Судьбоносная встреча

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Судьбоносная встреча

В автобиографических заметках главка, описывающая то, что произошло, названа «РАДОСТНЕЙШАЯ ДАТА»:

«Июль 915-го года. Знакомлюсь с Л.Ю. u O.M. Бриками».

Случилось это в конце июля. С Бриками Маяковского познакомила Эльза Каган, родной сестрой которой была Лили Юрьевна Брик (до замужества – Лили Каган).

Лили и её муж, Осип Максимович Брик, жили в Москве, когда началась мировая война, заставившая их искать способ, как избежать фронтовых окопов.

Василий Васильевич Катанян по этому поводу пишет:

«Брик, по протекции знаменитого тенора Виталия Собинова, дабы не идти на фронт, поступил на службу в автомобильную роту…».

Рота эта располагалась в Петрограде, и Брики перебрались в город на Неве, где сняли небольшую квартирку. Осип Максимович надел армейскую форму, приколов к гимнастёрке значок об окончании Московского университета.

Писарем автомобильной роты был некто Игнатьев, откровенный взяточник, но ценимый всеми за свою обязательность. Получив хорошее вознаграждение, он вычеркнул фамилию Брика из воинских списков, и вскоре про него забыли. Правда, Осипу пришлось безвылазно находиться дома, чтобы случайно не попасться на глаза кому-нибудь из начальства.

Летом 1915 года Эльза Каган приехала в Петроград навестить сестру. И однажды привела к Брикам Маяковского. Впоследствии она написала:

«Я знала, я твёрдо знала, что за Маяковским надо следить, что он не просто поэт, а поэт воинствующий, что он не просто человек, а человек, несущий в себе всю боль человеческую, и что от любви и счастья жизни он требует невозможного, беспредельного, бессмертного … Мне было 19 лет».

О том, как встретили Брики «воинствующего» стихотворца-футуриста – в воспоминаниях Лили Юрьевны:

«Как-то вечером после звонка в передней услышала знакомый голос, и совершенно неожиданно вошёл Маяковский – приехал из Куоккалы, загорелый, красивый, сразу занял собой всё пространство и стал хвастаться, что стихи у него самые лучшие, что многих не понимаем, и что прочесть-то их не умеем, и что кроме его стихов гениальны также стихи Ахматовой.

Я была уверена, что хвастаться стыдно, и сказала, стараясь быть вежливой, что произведения его я, к сожалению, не читала, но попробую понять их, если они у него с собой. Есть «Мама и убитый немцами вечер». Я прочла стихотворение вслух. Маяковский удивился, что без запинок, и спросил недоверчиво: «Не нравится?». Я ответила: «Не особенно»».

Осип в тот день плохо себя чувствовал (или просто делал вид, что ему нездоровиться). Он лег на диван, повернулся к стене и накрылся с головой одеялом. Это означало, что гостю пора уходить.

Маяковский и его возлюбленная ушли.

Но Эльзу прохладность первой встречи не остановила – она во что бы то ни стало хотела убедить сестру и её мужа в том, что Маяковский великий поэт. И через несколько дней вновь привела его к Брикам. Лили Юрьевна потом вспоминала:

«Мы шепнули Эльзе: не проси его читать. Но она не вняла нашей просьбе, и мы в первый раз услышали „Облако в штанах“. Он прочёл пролог и спросил – не стихами, прозой – негромким, с тех пор незабываемым голосом:

«Вы думаете, это бредит малярия? Это было. Было в Одессе».

Мы подняли головы и до конца не опускали глаз с невиданного чуда. Маяковский ни разу не переменил позы, он жаловался, негодовал, издевался, требовал, впадал в истерику».

Иными словами случилось то, чего добивалась Эльза – Бриков ошеломило услышанное.

Лили Юрьевна:

«Первым пришёл в себя Осип Максимович. Он не представлял себе! Думать не мог! Это лучше всего, что он знает в поэзии! Маяковский – величайший поэт, даже если ничего больше не напишет.

Он отнял у него тетрадь и не отдавал весь вечер. Это было то, о чём так давно мечтали, чего ждали. Последнее время ничего не хотелось читать. Вся поэзия казалась никчёмной – писали не те, и не так, и не про то, а тут вдруг и тот, и так, и про то».

Столь высокой оценки прочитанная поэма удостоилась, вероятно, ещё и потому, что создавалась в долгих и глубоких раздумьях, и каждая её строка отшлифовывалась самым тщательным образом.

О том, как на восторженный приём отреагировал сам поэт – Лили Брик:

«Маяковский сидел рядом с Эльзой и пил чай с вареньем. Он улыбался и смотрел большими детскими глазами. Я потеряла дар речи.

Маяковский взял тетрадь из рук О.М., положил её на стол, раскрыл на первой странице, спросил: «Можно посвятить вам?» – и старательно вывел над заголовком: «Лиле Юрьевне Брик»».

С этого момента и до конца дней поэту предстояло прошагать по жизни рядом с этой женщиной. Практически все произведения, которые были написаны им за эти 15 лет, посвящены Лили Брик. Мало этого, любой (даже весьма незначительный) факт из жизни Маяковского его биографы соотносят с тем, что по этому поводу сказала (или что написала) Лили Юрьевна Брик. О ней сочинены книги, о ней сняты фильмы, она даже стала героиней балета.

Все те, кому удавалось встретиться и побеседовать с Лили Брик (с Л.Ю., как её ещё называли – по инициалам), пользовались у биографов Маяковского непререкаемым авторитетом. Про одного из её собеседников – шведского писателя Бенгта Янгфельдта – российский маяковсковед Александр Алексеевич Михайлов написал:

«Поскольку Янгфельдт много общался с Л.Ю. и ссылается на "разговоры " с нею, то есть все основания с доверием относиться к биографическим подробностям, сообщаемым им».

Но мы всё же отнесёмся к тому, о чём рассказывала и о чём писала Лили Юрьевна, с большой осторожностью. Будем сопоставлять всё сказанное ею со свидетельствами других людей, современников Маяковского. И с теми событиями, которые в те времена происходили. Иными словами, попробуем взглянуть на образ поэта совершенно непредвзято. Со своего ракурса.

И возвратимся в лето 1915 года. О том, как отразилась на Маяковском его встреча с Бриками, Корней Чуковский написал:

«Когда он на минуту вернулся в Куоккалу, он был уже другим человеком: другие жесты, другая походка. Он сразу стал спокойнее, взрослее. С этого дня началась новая полоса его жизни и творчества».

Маяковский сказал Чуковскому, что наконец встретил свою «единственную» женщину, которую полюбил навсегда. И Чуковский записал в дневнике:

«Сказал это так торжественно, что я тогда же поверил ему, хотя ему было 23 года, хотя на поверхностный взгляд он казался переменчивым и беспутным».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.