Глава 4 ОСМЫСЛЕНИЕ ПРОШЛОГО

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 4

ОСМЫСЛЕНИЕ ПРОШЛОГО

С какой бы стороны мы ни обратились к истории евреев, мы не сможем обнаружить те основные силы, которые определили течение внутренних и внешних событий, поэтому повторим: именно монотеизм способствовал образованию нации и ее сохранению в период, когда страна была преимущественно племенной.

Принято считать, что становление монотеистической религии связано исключительно с деятельностью пророков после падения древнего государства, а предшествовала этому стадия язычества. Рассматривая развитие от язычества к иудаизму, большинство исследователей не учитывают постоянного развития и самой системы иудаизма. Между тем только сплочением людей на основе веры в единого Бога можно объяснить сохранение самобытной культуры израильских племен и того, что они не только не были поглощены более развитой ханаанской цивилизацией, но смогли приспособить ее к своим потребностям, образовав единое моноэтническое государство, основанное на национальной идее с общей религиозной системой.

Рассмотрев в предшествующих главах внешние и внутренние условия, предшествовавшие времени Соломона, обратимся к характеристике монотеизма. Только поняв его своеобразие, мы сможем разобраться в уникальной судьбе народа.

Имеющиеся в нашем распоряжении источники показывают, что современный иудаизм коренным образом отличается и от веры античных времен, и от религиозных представлений евреев в эпоху Средневековья. Развитие веры прошло долгий путь разочарований, проб и ошибок, прежде чем появились такие современные понятия, как, например, чистота и целомудрие. Непосредственно сам способ монотеистического мышления практически не менялся, и М. Бубер назвал этот процесс «постепенным разворачиванием свернутого листа».

Самое удивительное в ранней истории Израиля – необходимость доказательства того, что его вера фундаментально и радикально отличалась от современных ей языческих верований соседних народов, хотя между ними не существовало ни соперничества, ни стремления к взаимному подавлению.

Язычество и монотеизм различались не количеством почитаемых богов и не формами культа, а тем, что отражали две качественно различные стадии мышления. Язычество (как в историческом, так и в психологическом аспекте) представляло собой более древний и простой тип мышления, а монотеизм – тип более поздний и совершенный. Именно поэтому прошел довольно большой период, прежде чем в иудаизме исчезли следы язычества.

Долгое время черты того и другого достаточно мирно уживались. Хотя и Давид, и Соломон ощущали как насущную потребность создать некий центр монотеистической веры, они проявляли полное уважение к языческим святыням и божествам. Язычество вытекает из восприятия внешней стороны мира, оставляя сущностную его сторону во власти божества.

Даже когда мысль поднимается до концепции единого Бога, как у фараона Эхнатона, природный объект – в конкретном случае солнце – всегда остается видимым образом или особым воплощением божества.

Монотеистическое сознание и материальные предметы, и все, что существует, относит к созданиям единого Бога, который не входит ни в один мировой предмет, но поддерживает и определяет каждый из них. Монотеизм отделяет личное от безличного, телесное от бесплотного, временное от вечного, видимое от невидимого, человека от Господа. В языческие времена связи с миром и общение с ним осуществлялись чувственными способами. Монотеизм требует от нас необычайно многого: не увлекаться видимым в ущерб бесконечному и невидимому, искать пути в жизни сегодняшней, не забывая о вечном, и все это для того, чтобы мы не отрывались от Бога и искали пути от Бога к самим себе. Должно было пройти много времени, прежде чем монотеизм утвердился в сознании как главное средство миропонимания. Полное изменение этической системы, которое пока не достигнуто, как отмечает Платон, но человек стремится к высшему развитию, но путями, указуемыми Богом. В процессе этого пути люди обретают равенство, что является одним из следствий монотеизма.

Естественно, что в некотором смысле монотеизму всегда грозит опасность со стороны язычества. Она в большей степени кроется в символах, которые отражают лишь поверхностный слой видимого нами, не затрагивая сущности вещей.

В монотеизме самым поразительным, но и самым трудным для понимания является образ воплощения Бога. Древние образы животных, в которых были представлены божества, можно считать языческими в той же мере, что и средневековые изображения, например, короля с саблей и перечнем грехов – судьей всего мира.

Монотеизм вызывает эмоции и внутренние потрясения на самых глубинных уровнях нашего сознания.

После общих рассуждений мы можем сделать некоторые выводы с соответствующими отсылками к библейским текстам как к единственному источнику сведений о формировании монотеизма, его истории. Отметим, что критическое отношение к историческим описаниям является основной задачей автора настоящей работы.

Прежде всего необходимо отметить, что в монотеистической концепции сущности божественного используются те же термины и метафоры, которые были в ходу у язычников. Так слово Elohim от корня El– «бог», использовавшееся как обозначение языческого бога, представляет собой дериват (множественное число) от формы единственного Eloha. Форма множественного числа слова «Идол» (Adonai), также использовавшаяся для обозначения конкретного бога, употреблялась и для обозначения единого Бога.

Наиболее наглядным примером монотеистического толкования древней формы является аббревиатура JHWH, которую вслед за средневековыми авторами мы обычно произносим как «Яхве», поскольку еврейская традиция в соответствии с истинным античным произношением, известным только жрецам, была утрачена. Принимая «Яхве» в качестве личного имени, аналогичного Осирису или Юпитеру, мы легко впадаем в язычество и теперь можем говорить о высшем боге Яхве, который постепенно стал единым Богом и был лишен национальной принадлежности только пророками.

Согласно данной интерпретации во времена Давида и Соломона основной религией евреев было язычество, тогда как монотеистическое вероучение еще не приобрело настоящей популярности, достигшей своей вершины только во времена пророков.

До сих пор непонятно, как в палестинских поселениях с древним родоплеменным укладом могли появиться и завоевать популярность пророки. Скорее всего, прав Ю. Вальхаузен, считавший, что Яхве является наименованием одного из племенных богов, культ которого получил широкое распространение. Это значит, что в древнем Израиле не было монотеизма. Но как тогда объяснить «внезапное» появление этого вероучения после вавилонского изгнания?

Конечно, процесс замещения язычества монотеизмом не мог произойти одномоментно. Речь может идти только о том, что в определенный период времени, отраженный в книгах пророков Амоса, Исаии и Иеремии, сложились обстоятельства, заставившие народ признать эту концепцию. Вот к какой нелепости может привести буквальное толкование библейского текста.

Следующим шагом должно быть установление имени, которое первоначально носил идол Яхве: как бог огня – он появляется в Неопалимой Купине, как бог подземного мира и вулканов – он мечет молнии на горе Синай. Его имя Шадай (от шад– «поле», «пастбище») указывает на то, что он мог быть и покровителем пастбищ.

Сложность монотеизма заключается в том, что он требовал поклонение божеству, не имеющему никакого конкретного зримого образа, который и замещался изображениями, относящимися к более ранним временам. Так, полагают, в период вавилонского изгнания Яхве изображали в виде тельца (молодого быка). В качестве доказательства приводят факт изображения золотого тельца на большой купели в храме Соломона, а также указывают на священных быков Иеровоама. Вполне естественно, что Исаия и Иеремия упоминают о поклонении быкам в храме Иерусалима. Имеются и некоторые метафорические отсылки, например слова abirIaakov – «могущественный Иаков» – могут означать и «быкоподобный Иаков». Поскольку сведений о развитии монотеизма недостаточно, нам приходится обращаться к языковым примерам.

Слово «Яхве», действительно, стало критерием для проведения границ между частями Ветхого Завета. Ученые считают, что пророческая и допророческая часть восходят к двум разновременным группам текстов, в каждой из которых употреблялось свое именование Бога. Со временем они были сведены редакторами в единое повествование. Их принято обозначать как Яхвиста и Элохиста.

Теория подтверждается анализом текстов Пятикнижия Моисеева и содержащимися в отдельных главах противоречиями. Однако более тщательный анализ показал, что Ветхий Завет был составлен на основе гораздо большего числа источников.

Но какой же текст древнее – Яхвиста или Элохиста? Ранние исследователи были убеждены, что форма множественного числа Элохим является более архаичной, чем идол Яхве, ставший верховным богом. Однако такой вывод не согласуется с текстами, из которых видно, что Элохиста отражает более высокоразвитое абстрактное мышление, чем Яхвиста. Более отчетливо там выражена и идея всеобщего наднационального Бога. Следовательно, Яхвиста соотносится с более «национальным» Южным государством Иудеи, а Элохиста – с поздним Северным государством, которое отличалось большей широтой взглядов.

Соответственно различаются и политические акценты: одни прославляли власть Давида, проявившуюся в сооружении центрального святилища, другие славили Иосифа и свободу поклонения в местах совершения племенных обрядов. (В предыдущей главе показано существование противоположных стремлений у Давида и северных племен.) Все эти выводы основывались на именовании Бога: Элохим или Яхве.

По иронии судьбы Элохим стал восприниматься как более абстрактный образ, в отличие от более конкретного и зримого Яхве. В Библии говорится, что Моисей спросил имя у Господа, который воззвал к нему из горящего куста, поскольку, сказал он, люди потребуют ответ на этот вопрос. Образ говорящего куста полностью соответствует восприятию язычников-израильтян. Они считали, что слова являются наиболее точным средством выражения смысла. Могущественного Бога необходимо было называть по имени, только тогда его можно было идентифицировать с чем-то известным.

Данный Моисею ответ рассматривается многими, что вполне объяснимо, как нечто новое для человеческого сознания. Но прозвучало не личное имя. Бог говорит трижды: «Я есмь Сущий».

Первые слова «Я есмь…» («Я буду…») развивается, как уже предположил Ибн Эзра, в третью личность по направлению от человека к Богу: «Он будет». Так выражено значение возможного, и так возникла аббревиатура из четырех букв (тетраграмматон), которая не является именем собственным, но указывает на смысл глагола, который обозначает все будущее.

Использованные именования для обозначения Единого Сущего в монотеистическом вероучении – а таких существует несколько – могут различаться в их подходах к тому, что не поименовано. Имя Элохим понятно политеисту, в то время как Яхве указывает на Божественное бытие монотеисту и, таким образом, четко противостоит язычеству.

Традиционно считается, что тетраграмматон и его словесная интерпретация открылись Моисею при появлении Неопалимой Купины, сохранились отчетливые воспоминания о том, что именно ему Израиль обязан всеобщим распространением монотеизма. Исторически плодотворно и психологически болезненно пытаться провести различие между частями Библии на основе двух обозначений Господа.

Точно так же, как и заблуждения греков в представлении о веществах, алхимические эксперименты помогли сделать открытия, имевшие значение для самой химии, и разделение частей, заведшее в тупик толкователей Библии, оказало огромное влияние на формирование методики анализа ее текста.

Книга книг, которая является единственным источником нашего знания о периоде первых царств, собрана из различных источников, и она часто менялась, пока не обрела свою современную форму.

Но именно эти противоречия и разночтения, которые следуют одни за другими, так что их нельзя пропустить, однозначно доказывают, что традиционный стиль изложения считался священным, и при переписке текстов никаких отклонений от него не допускалось. Следовательно, совершенно неверно полагать, что при компиляции из двух или большего числа списков библейских книг редактор стал бы сохранять их индивидуальные особенности. Во всяком случае, несомненно, что этот предполагаемый редактор составлял текст, имея в виду цель максимально воздействовать на читателей. Те, для кого предназначались книги Иова или Екклесиаста, в течение столетий не исследовали их критически. Несмотря на неточности и неправильные толкования, заложенная в тексте монотеистическая идея воспринималась всеми.

Какая же политическая идея может быть извлечена из всей этой работы? Ни священники, ни цари, ни даже пророки, ни тем более простой народ не смогли избежать осуждения присущих им недостатков. Установление библейского текста могло быть только результатом коллективной памяти. К ней следовало относиться так же бережно, как и к каждой букве, высеченной на камне.

Процесс можно сравнить с сочинением народной песни, которая также отличается повторами, противоречиями и нестыковками, хотя ее подлинности и поэтичности никто не станет оспаривать. Бывают народные песни, составители которых известны, аналогично учениям библейских пророков. В большей части таких песен живет память народа. Трудно проследить происхождение фольклорного произведения именно потому, что оно не является созданием конкретного человека, а формируется в ходе длительного коллективного творческого процесса теми, кто ощущает себя частью некой общности.

Со временем стало понятно, что в Библии отразились и стадии развития религиозной системы иудаизма. Сказанное выше подтверждает, что здесь идет речь не о переходе от язычества к монотеизму, а говорится лишь о развитии самого монотеизма. Но и он развивался далеко не последовательно. История становления иудаизма представляет собой сложный процесс по освобождению монотеистического сознания от элементов язычества.

Чтобы выразить свое отношение к единому Богу, в библейские времена использовался язык, в огромной степени насыщенный языческими образами, в том числе и самим Давидом: «пусть впаду я в руки Господа, ибо велико милосердие Его; только бы в руки человеческие не впасть мне» (2 Цар., 24: 14). Значение фразы очевидно, несмотря на скрытую метафору: лучше обратиться к непостижимому, нетелесному, грозному Богу, чем претерпеть предлагаемые Гадом невзгоды для кары страны: голода, чумы, преследований.

Но когда упоминается трон Господень на небесах или пребывание Господа в Храме Соломона, различие между монотеистической и языческой формами выражения становится менее заметным и, следовательно, более опасным, поскольку последняя гораздо лучше приспособлена для уровня развития людей того времени.

В подобных случаях опасны искажения, следует понять, что тогда, как и сейчас, верующий монотеист с помощью слов обозначал то, что не имело имени и выраженной формы. В то же время он стремился отразить и свои представления о мире.

Когда Соломон после завершения строительства храма в своей речи, очень своеобразной, парадоксально вопросил: «Возможно ли, чтобы в этом небольшом помещении находился всемогущий Бог?» – тогда стала ясна особенность монотеистического взгляда на мир.

Храм, культ, жертвенные ритуалы также пользовались языком символов. На протяжении всего периода античности люди обращались к божествам как к себе подобным. Но к невидимому Богу надо было обращаться на особом языке, которым еще надо было овладеть. Именно этот язык имели в виду пророки, когда требовали жертв, объявляя их частью культа. В зависимости от того, что доминировало, язычество или монотеизм в этом превалирует.

Язык монотеистических верований предполагал использование языческих понятий, и прежде всего для совершения жертвоприношений, для высказывания своих просьб и защиты от сил зла. Но человек, верующий в единого Бога, всегда опасается скрытого смысла слов, стремясь к точности их значения. Использовавшаяся в Храме Соломона ритуальная лексика имела параллели в язычестве исключительно потому, что Соломон осознавал их необходимость. Стремясь избежать опасности религиозных столкновений, он проявлял мудрую терпимость к языческому культу и даже воздвигал капища около Иерусалима.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.