Без Сталина России не быть!
Без Сталина России не быть!
Предисловие публикатора
В этой книге собраны последние материалы Л.П. Берии. Выходом их в свет завершается публикация личных записей Лаврентия Павловича Берии, начатая изданием его тайных дневников 1938–1953 годов.
Дневники Л.П. Берии, подготовленные мной к печати с подробными комментариями, составили три отдельных тома, затем объединённые под одной обложкой. Сегодня, также под одной обложкой, издаются недатированные записи Л.П. Берии послевоенных лет. По содержанию некоторых из них можно предполагать, что Берия рассматривал их как нечто вроде заготовки будущих мемуаров. Среди материалов – наброски ряда политических портретов (в т. ч. – Троцкого, Бухарина, Кирова, Орджоникидзе и др.), а также записи о Сталине, о советском Атомном проекте, роли ядерного оружия и т. д.
Публикуются также записи, касающиеся вопросов развития социализма, судеб социализма и Советского Союза и т. п.
В записях, имеющих характер концептуальных размышлений, Л.П. Берия выступает, по сути, как вдумчивый и талантливый системный аналитик, явно имеющий вкус к анализу и теоретическому осмыслению коренных явлений жизни общества. Для тех, кто всё еще числит Берию по ведомству палачей, это может показаться невероятным. Но это именно так.
И в этом смысле последний том тайных записей Л.П. Берии можно считать сенсационным. Он показывает, что Берия был не просто выдающимся менеджером эпохи, но и выдающимся её интеллектуалом.
Несмотря на отсутствие датировки, из контекста эпохи, к которой относятся записи, видно, что в основном они сделаны не позднее конца 40-х и начала 50-х годов, в том числе – в период подготовки к XIX съезду партии и после XIX съезда. Этот, ускользнувший от внимания современных историографов, но важный в системном отношении съезд был созван как очередной съезд ВКП(б), а закончился уже как съезд КПСС – партия получила новое название.
Как показали последующие события уже второй половины 50-х годов, бывшая партия большевиков получила вскоре после XIX съезда и новое содержание – всё более противоречащее интересам народов СССР и социализма. С учётом сказанного записи Л.П. Берии, касающиеся подготовки XIX съезда, а также относящиеся ко времени сразу после XIX съезда КПСС, то есть – к осени 1952 года и началу 1953 года, очень интересны.
Читатель, знакомый с публикацией в издательстве «Яуза» личных дневников Лаврентия Павловича Берии с 1938 по 1953 год, знает и историю появления у меня текста этих дневников, которые затем были подготовлены мной к печати и прокомментированы. Для читателя же, взявшего в руки лишь эту книгу, требуется предварительное пояснение.
После издания книги «Берия – лучший менеджер ХХ века» и моего участия в съёмках документального фильма о Берии, на меня вышел человек, личность которого заинтриговала с первых минут знакомства с ним и интригует по сей день.
Высокий, худощавый, со строгими белоснежными волосами, он был не по-стариковски строен, а точнее – по-гвардейски подтянут. Длинное кожаное пальто было тоже далеко не новым, старомодным, но элегантным. Представился он, иронически улыбнувшись, «Павлом Лаврентьевичем» – явный намёк на тему Лаврентия Павловича, и сообщил, что готов предоставить мне дневники Берии.
На мой естественный вопрос: «А они что, существуют?», он коротко ответил: «Существуют». Из дальнейшего же разговора, подробно описанного мной в предисловии к первому тому дневников, выяснилось, что:
– мне может быть предоставлена лишь электронная версия дневников, но при этом мне будет показана (однако – не отдана) часть фотокопий с оригиналов;
– никакие финансовые условия мне не выставляются и в будущем выставляться не будут, единственное условие – подготовить дневники к печати и постараться их издать;
– вижусь я с «Павлом Лаврентьевичем» в первый и последний раз и должен дать честное слово, что попыток разыскать его предпринимать не буду.
Разговор наш был не очень-то долгим и, как и было оговорено сразу, единственным. Поэтому по сей день я могу лишь гадать – кем же был мой таинственный незнакомый знакомец? Он лишь сообщил, что возраст его – под девяносто, а в ходе беседы говорил иногда «я», а иногда – «мы»…
По здравом размышлении я пришёл к выводу, что мой мимолётный визави был или старым чекистом, или старым архивистом бериевского периода, и представлял небольшую группу работников НКВД тех времён (с учётом того, что архивное дело тогда было сосредоточено тоже в НКВД). И в их руках тем или иным образом оказались уникальные материалы.
Но как эти материалы у них оказались!
И зачем они их хранили?
И почему не обнародовали сами?
Точного ответа на эти вопросы я тогда не получил, а теперь и вообще нет никакой надежды на то, что когда-либо их получу. Тем не менее, некие догадки на сей счёт у меня имеются, и я ими с читателем сейчас поделюсь.
За десятилетия, прошедшие после смерти Сталина и Берии, стараниями вначале Хрущёва и хрущёвцев, а затем, после фактического замалчивания имени Берии при Брежневе, – «трудами» «прорабов перестройки» и их «демократически»-«либерастических» преемников, имя и облик Берии оказались предельно демонизированными. Из выдающейся исторической фигуры сделали монстра с садистскими наклонностями.
Однако все мои изыскания по теме Берии раз за разом убеждают в том, что реальный Берия имел прямо противоположный рисунок натуры. Он был жёсток (без жестокости) с врагами СССР, он был резок (до густого мата) с разгильдяями и дураками, но с нормальными людьми Берия был вежлив, чему есть достоверные свидетельства, а по отношению к добросовестным и честным подчинённым – внимателен и заботлив, чему тоже есть достоверные свидетельства. При этом Берия был человечески крупной личностью – яркой, нестандартной, самобытной и тем привлекательной.
Иными словами, Берия был человеком, вполне заслуживавшим уважения, преданности и даже любви подчинённых – тех, конечно, подчинённых, которые сами заслуживали уважения.
Когда Берия был арестован, то были изъяты, естественно, и все его бумаги. Соответственно, личные дневники тоже были изъяты, а потом началась сортировка – что уничтожать немедленно, что – позднее, что отдавать на архивное хранение.
Ясно, что основной массив личных и служебных документов, относящихся к Берии, был уничтожен в первые же хрущёвские годы, но, повторяю, вряд ли все документы уничтожались одновременно.
В частности, не было необходимости в немедленном уничтожении личных дневников Берии. Факт их обнаружения не мог не заинтересовать как Хрущёва, так и остальных членов ближайшей сталинской «команды». Ведь дневники представляли собой, с одной стороны, ценнейший исторический материал, а с другой стороны, они могли быть использованы как Хрущёвым, так и его оппонентами в тактических политических целях.
Тем не менее, окончательную судьбу дневников можно было предполагать заранее с высокой степенью вероятности – рано или поздно их должны были уничтожить. И вот тут – как я предполагаю – несколько преданных памяти Берии сотрудников МГБ СССР и архивных работников тайно сняли фотокопии с подлинника дневников и хранили их затем десятилетиями.
На архивных документах всегда есть те или иные разметки, там могли быть и какие-то замечания читавших, и т. д. и т. п. Даже пагинация, то есть нумерация листов архивного дела (от руки, конечно), может навести на того, кто её делал. И, как я догадываюсь, «Павел Лаврентьевич» с товарищами, как люди опытные, передавая мне копию дневника, не желали даже минимально засвечиваться даже через десятилетия.
Какими соображениями они при этом руководствовались, можно только гадать. Но, надо полагать, какие-то резоны у них были. Конечно, они могли бы дать мне несколько фотокопий с обрезанными архивными разметками, но, как люди, опять-таки, опытные, они знали, что по фотокопиям экспертиза всё равно не проводится, так что стоит ли огород городить. Когда же я завёл разговор о желательности экспертизы, «Павел Лаврентьевич» лишь вспылил.
То, что сказано мной о побудительных мотивах «Павла Лаврентьевича», – лишь мои предположения, однако ничего более на сей счёт я сказать не могу. Впрочем, появление в научной периодике в 2012 году статьи члена-корреспондента РАН В.П. Козлова, бездоказательно поставившего аутентичность дневников под сомнение, показало, что «Павел Лаврентьевич» поступил, пожалуй, правильно, максимально «отстроив» публикатора текста от оригинала текста. Разбору ситуации, возникшей после статьи профессора Козлова, я намерен посвятить отдельную небольшую книгу.
Что же до того, что материалы были переданы именно мне, а не «более известному и заслуженному левому автору» – как об этом было заявлено на одном из форумов Интернета, то это уж вопрос к «Павлу Лаврентьевичу» и его коллегам. Сам он пояснил, что они сочли наиболее достойным и надёжным меня. И я этим, нравится это кому-то или не нравится, горжусь.
Да, публикация дневников Берии с моими примечаниями и комментариями, вызвала много бурных и чаще всего некорректных дискуссий, одним из результатов которых стало знакомство с новым для меня словом «фейк». Я и не знал, а так, оказывается, сейчас называют апокрифические «мемуары», «дневники» и другие якобы исторические документы. Иными словами, многие усомнились в подлинности дневников, но практически все возражения относились к типу: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда».
Я уже писал, и могу лишь повторить, что буду благодарен за любые корректные замечания, но – по существу, с указанием фактических или хронологических неточностей и т. д. Был бы рад, если бы кто-то из профессиональных текстологов провёл лексическую экспертизу. Хотя сразу скажу, что она вряд ли будет вполне достоверной. Ведь полностью аутентичных, достоверных документов и текстов, вышедших из-под пера Лаврентия Павловича, сейчас, насколько мне известно, почти нет, их очень мало. Даже протоколы его допросов – за исключением их первого блока, относящегося к июлю, скорее всего сфальсифицированы. Достоверные же тексты официальных речей очень сильно отличаются от личных записей по вполне понятным причинам.
Пару слов – и об интернет-сомнениях относительно того, что я не представил-де ни одной фотокопии ни одного листа дневников Берни. Но как, с одной стороны, я мог бы их представить, если мне самому их только показали? С другой стороны, могу заметить скептикам, что если бы мне передали «фейк», то не так уж и сложно было бы мастерам своего дела сфальсифицировать ещё и несколько листов «фотокопий» с тем, чтобы передать мне пусть не сами «фотокопии», то их сканы с «убранной» «архивной разметкой».
Но это так, к слову. А теперь надо пояснить вот что…
Всё, сказанное мной выше, – лишь присказка. Далее я должен сообщить, как вышло так, что между публикацией дневников Л.П. Берии и публикацией остальных материалов из его тайного архива образовался некий перерыв.
Дело в том, что кроме текста непосредственно дневников Л.П. Берии, на дискетах и CD-дисках, переданных мне «Павлом Лаврентьевичем», имелись и дополнительные крайне интересные материалы – не дневникового характера и недатированные.
О наличии их «Павел Лаврентьевич» предупредил меня отдельно, сказав, что он передаёт мне также записи Берии, часть которых относится, скорее всего, ко времени или перед XIX съездом ВКП(б) – КПСС, или сразу после него, а также – что-то вроде набросков мемуаров и размышлений по весьма широкому спектру тем. «Павел Лаврентьевич» сказал, что, хотя эти материалы не датированы, он относит их к началу 50-х годов, и прибавил: «Впрочем, увидите сами…»
Когда я вплотную приступил к обработке материалов непосредственно дневников, то остальные материалы по договорённости с издательством включать в работу сразу не стал. На мой взгляд, они требовали отдельного и спокойного рассмотрения и осмысления. Ведь это были не текущие впечатления и оценки, выхваченные прямо из злобы дня в реальном масштабе времени, а нечто более глубокое и основательное.
Подготовка дневников к печати отняла у меня много времени и сил и растянулась до начала 2011 года. В марте 2011 года вышел первый их том, а с начала года я увлёкся современными темами, результатом чего стали три книги, две их которых («Берии на вас нет» и «Как проср…ли СССР») вышли в издательстве «Яуза» в сентябре 2011 года, а третья – «Мировой социализм или мировой катаклизм?» ещё ждёт своего издателя.
Лишь к осени 2011 года я нашёл в себе силы вернуться к оставшимся материалам из, как я говорю, «тайного архива Павла Лаврентьевича», и началась новая работа – не менее интересная, однако намного, как я считал вначале, менее утомительная. Ведь теперь передо мной стояла принципиально более простая, вроде бы, задача: прочесть имеющийся текст и как-то его осмыслить, не занимаясь скрупулёзной и трудоёмкой проверкой дат, имён, обстоятельств. Этим я занимался ранее, и если аутентичны дневники, то аутентичны и остальные переданные мне записи, не так ли?
В переданных мне отрывках Берия размышлял о задачах СССР и проблемах государственного строительства, излагал свои взгляды на какие-то теоретические вопросы (и это тоже было интересно), что-то вспоминал, давал что-то вроде зарисовок портретов тех или иных своих товарищей по руководству и т. д.
Особых комментариев это, вроде бы, не требовало.
Однако я быстро понял, что заблуждаюсь. Работа, если делать её «без дураков», предстояла вновь немалая, хотя и действительно менее кропотливая, чем при подготовке к печати дневников.
В частности, в ряде записей Берии – тут «Павел Лаврентьевич» был совершенно прав – явно усматривалась связь с проблемами XIX съезда, который был созван как съезд ВКП(б), а завершился как съезд КПСС.
И тут я задумался…
Всё, о чём писал Берия на эту тему, лично для меня было ясно и понятно, трудностей с пониманием не возникало. Но это у меня – «въехавшего» в ту эпоху весьма глубоко и обширно. А всё ли будет понятно – без отдельных пояснений – массовому читателю? Последние полгода непосредственно сталинской эпохи – время с сентября 1952 года по начало марта 1953 года, всё ещё остаётся исторической и политической «терра инкогнита»! Честным, то есть – серьёзным и объективным, образом её ещё никто не исследовал.
Я сам лишь сделал для себя некоторые зарубки на памяти об этих месяцах – когда работал над книгами о Берии и о Сталине и при подготовке к печати дневников Берии.
Сам для себя я тогда разобрался во многом, но даже для самого себя – далеко не во всём. И вот теперь, вчитываясь в записи и размышления Берии, я на что-то начинал смотреть по-новому, в чём-то окончательно утверждался, отбрасывая сомнения, а над чем-то задумывался, не находя ясного ответа на возникающие вопросы…
Фактически, недатированные материалы можно разделить на два крупных блока – отдельно записи, так сказать, исповедального или автобиографического характера, и отдельно – записи, так или иначе относящиеся к проблематике XIX съезда. К этим двум массивам из тайного архива «Павла Лаврентьевича» надо было давать отдельные комментарии и пояснения – к каждому блоку отдельно.
В ныне издаваемых материалах содержатся размышления Л.П. Берии о задачах СССР и проблемах государственного строительства, изложение его взглядов на некоторые теоретические вопросы. На первый взгляд, подобные теоретические изыскания великого практика могут показаться странными и неправдоподобными. Однако на самом деле всё вполне объяснимо!
После XIX съезда Л.П. Берия был включён в Комиссию по переработке, а фактически – по разработке новой Программы партии. И уже это – само по себе – говорит о многом. Более подробно я остановлюсь на этом моменте в своё время и в своём месте. Скажу лишь, что Берия был, говоря языком современным, блестящим системным аналитиком, и Сталин – сам прекрасно владевший методами системного анализа, это понимал и ценил.
Поэтому я решил, что публикацию непосредственно текста, принадлежащего перу Л.П. Берии и относящегося к преддверию XIX съезда, полезно дополнить очерком о XIX съезде с хотя бы кратким анализом ряда моментов, с XIX съездом связанных.
Я подумал, что смогу сделать эти записи Л.П. Берии по-настоящему интересными для массового читателя тогда, когда читатель будет хотя бы в общих чертах представлять, чем характерен был тот период нашей истории. Тогда он лучше поймёт и то, почему великого практика социалистического строительства, по уши занятого текущими конкретными делами, вдруг потянуло на теоретические изыски.
Вообще-то, было бы нелишним привести в этой книге и биографию Л.П. Берии, но я просто напомню, что читатель, желающий более подробно познакомиться с жизнью и биографией Л.П. Берии, может удовлетворить свой интерес, обратившись к ряду объективных книг о Л.П. Берии, например, написанных Юрием Мухиным, Арсеном Мартиросяном, Еленой Прудниковой, Алексеем Топтыгиным и, безусловно, автором этого предисловия. Первые годы деятельности Л.П. Берии отражены в его автобиографии, приводимой в книге.
Будет полезно и знакомство с дневниками Лаврентия Павловича, публикатором которых я являюсь.
Надо сказать, что я отдаю себе отчёт в том, что публикация новых, недатированных, записей Л.П. Берии может породить волну новых интернет-сомнений относительно их аутентичности.
Предвидя их, поделюсь с читателем собственными оценками на сей счёт.
Поздний Берия – Берия конца 40-х и начала 50-х годов, конечно же, отличался от Берии довоенных и военных времён. В 1939 году ему было всего сорок лет. Позади были напряжённые годы работы в Закавказье, блестящие успехи и огромный опыт, однако впереди была ещё более напряжённая работа и новые успехи – иначе чем успешно Берия не работал. Правда, любые блестящие успехи нового наркома внутренних дел СССР страна уже не могла бы заметить и оценить в силу закрытости от общественного внимания проблем и успехов спецслужб. (Общество узнаёт лишь о провалах разведчиков и контрразведчиков – после того как американцы арестовывают в США Абеля-Фишера, в СССР – Пеньковского или на Запад сбегает Гордиевский). Но, так или иначе, в 1939 году Берия был полон сил и замыслов. И даже явно предстоящая война виделась как ещё одно, но – не сверхчеловеческое испытание.
В реальности вышло иначе – Вторая мировая война и Великая Отечественная война потребовали лично от Берии тяжелейших интеллектуальных, душевных и физических усилий, а это – изматывает и изнуряет, но, одновременно, даёт пищу для глубоких размышлений и философских размышлений даже для такого неуёмного и талантливого человека дела, как Лаврентий Берия.
Впрочем, сразу после войны времени на нечто подобное у Берии не было – он стал одной из ключевых фигур послевоенного восстановления и развития СССР, а при этом курировал в полном объёме Атомную проблему, руководя Специальным комитетом. Причём в последнем качестве был немало погружён ещё и в ракетные дела.
С другой стороны, после войны и, особенно, после того, как Берия в 1949 году почти одновременно «разменял» шестой десяток и добился успеха в создании советской Бомбы, не могла не наступить некая психологическая реакция. Почивать на лаврах Берия не собирался и не умел, однако некое расслабление после 1949 года он себе позволить мог. К тому же Берия становился старше, мысли и чувства накапливались, кристаллизовались, и это тоже создавало объективную базу для чего-то более серьёзного, чем быстрые дневниковые записи и мгновенные оценки и мысли.
Проведём сравнение с такими фигурами, как Черчилль и де Голль. Оба после войны написали мемуары и они стали широко известны. Конечно, для западных политиков самореклама – способ существования, да и гонорары оба военных лидера получили за свои труды изрядные. Государственные деятели СССР были людьми иных задач, иного воспитания и иных устремлений, но пример западных «коллег» перед глазами был, и он мог дополнительно стимулировать у Берии желание написать что-то и самому о пережитом – для истории (собственно, как увидит читатель, мемуары Черчилля, впервые опубликованные в 1950 году, действительно стали для Берии одним из стимулов).
Могу указать на один очень мало известный момент, косвенно подтверждающий интерес Берии к письменной, документальной фиксации важных событий эпохи и их осмыслению. К 1953 году в «атомном» Первом Главном Управлении при Совмине СССР были подготовлены материалы к очерку по истории атомных разработок в СССР. Сегодня эти материалы доступны для заинтересованного читателя, поскольку опубликованы в книге 5 части II сборника документов «Атомный проект СССР».
После знакомства с ними я (и не только я, но и ряд историков Атомной проблемы) мало сомневаюсь в том, что инициатором подготовки такого очерка, а, скорее всего, и его редактором, был сам Л.П. Берия.
Тем более, что прецедент был уже создан в США. Там, в 1945 году, сразу же после атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки, то есть – после того, как главный секрет атомной бомбы – то, что она существует, перестал быть секретом, был издан официальный отчёт «о разработке атомной бомбы под наблюдением правительства США» – книга Г.Д. Смита «Атомная энергия для военных целей».
Книга была тут же переведена в СССР и издана в 1946 году в Трансжелдориздате. В ней масштаб и содержание американских работ были показаны убедительно и весьма откровенно. И становилось ясно, что деньги американских налогоплательщиков были потрачены не зря, а пошли на важное для Америки дело.
После знакомства с записями Берии догадка о его роли в подготовке будущей открытой истории советского Атомного проекта переросла в убеждение. Теперь можно уверенно утверждать, что после ликвидации атомной монополии США именно Берия намеревался сделать широко обозримым ранее закрытый подвиг советского народа по ликвидации этой монополии.
Фактически готовилась к изданию открытая и весьма откровенная книга о советском Атомном проекте с вполне очевидной целью – рассказать прежде всего советскому народу о том, что он совершил после войны, сам о том не догадываясь. Ведь советский народ тоже имел право знать, что он жил первые годы после войны менее богато, чем мог бы, потому, что много средств уходило на создание русского Ядерного Щита.
Впрочем, вне зависимости от того, шёл ли от Берии самый первый импульс, работа над публичным рассекречиванием общего облика советской атомной сферы и её руководителей не могла начаться и проводиться без прямого и деятельного одобрения Берии. А это показывает и доказывает наличие у Берии широких концептуальных воззрений на жизнь общества и государства. Он явно имел вкус не только к масштабной практике, но и к теоретическому осмыслению этой практики.
Наконец, известна мысль Берии о том, что без документов нет архивов, без архивов нет истории, а без истории нет будущего. Публично исповедуя подобные взгляды, было тяжело удержаться от того, чтобы не зафиксировать – документально, на бумаге – события и своей жизни, а также – свои размышления о жизни и её проблемах.
Всё выше сказанное подтверждает, на мой взгляд, аутентичность как текста дневников Берии, так и аутентичность его отрывочных недатированных записей на различные, волновавшие его темы. Берия был не просто крупной личностью, осознающей свой масштаб, но он был личностью, осознающей общественную значимость своих мыслей и своё моральное право «сметь своё суждение иметь» по различным вопросам общественного бытия.
Ныне публикуемые материалы из «тайного архива» «Павла Лаврентьевича» убеждают в этом лишний раз.
Скорее всего, большая часть того, что Берия начинал записывать хотя и спонтанно, но не в дневниковой манере, без датировок, в будущем предназначалась Лаврентием Павловичем для опубликования. На это предположение наводит и тот факт, что – в отличие от дневниковых записей – в недатированных записях нет ни одного бранного слова, Берия явно следил здесь за выражениями и своим словарём.
Стиль и в этих записях нередко рваный, плохо или совсем не отшлифованный, однако Берия мог рассчитывать на помощь литературных редакторов самой высокой квалификации, и, судя по всему, главным для него в этих записях было выразить мысль хотя бы наспех, в виде «каркаса», но – однозначно.
И это ему, на мой взгляд, удалось.
Итак, Лаврентий Берия, ближайший и наиболее талантливый соратник Сталина, оставил после себя не только личные дневники, но и интересные размышления общего характера, которые я назвал бы размышлениями на полях эпохи. Сегодня читатель знакомится с ними.
Единственное, что я позволил себе, это – не воспроизводить те грамматические ошибки или описки, которые я сохранял при подготовке к печати дневников Л.П. Берии. Для удобства чтения все исправления, в том числе – в части пунктуации, были сделаны мной без особых оговорок в каждом отдельном случае.
Должен сообщить читателю также следующее.
В «оригинале» «Павла Лаврентьевича» недатированные записи не всегда были соединены в обширные фрагменты и порой две сходные оценки, например, Троцкого, были отделены друг от друга другими оценками или описаниями. Чаще всего я соединял раздельно стоящие, но сходные по смыслу и теме блоки в один-единый блок, специально это не оговаривая.
Возможно, тем самым я погрешил против академических правил публикации исторических документов, но ведь «записные» историки-академисты и политологи, хотя и не приводят конкретных опровержений, не считают материалы Л.П. Берии из «архива Павла Лаврентьевича» аутентичными.
Так не всё ли им равно – что представлял собой исходный текст?
Массовому же читателю удобнее иметь перед глазами такой текст, который читать и усваивать проще. Могу лишь уверить академистов, что соединение разрозненных кусков в единый текст не искажает общей картины сколько-нибудь заметным образом.
Я позволил себе соединить без особых оговорок тематически и по смыслу близкие отрывочные записи в единые блоки, скомпоновав их в нечто более цельное, также и в интересах лучшего восприятия идей и взглядов Л.П. Берии. Они, на мой взгляд, представляют не только исторический интерес, но и вполне актуальны.
При этом я позволил себе разбивать нередко слитный текст оригинала на абзацы так, как мне казалось более удобным. Прошу учесть этот момент тех, кто, возможно, сочтёт необходимым провести текстологический анализ записей на предмет установления их аутентичности или неаутентичности. Лично я – не филолог, не текстолог, и, если кто-то возьмёт на себя труд такого анализа, я буду только рад.
Замечу также, что некая любопытная, на мой взгляд, деталь убеждает меня в том, что Берия делал свои записи с прицелом на их публикацию – хоть когда-нибудь. Собственно, такие намерения он высказывает в записях прямо, но они психологически подтверждаются ещё и тем, что, в отличие от дневниковых записей, Берия никогда не употребляет в тексте недатированных записей партийную кличку И.В. Сталина «Коба». Везде он пишет «товарищ Сталин», понимая, что при самой счастливой издательской прижизненной судьбе его мемуаров и т. п. любой оттенок фамильярности по отношению к имени Сталина будет недопустим не из цензурных даже соображений, а по существу.
В состав книги включены автобиография Л.П. Берии, написанная им в 1923 году, и официальные тексты, дополняющие записи Лаврентия Павловича из тайного архива. Это – статья Л.П. Берии, опубликованная в газете «Правда» к 70-летию И.В. Сталина, доклад Л.П. Берии на торжественном заседании Московского Совета 6 ноября 1951 года, его речь на XIX съезде ВКП(б) – КПСС 7 октября 1952 года, а также речь на траурном митинге 9 марта 1953 года во время похорон И.В.Сталина.
Кроме того, в приложении помещён ряд материалов XIX съезда КПСС: краткие извлечения из Директив по пятому 5-летнему плану развития народного хозяйства СССР, фрагменты речей Екатерины Фурцевой – тогда секретаря Московского горкома партии и Александра Поскребышева, секретаря Сталина.
Приведено заключительное слово И.В. Сталина при закрытии XIX съезда. Это его последнее публичное выступление оказалось, фактически, его политическим завещанием.
Я счёл уместным привести в приложении и фрагменты материалов к очеркам по истории атомных работ в СССР, подготовленные в 1952–1953 годах по указанию и под редакцией Л.П. Берии.
Думаю, это тоже будет для читателя интересным и небесполезным.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.