Главная водная магистраль страны
Главная водная магистраль страны
После сталинградской победы противник был отброшен от Волги, однако еще упорно цеплялся за каждую пядь нашей земли. С весны назревали серьезные события в районе Курской дуги. Красная Армия с каждым днем получала все больше самолетов, танков и другой техники. Фронты постоянно требовали горючего. Активизация Балтийского и Северного флотов также увеличила спрос на горючее. В связи с этим Волга по-прежнему оставалась важной стратегической коммуникацией, по которой могла идти бакинская нефть.
От перевозок грузов по Волге во многом зависел наш успех в борьбе с фашистской Германией. Это понимали и немцы. Даже весной 1943 года, когда линия фронта проходила значительно западнее Сталинграда и Волги, над этой стратегической коммуникацией еще нависала опасность. Наше внимание было привлечено тогда к Астрахани, где раньше всего открывается навигация и происходит скопление нефтеналивных судов. Фашистские самолеты время от времени появлялись там, чтобы наносить удары по караванам с горючим. Поэтому в апреле по распоряжению правительства туда вылетели наркомы морского и речного флотов П. П. Ширшов и З. А. Шашков. Туда же Ставка предложила вылететь и мне. Совместными усилиями мы обеспечивали бесперебойное движение караванов и их охрану от мин и воздушных налетов.
Минированием Волги и налетами на караваны судов в районе Астрахани занималась специально выделенная для этого фашистская воздушная эскадра. Командовал ею майор Кляс. Судя по всему, это был отъявленный гитлеровец. Он часто сам принимал участие в воздушных операциях. 19 июня 1943 года Кляс повел свои самолеты для бомбежки и минирования Астраханского рейда. Здесь он и сломал себе шею.
Канонерская лодка «Ленин» подбила самолет Кляса, и он свалился недалеко от маяка «Астраханский приемный». Четыре фашиста были подобраны рыбаками, когда те пытались скрыться на надувной резиновой лодке. Кляс оказался заядлым нацистом. Даже находясь в положении военнопленного, он пытался вступить в драку с рыбаками.
Кляса связали и посадили в трюм. Там он умудрился разбить себе голову о железный рым и испустил дух, уйдя таким образом от возмездия. Под комбинезоном у него обнаружили три Железных креста и золотой орден Рыцарского креста. Нацисту с такими наградами, естественно, было не к лицу пребывать в плену.
Надо признать, что после Сталинградской битвы наше внимание к Волге несколько ослабло, и за это мы вскоре были наказаны. Немцы выделили более 100 самолетов 4-го воздушного флота специально для действия над рекой. С ранней весны, как только прошел лед, эти самолеты начали минирование фарватеров. В конце апреля и самом начале мая на минах подорвалось несколько барж с топливом. Нефть горела, разлившись по реке. Движение караванов замедлилось, а в районе Каменного Яра скопилось сорок нефтяных барж.
Это вызывало серьезное беспокойство не только у нас в Наркомате ВМФ, но и в Государственном Комитете Обороны.
Однажды утром из секретариата И. В. Сталина мне позвонил А. Н. Поскребышев: «Немедленно приезжайте! Разбирается вопрос о плавании по Волге».
В кабинете Сталина в Кремле собрались члены Государственного Комитета Обороны и работники Генерального штаба.
– Проходите, – предложил Поскребышев, едва увидев меня в приемной.
Сталин, как это часто бывало, ходил вдоль длинного стола, слушая докладчика.
– О значении Волги и перевозок по ней вам, я думаю, говорить не нужно? – сказал он мне и взял со стола какую-то телеграмму. В ней, видимо, говорилось о срыве перевозок по реке.
Задав ряд вопросов, Сталин дал мне указание:
– Вам надлежит выехать на место, разобраться во всем и принять самые решительные меры для обеспечения движения судов.
По обыкновению, он тут же спросил, когда я намерен вылететь в Сталинград. Я попросил разрешения задержаться на сутки, чтобы переговорить с А. И. Микояном и наркомом речного флота З. А. Шашковым. С этого момента я полностью переключился на выполнение важного поручения ГКО.
Тогда же произошла смена командования Волжской флотилии.
К Д. Д. Рогачеву у меня не было больших претензий. Как уже говорилось, он хорошо проявил себя в начале войны, командуя Пинской флотилией. Заслуживает похвалы и его руководство Волжской флотилией в борьбе за Сталинград. Но Ставка дала флотилии новые сложные задачи. Командующему предстояло в спешном порядке организовать борьбу с немецкими минами на всем протяжении реки от Астрахани до Куйбышева. Мне представлялось целесообразным поручить это более опытному в таком деле адмиралу. Вместе с Роговым думаем над кандидатурами новых командующего и члена Военного совета флотилии. Перебрали много фамилий. Понимали, что нельзя допустить ошибки, уж очень сложные задачи ложатся на флотилию.
Я остановился на контр-адмирале Юрии Александровиче Пантелееве. Знал я его давно, еще по совместной службе на крейсере «Червона Украина». После мы встречались с ним, когда он командовал соединениями кораблей, был начальником штаба Балтийского флота, а в самые трудные для Ленинграда дни возглавлял Ленинградскую военно-морскую базу. После этого он работал в Главном морском штабе. Это был хороший организатор, а главное, ему довелось много работать с гражданскими организациями, и он быстро находил с ними общий язык. А это очень нужно было на Волге, где морякам приходилось работать рука об руку с речниками и местными партийными и советскими органами.
Членом Военного совета флотилии И. В. Рогов предложил назначить капитана 1 ранга Н. П. Зарембо, опытного политработника с Тихого океана.
Доложили Сталину. Он долго выпытывал сведения о каждом. Потом сказал:
– Хорошо. Сами представите их Государственному Комитету Обороны.
Поздно ночью телефонным звонком поднимаем Пантелеева с постели, благо он оказался в Москве. На заседании ГКО чуть не произошло недоразумение. Пантелеева спросили, знает ли он Волгу. Тот ответил, что ни разу там не был.
– Даже в отпуск не плавали по Волге на пароходе?
– Ни разу, – повторил Пантелеев.
Все вопросительно смотрели не столько на Пантелеева, сколько на меня. Я сказал, что адмирал Пантелеев проверен в боях, это очень опытный моряк, а любой моряк с плаванием по реке должен справиться. К тому же его кандидатура уже одобрена Сталиным.
Пантелеева попросили подождать в приемной, а за длинным столом еще некоторое время продолжался спор. Наконец, назначение Юрия Александровича было утверждено. Вопрос о назначении Зарембо решался проще и быстрее.
Уже в машине я объяснил Пантелееву, в чем дело, и объявил о его назначении командующим Волжской военной флотилией.
– Что же вы меня раньше не предупредили?
– Некогда было. Нам и сейчас поспать не придется: приказано утром вылететь в Сталинград.
Накануне я встретился с Зарембо. Николая Петровича я знал еще по Тихому океану. Как-то он напомнил анекдотический случай. Мы с женой сидели в вагоне, когда с группой моряков вошел Зарембо. Я сказал жене:
– Знакомься, это тот самый Зарембо, на которого ссылался проходимец, занявший у нас двести рублей, конечно, без отдачи.
Зарембо удивленно уставился на меня.
– Какой проходимец?
– А я откуда знаю. Позвонил по телефону, пожаловался, что оказался в беде, и заявил, что обращается ко мне по рекомендации известного мне Зарембо. Делать нечего, вызвал я порученца и велел передать незнакомцу деньги, которые, на несчастье, оказались в кармане.
Зарембо расхохотался до слез.
– Представьте себе, наверное, тот же самый проходимец выцыганил у меня триста рублей, ссылаясь на вашу рекомендацию.
– Слушай, – сказал я, – нам лучше молчать об этом случае: солидные люди и такие простофили. А впредь урок: не всякой рекомендации верь.
Беседа с Зарембо в Москве была деловой и короткой. Он понимал ответственность, какая на него возлагалась, и обещал не пожалеть сил, чтобы успешно выполнить задание.
Впоследствии он свою работу на Волге описал в интересной книге воспоминаний «Волжские плесы». Там он рассказывает о многих людях флотилии – командирах, политработниках, коммунистах и комсомольцах, об экипажах гражданских судов, колхозниках приволжских деревень, которые вместе с моряками флотилии налаживали нормальное судоходство на Волге.
Ю. А. Пантелеев в своей книге «Полвека на флоте» уделил много места событиям на Волге. Очень рекомендую читателям прочесть эти правдивые записки.
Начальником штаба флотилии утвердили капитана 1 ранга В. В. Григорьева, которого вскоре сменил капитан 2 ранга Н. Д. Сергеев.
8 мая с З. А. Шашковым и новым командующим Волжской флотилией я вылетел в Сталинград. Было около 14 часов. В прогретом воздухе самолет сильно бросало при порывистом ветре. Моторы работали с надрывом, на максимальных оборотах.
Мы с Шашковым обсуждали вопросы, интересовавшие нас обоих. Еще в Москве вместе с работниками Главного морского штаба решили, что для надежного обеспечения движения судов по Волге от Астрахани до Горького надо как можно быстрее увеличить количество тральщиков. Выделить пригодные для этого суда, обеспечить их переоборудование скорее всего мог Зосима Александрович Шашков.
«С чего начать? – думал я. – Тральщики в нужном количестве будут не сразу, а караваны уже идут, и корабли подрываются на минах». Ответ мог быть только один: прежде всего нужно знать, где и когда сброшены мины, тогда уже будет легче найти и вытралить их. Следовало развернуть большую сеть постов наблюдения. С этого и начал новый командующий. Для поощрения наблюдателей были выделены денежные средства. Но и без особого поощрения все прекрасно понимали, что о замеченных минах нужно докладывать. Совсем недавно, когда я работал над воспоминаниями, Ю. А. Пантелеев напомнил мне об одном случае.
Объезжая участок реки где-то около Каменного Яра, мы с ним увидели стоявшую на берегу девушку, которая с волнением крикнула нам: «Совсем недавно вот здесь упала мина!». «Вы в этом уверены?» – спросил Юрий Александрович. Тем временем мы подошли к берегу, и девушка рукой показала место падения мины. Неподалеку от нас буксир тянул несколько барж, до предела загруженных топливом. Пантелеев хотел было остановить движение каравана, но в этот самый момент в указанном девушкой месте поднялся огромный столб воды и песка. Раздался оглушительный взрыв. Мина разорвалась сама по себе на быстром течении реки, не причинив никакого ущерба. Счастливый случай!
Когда мы прилетели в Сталинград, я на первое же совещание моряков с руководителями пароходств пригласил секретаря обкома партии А. С. Чуянова. Алексей Семенович оказал большую помощь новому командованию флотилии. Так бывало везде. Партийные и советские органы всегда помогали военным всем, чем могли. Так было в Севастополе, Ленинграде, Сталинграде. Летом, когда борьба с вражеской авиацией переместилась вверх по реке в район Саратова и я снова по указанию Ставки вылетал на Волгу, то первым делом обратился к секретарю Саратовского обкома П. Т. Комарову. Тогда, в июне 1943 года, Саратов подвергался яростным налетам немецкой авиации. Отбивать их удавалось только дружными усилиями гражданских властей, зенитчиков ПВО страны и флотилии. Петр Тимофеевич Комаров был связан с моряками еще работая в Вологде, а теперь он приложил особенно много усилий для помощи Волжской флотилии.
Вместе с ним мы побывали в Энгельсе, когда немецкие самолеты рвались к мосту через Волгу. Немецких самолетов было много, но плотная завеса огня кораблей и береговых зениток сбивала их с боевого курса. Ни одна из бомб в мост не угодила. На наших глазах загорелась одна из цистерн нефтехранилища. Городские пожарные команды бесстрашно ринулись к очагу пожара, хотя вокруг еще падали бомбы. Огонь был быстро укрощен.
Пока я был на Волге, остававшийся за меня в Москве адмирал Л. М. Галлер каждый день докладывал мне, что Генеральный штаб постоянно справляется о делах на реке, требует отчета, сколько караванов с топливом прошло вверх по течению. Сражения на фронтах приобретали все больший размах, запасы горючего быстро истощались. Как-то со мной связался начальник тыла Красной Армии А. В. Хрулев. Просьба у него была одна: больше и больше топлива!
– Вы знаете, каждую баржу встречаем с нетерпением и ее содержимое сразу направляем в действующие части.
На Волге в короткий срок сотни гражданских судов – буксиров, катеров – были переоборудованы в тральщики. Каждый подозрительный участок приходилось тралить десятки раз – неизвестно было, на какую кратность ставились магнитные мины. На берегах реки появилось более четырехсот наблюдательных постов, следивших за каждым вражеским самолетом и за каждой сброшенной миной. В это дело включились тысячи добровольных помощников моряков – бакенщиков, местных жителей. И это дало свои результаты: суда перестали подрываться.
На протяжении недели вдоль Волги удалось развернуть сотни новых постов наблюдения. Но это было только начало. Главное и самое трудное еще предстояло.
За движением караванов следили не только в Главном морском штабе, но и в Генеральном штабе и даже в Государственном Комитете Обороны.
Обстановка на Волге докладывалась в Ставку ежедневно оперативными сводками Главного морского штаба.
В помощь флотилии на Волгу командировали начальника минно-торпедного управления Н. И. Шибаева. Удивительно спокойный и работоспособный человек, Николай Иванович проделал огромную работу по организации соединений тральщиков. Прежде всего он заботился о том, чтобы флотилия была обеспечена нужными тралами.
Противник выставил сотни мин новейшего образца. Кроме того, на фарватерах оставалось немало мин, выставленных еще в 1942 году. Тральщики флотилии вытралили не менее 600 мин. Когда не хватало сил траления, использовались глубинные бомбы: несколько мощных взрывов в месте падения сброшенной немецким самолетом мины – и ее можно было считать нейтрализованной.
Для решительного усиления противовоздушной обороны караванов было спешно сформировано двести отдельных зенитных взводов. Они сопровождали караваны, а иногда даже отдельные особо ценные баржи. На берегу удалось создать 15 береговых батарей ПВО. Эти батареи прикрывали места стоянок караванов.
Помимо сопровождения караванов требовалось постоянно наблюдать за фарватерами и охранять их. Для этого было привлечено 25 хорошо вооруженных кораблей ПВО и 55 различных катеров. Так мы вынудили противника бомбить или сбрасывать мины только с больших высот, пренебрегая точностью попадания. Бомбы стали реже накрывать цель, а мины в основном ложились вне фарватеров.
Командиры бригад речных кораблей капитаны 1 ранга В. А. Кринов и П. А. Смирнов отвечали за отведенные им районы, которые поделили на участки, чтобы можно было быстрее обнаруживать и тралить мины.
В прокладке новых фарватеров, обозначении их вехами и бакенами, а иногда и в спешной проводке караванов новыми путями главную роль играли гидрографы флотилии. Группа военных гидрографов, усиленная специалистами и работавшая в содружестве с речниками – начальниками участков Волжского бассейна, справилась со своими сложными обязанностями.
Каждый караван на всем пути от Астрахани до места назначения охранялся кораблями флотилии – они отбивали попытки немецких самолетов бомбить суда с ценнейшим грузом.
Налеты на Саратов и Энгельс были последними попытками немцев в борьбе за Волгу. Напрасно Риббентроп в те дни заявлял: «Как только будет установлено наше господство над главной коммуникационной артерией страны – над Волгой, нашему опаснейшему противнику будет нанесен такой удар, от которого он больше не оправится». Не вышло! Значение «главной коммуникационной артерии» наше Верховное Главнокомандование понимало не хуже Риббентропа и приняло все меры, чтобы защитить се. Понимали это и моряки Волжской флотилии, которые порой шли на смертельный риск ради того, чтобы судоходство на Волге было бесперебойным. Случалось, что в ходе борьбы с минной опасностью мы теряли боевые корабли, но зато, как докладывал мне командующий флотилией, «ни одна баржа с топливом не подорвалась». Если в июне 1943 года план перевозок был выполнен на 70 процентов, то в июле он был выполнен полностью. Я с радостью докладывал А. И. Микояну о ходе перевозок. Итоги таковы: за лето по реке прошло 8 тысяч судов. Они доставили более 7 миллионов тонн нефтепродуктов. Это говорит об успешном выполнении личным составом флотилии своего долга в трудную пору лета 1943 года.
– Ну как с перевозками на Волге? – спросил меня Сталин однажды в середине августа.
– По-моему, неплохо, – ответил я.
Верховный похвалил моряков.
– В победе под Курском есть и их вклад, – сказал он. – Передайте это вашим товарищам.
Немцы не выдержали напряжения борьбы за Волжский путь и прекратили ее. По правде сказать, и у нас был момент, когда, казалось, поставь враг еще сотню-две мин, и движение будет прервано. Но об этом знали только мы.
Однажды У. Черчилль сказал: «Англичане сначала учитывают обстановку, а затем составляют свои планы. Немцы же сначала составляют планы, а затем начинают учитывать обстановку». И эти слова не лишены оснований. Над немцами, как правило, планы и инструкции довлели больше, чем следует. В этом была своя и положительная, и отрицательная сторона. Составив планы, к тому же неплохие, и получив приказ, немцы всеми силами старались провести их в жизнь и часто добивались успехов. Но, однажды составив планы, они с трудом отказывались от них и плохо учитывали обстановку. В борьбе за Волгу как стратегическую коммуникацию они точно выполнили план, поставив на этот раз 300 мин (так гласил приказ). Однако они не оценили обстановку и, прекратив операцию, дали нам возможность обеспечить фронты топливом.
К осени 1943 года волжские фарватеры стали вполне надежными, но флотилия продолжала очищать от мин подозрительные районы.
Трудно выделить кого-либо из участвовавших в этом опасном деле. Рисковали поголовно все. Хочется только сказать, что на тральщиках служило много девушек-краснофлотцев. По отзывам командования, в мужестве они ничуть не уступали мужчинам.
Траление мин на Волге продолжалось еще долго. А фронт уходил все дальше на запад.
На Волге выросли замечательные кадры моряков. Уже в конце лета 1943 года мы стали черпать оттуда кадры для вновь создаваемой Днепровской флотилии. Моряки уходили на Днепр со своими кораблями: катера грузили на платформы и перевозили по железной дороге. Много бронекатеров вместе с командами перебрасывалось на юг. Они участвовали в Керченско-Эльтигенской десантной операции, а затем действовали на Дунае.
В июне 1944 года Волжская флотилия была расформирована.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.