Письмо к начинающему писателю

Письмо к начинающему писателю

30 сентября 1947 г.

Уважаемый товарищ!

Извините, — задержался с ответом… Вина, впрочем, больше ваша: я ведь предупреждал, что по состоянию своего зрения с трудом разбираю машинописную рукопись, а вы прислали работу, переписанную таким почерком, который никак нельзя отнести к разряду особо разборчивых.

Может быть, именно это, то есть не особенно четкая рукопись и слабое зрение, и сделали работу трудно читаемой и скучной. Как хотите, мы все привыкли слушать сказки или читать их обычно в виде изданий, приспособленных и для детей, а когда приходится разбирать слово за словом, то это занятие не из веселых. Сказка — не иероглиф, не документ, чтобы ее расшифровывать.

Думаю, что значительная доля тех неопределенных рецензий, о которых вы писали в первом своем письме, зависит и от неудобочитаемости ваших рукописей.

Ваша работа произвела на меня странное впечатление, в котором не могу разобраться. Вы прекрасно владеете народным разговорным языком. Порой даже излишне щеголяете, привлекая без большой надобности поговорки, пословицы, присловья. Запас фантастических образов у вас также, видимо, богат. Как будто есть и должная направленность сказок, а сказка все-таки не получается. Главный недостаток, видимо, в том, что вы больше заботитесь о занимательности отдельных частей, а не сюжета сказки, затемняя его разными вставками, которые подчас и вовсе не подходят к основной мысли произведения.

Возьмем, например, сказку «Про деда Ефрема да товарища Артема». Мысль сказки ясна — преемственная связь донецких шахтеров в их борьбе против господствовавших классов. Но раскрывается это неудачно. Почему для связи поколений шахтеров понадобился сказочник, который в жизни не имел касательства к шахтерской работе? Только для того, чтобы выполнить «вставной номер» — рассказать занимательную, но довольно туманную по своей направленности сказку о правде под водой, на горе и в небе? Между тем этот вставной рассказ не только отвлекает внимание от главной мысли, но находится в противоречии с ней: тот, кто склонен искать правду в морях да в небесах, меньше всего склонен искать ее в борьбе. Не поймешь, почему сказочник этого типа стал вдруг знатоком недр Донбасса. «Муравьи да зверушки сказали» звучит наивно. Непонятен и даже прямо неправилен с точки зрения идеи сказа и другой «вставной номер» — о долголетии жителей Донбасса. Если поверить этому, то окажется, что надо итти назад, а не вперед. «Вольные земли и вольная жизнь» прошлого — это ведь сказка тоже, только не из советского цикла. Кроме этой несвязанности деталей с идеей сказки, надо отметить и внешний разрыв стилистического порядка. Сначала все идет в тоне сказки, а дальше начинается передача биографии товарища Артема языком газеты.

Примерно такие же недостатки в сказке «Счастье». Сказка «Озеро Рапное» порочна потому, что там все решается поповским чудом: проклял старик — и завод провалился. О подобных чудесах любили рассказывать в изданиях «Душеполезного чтения».

Наиболее интересной мне показалась сказка о краматорских машиностроителях, но и в ней вы не удержались от вставных номеров, затеняющих, а не развивающих главное. Там зачем-то понадобилось вам рассказывать о Правде и Кривде в ресторане. Анекдот, на мой взгляд, не просто никчемный, но и, как говорится, не с той полки взят. Существенным недостатком этой последней сказки надо считать и большую близость к рассказу Н. С. Лескова «Левша». Там русские мастера подковали аглицкую блоху, а здесь русские мастера просверлили, снабдили винтовой нарезкой и завинтили ею американский стержень. Кстати, «аглицкая стальная блоха с музыкой» может быть оправдана глупостью придворных требований, а чем оправдать посылку стержня?

Сказка «Шесть начал, шесть концов, одна средина» очень показательна для вашего творчества. Такую сказку, если ее хорошо рассказывать, будут слушать с большим интересом, но когда она кончится, окажется, что этот внешне привлекательный пирожок вовсе не имеет начинки. Нельзя же всерьез считать идеей сказки истину, что сын близок отцу.

Вот такое стремление к занимательности отдельных частей и полное пренебрежение к главной мысли и мешают прохождению ваших работ в печати.

Несколько слов о «восточных мотивах». Я не знаю, какими данными в этом отношении вы располагаете, но мне показалось многое в последней сказке перепевом того, что все читали в сказках Шехерезады. Мне думается, нельзя так легко подходить к фольклору другого народа.

Итак, данные для работы над сказками у вас есть, надо лишь научиться ими пользоваться. В первую очередь надо строго следить за построением сказки, безжалостно выбрасывая все, что не способствует разъяснению главной мысли. Необходимо также внимательно следить за тем, чтобы отдельные части не были противоречивы. Необходима также строгость к языку: не злоупотреблять пословицами и поговорками и ни в каком случае не допускать вторжения газетных трафаретов.

В заключение еще один совет. Сказка требует от автора очень большой работы над словом, поэтому спешить здесь нельзя. Вы же, судя по предыдущему письму, склонны сделать это довольно быстро, посылаете в редакции вещи, которые еще надо делать и делать. Еще раз напомню, — нельзя и невыгодно для автора посылать в редакции вещи в таком внешне небрежном виде, как те, что были у меня.