Гигантский скачок: десант ARPANET, октябрь 1969 года

Гигантский скачок: десант ARPANET, октябрь 1969 года

Летом 1968 года, когда по всему миру от Праги до Чикаго прокатилась волна политических волнений, Ларри Робертс разослал приглашения компаниям принять участие в конкурсе проектов на получение права производства мини-компьютеров. Их предполагалось разослать во все научные центры, чтобы использовать как роутеры, или интерфейсные процессоры сообщений для строящейся сети ARPANET. План Робертса учитывал идею коммутации пакетов Пола Бэрана и Дональда Дэвиса, предложение о стандартизации интерфейсных процессоров сообщений Вэса Кларка, теоретические результаты Дж. К. Р. Ликлайдера, Леса Эрнеста и Леонарда Клейнрока и многое из того, что было сделано другими новаторами.

Из 140 компаний, получивших предложение Робертса, откликнулось не больше десяти. IBM, например, этого не сделала. Там сомневались, что такие интерфейсные процессоры можно сделать за разумную цену. Для рассмотрения поданных заявок Робертс устроил заседание комитета в городке Монтерей, штат Калифорния. Специалист отдела корпоративного контроля Эл Блу сделал фотографии каждого из представленных процессоров, положив рядом линейку, указывающую их толщину.

Наибольшие шансы на успех были у расположенной недалеко от Бостона компании Raytheon, крупного поставщика министерства обороны, одним из основателей которой был Вэнивар Буш. Уже начались переговоры о цене, но тут вмешался Боб Тейлор. Он заявил, что, с его точки зрения, контракт надо было передать BBN, не обремененной многоуровневой корпоративной бюрократией. Еще раньше об этом говорил и Вэс Кларк. «Я сказал, что корпоративные отношения между Raytheon и исследовательскими отделами университетов будут плохими, как у масла, налитого сверху на воду», — вспоминает Тейлор^[534]. Кларк сформулировал это так: «Боб взял верх над комитетом». Робертс согласился. Он вспоминает: «Предложение Raytheon было хорошим, вполне сравнимым с вариантом BBN. Единственное различие, заставившее меня после долгих раздумий принять окончательное решение, сводилось к тому, что в BBN была более сплоченная команда, организация которой мне казалась более эффективной»^[535].

В отличие от забюрократизированного Raytheon, в BBN была готовая к действию группа блестящих инженеров, возглавляемая двумя перебежчиками из Массачусетского технологического института Франком Хертом и Робертом Каном^[536]. Они помогли усовершенствовать проект Робертса. Они предложили, что теперь при передаче пакета от одного маршрутизатора другому пакет будет храниться на передающем маршрутизаторе до тех пор, пока не придет подтверждение о его доставке от следующего маршрутизатора. Если подтверждение не приходит достаточно быстро, сообщение отправляется еще раз. Это стало ключом к надежности сети. И на каждом шаге коллективная мысль способствовала совершенствованию проекта.

Прямо перед рождеством Робертс огорошил многих, сообщив, что выбор пал не на Raytheon, а на BBN. Сенатор Тед Кеннеди послал телеграмму, которую традиционно отправляют тем, кто выигрывает право на участие в большом федеральном проекте. В ней он поздравил BBN с тем, что именно эта компания была выбрана для построения интерлояльного процессора сообщений[537]. В какой-то степени это было подходящее описание экуменической роли интерфейсного процессора сообщений^[538].

Для первых узлов сети ARPANET Робертс отобрал четыре исследовательских центра: Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, где работал Лен Клейнрок; Стэнфордский научно-исследовательский институт, где обитал философ-мечтатель Дуглас Энгельбарт, Университет Юты, где работал Айван Сазерленд, и Калифорнийский университет в Санта-Барбаре. Они получили задание: разобраться, как их большой компьютер-хозяин (на языке программистов «хост») будет взаимодействовать со стандартным интегральным процессором сообщений, который им вскоре будет отправлен. Как свойственно типичным преподавателям университетов, для решения поставленной задачи они собрали разношерстные команды аспирантов.

Молодежная команда собралась в Санта-Барбару, чтобы разработать план дальнейших действий. И тут они открыли истину, остающуюся неизменной даже в наступившую эру цифровых социальных сетей: личные отношения, общение лицом к лицу и полезны, и приятны. «Было нечто, что можно назвать феноменом вечеринок, когда ты вдруг обнаруживаешь, насколько хорошо вы понимаете друг друга», — вспоминает Стивен Крокер, студент-выпускник из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, приезжавший туда вместе со своим лучшим другом и коллегой Винтом Серфом. Было решено собираться регулярно, у всех по очереди.

Вежливый и уважительный Крокер, с широким лицом и еще более широкой улыбкой, очень подходил на роль человека, который координировал процесс коллективной работы, ставшей одной из важнейших характеристик эпохи цифровых технологий. В отличие от Клейнрока, Крокер редко использовал местоимение «я». Больше его волновало желание воздать по заслугам каждому. Чуткость по отношению к окружающим позволяла ему на интуитивном уровне понимать, как согласовать работу группы, не пытаясь установить централизованный контроль и не подавляя других своим авторитетом. И это полностью соответствовало той модели сети, которую они намеревались создать.

Проходили месяцы, аспиранты продолжали встречаться, обменивались соображениями, ожидая появления некоего высокого начальства, которое, нагрянув, выдаст им руководство к действию. Они предполагали, что в какой-то момент нагрянет руководство с Восточного берега, вооруженное правилами, инструкциями и протоколами, выбитыми на скрижалях, которым должны будут следовать простые администраторы компьютеров на местах. «Мы были не более чем группка аспирантов-самозванцев, и я был убежден, что рота авторитетных начальников или просто великовозрастных мужей из Вашингтона или Кембриджа может в любую минуту здесь десантироваться и объяснить нам, что к чему», — вспоминает Крокер. Но настали новые времена. Предполагалось, что и сеть, и управление ею будут распределенными. И саму сеть, и действующие правила должны генерировать пользователи. Вся процедура должна быть открытой. Хотя частично деньги выделялись ради усовершенствования военной системы оперативного управления, добиться этого можно было за счет сопротивления командам и контролю свыше. Полковники передали свои полномочия хакерам и ученым.

Итак, в начале апреля 1967 года, после одного из особенно веселых сборищ в Юте, шумная компания аспирантов, окрестившая себя Рабочей группой сети, решила, что было бы полезно записать кое-что из того, что им пришло в голову^[539]. Выполнить эту работу поручили Крокеру, которому благодаря своим вежливости и скромности удавалось добиться консенсуса даже в стае хакеров. Его заботило, чтобы их затея не выглядела слишком самонадеянной. «Я понимал, что одно то, что мы решили записать свои разговоры, может считаться покушением на авторитеты и кто-то приедет и начнет орать на нас — скорее всего, какой-нибудь старик с востока». Желание оставаться почтительным буквально не давало ему спать по ночам. «Я жил в доме родителей своей девушки, у которой был ребенок от ее прежнего парня. Единственным местом, где можно было работать ночью, никого не беспокоя, была ванная, и я стоял там голый и выписывал какие-то каракули»^[540].

Крокер понимал, что для их перечня предложений и инструкций требуется какое-то неброское название. «Мне хотелось подчеркнуть неформальный характер наших идеек, поэтому в голову пришла глупая мысль назвать один из списков RFC (Request for Comments) — „Запросы на отзыв“, вне зависимости от того, является ли это на самом деле приглашением». Оказалось, что это название, дружественное, без признаков единоначалия и дискриминации, призывающее к сотрудничеству, идеально подходит интернет-сообществу. «Вероятно, и в наши дни RFC помогают избежать патентования и всяческих других ограничений, не заниматься изысканием финансовых возможностей для контроля над протоколами», — написал Крокер сорок лет спустя^[541].

Первое RFC было выпущено 7 апреля 1969 года. Оно было разослано по почте в старомодных бумажных конвертах. (Такой вещи, как электронная почта, тогда не было, потому что и саму сеть еще не изобрели.) Живо и непринужденно, избегая всяческого официоза, Крокер сформулировал задачу: необходимо выяснить, как головной компьютер каждого из исследовательских центров будет соединяться с новой сетью. «Летом 1968 года представители четырех отобранных центров несколько раз собирались вместе, чтобы обсудить программное обеспечение подключенного к сети компьютера, — писал он. — Я рассказал о некоторых предварительных договоренностях и оставшихся открытыми вопросах, с которыми мы столкнулись. Очень немногое из того, о чем здесь говорилось, представляет собой окончательное решение, и мы ожидаем ваших ответных действий»^[542]. Люди, получившие RFC 1, почувствовали себя участниками какого-то веселого приключения. Это было совсем не похоже на то, как если бы к ним обращалась группа крупных шишек, распоряжающаяся протоколами. Это была сеть, которой занимались именно они, и поэтому имело смысл всем в этом поучаствовать.

Создание RFC открыло путь к разработке программ, протоколов и информационных ресурсов, исходные коды которых находятся в свободном доступе. «Культура свободного доступа оказалась жизненно необходимой для того, чтобы стало возможно появление интернета и его столь впечатляющее развитие», — сказал Крокер позднее^[543]. Можно сделать более общее утверждение: в эру цифровых технологий такая культура сотрудничества превратилась в норму. Через тридцать лет после появления RFC 1 Винт Серф написал философическое RFC, названное им «Великий разговор». Оно начинается так: «Давным-давно, когда до сети было еще далеко, очень далеко… — а затем, описав, как в неформальной обстановке появились RFC, Серф продолжает: — В истории RFC скрыта история того, как люди выработали правила совместной работы»^[544]. Это — принципиально важное заявление, которое кажется напыщенным, если не считать того, что оно истинно.

К концу августа 1969 года RFC представляли собой набор подробных инструкций для программного обеспечения взаимодействия главного компьютера, хоста, с маршрутизатором. Именно тогда первый маршрутизатор на корабле был доставлен в лабораторию Клейнрока. Когда он прибыл на пристань, где разгружались грузы для Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, встречать его вышла целая толпа. Там были Крокер, Клейнрок, еще несколько членов их команды, Серф с женой и Сигрид, запасшийся шампанским. Они были поражены, увидев маршрутизатор, который был размером с холодильник, упакованный, согласно правилам перевоза военной техники, в ящик из серой стали, которая идет на изготовление линкоров. Его ввезли в компьютерную комнату, включили и сразу приступили к работе. BBN приложила много усилий, чтобы все закончить вовремя и не выйти за рамки бюджета.

Одна машина сеть не образует. Только через месяц, когда второй маршрутизатор был доставлен в Стэнфордский научно-исследовательский институт (СНИИ) на краю университетского кампуса, можно было по-настоящему развернуть ARPANET и начать работать. Двадцать девятого октября все было готово к установлению связи. Событие было вполне ординарным. Произнесенные при этом слова не звучали так драматично, как слова Нила Армстронга: «Это один маленький шаг для человека, но гигантский скачок для всего человечества», — произнесенные им, когда он несколькими неделями раньше ступил на поверхность Луны. Тогда за Армстронгом по телевизору следили полмиллиарда человек. Вместо этого студент последнего курса, которого звали Чарли Клайн, под надзором Крокера и Серфа надел телефонные наушники, приготовившись координировать свои действия с сотрудниками СНИИ, одновременно печатая последовательность идентифицирующих его команд. Он надеялся, что теперь его терминал в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе удастся подключить через сеть к компьютеру, находящемуся в Пало-Альто, на расстоянии почти 570 километров. Он напечатал «L», и парень за компьютером в СНИИ подтвердил, что сообщение получено. Затем он напечатал «О» и тоже получил подтверждение. Но когда он напечатал «G», произошло неожиданное повреждение памяти, связанное с особенностью автозаполнения, и система рухнула. Тем не менее по сети ARPANET было передано первое сообщение. Это сообщение не было столь выразительным, как фразы «Орел приземлился»[545] и «Вот что творит Бог!»[546], но оно подходило даже в таком неоконченном виде: «LO». Как в выражении «Lo and behold»[547]. В лабораторном журнале Клайн сделал короткую, простую, но запоминающуюся запись: «22:30. Говорил со СНИИ по связи между главными компьютерами. ЧК»^[548].

Так сошлось, что во второй половине 1969 года, под аккомпанемент Вудстокского и Альтамонтского рок-фестивалей, разговоров об инциденте на острове Чаппакиддик[549], протестов против войны во Вьетнаме, осуждения Чарльза Мэнсона и суда над «чикагской восьмеркой»[550], были завершены три исторических проекта, каждый из которых занял почти десять лет. НАСА удалось отправить человека на Луну. Инженерам из Силиконовой долины удалось найти способ разместить программируемый компьютер на небольшой тонкой пластинке, названной микропроцессором. А в ARPA создали сеть, способную связать два удаленных компьютера. И только первое из них (возможно, наименее исторически значимое?) попало на первые полосы газет.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.