Вступление

Вступление

За последние полтораста лет ни один писатель не привлекал к себе такого всестороннего и глубокого внимания, как старый английский поэт. Предсказание Гете: Shakespeare und kein Ende – Шекспир без конца! – с течением времени приобретает все большее значение и оправдывается людьми самых разнообразных талантов и природных наклонностей. Критики всевозможных направлений, представители юриспруденции, медицины, естественных наук, философы и богословы усердно стремятся выказать свою проницательность и ученость на произведениях драматурга и находят в них одинаково богатый и поучительный материал для самых сложных вопросов нравственности и психологии и для специально-научных задач. Общества и периодические издания, посвященные Шекспиру, с каждым годом умножают громадную литературу, в которой авторы, до последней степени раздробляя предметы исследования, не отступая от тщательнейших изысканий по поводу имен второстепенных лиц в драмах, доходят до точного счета стихов и отдельных слов. Безграничные восторги великих поэтов всех национальностей, – Гете, Гюго, Пушкина, – идут рядом с кропотливейшим трудом архивных ученых и созидают поистине единственный памятник гению мысли и слова во всей истории мировой культуры…

Да, это – слава, пред которой, вероятно, отступила бы ирония самого беспощадного стоика и пессимиста. И между тем в этой именно славе и таится жесточайшая насмешка судьбы.

Спросите, кто этот гений, наполняющий мир своим именем? – и в ответ получите странные и невнятные заявления, будто вопрос идет не о человеке, умершем всего 280 лет назад, а о каком-нибудь мифическом старце, вроде Гомера или Оссиана. Биограф прошлого века сообщал читателям следующие достоверные сведения о Шекспире: он родился в городе Стратфорде на реке Эйвон, женился, имел детей, был в Лондоне, сделался актером, писал стихотворения и пьесы, возвратился в Стратфорд, составил завещание, умер и был погребен. Позднейший биограф со своей стороны подводил такой итог: Шекспир жил, умер и был «немного ниже ангелов», – это все, что можно с полным основанием сказать о нем. И, наконец, трудолюбивейший немецкий ученый, редактор шекспировского журнала, автор обширнейшей биографии Шекспира заявил: если какой-либо факт из его жизни мы знаем наверное, – это его практическую деловитость и способность приобретать деньги… Разве не ирония подобное достоверное сведение в биографии вдохновеннейшего из поэтов?

Но и это не все. Пусть для нас будет закрыта непроницаемым туманом личная жизнь художника, – нам останутся, по крайней мере, его произведения. Ведь можем же мы составить вполне определенное представление о миросозерцании авторов или автора Илиады и Одиссеи*. Творчество теснее, чем всякая другая деятельность, связано с нравственным миром человека, и нам удается восстановить ум и душу творца по внутреннему смыслу его созданий.

К Шекспиру неприложим и этот прием – даже в такой степени, как к Гомеру.

Прежде всего, мы не знаем точного количества его произведений. Из общеизвестных пьес, может быть, следует выбросить Тита Андроника, Генриха VI, по крайней мере первую часть, потом Генриха VIII, за исключением немногих сцен, и, может быть наоборот, не лишне будет прибавить Эдуарда III, Йоркширскую трагедию и Двух благородных родственников, хотя бы на правах Тита Андроника или Генриха VI. Еще затруднительнее вопрос с поэмами и сонетами. В 1599 году в Лондоне вышел сборник из восемнадцати стихотворений – Страстный пилигрим. Какие здесь принадлежат Шекспиру и какие нет? Издатель их все объявил шекспировскими, но критики не согласны. То же самое и насчет поэмы Жалобы влюбленной. Она была напечатана вместе с сонетами Шекспира в одной книге; сонеты потомство признало, поэму отвергло, – но не единогласно.

Но пусть затруднения ограничились бы сравнительно второстепенными произведениями Шекспира, – особенно нечего было бы волноваться из-за какой-нибудь хроники или любовного стихотворения. К несчастью, все пьесы, в том числе великие трагедии, дошли до нас отнюдь не в образцовом порядке. Лично Шекспир не счел нужным издать ни одного своего сочинения, кроме двух поэм: Венера и Адонис и Обесчещенная Лукреция.

Заглавная страница первого издания «Венеры и Адониса»

Издавались они сначала пиратами литературы, «ловившими» текст во время представлений, потом стали выходить и законные издания, но без участия автора. Рукописи пьес принадлежали актерским труппам и, вероятно, этими собственниками пускались в печать, но как и в каком виде?

Эти знаменитые Quarto, первые издания шекспировских пьес, ценятся теперь более чем на вес золота; в действительности по точности и правильности текста они уступают древнейшим рукописям античных классиков. Деление на действия и сцены отсутствует, имена действующих лиц безжалостно перепутываются или заменяются именами исполнителей, стихи печатаются прозой и наоборот, слова искажаются до полной неузнаваемости… Но и в таком виде напечатано всего пятнадцать пьес, остальные явились после смерти автора, сначала Отелло, потом полное издание – Folio, в форме очень внушительной, но столь же небрежной и безграмотной. Фолианты впервые предлагали публике более половины новых произведений, в том числе римские трагедии и Макбета, но, воспроизводя старые, давали текст, не всегда согласный с прежним в весьма существенных отношениях, и вносили множество собственных ошибок и нелепостей…

Какая работа предстояла филологам, эстетикам и историкам: отыскать настоящего Шекспира в этой бездне невежества, произвола, невнимания! И заметьте, – дело шло о глубочайшем психологическом таланте и действительно вдохновенном творчестве. Здесь нередко великое значение имеет одна фраза и даже слово. Как же мог поступить критик, когда, например, Гамлет говорит разные монологи в разных изданиях, когда новое пропускает в Лире суд над дочерьми, а старое – удивительную речь короля о злодеях-богатых и нищих! Это не частности, а важнейшие моменты трагедий, и нам предоставляется признавать или отвергать их по усмотрению!

Но если бы пред нами был безусловно подлинный, самим автором проверенный текст, наша задача: отыскать человека в художнике – все-таки не разрешилась бы к полному нашему удовольствию.

Предположите, что биографические сведения о Шиллере, Байроне, Гете, Гюго столь же скудны, как и о Шекспире, и вам потребовались личные характеристики этих поэтов: разве, пользуясь Разбойниками, Фаустом, Чайльд Гарольдом, Девяносто третьим годом, вы могли бы дать несколько одинаково правдоподобных ответов?.. О Шекспире дают их беспрестанно и едва ли не на каждый вопрос, и всякий новый исследователь на пути к Шекспиру-человеку чувствует себя будто в открытом море с превосходными картами, но без компаса.

Гюго сравнил гений нашего поэта с океаном, Колридж назвал его человеком с тысячью душ (*** греч.), а еще третий критик весьма остроумно доказывал, что произведения Шекспира – вовсе не плоды человеческого искусства, а естественные явления, вроде солнца, моря, звезд, цветов… И все эти критики выразили одну и ту же исключительно шекспировскую черту – неуловимость личности автора в его произведениях. Это следствие двух причин: чрезвычайного изобилия мотивов, подвергшихся творческой обработке, и невозмутимо-объективного настроения поэтического духа. Большой славой пользуется гетевское так называемое «олимпийское спокойствие»… Но что значит олимпийство поэта, писавшего неизменно под влиянием и на основании случаев своей жизни и личных сердечных волнений! Что значит оно пред неотразимым и ясным проникновением творца Лира в сокровеннейшие тайны нравственного миропорядка!.. Там, за всеми украшениями и наслоениями, не более как автобиография, здесь – летопись вообще человеческой судьбы и природы.

В результате мы всякий раз можем извлекать все новые уроки из этих летописей, – духовный облик летописца по-прежнему остается неопределенным. Но именно неопределенность и разжигает людской интерес, влечет как тайна, самонадеянным мечтателям сулит славу неслыханных открытий. И Шекспир дожил до самой невероятной участи, какой только может подвергнуться смертный. Нашлись отрицатели гениального поэта с именем ничтожного актера, принялись разыскивать автора Гамлета в лице кого угодно, только не Шекспира, – в лице Бэкона, королевы Елизаветы, целой компании безвестных поэтов и придворных…

Такой истинно болезненной точки достигло любопытство поклонников великих созданий! Они, в азарте стремясь одним ударом покончить с мучительным вопросом, не отступили перед самыми убедительными фактами и документами… Нет, Шекспир существовал именно как гениальный поэт: об этом свидетельствуют современники, враги, личные друзья и восторженные почитатели. Мы в дальнейшем услышим некоторые из этих свидетельств: здесь сомнений быть не может!.. Но дальше – полное раздолье догадкам и отрицаниям. Шекспир жил и написал более трех десятков пьес – это история, все остальное – более или менее остроумная и правдоподобная сеть предположений и домыслов, литературная и психологическая комбинация.

Мы намерены представить читателям жизнь и личность Шекспира на основании возможно достоверных и тщательных данных по этим вопросам. Мы соберем все сколько-нибудь ценные исторические сведения и, слив их с творчеством поэта, может быть, достигнем известной полноты и цельности в изображении художника и человека. Наши рамки для такой картины слишком узки, но сама тема заставит нас делать только значительные и характерные штрихи и неизбежно приведет, по крайней мере, к основным, мотивам чудного музыкального мира, заключенного в душе нашего поэта.