Поиски и встречи

Поиски и встречи

Шли годы. Многие события далеких военных лет понемногу стирались в памяти. Но наиболее яркие из них жили в памяти и в сердцах людей. Одним из таких ярких эпизодов оставался наш рейд по Минску в 1941 году. О нем помнили. Пожилые горожане рассказывали молодежи о танке, ворвавшемся в переполненный фашистами город и пронесшемся как смерч по его улицам, громя врагов. Рассказы дополнялись подробностями, обрастали деталями, и со временем родилась легенда о «пылающем танке», об «огненном мстителе». Саму же суть подвига никто не знал. Люди спрашивали, как и откуда появился в Минске советский танк, кто были члены экипажа машины, какова их дальнейшая судьба.

Многие минчане, как во время оккупации города фашистами, так и после их изгнания видели стоявший невдалеке от Комаровского рынка обгоревший советский танк. Правда, тех, кто не был сведущ в военном деле, удивляли формы машины. Она не была похожа ни на довоенный танк БТ, ни тем более на хорошо знакомый Т-34. Лишь ветераны-танкисты могли безошибочно определить, что это Т-28. Долгое время танк стоял у Комаровского рынка примерно напротив того места, где сейчас находится здание Минской филармонии… Позже, когда его убрали, остались лишь легенды…

До меня тоже доходили эти легенды, и я догадывался, что речь шла о нашем рейде. Но я не видел в нем ничего выдающегося и поэтому считал нескромным рассказывать.

А поиски шли. Первыми в них включились юные следопыты, учащиеся минских школ. Однажды на дверях минской средней школы № 40 имени Максима Богдановича появилось объявление, начинавшееся призывом: «Ко всем, у кого горячие сердца, у кого есть желание принести пользу Родине!» Дальше шло приглашение принять участие в поисках до сих пор неизвестных героев Великой Отечественной войны.

Откликнулись многие, и при школе был образован историко-краеведческии клуб «Юный патриот». Инициатором его создания стал фронтовик, преподаватель истории, а впоследствии журналист И. Г. Коршакевич, прошедший по дорогам войны от Северного Кавказа до Берлина. Участники клуба открыли много новых страниц в боевой летописи. Стала известна им и легенда о «пылающем танке». К поиску подключились юные следопыты из других школ, суворовцы, работники музеев, журналисты. Были переданы объявления по республиканскому радио и телевидению.

Теперь и я уже не мог молчать. Послал в Белорусский государственный музей истории Великой Отечественной войны небольшое письмо. В нем я сообщал, что располагаю данными о танке Т-28, который прорывался в июле 1941 года через Минск. Подписался: бывший механик-водитель Д. Малько. В то время я работал мастером технического контроля Минского моторного завода.

Меня сразу же пригласили в 40-ю школу, и я рассказал, как в тот жаркий июльский день сорок первого года вел по улицам Минска танк Т-28, как мы громили фашистов и что потом стало с машиной, когда гитлеровцы подбили и подожгли ее. Рассказал о других членах экипажа — майоре и четырех курсантах. Но заметил с сожалением, что не знал их фамилий и имен, кроме одного — Николая, неизвестны мне и их судьбы.

Были собраны материалы о нашем рейде, и Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 сентября 1966 года за боевые отличия в боях с немецко-фашистскими захватчиками я был награжден орденом Отечественной войны I степени.

Через некоторое время в 40-й школе состоялось вручение этой высокой награды. В актовом зале собрались следопыты, рабочие завода, представители гороно, военкомата, ЦК ДОСААФ республики, воины, журналисты из газет, с радио и телевидения, киностудии «Беларусьфильм». Я с женой Раисой Васильевной — машинистом насосно-компрессорной станции ТЭЦ — и сыном Валерием — военнослужащим Советской Армии, классным специалистом, награжденным тремя знаками воинской доблести, — сидели в президиуме. Директор школы Лилия Николаевна Чижик открыла торжественное собрание и предоставила слово генерал-полковнику Сергею Степановичу Маряхину, командовавшему в то время войсками Белорусского военного округа.

Генерал-полковник отметил важность проводимой юными следопытами работы, благодаря которой десятки героев войны получили заслуженные награды, рассказал о завершении очередного поиска. Затем он огласил Указ Президиума Верховного Совета СССР и вручил мне орден Отечественной войны I степени.

С этого времени я по-настоящему включился в поиски членов экипажа. Не хотелось верить, что в живых остался только я один. Надо было искать. И поиски продолжались.

У меня со времени рейда по улицам оккупированного Минска осталась на память от майора его топографическая карта. Всю войну я берег ее. Она обтрепалась, потерлась на сгибах. Но на полях карты остались карандашные надписи, сделанные, видимо, рукою майора: «Оперативн. отдел, 3 этаж», фамилии: «Михайлов, с-на Сошников, л-нт Волков, Пермолов». Что означали эти пометки — фамилии членов экипажа или людей, знавших майора? Это тоже требовало выяснения.

Поиски расширились. В них включились печать, радио и телевидение. Молодежная редакция белорусского телевидения предложила мне выступить перед телезрителями с рассказом о событиях 3 июля 1941 года в Минске. Такая передача состоялась. Материалы о подвиге нашего танкового экипажа напечатали многие белорусские газеты. О них писала центральная печать — газеты «Правда», «Красная звезда», «Советский патриот» и другие. И пошли сотни писем — от ветеранов войны, молодежи, воинов Советской Армии.

Было в письмах и кое-что непосредственно относившееся к рейду танка Т-28. Однажды в редакцию «Красной звезды» пришло письмо из города Камень Алтайского края от Ильи Бажанова, пересланное мне. Бажанов сообщал:

«Пишу вам со слов одного человека, который был участником героического рейда Т-28. Этот человек рассказал мне, что в конце июня 1941 года их часть попала в окружение западнее Минска. Пробирались из окружения группами. В одной группе оказался красноармеец Терещенко Иосиф Андреевич. Они несколько дней ходили по лесам и увидели в лесу советский танк. К этому танку они подошли с большой осторожностью, потому что около танка кто-то возился, а они думали, что фашист. Когда близко подошли, то увидели, что у танка русский солдат. Фамилию его они не знали. Танк назывался Т-28. Этот танкист занимался ремонтом. Все пять или шесть человек сели в танк и уехали в направлении города Минска. Терещенко был пулеметчиком на танке, а командовал офицер по фамилии Гомулко… Т-28 во главе с Гомулко ворвался в Минск, занятый немцами. Весь город был заполнен оккупантами, а этот танк шел по центральной улице, уничтожая все на своем пути. Били по немцам из пушки и пулеметов, давили их гусеницами. Когда доехали до центральной площади, то там танк подбили. Командир приказал спасаться. Терещенко кое-как вылез в люк и упал на землю. Пока немцев не было поблизости, какой-то старик помог ему скрыться. У этого старика Терещенко был больше суток, а потом тайком ушел на восток. Так он остался живым. В настоящее время Терещенко живет и работает в колхозе имени Мичурина Алтайского края».

Когда списались с Терещенко, то выяснилось, что многое в письме Бажанова не соответствовало действительности, что Терещенко хотя и был в тех местах, но не участвовал в рейде Т-28 3 июля 1941 года. Возможно, тот человек, который рассказал Бажанову о подвиге, находился под впечатлением прочитанного в газетах.

Поиск продолжался.

В «Красную звезду» обратился еще один читатель. Он сообщил, что в Богатовском районе Куйбышевской области работает райвоенкомом подполковник В. И. Сошников. «Возможно, это тот старшина Сошников, фамилия которого значится на карте?» — спрашивал читатель.

Связались с Богатовским райвоенкоматом. Ответил сам подполковник Сошников. «Должен огорчить вас, — писал он. — Запись на карте майора относится к кому-то из однофамильцев, Я глубоко сожалею, что не могу помочь в розыске лиц, о которых идет речь. Действительно, я служил там, но не в танковых войсках, и был сержантом, а не старшиной».

О Сошникове получил и я письмо. Ко мне обращались муж и жена Сошниковы из города Шахты Ростовской области, оба инвалиды, слепые. «Нам прочитали статью в „Правде“, — говорилось в письме. — Там сказано, что на карте, оставленной вам майором, была фамилия Сошников. По всей вероятности, это был наш сын. Он служил в танковых частях артиллеристом. Просим прописать, какой его возраст. Наш сын 1921 года рождения, белявый, холостяк». Я ответил, что такого не было в экипаже, что по фамилиям я никого не знаю.

Было и множество других писем. Одно из них переслала следопытам редакция газеты «Правда».

Жена бывшего военнослужащего Михайлова писала, что ее муж перед войной служил в Белоруссии в звании майора. В начале войны он прислал ей одно-единственное письмо. Женщина просила сличить его почерк с надписями на карте.

Вместе с журналистами и следопытами мы снова разложили старую карту и стали сверять почерк присланного женщиной письма с пометками на карте. Начертания букв «к» и «в» как будто совпадали. «Неужели он, наш командир?» — подумал я. Для уточнения отдали письмо и карту специалистам. Те ответили: «Нет, почерки не идентичны». Опять неудача, опять разочарование. Но поиски не прекращались.

Некоторое время спустя мне пришло письмо из совхоза «Асканийский» Херсонской области от Михайловой Раисы Васильевны. В нем говорилось, что ее муж, Михайлов Евгений Яковлевич, 1913 года рождения, был призван в 1940 году, служил в городе Новоград-Волынске танкистом. «Я получила от него всего одно письмо в июле 1941 года, где он писал, что вышли из жестокого боя, и на этом наша переписка прервалась. Лишь в 1944 году из военкомата мне сообщили, что Е. Я. Михайлов числится без вести пропавшим. Напишите, не был ли с вами в танке мой муж?»

А житель Харькова Филипп Иванович Семенов предположил, что Михайлов, фамилия которого значилась на карте, был его зять, Михаил Павлович Михайлов. «Ему в то время, — писал Семенов в письме ко мне, — было 35 лет, русский, уроженец Саратовской области, Татищевского района, член КПСС, служил в танковых частях».

Долгими и безуспешными были поиски, но вот в один из мартовских вечеров 1967 года, сидя у себя дома за столом и разбирая только что полученную почту, я нашел письмо электрика из совхоза «Красный забойщик» Криворожского района Николая Евсеевича Педана.

Он рассказывал, что перед началом войны ему пришлось быть в одной из частей недалеко от Минска. Когда началась война, он вместе с группой курсантов этой части под командованием майора, фамилию которого не помнит, выполнял отдельные задания. Однажды, разыскивая свои учебные боевые машины, они с майором и курсантами встретили в лесу танк. Письмо заканчивалось словами: «Пока все, что я хотел вам описать о себе, а остальное вам известно. С приветом — Николай Педан».

Читал я и перечитывал это письмо. И верилось, и не верилось, что это тот самый Николай, мой побратим по памятному рейду. Ведь столько было ошибок и разочарований в поисках, что я боялся обмануться и на этот раз.

Снова перечитал письмо и перед мысленным взором встал русоволосый молодой курсант с артиллерийскими петлицами, с которым я разговаривал ночью накануне рейда. «Видимо, все-таки он. Чует мое сердце, что теперь ошибки не должно быть».

Я пригласил Педана в Минск. На вокзале сразу узнал боевого друга. Годы несколько изменили его внешность, волосы поседели и поредели. Но это был он, Николай, тот скромный, с мягким украинским говором курсант.

В первый вечер мы засиделись допоздна. Воспоминаниям не было конца. Рассказывали, как кто спасся, когда танк был подбит, и что было потом. Оказалось, что Педан был тогда в Минске схвачен немцами и почти четыре года провел в плену. Вначале его вместе с тысячами других пленных красноармейцев держали в лагере в Минске, возле парка имени Челюскинцев, — морили голодом, избивали, травили собаками. Потом перевезли в товарняках в концлагерь на территории Польши. Здесь Педана и других узников заставляли от зари до зари долбить камень и возить его тачками из карьера для строительства дороги. Оттуда Николай с одним своим товарищем бежал, но их поймали. Товарищ погиб, а Педан попал в штрафной блок и еле остался жив после изощренных пыток и издевательств, творимых фашистскими охранниками.

Потом почти год он мучился в так называемом отборочном лагере, где узники зимой находились под открытым небом, на снегу, и того, кто не замерзал, отправляли дальше на работы, а окоченевших бросали в печи крематория. Это было изуверское «испытание на выживание», которое применяли гитлеровцы к нашим военнопленным. Последний год войны Николай провел в фашистском концлагере в городе Ульм, на территории Южной Германии, где содержались русские, французы, бельгийцы, поляки. Он прошел все круги фашистского ада и дожил до победы. После разгрома гитлеровской Германии и освобождения из лагеря Педан вернулся в Красную Армию, а после демобилизации уехал к себе на Украину и трудился в совхозе.

Я не мог без содрогания слушать об ужасах фашистских концлагерей, о мучениях, которые перенес там Николай Евсеевич. А он с восхищением выслушивал мои рассказы о боевых делах, о сражениях под Москвой, в Белоруссии и Восточной Пруссии. Утром моя жена, убирая квартиру, вынесла полную пепельницу окурков, оставленную после ночного бдения.

На следующий день состоялось наше выступление на Белорусской телестудии…

И снова пошли письма — в редакции газет, на радио и телевидение, ко мне домой. Снова развернулись поиски, которые продолжались не только в шестидесятые, но и все семидесятые годы.

В 1979 году Николай Евсеевич умер. Трудиться в совхозе остались его жена Оксана Пантелеевна и сын Юрий. Односельчане Педана чтут память героя легендарного танкового рейда.

Судьба остальных членов экипажа не установлена.

* * *

Однажды я получил письмо с приглашением от воинов-танкистов одной из частей побывать у них в гостях. Они просили выступить с воспоминаниями о боевых делах.

Меня это приглашение особенно взволновало. Побывать у нынешних защитников Родины, своих коллег по воинской профессии, конечно, хотелось, но, признаюсь, волновался…

В части меня проводили в кабинет политработника — высокого худощавого подполковника. Он познакомил с планом готовящегося в полку вечера «Традициям отцов верны», на котором предполагались выступления ветеранов войны и молодых воинов — отличников учебы.

— Выступления фронтовиков нам хотелось бы начать с вас, — сказал подполковник. — О вас многие наши офицеры и солдаты слышали, читали в газетах.

Мы поговорили о том, как лучше построить выступление, о чем желательно рассказать молодым воинам, что посоветовать нынешним танкистам.

— А пока, если желаете, можете осмотреть наш танковый парк, — предложил подполковник.

Я согласился с большой охотой. Подполковник позвонил, и через минуту в кабинет стремительной походкой вошел коренастый чернявый майор.

— Наш зампотех, — сказал замполит и, обратившись к майору, попросил: — Петр Николаевич, покажите нашему гостю, товарищу Малько, технику.

И вот мы оказались в парке.

Навстречу нам поспешил коренастый старший сержант. Приложив руку к головному убору, он четко доложил:

— Товарищ майор, экипаж готовит машину к занятиям. Командир экипажа старший сержант Безбородько.

Петр Николаевич поздоровался с танкистами, представил меня и попросил показать мне танк. Думаю, нет смысла подробно описывать свои впечатления, оставшиеся от этого осмотра. Даже меня, воевавшего на непревзойденных в своих классах танках Т-34 и ИС, поразила современная боевая машина, имеющая значительно более мощное вооружение, надежную броневую защиту, более высокие скорость, запас хода и другие неизмеримые преимущества, отвечающие требованиям, предъявляемым современным боем.

* * *

Вечером в полковом клубе собрались солдаты, сержанты, офицеры и члены их семей. Замполит открыл встречу небольшим вступлением и предоставил мне слово.

Я подробно рассказал о схватках с врагом в Испании, на Халхин-Голе, о прорыве линии Маннергейма и памятном рейде по оккупированному фашистами Минску, о большой поисковой работе, проводившейся в последние годы по розыску членов экипажа, участвовавшего в этом рейде. Потом поделился воспоминаниями о других боях — под Москвой, Сталинградом, Смоленском, в Белоруссии и Восточной Пруссии. В заключение сказал:

— Много испытаний выпало на долю нашего поколения. Больших трудов, жертв и сил стоила наша победа над фашизмом. Берегите же плоды этой победы, будьте достойны подвигов ваших отцов и дедов. Храните и умножайте славные боевые традиции, берегите так дорого завоеванный мир! Будьте всегда в готовности постоять за дело коммунизма и счастье людей!

Этот призыв мне хотелось бы повторить и сегодня для каждого воина, для каждого читателя моего скромного труда…