всегда открыто. В такой праздничный для меня день сама душа человека требует откровенности. Когда я вспоминаю Декаду казахской культуры, литературы и искусства в Москве, успехи казахской музыки и песни на этой декаде, высокую оценку Советского правительства, награды, которыми удостоили нас, когда думаю о том, какое большое внимание оказывает краевой партийный комитет развитию казахской советской литературы и поэзии, и то, что в скором будущем наш край будет преобразован в союзную республику, то меня охватывают гордость и любовь к нашей партии и правительству за их неустанную заботу.

Я заявляю нашему народу, нашей партии, что все мои силы, вся энергия до конца будут отданы партии, будут отданы нашей великой социалистической Родине.

Минуло двадцать лет.

Накануне 40-летия Великого Октября маленький клуб Союза писателей Казахстана с трудом мог вместить всех желающих присутствовать на торжественном вечере.

Вечер был посвящен памяти Сакена.

Его открыл Сабит Муканов волнующими воспоминаниями о друге и наставнике. Казалось, это только начало бесконечного рассказа о легендарном человеке. Определяя место Сакена Сейфуллина в казахской литературе, Сабит Муканов сказал:

— Основоположник казахской советской литературы Сакен Сейфуллин преуспевал во всех жанрах, заложил их основы. Поэтому он, повторяю еще раз, человек, заложивший фундамент казахской советской литературы. Но он не только основоположник этой литературы, а человек, который до конца своей жизни активно развивал все эти жанры. Сакен — отец казахской советской литературы.

1964 год. 23 мая.

Многие не смогли попасть в зал Казахского академического театра драмы имени М. Ауэзова. Но для тех, кому не досталось места в театре, для всей общественности республики радио разносило народное сказание о красном соколе.

Семидесятилетие со дня рождения великого сына казахского народа превратилось во всеобщий праздник.

И Москва отдала дань памяти «поэту революции». Русские писатели выразили это немногими, но емкими словами:

«Сакен Сейфуллик — гордость советского народа».