Город Казань

Город Казань

Во второй половине февраля 1914 года трио футуристов (Бурлюк, Каменский и Маяковский) прибыло в Казань, где тоже намечалось их выступление.

В ту пору в этом городе проживал (сосланный туда) бывший коллега Маяковского по подпольным делам Владимир Вегер (Поволжец), с которым поэт-футурист тотчас же встретился и пригласил на футуристическое действо.

Состоялось оно 20 февраля в зале Дворянского собрания.

Один из осведомителей Охранного отделения представил начальству донесение о том, что там происходило. Про Маяковского в нём говорилось:

«Вышел он на эстраду и заявил: „Я – умный“. В публике раздался гомерический хохот, но он нисколько не смутился этим и стал читать свою лекцию, стараясь доказать, что красота не есть вечное определённое понятие, и как это понятие постепенно изменяется в зависимости от культуры народов. Примером чему привел египетские пирамиды и мягкие формы живописи и ваяния древних эллинов…

Говоря о литературе, он всех поэтов и писателей называл мальчиками, не могущими в своих произведениях удовлетворить запросы современного человека, и что в своё время, когда русское общество только вступало на путь культуры, быть может, они и были хороши. На раздавшиеся в это время из публики по его адресу свистки он заметил, «что видит у людей, открывших для свиста свой рот, не прожёванные крики», и что те, кто хочет ему посвистеть, могут это сделать с успехом и после его доклада.

И в дальнейшей своей речи он порицал всё прошлое и, наоборот, когда начал говорить о своих товарищах, то видел в каждом из них Колумба, открывшего новую Америку. Закончил свою лекцию чтением поэтических произведений футуристов (своих и товарищей), в которых едва ли кто чего понял.

Лекция несколько раз прерывалась свистом и хлопаньем в ладоши».

Владимир Вегер тоже оставил свои воспоминания:

«Я был на этом вечере, и у меня в памяти осталось такое впечатление, что особенно большой скандал на вечере произошёл в тот момент, когда он читал свою вещь „Через час отсюда в чистый переулок“».

Вегер имел в виду стихотворение Маяковского «Нате!»:

«Через час отсюда в чистый переулок

вытечет по человеку ваш обрюзгший жир,

а я вам открыл столько стихов шкатулок,

я – бесценных слов мот и транжир.

Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста

где-то недокушанных, недоеденных щей;

вот вы, женщина, на вас белила густо,

вы смотрите устрицей из раковин вещей.

Все вы на бабочку поэтиного сердца

взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош.

Толпа озвереет, будет тереться,

ощетинит ножки стоглавая вошь.

А если сегодня мне, грубому гунну,

кривляться перед вами не захочется – и вот

я захочу и радостно плюну,

плюну в лицо вам

я – бесценных слов транжир и мот».

Здесь следует ещё учесть, что, читая это стихотворение, Маяковский (он был одет в свою традиционную жёлтую кофту) обращался непосредственно к кому-нибудь из публики – как бы к тому самому «мужчине» или к той «женщине», о которых говорилось в стихах.

Дальше – слово Вегеру:

«И когда он дошёл до этого „жира“, то началось большое смятение в первых рядах, и начал разыгрываться скандал. Публика была смешанная. В первых рядах была публика буржуазного типа, а дальше сидела студенческая молодёжь и т. д. Молодёжь, конечно, – ага, так им и надо! (по морде, значит), очень им понравилось. А в первых рядах несколько человек поднялось и ушло: дескать, недопустимая вылазка и т. п.».

На следующий день Маяковский пришёл в гости к Владимиру Вегеру, который написал:

«Это была очень приятная, радостная встреча. Были жена, моя тёща. И разговор начался о жёлтой кофте. Эта жёлтая кофта на Веру Александровну произвела очень неприятное впечатление, и она к нему пристала:

– Ты же умный парень, мы тебя знаем, брось эту ерунду!

Мать моей жены – сестра Найденова, автора «Детей Ванюшина». Это семья главным образом театральная. И Владимир использовал этот момент, парируя таким образом:

– Вы же любите театр! А разве нельзя ходить в том же костюме, в котором играешь?

И он её поставил в тупик таким образом».

Со своим недавним однопартийцем Вегеру хотелось поговорить на более серьёзные темы, и поэтому…

«Была устроена вечеринка с передовой интеллигенцией тамошних мест в центре города, в ресторане „Китай“. Были Маяковский, Бурлюк, Каменский. И публика главным образом вела разговор о том, что такое это направление, о Маринетти.

Публика была из Казанского университета, журналисты, доценты. Всего человек двенадцать было. Сидели в отдельной комнате в ресторане. Публика была мною собрана с тем, чтобы послушать (как договорились с Владимиром), какое течение он защищал.

Но не это меня интересовало. Меня интересовали его политические взгляды».

Пришлось Вегеру устраивать ещё одну встречу:

«Наша беседа была наедине. И вот что получилось. Владимир стоял на такой позиции, что взгляды его абсолютно не изменились, что он в политическом отношении совершенно тот же, каким был и раньше, что его отношение к буржуазии, к либеральной буржуазии, к её партнёрам, по всем основным вопросам рабочего движения ни в чём, ни в малейшей степени не изменились».

Когда (много лет спустя) у выступавшего со своими воспоминаниями Вегера спросили, а интересовался ли Маяковский его партийной работой, Вегер ответил:

«У него был стаж, который заставлял его молчать по этому вопросу. Он был человек, который прошёл инструктаж по части конспирации, знал, что нельзя говорить даже члену МК, если это не относится к его деятельности. А кроме того, зачем ставить человека в неловкое положение, задавая вопросы подпольщику».

Сам же Вегер напрямую, без стеснения спросил Маяковского, продолжает ли он подпольную работу. Вот что поэт ему ответил:

«Он говорил, что сейчас не работает в партийной организации, но в силу того, что он всецело сейчас ушёл в интересы поэзии, что это требует от него громадной работы, что у него очень мало времени».

И ещё Вегер отметил:

«Я от него узнал вещи, которых не знал. Например, о Маринетти, о происхождении футуризма. Меня беспокоило то, что эти люди в области политики стоят на чрезвычайно реакционных позициях.

Он отвечал на это, что это вопросы искусства, совсем другая вещь. И из этих его позиций в искусстве не было никаких выводов в область политики…

Он говорил:

– Моя задача заключается в другом. Я иду по самостоятельному пути, мне нужно проделать колоссальную работу для того, чтобы добиться результатов в этом направлении. Я знаю, как пишет Пушкин, но у меня свой путь. Я не хочу быть просто подражателем Пушкина, я хочу писать по-другому, мои потребности иначе об этом говорят. Кроме того, ты знаешь, я ведь и Пушкина-то толком не знаю.

Я относился к этому тогда довольно иронически, что бурлит в нём кровь, мол, послушайте его – он будет наряду с Пушкиным фигурировать! Но в искренности его, в том, что это его подлинное внутреннее настроение, а не простая шумиха, в этом я был уверен».

А вот как о футуризме и о футуристах высказался Константин Бальмонт (в том же 1914 году, в интервью газете «Виленский курьер»):

«То, что я знаю из футуристической литературы, настолько безграмотно, что говорить о футуризме как о литературном течении невозможно. Из Русского футуризма я ничего не вынес: в нём жалкие потуги, плоские и наглые выступления и беспрестанные скандалы.

В Италии футуризм умерен, ибо там на все течения в искусстве наложена печать законченности… Русские футуристы «обезьянничают» с Итальянского футуризма. Русский язык ещё эволюционизирует и отнюдь ещё не закончен. Мы переживаем в настоящем времени перелом. Он (русский футуризм) яркий выразитель происходящего на наших глазах перелома».

Поэт Николай Степанович Гумилёв высказался о новом направлении в поэзии ещё жёстче:

«Появились футуристы, эгофутуристы и прочие гиены, всегда следующие за львом».