Полутора часами раньше

Полутора часами раньше

Около десяти утра домработница соседей Маяковского Бальшиных[11] — Наталья Петровна Скобелева[12] (в протоколе допроса она ошибочно названа Скобиной), 23-х лет, — шла через двор к парадному дома 3/6 в Лубянском проезде. На ее глазах из подъехавшего автомобиля вышел Маяковский с какой-то гражданкой в летнем пальто и синей шапочке, в общем, одетой не иначе как по «парижской моде». О чем-то разговаривая, они направились к подъезду. Скобелева вошла в парадное перед ними. На лестнице, оглянувшись, увидела, что Маяковский взял свою спутницу под руку. Войдя в квартиру, Наталья оставила для них дверь открытой настежь. И младший из Бальшиных, Михаил Юльевич[13], 26-ти лет, студент-химик, успел даже на нее прикрикнуть. Но тут, разрешая недоразумение, в двери показались Маяковский и Полонская.

Когда к Маяковскому приходили по делам, дверь своей комнаты он мог не закрывать. Но, когда бывала Полонская, дверь обычно запиралась изнутри. На этот раз Маяковский только плотно притянул ее.

План коммунальной квартиры № 12 в доме 3/6 по Лубянскому проезду. В правом нижнем углу комната, в которой застрелился Маяковский

А Скобелева уже заскочила на общую кухню и наткнулась на жившего при кухне Николая Яковлевича Кривцова, тех же 23-х лет, работавшего электромонтером в Теплотехническом институте. Конечно, тут же стала рассказывать ему, как только что во дворе обогнала Маяковского с его пассией, и в подробностях пустилась описывать ее одежду. Выслушав эти подробности, Кривцов вернулся к себе в комнату. Стукнула дверь: это в аптеку отправился Михаил Бальшин. И почти сразу зазвонил дверной звонок. Открывать пошла Мэри (Мария) Семеновна Татарийская[14], 26-ти лет, заведующая детской площадкой. Комната Татарийских — сразу же за комнатой Маяковского. Между ними — общая перегородка. И накануне Мэри слышала, как Маяковский стонал и охал за стеной. Ее младшую сестру, Людмилу[15], он уговорил выучиться на машинистку, и она уже несколько лет переписывала для него стихи, а в последние годы — и пьесы.

Звонил в дверь квартиры книгоноша Госиздата Шефтель Шахнович Локтев[16]. Он принес Маяковскому-подписчику очередные два тома Советской энциклопедии. Мэри кивнула ему на дверь Маяковского, и он громко постучал. Не дождавшись ответа, постучал еще раз. После повторного стука раздраженный Маяковский резко вытолкнул дверь, держа ручку в руке, и рявкнул:

— Не до вас сейчас, товарищ! Бросьте там книги на пол, а деньги возьмите в соседней комнате.

В приоткрытую дверь Локтев увидел, что на диване, расположенном вдоль правой стены, сидит женщина приблизительно 24-х лет, худощавая, с круглым белым лицом, а Маяковский стоит перед нею на коленях.

Нарвавшийся на грубость курьер вошел к Татарийским, получил от Мэри 49 рублей 75 копеек за книги, принесенные прошлый раз, 31 марта, и сегодня, 14 апреля, и выписал две квитанции. Пока писал, слышал за стеной, у Маяковского, взволнованный шепот.

После того как за книгоношей захлопнулась дверь квартиры, к Татарийским постучал Маяковский. Он был нарочито спокоен. Ни следа от недавнего раздражения. Попросил спичек прикурить папиросу. Мэри протянула ему заодно обе квитанции и остаток денег, которые раньше от него получила. Маяковский взял их, повертел в руках, но от двери вернулся и отдал обратно, сказал:

— Я вечером с вами поговорю.

Ушел к себе. Мэри собрала сумку и отправилась на работу. За стеной, у Маяковского, было спокойно.

Прошло несколько минут. Вдруг у себя в комнате Николай Кривцов услышал как будто хлопок в ладоши. И тут же к нему рванулась с кухни Наталья Скобелева. Ей почудился выстрел из пугача.

— У нас несчастье! — крикнула она Кривцову.

— Что еще? — спросил он.

— У Маяковского выстрел!

Оба ринулись к кухонной двери, которая через узкий коридор и прихожую выходила прямо на дверь Маяковского. Эта дверь была открыта, и из нее с криком о помощи бежала Полонская.

Скобелева и Кривцов бросились в комнату Маяковского. Он лежал на полу с огнестрельной раной в груди.

Квартирный телефон обычно висел в прихожей, но был на длинном шнуре, и Маяковский иногда уносил его к себе в комнату, разговаривал оттуда. И сейчас телефон стоял на стуле. С него проще всего было позвонить в «Скорую помощь». Но, чтобы ни к чему не прикасаться, Кривцов метнулся в квартиру напротив, через площадку, и позвонил от Лидии Дмитриевны Райковской[17]. А Скобелева выбежала на лестницу и стала криком созывать соседей.

Михаил Бальшин, возвращаясь из аптеки, уже на лестнице узнал, что случилось. Он зашел в комнату Маяковского и застал там одну Райков-скую. По его словам, «Маяковский около 4-х минут еще был жив, но находился в бессознательном состоянии, лежа на полу…».

Как и Полонская, Бальшин спустился во двор дожидаться «Скорую». Он допускал, что Полонская может исчезнуть, и присматривал за ней.

Медики застали Маяковского мертвым. Доктор спросил, как это случилось. И Скобелева показала на Полонскую, державшуюся за ее спиной:

— Он был вот с этой гражданкой.

Полонская начала оправдываться:

— Я приехала с Маяковским и стала выходить от него. Но услышала выстрел и вернулась.

Ей важно было защитить себя от подозрений, что стрелять могла она.

Но Скобелева так самозабвенно прислушивалась к комнате Маяковского, что даже поймала вслед за выстрелом то ли вскрик, то ли стон. И резко возразила:

— Нет, неправда, вы открыли дверь только после выстрела и просили помочь.

В отличие от Скобелевой Кривцов допускал, что Полонская могла вернуться в комнату Маяковского после выстрела и лишь затем выбежала в коридор с криком. Сама Вероника Витольдовна часа через два показала, что услышала выстрел уже в передней, но, не решаясь заглянуть в комнату, стала звать на помощь.

Однако если после выстрела ее видели выбегающей с криком из комнаты Маяковского, а она одна в комнату не возвращалась, то Маяковский стрелялся при ней.

…Вероника Витольдовна спускается к такси, и тут ее настигает бдительный Михаил Бальшин. Это он предлагает ей никуда не уезжать, а получив отказ, записывает адрес.

Минут через десять, примерно без четверти одиннадцать, в квартире появляется милиционер — поддежурный участковый инспектор 39-го отделения милиции Курмелев[18]. По словам Павла Ильича Лавута[19], его сняли с дежурства на Лубянской площади.

Обстоятельствами смерти Маяковского в 1980-е — начале 1990-х годов упорно занимался В. И. Скорятин[20]. Ему удалось привлечь к рассмотрению недоступные прежде материалы следственного дела о самоубийстве. Беда в том, что все эти материалы он пытался искусственно перетолковать в одном возможном для него ключе: Маяковский стал жертвой широкого заговора спецслужб. Так, вопреки свидетельствам очевидцев о том, что Полонская выбежала из комнаты Маяковского уже после выстрела, а если до выстрела, то сразу вернулась обратно, Скорятин допускает, что она успела выскочить на лестницу: «Теперь представим. Полонская сбегает по лестнице. Дверь в комнату поэта открывается. На пороге — некто. Увидев в его руках оружие, Маяковский кричит <…>

Выстрел. Поэт падает. Убийца подходит к столу. Оставляет на нем письмо. Бросает на пол оружие. И затем скрывается в ванной или туалете. А после того, как прибежали на шум соседи, черным ходом выходит на лестницу».

Представить можно, что угодно. Проще всего представить, что Полонской вообще с Маяковским не было. Тогда бы не пришлось с бухты-барахты выгонять ее на лестницу. Убийца по этой версии зашел в квартиру через черный ход, а он был на кухне. Стало быть, перебежками крадется злодей через кухню, а его не видят ни Николай Кривцов, ни Наталья Скобелева, ни девятилетняя Нина Левина[21], крутившаяся под ногами у взрослых. Затем Маяковский кричит в своей комнате от ужаса, а его никто не слышит. Наконец, бросившись на звук выстрела, соседи бегут мимо ванной и туалета, которые при кухне, видят Полонскую, выбегающую из комнаты Маяковского, но подозрительного чужого дядьку не видят в упор. Что еще за морок?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.