Глава IV. Ранние произведения Теккерея

Глава IV. Ранние произведения Теккерея

Мы заметили выше, что Теккерей, занимаясь в Париже специально живописью, время от времени помещал в английских и американских периодических изданиях небольшие статьи, большею частью критического характера – о литературе, искусстве и общественной жизни современной ему Франции. Это, если не считать его статей в университетских журналах, и были его первые опыты литературной деятельности, в которых, однако, нет ничего выдающегося. Первым замечательным и оригинальным произведением Теккерея была пародия на появившийся тогда роман Булвера-Литтона «Евгений Арам» под названием «Елизавета Броунригг». В этом сочинении, напечатанном в «Журнале Фразера» в конце 1832 года, впервые проявился его могучий сатирический талант. Крайний сентиментализм и другие слабости школы Булвера-Литтона были выставлены и осмеяны в этом первом выдающемся сочинении Теккерея с вполне заслуженной ими беспощадностью.

В том же году, когда появилось первое значительное произведение Теккерея, произошел и крупный переворот в его жизни. Став совершеннолетним, он вступил во владение оставшимся ему после смерти отца наследством, которое составляло капитал в 200 000 рублей, или годовой доход в 5000 рублей. Тогда же Теккерей окончательно убедился в том, что из него никогда не выйдет порядочный художник, и решил посвятить себя всецело литературной деятельности. Ввиду этого он переехал из Парижа в Лондон и, не довольствуясь уже зависимым положением журнального и газетного сотрудника, задумал самостоятельно издавать журнал. В Лондоне тогда выходила еженедельная литературная газета «Национальное знамя», которую издавали виноторговец в компании со священником, бывшим университетским товарищем Теккерея. Теккерей приобрел эту газету, и, как он думал, очень выгодно. На самом же деле он был самым жестоким образом обманут своим любезным университетским товарищем, который, уговаривая его купить газету, имел только одну цель, а именно – выгодно разделаться с предприятием, которое грозило разорить его. Несмотря на то, что Теккерей очень много работал для этой газеты и потратил на нее уйму денег, публика оставалась к ней равнодушна. Надежды, которые Теккерей возлагал на газету, не оправдались, и уже через год, то есть в начале 1834-го, он должен был прекратить ее издание. Эта неудача сильно обескуражила Теккерея, и он в течение двух лет очень мало писал. Но в 1836 году он уже снова выступил в роли издателя, очевидно все еще надеясь на успех в этой заманчивой, хотя и рискованной деятельности. Это второе предприятие было затеяно в больших размерах. Вместе с отчимом своим, майором Смитом, Теккерей образовал акционерное общество под названием «Столичная газетная компания» с капиталом в 600 000 рублей. Цена каждой акции была назначена в 100 рублей. Директором компании был выбран Смит как обладатель наибольшего количества акций. Компания купила прозябавшую газету «Общественный леджер» и, переименовав ее в «Конституционный и общественный леджер», выпустила первый номер под таким названием 15 сентября 1835 года, в тот самый день, когда пошлина на периодические издания была понижена.

Направление этого органа было крайне либеральным. В нем были выдвинуты требования полной свободы печати, расширения избирательного права, закрытой баллотировки, равенства прав всех пред законом и полной свободы вероисповедания. Многие выдающиеся представители тогдашней передовой партии публично заявили о своей готовности поддержать новый орган и содействовать его широкому распространению. Теккерей в этом издании взял на себя роль парижского корреспондента. Его парижские письма начали печататься 24 сентября 1836 года и продолжали выходить до весны следующего года. В них мало замечательного, но они характерны своей резкой критикой, направленной против июльской монархии, и горячей проповедью либерализма. Это второе предприятие Теккерея закончилось еще более печально, чем первое. Несмотря на блестящее начало и на обещания поддержки со стороны многих, новая газета Теккерея не могла преодолеть апатии и косности публики, которая предпочитала старые газеты больше по привычке, чем по убеждению. Последний номер «Конституционного и общественного леджера» появился 1 июля 1837 года. Он был с траурной каймой по случаю смерти короля и содержал заявление от редакции о прекращении издания. В значительной степени эту неудачу можно объяснить неопытностью издателей и недостатком капитала у них. Теккерей потерял на этом втором предприятии тот остаток своего наследства, который он успел спасти от первого. О новых самостоятельных изданиях, конечно, и думать уж нечего было. Приходилось сделаться опять простым журналистом-сотрудником.

В последующих произведениях своих Теккерей не раз намекает на эти неудачи. «Я взял на себя, – говорит он в одном месте, – роль редактора того проклятого журнала и поставил себе задачей развивать литературный вкус читателей, распространять нравственные понятия и хорошую литературу среди моей нации, и за эти заслуги пред обществом рассчитывал получать должное вознаграждение. Там же печатал свои собственные сонеты, трагедии, стихи, писал сатирические статьи, восхищаясь сам своим тонким остроумием и критикой, почерпнутой из энциклопедий и биографических словарей, и в довершение всего сам чуть ли не удивлялся своим огромным познаниям… Скажи, любезный читатель, разве ты никогда не поступал точно так же? Если ты никогда не ошибался, будь уверен, что ты не совершишь никогда и ничего умного».

Об участии Теккерея в «Журнале Фразера» мы уже имели случай говорить выше. Он поместил в этом издании несколько критических статей, а также свое первое выдающееся произведение, «Елизавету Броунригг». Но лишь с 1834 года начинается его постоянное сотрудничество в нем. «Журнал Фразера» тогда пользовался большой популярностью в Англии. В числе его сотрудников были такие крупные литературные силы того времени, как поэты Саути, Колридж и Эйнсворт, известный историк литературы Локхарт и знаменитый Карлейль. Однако в течение первых трех лет Теккерей принадлежал к второстепенным сотрудникам журнала, и его статьи того времени ничем не выделялись. С 1837 года начинается новая эпоха в его литературной деятельности. В этом году в «Журнале Фразера» появилось его сатирическое письмо по поводу только что вышедшего тогда из печати сочинения под названием «Моя книга, или Анатомия хорошего обращения». Как видно из самого названия этой глупой книги, автор ее собирался поделиться с простыми смертными результатами своего долголетнего знакомства с высшим обществом и тем, кто желал бы проникнуть в эти высшие сферы, дать несколько полезных советов, как там следует есть, пить, сидеть, ходить или сморкаться. Эта сатира, под которой мы в первый раз встречаем столь популярный впоследствии псевдоним Теккерея «Карл Елоплаш», так понравилась редактору «Журнала Фразера», что автор получил приглашение не останавливаться на этом и продолжать свои общественные этюды далее. Результатом этого предложения были «Записки Елоплаша», начавшиеся в январе 1838 года и продолжавшиеся до октября того же года. Этот ряд статей вместе с иллюстрациями к ним, исполненными самим автором, произвел сильное впечатление и сразу выдвинул молодого писателя. «Записки Елоплаша» написаны в форме мемуаров лакея, в которых последний рассуждает о правилах благородного обращения и проводит ту мысль, что джентльмен, то есть дворянин, может чувствовать и поступать так же вульгарно, как простой лакей. Но самое любопытное в этих записках – это та курьезная и оригинальная орфография, которую употребляет этот лакей, рассуждающий о «благородных манерах».

Следующим значительным произведением Теккерея была его повесть «Катрина», появившаяся в том же «Журнале Фразера» в 1839 году. В ней описывалась жизнь убийцы по имени Катрин Гейсс. Подписана эта повесть псевдонимом «Ики Соломон» и, очевидно, имела целью показать, как отвратительны были бы рассказы о ворах, мошенниках и убийцах, если бы поступки и язык их были переданы такими, каковы они в действительности, а не представлены в форме, возбуждающей в нас к ним симпатию и, следовательно, подражание. Это было протестом против той литературной манеры изображать жизнь, какая была заметна у Булвера и отчасти у Диккенса. Повесть с такой тенденцией была бы не особенно приятным чтением, если бы она не была, как в данном случае, написана легко и в высшей степени остроумно.

После «Катрины», то есть в начале 1840 года, в этом же журнале стал печататься роман «The shabby genteel story». В новом произведении Теккерей впервые оставляет область чистой сатиры и является главным образом бытописателем. Роман остался неоконченным вследствие крупного семейного несчастья, постигшего автора и лишившего его на некоторое время возможности и способности заниматься литературным творчеством. Впоследствии он несколько раз принимался за продолжение его, но всякий раз должен был скоро опять бросать, не будучи в состоянии отогнать от себя удручающих воспоминаний, которые вызывало в нем это прерванное произведение. О семейном несчастье Теккерея мы поговорим подробнее ниже.

Летом 1840 года Теккерей впервые издал отдельной книгой под псевдонимом «М. А. Титмарш» собрание своих журнальных статей и очерков о парижской жизни, назвав его «Парижский альбом». Эта книга не имела большого успеха при своем появлении и теперь уже почти забыта. Но в ней есть нечто любопытное и довольно характерное для ее автора. Это ее посвящение, которое мы приводим целиком.

«Посвящается г-ну М. Аретцу, портному. 27, rue Richelieu, Paris.

Милостивый государь!

Всякому человеку, какое бы ни занимал он общественное положение, следует отмечать и хвалить добродетель, где бы он ни находил ее, и выставлять ее на удивление и подражание своих ближних.

Несколько месяцев тому назад, когда Вы представили пишущему эти строки счет за сюртуки и брюки, доставленные ему, и должник Ваш заметил Вам, что немедленная уплата счета поставила бы его в крайне затруднительное положение, Вы ответили ему так: „Боже мой, пожалуйста, не беспокойтесь об этом, сударь! Если Вы нуждаетесь в деньгах, что нередко случается с человеком, находящимся в чужой стране, то у меня дома есть тысячефранковый билет, который я могу предоставить к Вашим услугам“.

История и опыт, милостивый государь, доставляют нам так мало примеров благородных поступков, которые могли бы сравниться с Вашим (подобное предложение, как Ваше, со стороны чужого и притом еще портного кажется мне столь изумительным), что Вы должны извинить меня, если я публично заявляю о Вашей добродетели и знакомлю английский народ с Вашим именем и прекрасным характером Вашим. Я позволю себе еще прибавить, что Вы живете в первом этаже, что Ваш материал и Ваша кройка превосходны и что Ваши цены умеренны и добросовестны. В заключение позвольте мне положить к стопам Вашим эту книгу как слабое выражение моего глубокого уважения к Вам.

Ваш покорный и преданный слуга М. А. Титмарш».

В 1840 году, как известно, гроб Наполеона I был привезен с острова Св. Елены в Париж, с тем чтобы быть поставленным там в Доме инвалидов. Редакция «Журнала Фразера» отправила по этому случаю Теккерея в Париж, чтобы он присутствовал на величественной церемонии и потом дал отчет о ней в журнале. Отчет его потом вышел отдельной книжкой под названием «Вторые похороны Наполеона I». В этой книжке любопытна только помещенная в конце ее прекрасная баллада «Хроника одного барабана».

Фронтиспис «Парижских очерков» Теккерея, выполненный автором. 1840.

Теккерей Автошарж.

Теккерей вернулся из Парижа лишь летом 1841 года, а осенью этого же года в «Журнале Фразера» начала печататься его повесть «История Самуила Титмарша и великого Гогарта Диамонда», которая принадлежит к лучшим его произведениям. Карлейль в своей биографии известного английского писателя Джона Стерлинга приводит следующий отзыв последнего об этом сочинении Теккерея: «Есть ли что-нибудь лучше „Гогарта Диамонда“ между произведениями Филдинга или Голдсмита? Теккерей – истинный гений и в состоянии был бы при спокойной и безбедной жизни создавать такие долговечные шедевры, как те, которыми мы теперь обладаем и которые приводили бы в восторг миллионы наших потомков. В этом одном рассказе больше правды, чем во всех романах вместе взятых».

Но, несмотря на крупные достоинства этого произведения, оно сначала было замечено и оценено только очень немногими. Для широкой публики Теккерей все еще не существовал. Появившаяся в «Журнале Фразера» за 1843 год «Исповедь Фитцбуделя» и изданный в том же году отдельной книгой «Ирландский альбом» – плод продолжительного путешествия по Ирландии – также мало обратили на себя внимания массы читающей публики.

В январе 1844 года в «Журнале Фразера» начали печататься знаменитые «Мемуары Барри Линдона» под псевдонимом «Фитцбудель». «По богатству воображения, языку, конструкции и вообще по литературному таланту, – говорит известный английский романист Антони Троллоп в своей книге о Теккерее, – это самое замечательное из всего, что он когда-либо написал». Но любопытно то, что Теккерей в этой повести употребляет те именно приемы, против которых он так возмущался в своем прежнем произведении «Катрина». Герой его повести, Барри Линдон, – величайший негодяй, какого только можно себе вообразить; однако он описан так, что почти невозможно не сочувствовать ему. С самой ранней молодости Барри ведет жизнь картежника, буяна и лгуна; он не способен чувствовать ни любви, ни благодарности; считает игру самым почтеннейшим занятием, какому только человек может посвятить свою жизнь; обман, по его мнению, всегда оправдывается успехом. Это человек, обладающий всеми пороками, способный на всякую низость, и однако он не трус: напротив, Барри смел, откровенен, энергичен и самоуверен.

И вот эта-то смелость, эта энергия, эта самоуверенность делают рассказ его о самом себе таким увлекательным, что вы невольно почти радуетесь всякому новому успеху его и чувствуете некоторое огорчение, когда узнаете о его конечной гибели. По своему характеру эта повесть Теккерея напоминает те именно романы Диккенса и Булвера, которые, по его собственному мнению, рисуют порок в привлекательном свете и тем самым как бы побуждают к подражанию ему; однако прочитавший ее вряд ли почувствует какое-либо желание подражать ловкому Барри Линдону. Одно из любопытнейших мест в этой повести – замечательная тирада Линдона в защиту картежничества.

«Мы всегда, – рассказывает он, – соглашались на игру в кредит со всяким джентльменом. Мы никогда никого не стесняли насчет срока уплаты нам нашего выигрыша и никогда не отказывались принимать взамен золота векселя. Но горе бывало тому, кто не уплачивал по векселю, когда наступит срок! Редмонд де Бамибари (так назывался тогда на континенте Барри Линдон) обыкновенно сам отправлялся в таких случаях к должникам и требовал уплаты долга. И, могу вас уверить, мы имели очень мало плохих должников! Напротив, дворяне бывали благодарны нам за наше снисхождение, и наша честность стояла вне всякого сомнения. В последнее время благодаря пошлому предрассудку стали осуждать благородных людей, занимающихся игрой. Но я говорю здесь о том добром старом времени, которое было в Европе до постыдной трусости французской аристократии (во время позорной революции, наказавшей ее по заслугам), которая дискредитировала нашу профессию. Теперь занятие игрой считают постыдным. Но я хотел бы знать, насколько их образ жизни почтеннее нашего. Этот игрок на бирже, который спекулирует и обманывает, покупает и продает, возится с ложными займами и зарабатывает на государственных секретах, – что он такое, как не игрок? А купец, который торгует салом и чаем, – разве он лучше? Его тюки грязного индиго – это его игральные кости, его карты выходят каждый год вместо каждых десяти минут, море – это его ломберный стол. Вы называете профессию адвоката почтенной в то время как человек, принадлежавший к ней, лжет за всякого, кто его нанимает; клевещет на бедняка для того, чтобы получить хорошее вознаграждение от богатого; обвиняет правого, потому что виноватый состоит его клиентом. Вы называете почтенным человеком доктора, пустого шарлатана, который сам не верит в то, что он прописывает и за что он берет у вас деньги. А с другой стороны, вот отважный человек, садящийся за стол и вызывающий на бой всех, ставящий свои деньги против денег других, свое состояние против состояния других, – и современное нравственное общество изгоняет его из своей среды! Это заговор средних классов против дворянства! Наступило царство лавочников. Я говорю, что игра была учреждением рыцарства. Она погибла вместе с другими привилегиями, которые были связаны со знатным происхождением…»

Когда еще продолжали печататься «Мемуары Барри Линдона», в июле 1844 года Теккерей неожиданно получил от одного своего приятеля, служившего в крупной пароходной компании, приглашение отправиться в путешествие на Восток и бесплатный билет для поездки. В предисловии к описанию этого путешествия, изданному зимою 1845 года, Теккерей весьма остроумно передает впечатление, произведенное на него этим внезапным приглашением, и как он должен был торопиться с отъездом, получив билет всего за 36 часов до отплытия парохода. Во время путешествия ему удалось увидеть Лиссабон, Афины, Константинополь, Иерусалим и, наконец, Каир. Книга его об этом путешествии называется «От Корнхилла до великого Каира». Она иллюстрирована самим автором и имела широкий успех при своем появлении. В этом сочинении Теккерей в первый раз явился пред публикой под своим собственным именем.

Одновременно с сотрудничеством в «Журнале Фразера» Теккерей много писал и в еженедельном иллюстрированном сатирическом журнале «Панч», основанном в 1841 году. Он начал сотрудничать в этом издании в 1843 году, и с тех пор популярность журнала начала быстро расти. Статьи его в «Панче» были по большей части небольшими, но полными тонкого юмора сатирами на современное ему английское общество. Его лучшая вещь в этом журнале – это ряд статей под общим названием «Записки о снобах», где он рисует весьма любопытный тип, встречающийся в самых разнообразных слоях английского общества. Снобизм, по мнению Теккерея, – это главный и самый отвратительный порок английского общества, происходящий от существования богатой и еще очень влиятельной аристократии рядом с полным авантюристов и выскочек буржуазным классом. Он называл снобом всякого мещанина, который преклоняется пред лордом только потому, что тот лорд, и в то же время считает себя вправе смотреть сверху вниз на бедного человека только потому, что он сам богат. Он называет снобом аристократа, который считает себя каким-то высшим существом только потому, что имеет право на титул и герб и смотрит с презрением на купца, у которого, однако, охотно берет взаймы деньги или на дочери которого женится из-за ее приданого. Он находит снобизм и среди низших классов общества. Там он выражается в одновременном благоговении и пред титулами, и пред богатством. Однако в своей ненависти к снобам и снобизму Теккерей, по мнению Троллопа, иногда хватает через край и видит их даже там, где на самом деле вовсе нет ни первых, ни второго.

Вообще, снобизм был чем-то вроде пункта помешательства для Теккерея. Он относился к снобам и громил их так, как будто они были его личные враги или как будто он считал существование их серьезной опасностью для английского общества.

Теккерей продолжал сотрудничать в «Панче» до 1852 года.

С выходом в свет в конце 1845 года «Путешествия из Корнхилла в великий Каир» кончается, можно сказать, первый период литературной деятельности Теккерея. Это был период медленного роста его славы и постепенного завоевывания внимания английской публики. Рассматривая первое десятилетие литературной деятельности Теккерея, невольно поражаешься той медлительностью, с какой росла его популярность. Диккенс был на год моложе Теккерея, а между тем его имя уже гремело во всей Англии еще в 1837 году, то есть тогда, когда не только немногие знали, но даже немногие интересовались знать настоящее имя автора остроумных «Записок Елоплаша». Диккенс тогда уже успел напечатать «Пиквика», «Оливера Твиста» и «Николаса Никльби». Его место в литературе уже было упрочено и направление его стало вполне определенным в то время, как Теккерей все еще как будто пробовал свои силы, все еще как будто не был уверен в своем призвании и еще не решил, на каком роде литературной деятельности остановиться. Этот контраст между карьерами двух одинаково великих писателей Троллоп объясняет преимущественно различием их характеров. В то время как Теккерей отличался неуверенностью в себе, в своих силах, в своем таланте и в своей способности к усидчивому труду, Диккенс был полон веры в себя и в людей, полон энергии, бодрости, жизнерадостности, страстно любил труд и вообще представлял в высшей степени цельную натуру.

В этот первый период своей литературной деятельности Теккерею не раз приходилось получать обратно свои статьи от издателей или сокращать их по требованию редакторов. Нередко случалось ему слышать от своих издателей жалобы, что его книги не покупаются и не читаются. Такие неприятности, неизбежные в жизни писателя, обыкновенно производили на него крайне удручающее впечатление. После каждого подобного случая он чувствовал себя так, как будто почва уходила из-под его ног. Он даже начинал сомневаться в том, поступил ли он разумно, посвятив себя литературной деятельности. Надо, впрочем, заметить, что в огорчениях Теккерея уколы авторского самолюбия играли самую ничтожную роль. Это видно из того, что он обо всех подобных неприятностях немедленно рассказывал всем знакомым, добродушнейшим образом жалуясь пред ними на преследование судьбы. Он даже как-то раз в обществе обратился к одному издателю с таким вопросом: «Так вы решительно отказываетесь издавать мое сочинение?»

Но даже в этот сравнительно неудачный период своей литературной деятельности Теккерей ничем не проявлял никакой зависти к своему великому сопернику Диккенсу. Именно к этому времени относятся статьи его о Диккенсе, полные восторженных отзывов об авторе «Пиквика» и пророчествовавшие ему великое будущее.

В 1837 году, то есть тогда, когда Теккерей уже успел потерять все свое отцовское наследство и в то же время еще не занял прочного и определенного положения на поприще литературы, он женился в Париже на дочери полковника Шоу – Изабелле.

Теккерей с женой в первые годы супружества. Рисунок Теккерея.

Выбор его был очень удачным; но, тем не менее, брак этот оказался несчастным. Только три счастливых года прожил Теккерей со своей женой. В 1840 году она внезапно серьезно заболела. Благодаря чрезвычайно заботливому уходу мужа Изабелла через несколько недель стала поправляться, но никогда уже не была вполне здоровой. У нее скоро стали замечаться признаки психического расстройства. Теккерей долго не верил тому, что это состояние ее было не временное; он с самой нежной заботливостью ухаживал за ней, и только после долгих мучительных сомнений и колебаний для него стало очевидным, что продолжать жить вместе невозможно. Он поместил ее отдельно, в обществе компаньонки, и заботился о том, чтобы она никогда не чувствовала ни в чем нужды. От этого брака у него были две дочери. Старшая, Анна, теперь госпожа Ритчи, унаследовала талант отца и считается в настоящее время одной из лучших романисток в Англии. Вторая, Генриетта, бывшая замужем за английским писателем Лесли Стефен, ненамного пережила отца.

Страшное семейное несчастье, которое так рано постигло Теккерея, нанесло его душе глубокую рану, и эта рана уже до самой смерти его не заживала. Об ужасном и неизгладимом впечатлении, которое этот удар произвел на нежную душу Теккерея, можно судить по следующему отрывку из одного написанного им много лет спустя прелестного стихотворения:

Дни быстро уходят… Теперь я один

С тоской вспоминаю былое:

Когда-то сидело за этим столом

Со мной существо дорогое!

Оно прижималося с лаской ко мне,

Глядело с любовию в очи, —

Но не с кем мне чаши теперь разделить

И страшен мне мрак долгой ночи…