Глава вторая о том, можно ли верить поэту на слово, о городе, в котором он родился, его родителях и родственниках, доме детства, первых впечатлениях, увлечении театром, книгами и куклами и о судьбоносном решении покинуть свой дом

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава вторая

о том, можно ли верить поэту на слово, о городе, в котором он родился, его родителях и родственниках, доме детства, первых впечатлениях, увлечении театром, книгами и куклами и о судьбоносном решении покинуть свой дом

Ханс Кристиан Андерсен родился в городе Оденсе, расположенном на втором по величине (если не считать Гренландию) датском острове Фюн. В самом названии поселения отражена его древность: изначально оно означало «святилище Одина», верховного бога древних скандинавов. Неподалеку, через реку от Оденсе, сохранились следы кругового земляного вала викингов, военного лагеря, в свое время защищавшего внутреннюю область острова от внешнего врага. Впервые город упоминается в официальном письме 988 года от Рождества Христова, в нем глава Священной Римской империи Отто III освобождает местную церковь от податей.

Ныне Оденсе третий по величине город Дании с численностью населения более 190 тысяч человек, административный и торгово-промышленный центр провинции Фюн. В нем находятся Университет Южной Дании, церковь Святого Кнуда (в ней захоронены останки средневекового датского короля, убитого восставшими феодалами и крестьянами в 1086 году), церковь Святого Ханса (в ней Андерсена крестили), Замок, Зоопарк и, наконец, самая знаменитая достопримечательность не только Фюна, но и, возможно, всей Дании — Дом Андерсена.

Может быть, и не стоило отягощать внимание читателя всеми этими подробностями, если бы не поразительная разница между современным Оденсе и той городской средой, которая окружала Андерсена в самом начале жизни. Будущий поэт родился 2 апреля 1805 года, то есть 200 с небольшим лет назад, когда в его родном городе жило всего шесть тысяч человек. Половину населения Оденсе составляли чиновники, купцы, офицеры, священнослужители и состоятельные ремесленники. Все остальные едва сводили концы с концами или же влачили в буквальном смысле слова нищенское существование. В переулках и на окраинах города ютились те, кто обслуживал господ: мелкие ремесленники, рабочие и прислуга. Мать и отец Андерсена принадлежали именно к этой прослойке, они были бедняками в нескольких поколениях, хотя в их семье и бытовала романтическая, полностью вымышленная легенда о том, что прапрабабушка Ханса Кристиана по отцовской линии происходила из аристократического немецкого рода, проживавшего в германском городе Касселе, откуда она сбежала с заезжим актером, чем обрекла свой род на последующие несчастья. Вот почему, оказывается, крестьянское хозяйство деда Андерсена пришло в упадок. Сначала в нем от болезни пал скот, потом сгорела сама усадьба. После этого дед сошел с ума. На самом же деле он действительно переселился в Оденсе из деревни, однако его крестьянское хозяйство, как показывают архивные исследования, это такая же выдумка, как и благородное происхождение далекой прародительницы. Андерс Хансен Трэс (1751–1827) был просто-напросто деревенским арендатором, батраком и некоторое время промышлял починкой обуви сначала в деревне, а потом в городе. Затем, когда состояние его здоровья ухудшилось, он стал бродить по округе, выменивая на еду причудливые поделки, которые вырезал из дерева, — зверей или крылатых людей с головами животных. Уличные мальчишки бегали за ним и дразнили его. В такие моменты мальчик Андерсен, как он вспоминал позже, прятался под лестницу и с ужасом думал о том, что и он, может, со временем станет похожим на деда: «Ведь я был плоть от плоти его». Этот эпизод, по мнению многих биографов Андерсена, служит самым очевидным опровержением совершенно недостоверной легенды о том, что Ханс Кристиан Андерсен был якобы незаконнорожденным отпрыском датского кронпринца Кристиана Фредерика (в будущем датского короля Кристиана VIII), в то время губернатора провинции Фюн, проживавшего в местном Замке, и его любовницы Элисе Алефельдт и будто родившийся у них мальчик был лишь пристроен в простонародную семью. Кронпринц, действительно очень любвеобильный правитель, имел, по некоторым данным, десять незаконнорожденных детей. Известно, что мать Андерсена некоторое время обстирывала обитателей Замка и приводила с собой сына, который, согласно легенде, играл с тамошними детьми, включая сына кронпринца Фредерика Фритса. Из ранних воспоминаний Андерсена известно, что принц по просьбе одного из своих подчиненных, начальника гарнизона в Оденсе полковника Кристиана Хёг-Гульдберга, согласился встретиться с мальчиком, чтобы поговорить о его будущем. Этим контакты Андерсена с королевской семьей во времена его детства, по-видимому, и ограничиваются, если они вообще были, а сказка о его королевском происхождении неоднократно опровергалась и не имеет никакого документального подтверждения.

Против нее можно привести еще одно, пусть не самое главное соображение. Имей она хоть какие-нибудь основания, Андерсен вряд ли упустил бы возможность хоть намеком на некие загадочные обстоятельства своего рождения как-то приукрасить действительность — склонность, неотъемлемая от его характера и неоднократно замеченная за ним.

Дело в том, что о детстве Андерсена мы знаем только от него самого. Его мать, прачка, разбирала лишь печатные буквы и не умела писать. Отец, башмачник, о котором Андерсен отзывался как о большом любителе чтения, обладал натурой пассивной и не оставил после себя ни воспоминаний, ни писем. Зато его сын описал свою жизнь, начиная с детства, по крайней мере три раза. Свои первые воспоминания он создал в 1832 году всего двадцати семи лет от роду и давал читать их только самым близким друзьям. Фактически мир узнал о них только через 100 лет без малого, в 1926 году, когда рукопись нашли и опубликовали, условно назвав ее «Levnedbogen». Авторский заголовок в рукописи отсутствовал, и в качестве него было выбрано название, которое дал ей сам Андерсен в письме своей приятельнице Хенриетте Вульф от 16 февраля 1833 года (в недавно опубликованном русском переводе А. Н. Деканского она названа «Жизнеописанием»[14], в настоящем издании — «Книга жизни»). Второй раз писатель поведал о своей судьбе в 1847 году в автобиографии, напечатанной в первых двух томах его немецкого собрания сочинений (планировалось выпустить 30 томов, вышли 50). «Моя жизнь как сказка без вымысла» вышла тогда же в Англии и США, а еще через четыре года — в России[15]. Охватывающая больший период времени, она имела более четкое построение и завершенность, но была не так непосредственна, как первые записки. Показательно, что ее датский оригинал издали лишь в 1942 году, почти через 100 лет. Это объясняется просто. К тому времени, когда в Дании собрались-таки напечатать собрание сочинений поэта — оно вышло в тридцати трех томах в 1853–1879 годах, — издавать оригинал рукописи, предназначенный для немецкого издания, потеряло смысл, и в двадцать первый и двадцать второй тома датского собрания (1853) вошла значительно переработанная, расширенная и доведенная Андерсеном до 1855 года ее версия под названием «Сказка моей жизни». Однако и на этом история автобиографии Андерсена не заканчивается. В 1871 году в США в состав его «Авторизованного издания» избранных сочинений на английском языке вошло «Дополнение» к «Сказке моей жизни», доведенное во времени до 1867 года. На датском языке оно увидело свет только после смерти писателя в виде отдельной книги (1877), которая вошла также в первый том (1876–1877) второго издания датского собрания сочинений (1876–1880).

Андерсен писал о своей жизни и о своем творчестве постоянно. С 1827 года вплоть до своей кончины в 1875 году он почти безостановочно вел дневник, последние страницы которого заполнила ухаживавшая за ним госпожа Доротея Мельхиор. В результате он — не только самый известный датский писатель, но и, как отмечалось многими, просто человек, о жизни которого мы знаем очень много, и иногда даже чересчур много (включая некоторые физиологические особенности, о которых обычно не распространяются). Иной вопрос, насколько это помогает нам понять и представить его себе.

Приведем один только пример. В самом начале автобиографий примерно в одних и тех же выражениях описывается кровать, на которой родился Андерсен. В первой напечатанной из них («Моя жизнь как сказка без вымысла») значится: «Молодой человек (отец Андерсена. — Б. Е.) сам соорудил себе рабочий верстак и брачное ложе, которое он смастерил, воспользовавшись деревянным помостом, на котором незадолго до этого покоился гроб с телом усопшего графа Трампе, выставленный для прощания, — об этом напоминали отдельные обрывки траурной обивки, застрявшие в древесине досок. Однако 2 апреля 1805 года на месте, где покоилось окруженное траурным флером и свечками графское тело, лежал живой, плачущий ребенок, и этим ребенком был я, Ханс Кристиан Андерсен»[16]. В более ранних автобиографических записках этот же эпизод описывается еще подробнее: «Они (родители Андерсена. — Б. Е.) безумно любили друг друга, но из вещей у них ничего не было — даже на брачную кровать денег не хватало. Но тут в городе скончался некий граф, и гроб с его телом выставили для торжественного прощания на большом деревянном помосте, обтянутом черной материей. Этот помост отец и купил потом на аукционе и благодаря его умелым рукам — а он еще в детстве баловался рубанком и топором — переделал смертное ложе в брачную кровать. <…> И вот на этом-то ложе вместо богатого, но мертвого графа год спустя (2 апреля) оказался бедный, но живой нарожденный поэт, то есть я сам, и в этом мне видится нечто весьма символическое»[17]. Конечно, сам Андерсен свидетельствовать о своем рождении в 1805 году не мог, он писал о нем в 1832 году двадцати семи лет от роду. Однако факт остается фактом, граф Адам Фредерик Трампе, один из основателей театра в Оденсе, покончил с собой в 1807 году, то есть через два года после рождения Андерсена, и, значит, помост для его гроба родильной кроватью для поэта служить не мог. Тем не менее ошибка Андерсена не случайна. Как сообщает один из его биографов[18], дочь графа Трампе Клара Шарлотта Шеель оставила в своем дневнике запись о том, как некий подмастерье Андерсен во время прощания с телом графа подошел к ней и ее матери и попросил их отдать ему после похорон помост. Скорее всего, в раннем возрасте от двух лет и далее будущий поэт спал в ногах у родителей на этом помосте, так что кроватью он все же ему служил, о чем ему, по-видимому, рассказали впоследствии, и он не преминул этой деталью — во всех трех автобиографиях! — воспользоваться для создания драматического эффекта.

Это лишь одно из многих мест в воспоминаниях Андерсена, показывающих, что он отбирал отдельные эпизоды своей жизни и трактовал их, иногда прибегая к вымыслу, то есть он относился к своему жизненному опыту как художник, а не как ученый. Обе напечатанные при жизни Андерсена автобиографии начинаются, казалось бы, с прямого и недвусмысленного заявления. Однако в этой «преамбуле» слово «сказка» может пониматься как в прямом, так и в переносном смысле.

«Моя жизнь — это прекрасная и полная событий сказка со счастливым концом. Наверное, она не сложилась бы удачливее, разумнее и лучше даже в том случае, если бы в самом ее начале, когда я один бедным мальчишкой отправился в путь на поиски счастья, мне встретилась всемогущая фея и предложила: „Выбирай судьбу и цель, какие только захочешь! А я, по мере того как ты будешь расти, насколько смогу — ибо и мои возможности не безграничны — буду защищать тебя и вести по жизни“. И моя история показывает всем то, что она уже доказала мне: что бы с нами ни происходило, благословенный Господь все делает к лучшему»[19].

Столь оптимистическое отношение обязывает автора прославлять жизнь во всех — даже самых темных ее проявлениях, которые «снимаются» безусловным и окончательным их преодолением, продиктованным любовью или смирением перед Божьим Промыслом. Именно поэтому свое бедное детство Андерсен описывает как идиллию скромности и согласия.

В детстве мысли о лишениях и нужде как-то не приходили ему в голову. Он признается, что его родители перебивались с хлеба на воду, но ему доставалось всего вдоволь, а одежду перешивали из отцовской. О бедности семьи говорит, в частности, эпизод, когда в возрасте менее семи лет родители взяли его на спектакль комедии Людвига Хольберга «Оловянщик-политикан». Увидев в театре толпу зрителей, мальчик простодушно воскликнул: «Будь у нас столько четвертей масла, сколько здесь народа, вот бы я поел!» В другом эпизоде автобиографии описывается, как мальчиком он ходил вместе с матерью на сжатое пшеничное поле «подбирать колоски» — увы, это знакомое словосочетание! Тем не менее семья Андерсенов все-таки нищенски бедной не была. Мать Ханса Кристиана рассказывала ему, что он-то живет как «графчик»: ее еще маленькой родители однажды выгнали из дому попрошайничать, а поскольку она просить милостыню не умела, пришлось ей, неутешно рыдая, просидеть весь день под мостом речки Оденсе.

О неустроенности семейной жизни Андерсенов в автобиографии свидетельствует многое. Во-первых, родители будущего поэта поженились всего за два месяца до его рождения, что можно приписать каким угодно причинам, кроме благополучия будущих супругов. Место рождения его в городе также осталось неизвестным. В домике, где, согласно легенде, родился Андерсен — впоследствии к нему пристроили здание главного, посвященного ему музея, и теперь весь этот комплекс называется «Домом Андерсена», — жили какое-то время, по некоторым сведениям, только дальние родственники его отца и некоторое время до 1804 года его бабушка по материнской линии. Посетив Оденсе 6 декабря 1867 года, когда его торжественно чествовали как почетного гражданина города, Андерсен этот дом своим родным не признал. В метрике о его рождении есть приписка, указывающая, что он родился именно здесь, но она, как было выявлено, сделана не 2 апреля 1805 года, а добавлена позже. Где мыкалась молодая пара с ребенком целых два года — до мая 1807-го, когда они наконец поселились в доме 3 по улице Мункемёллерстреде, так и остается неизвестным. Но именно этот дом Ханс Кристиан описывает как свой родной во всех своих воспоминаниях, и здесь он жил с родителями все 12 лет до своего отъезда в Копенгаген, за исключением четырех с небольшим месяцев в конце этого срока, когда 21 августа 1819 года семья переселилась чуть дальше по этой же улице в такой же дом с небольшим садиком, выходившим на речку Оденсе. В первой из напечатанных при его жизни автобиографий «Моя жизнь как сказка без вымысла» Андерсен пишет:

«Дом моего детства состоял из единственной комнатки, в которой едва помещались верстак, кровать и откидная лавка, на которой спал я, но стены ее были увешаны картинками, а над верстаком располагалась полка с книгами и сборниками псалмов; маленькая кухня рядом была переполнена сверкающими тарелками и тазами; отсюда лестница вела на чердак, где в водосточном желобе между нашим домиком и соседним стоял большой ящик с землей и растущей в нем зеленью для кухни, это был сад моей матушки; он до сих пор цветет в моей сказке „Снежная королева“»[20].

Можно добавить еще, что этот же садик цветет и в романе Андерсена «Всего лишь скрипач», где описывается жилище главного героя, детство которого весьма схоже с андерсеновским.

Как уже упоминалось, родители Андерсена, которые, по его словам, «бесконечно любили друг друга», были людьми очень разными. Их брак был неравным даже по возрасту. Ханс Андерсен родился в 1782 году и относился к разряду «свободных ремесленников», которые не входили в цеховую гильдию и поэтому не имели права нанимать работников. Судя по описаниям сына, Ханс не любил свою профессию, почти не встречался с собратьями по ремеслу и был неважным мастером (по некоторым сведениям, он не изготавливал, а только чинил обувь). В одном из эпизодов Андерсен сообщает, как отец испортил заказанные ему одной помещицей бальные туфельки, из-за чего его не взяли работником в богатое поместье и он лишился возможности жить в деревне. По словам сына, отец тяготился своим низким положением, держал в доме небольшую библиотечку, любил театр и читал сыну вслух язвительные сатирические комедии Людвига Хольберга[21], сентиментальные бытовые повести популярного немецкого писателя Августа Лафонтена и сказки из «Тысячи и одной ночи». В юности он мечтал получить образование, но из-за бедности вынужден был стать ремесленником. Меланхолик по натуре, Ханс Андерсен считал себя человеком, обойденным судьбой.

Мать Андерсена, Анна Мария Андерсдаттер, была на семь лет старше мужа, она, по словам ее сына, «не знала жизни и света, но зато была наделена горячим сердцем». Этими словами сын оправдывает и объясняет появление на свет в 1799 году своей внебрачной сводной сестры, рожденной его матерью от горшечника Росенвинге, имевшего еще нескольких незаконнорожденных детей от других женщин. Впрочем, и сама Анна Мария была одной из трех незаконнорожденных дочерей Анны Сёренсдаттер (1745–1825), посаженной в 1783 году на неделю в тюрьму за моральную распущенность. Кстати, к своим собственным вольностям датские власти того времени относились с большей снисходительностью. Ни для кого не было тайной, что через «секретный шкаф» в комнате на втором этаже оденсейского Замка, где жила любовница датского короля Фредерика VII, танцовщица Луиза Расмуссен (впоследствии графиня Даннер), можно было подняться по лестнице из покоев на первом этаже, где жили король и его законная супруга. Андерсен никак не общался ни со своей сводной сестрой Карен Марией Росенвинге, воспитывавшейся у родной бабушки и затем переехавшей в Копенгаген, где она работала прачкой, ни с младшей сестрой матери, тетей Кристианой, которая, переехав в Копенгаген в 1799 году, стала там содержательницей борделя. Ее он видел всего два раза: в раннем детстве, когда она, приехав в Оденсе, подарила ему серебряную монетку и поругалась с матерью, осудившей ее манеры, наряды и богатство, и во второй раз в 14 лет после приезда в Копенгаген, где, по словам Андерсена, тетя приняла его довольно терпимо, но сразу же, припомнив гордость Анны Марии, обрушилась на нее: «И теперь вот, после того как меня оскорбила, она пытается, ко всему прочему, еще и ребенка своего мне на шею повесить. Добро бы еще это девчонка была, а то мальчик!»[22] Поняв, каким ремеслом занимается его тетя, Ханс Кристиан больше с ней не встречался. О своей сводной сестре Карен Марии Андерсен никому из многочисленных светских и личных друзей не говорил и в своих воспоминаниях ее не упоминает. Однако о существовании ее он помнил, следы чего обнаруживаются в вышедшем в 1836 году романе «О. Т.». Известно, что в феврале 1842 года Андерсен получил от сестры письмо, сам написал ей и передал сначала ее гражданскому мужу, а потом и ей немного денег (по-видимому, четыре ригсдалера).

В своих воспоминаниях Андерсен явно приукрашивает картину детства, но делает это конечно же, как становится очевидно, не только из установки на то, что он пишет идиллию, а из искренней любви к родителям, которые, как уже упоминалось, были людьми очень разными. Полуграмотная мать Ханса Кристиана так и не научилась писать. Интересно отметить, что и сам Андерсен, став уже европейски известным писателем, продолжал писать на родном языке с ошибками, хотя и получил, пусть с большим трудом, о чем речь еще пойдет впереди, достойное для своего времени образование. Ныне считается, что он страдал дислексией — психофизиологическим комплексным нарушением чтения и письма у людей с нормальным интеллектом — болезнью, которую связывают с наследственностью. В остальном Анна Мария была, по-видимому, довольно заурядной, но внешне привлекательной женщиной с сильным характером. Как показывает Андерсен, зачастую она руководствовалась в своих поступках особыми приметами и народными суевериями, хотя была примерной лютеранкой. В первой напечатанной на немецком языке автобиографии («Моя жизнь как сказка без вымысла») Андерсен упоминает следующий эпизод: «Как-то раз один испанский солдат взял меня на руки и прижал к моим губам серебряный образок, который он носил на груди. Помню, мать из-за этого рассердилась страшно: обычай этот не наш, а католический, сказала она, а мне так понравился тот образок и тот чужеземец, который танцевал со мной, целовал меня и при этом плакал»[23]. В 1808 году, когда испанцы из наполеоновской армии располагались на острове Фюн, Хансу Кристиану было не больше трех лет, и ему об этом, скорее всего, рассказывали другие. Но, в любом случае, мать его придерживалась самой распространенной в Дании веры и не была католичкой, как утверждается в предисловии к одному из собраний сказок и историй[24], вышедшему у нас в 2006 году.

Отец Андерсена, напротив, по сравнению с женой предстает в автобиографиях едва ли не рационалистом и вольнодумцем.

«Мой отец читал не одни только комедии и романы, но также книги по истории и Священное Писание. <…> Однажды он закрыл Библию со словами: „Иисус был человеком вроде нас, — только очень своеобразным!“ Матушка пришла от его слов в ужас и заплакала, а я в страхе стал молить Господа, чтобы он простил отцу его страшное богохульство. „И вообще нет никакого дьявола, кроме того, которого мы носим в собственном сердце“, — как-то сказал отец, и я испугался за него и его душу и целиком согласился с мнением матушки и соседки, которые посчитали три глубокие царапины на его руке, обнаружившиеся как-то утром, следами когтей самого черта, поработавшего над отцовской рукой ночью, дабы подтвердить то, что он, черт, действительно существует. Конечно же руку оцарапал себе сам отец, сделав накануне неудачный стежок»[25].

Счастливое детство Ханса Кристиана закончилось, когда в апреле 1816 года, мальчику в то время едва исполнилось 11 лет, его отец умер. Он подорвал свое здоровье во время службы в армии, в которую записался весной 1812 года вместо богатого крестьянина, заплатившего ему за освобождение от военной службы своего сына большую по тем временам для мелкого ремесленника сумму примерно в тысячу ригсдалеров. Деньги, однако, в дом богатства не принесли, уже в январе следующего года государство обанкротилось и реальное достоинство датской валюты уменьшилось (с того времени как отец пошел на службу) примерно в 10 раз. В автобиографии Андерсен написал, что отец записался в армию, надеясь заслужить во время военных действий против Швеции чин офицера и тем самым сделать карьеру. Однако денежные соображения были, вероятно, важнее. Подобную отцовской авантюру Андерсен описал в следующем после «О. Т.» романе «Всего лишь скрипач» (1837).

Лишившись кормильца, мать снова взялась за привычную работу прачки. Она уходила из дома, оставляя сына одного, и он, как и раньше, поскольку со сверстниками не дружил, проводил время за чтением книжек, игрой в кукольный театр (куклы смастерил ему еще в раннем детстве отец) и рассматриванием картинок в ящике, которые менялись, стоило потянуть за веревочку. В школу его отдали еще в пятилетием возрасте в 1810 году, но быстро, после первой же попытки телесного наказания, из нее забрали и в том же году поместили в другую, где учились еврейские дети. Однако скоро закрылась и она, и мальчика через некоторое время отдали в школу для бедных, где он получил начальные знания по арифметике, письму и Закону Божьему. О том, долго ли он проучился в ней, никаких надежных сведений, кроме очень кратких и туманных, сообщенных Андерсеном в автобиографии, не осталось. После смерти отца мать, чтобы мальчик не болтался без дела, пристроила его на работу в суконную мастерскую, где он развлекал других подмастерьев пением импровизируемых на ходу песен и пересказом комедий Хольберга и пьес Шекспира. Такого рода «выступления» позволили ему отлынивать от работы, но скоро закончились грубым подшучиванием над ним подростков, решивших проверить, а не девочка ли на самом деле их новичок, уж слишком по-женски звучал его голос. Андерсен в слезах вырвался от них и убежал домой, после чего мать его из мастерской забрала. Во второй раз она устроила сына на табачную фабрику, и там история повторилась: мальчик снова стал развлекать работавших с ним учеников-подмастерьев, и пребывание его на фабрике опять же скоро закончилось: он заболел, мать заподозрила, что табак вредно действует на его легкие, и с этой работы забрала его тоже.

В июле 1818 года мать вышла замуж во второй раз, снова за подмастерье-сапожника и опять за человека младше ее — на 12 лет. Отчим, человек с ровным и спокойным характером, не имел желания вмешиваться в воспитание пасынка. «Он оставил меня в покое, так что я мог делать все, что мне заблагорассудится». Материальное положение семьи заметно улучшилось, но Ханс Кристиан перестал с тех пор быть единственным объектом внимания матери, что, наверное, не могло не сказаться на его решении покинуть в 1819 году родной дом. Как отмечают многие биографы Андерсена, скученность жизни в небольшой комнатенке также могла повлиять на особенности отношений Андерсена с женщинами в будущем — страх перед телесным с ними контактом. Впрочем, второй муж Анны Марии прожил с ней, как и ее первый, недолго — всего четыре года.

По словам Андерсена, в детстве «его баловали несусветно», с семи лет родители брали его с собой в театр, хотя ходили в него нечасто. Особенно сильное впечатление на мальчика произвел исполнявшийся на немецком языке романтический музыкальный спектакль Фердинанда Кауэра «Дева Дуная», который он посмотрел, по-видимому, в первой половине 1813 года. Потом дома Андерсен, сочинив несколько сцен для этого спектакля на выдуманном им «тарабарском» языке (запомнить его на немецком, которого не знал, он не мог), «набрасывал матушкин передник на плечи и представлял себя то рыцарем Альбрехтом, то плывущей по реке на скамеечке дунайской девой»[26]. Поскольку денег на билеты в театр у мальчика не было, он подружился с расклейщиком афиш и помогал ему в работе, за что тот дарил ему их экземпляр. Андерсен садился с афишей где-нибудь в тихом углу и «разыгрывал в уме спектакль, который придумывал, отталкиваясь от названия пьесы и списка действующих лиц. Так, сам того не понимая, — писал он в „Моей жизни как сказке без вымысла“, — я впервые приступил к творчеству»[27].

Ханс Кристиан сильно отличался своим поведением от других мальчиков, и в Оденсе его стали замечать образованные люди. Первыми пригласили его к себе жившие в пансионате через дорогу вдова пастора и поэта Ханса Кристиана Бункефлода, писавшего незатейливые стихи на народные темы, и ее сестра. Незадолго до этого она потеряла в результате несчастного случая дочь, и обе женщины стали опекать Андерсена. Он стал захаживать к ним и под влиянием фрёкен Эмилии Бункефлод, которая сама баловалась сочинением юмористических стишков, написал два стихотворения: «Мункемосе» (о заливном луге неподалеку от Оденсе) и «Облака» (тексты обоих не сохранились). Между подростком и женщинами установились хорошие отношения, и они стали давать ему книги. Так будущий поэт познакомился с пьесами Шекспира, по-видимому, драмами «Макбет» и «Король Лир», а также драматическими переделками мифов о Медее и Ариадне и комической пародийной трагедией норвежско-датского драматурга Йохана Хермана Весселя «Любовь без чулок» (1774). В благодарность Андерсен смастерил для вдовы поэта подушечку для иголок, что ему труда не составило, так как он уже долгое время шил из обрывков ткани одежду для актеров своего кукольного театра. Вдохновленный, по-видимому, Шекспиром, юноша решил сочинить свою собственную трагедию, положив в ее основу интригу известной народной баллады (сюжет ее как две капли воды походил на историю двух несчастных влюбленных, Ромео и Джульетты). Пересказать содержание несохранившейся пьесы предоставим самому автору, достойно описавшему ее в автобиографических заметках:

«Сюжетной основой послужила мне старая баллада „Пирам и Фисба“, а назвал я пьесу „Абор и Эльвира“, правда, соседка, которой я ее прочитал, сказала, что ей лучше подошло бы название „Окунь[28] и треска“, чем меня немало обидела, но матушка утешила меня, сказав, что соседка поступила так из зависти, ведь не ее сын написал эту пьесу. В начале драмы Эльвира приходит на свидание со своим Абором, но, не дождавшись его, вешает на изгородь жемчужное ожерелье в знак того, что была здесь, а сама отправляется на прогулку в лес. Тут на месте встречи появляется Абор и, думая, что Эльвиру сожрали дикие звери, лишает себя жизни. Сюда же возвращается Эльвира, которой полагалось бы умереть от горя, но, поскольку текст пьесы к этому моменту едва заполнил половину страницы, я подключил к делу отшельника, сообщающего девушке, что его сын увидел ее в лесу и влюбился в нее без памяти. Чтобы слова его могли растрогать Эльвиру, да и за неимением лучшего, я вложил в его уста библейские цитаты, взятые из учебника. Появившийся вскоре сын отшельника убивает себя из-за неразделенной любви, Эльвира следует его примеру, а старик, воскликнув:

Смерти не миную —

Во всех членах чую! —

тоже падает бездыханным. Пьеса мне самому ужасно нравилась, и я читал ее всем, кого только мог уговорить меня послушать»[29].

Будем считать, что и нас автор трагедии уговорил тоже.

Круг городских знакомых Андерсена постепенно становился все шире. К их числу, как сообщает он в автобиографии, относилась одна престарелая пасторская вдова, жившая неподалеку. Мальчик читал ей вслух романы, которые она брала в публичной библиотеке. Один роман, пишет Андерсен, начинался примерно так: «Ночью разразилась буря; дождь хлестал в оконные стекла». «Какая превосходная книга!» — воскликнула старушка, а Андерсен наивно спросил ее, откуда она это взяла. «Слышу по началу. Это — превосходная книга!»[30] Мальчик, конечно, очень удивился и проникся к вдове еще большим уважением.

Между тем приближалась пора конфирмации, церемонии первого причастия, пройдя через которую, молодой человек становился самостоятельным и отвечающим за свои поступки. Молодые люди в Оденсе готовились к конфирмации либо у окружного пробста (старшего священника), либо у капеллана. К пробсту записывались отпрыски состоятельных семейств и гимназисты, к капеллану — дети бедняков. Андерсен записался к пробсту, который неохотно, но все же принял его в круг воспитанников: он усмотрел в его выборе тщеславное желание утвердить свое превосходство над теми, кто записался к капеллану. Сам же Андерсен, как он объяснял, хотел лишь избавиться от издевательств со стороны детей бедняков, среди которых он ощущал себя белой вороной. Кроме того, он хотел сблизиться с гимназистами, потому что считал их лучше тех, кто ходил в обычную школу. «Когда они играли в церковном дворе, я стоял снаружи за решеткой и смотрел на них, изнывая от желания стать таким же счастливчиком, как они, — но не из-за того, что они играли так весело, а из-за их книг и будущего. У окружного пробста я мог бы стать таким же, я мог бы к ним приобщиться»[31]. Но ни с кем из гимназистов ему подружиться не удалось. Только одна девочка Лаура Тёндер-Лунд, считавшаяся среди готовившихся к причастию самой аристократичной — она была дочерью статского советника, — тепло и дружески к нему отнеслась и, по словам Андерсена, однажды подарила ему розу. «О, тогда, я помню, я отправился домой на вершине блаженства», — вспоминал он.

Сразу же после конфирмации, состоявшейся 18 апреля 1819 года, Анна Мария собиралась отдать сына в ученики к портному, но тут ей Ханс Кристиан воспротивился. Он решил стать актером. В июне предыдущего года труппа из актеров столичного Королевского театра дала в театре Оденсе несколько спектаклей, и все в городе только о них и говорили. Денег на билеты Андерсен не имел, но в театр все же проник, благодаря дружбе с уже упоминавшимся расклейщиком афиш, который помог ему пробраться за кулисы и представиться актерам. Таким образом ему удалось посмотреть все спектакли и, более того, самому выступить статистом в ролях пастуха и пажа. Ему даже поручили произнести несколько реплик! В «Моей жизни как сказке без вымысла» Андерсен писал:

«Я настолько увлекся спектаклями, что, когда актеры приходили в гардеробную, чтобы переодеться для роли, они уже находили меня там полностью одетым для выступления. Моя ребяческая восторженность привлекала внимание, и актеры приветливо разговаривали со мной, а я смотрел на них и все их сословие с подобострастием, считая их чуть ли не божествами. Все лестные слова, которые я ранее слышал о моем звучном голосе и декламации, стали для меня подтверждением, что я, конечно же, рожден для театра, вот почему я решил стать знаменитым актером и отправиться в Копенгаген»[32].

Разумеется, Анна Мария не собиралась отпускать сына. Да и что он стал бы делать в столице, не имея ни денег, ни образования, ни нужных знакомств и связей? Против такого решения высказались все ее знакомые и соседи, а также все образованные знакомые ее сына, которых к тому времени в городе набралось немало. Против актерской стези для Андерсена выступил ранее, давая в высшей степени разумный совет, сам кронпринц Кристиан Фредерик, к которому, по словам Андерсена, привел его благожелательно относившийся к пареньку командир местного гарнизона полковник Хёг-Гульдберг. Этот эпизод из автобиографических записок заслуживает внимания:

«Я явился к принцу, разыграл перед ним несколько сцен из Хольберга, исполнил несколько своих импровизаций и, когда он спросил, не имею ли я желания выступать на сцене, чистосердечно признался в этом, но добавил, что меня просили сказать о желании учиться. Принц, однако, не счел для меня приемлемым ни то ни другое и посоветовал заняться каким-нибудь тонким ремеслом, обучиться, к примеру, токарному делу»[33].

Решение Андерсена походило на чистую авантюру. По странному совпадению слово eventyr в датском языке имеет первое значение «приключение, авантюра», а второе — «сказка». Хотя в тот момент Андерсен, конечно, о сказках не думал. Свои аргументы в споре с матерью он черпал из дешевых популярных биографий знаменитых людей, которыми в то время увлекался. «Сначала надо преодолеть множество трудностей, но потом ты становишься знаменит!» Им, как он писал позже, владел совершенно необъяснимый порыв. Он плакал, умолял, и наконец матушка сдалась, хотя прежде попросила его привести домой старую знахарку из больницы, чтобы та на картах и кофейной гуще предсказала его судьбу.

Эпизод с предсказанием судьбы знахаркой описывается Андерсеном во всех трех автобиографиях. В первой и третьей он просто упоминает его, не указывая, когда («как-то раз») предсказание произошло. Во второй, первой напечатанной («Моя жизнь как сказка без вымысла»), поэт для большего драматизма относит эпизод к моменту, когда решалась его судьба: «„Ваш сын, — сказала старуха, — станет великим человеком, в честь него в Оденсе будет устроена иллюминация!“ Услышав ее слова, матушка заплакала и разрешила мне ехать»[34]. Возможно, предсказание придумал сам Андерсен, или он его просто изменил и переформулировал. Ведь самое замечательное в нем было то, что оно сбылось! Тем самым поэт подтверждал, что хозяином своей судьбы был он сам.

События развивались примерно так. Через много лет, в мае 1867 года, во время празднования серебряной свадьбы короля Кристиана IX и королевы Луизы, тогда уже европейски известный писатель был возведен в сан статского советника 3-го ранга и на обратном пути из Швейцарии (все встречные по дороге подчеркнуто обращались к нему «господин статский советник») заехал в Оденсе, где во время завтрака встретился с местным епископом и пообещал приехать на родину в течение лета, чтобы земляки могли его поприветствовать. Затем Андерсен уехал в Париж, а на обратном пути, снова проезжая через Оденсе, пообещал епископу приехать на родину в ноябре. Наконец, в Копенгагене Андерсен получает письменное предложение приехать в Оденсе 28 ноября для официального чествования. Все это время газеты сообщают о предстоящем присуждении Андерсену звания почетного гражданина Оденсе, на церемонии которого будет зажжена, точь-в-точь как предсказывала знахарка, торжественная иллюминация (газетчики конечно же читали о ее предсказании в «Сказке моей жизни», которая к тому времени уже была напечатана). Так оно и случилось в действительности 6 декабря 1867 года.

Но пока до чествования еще далеко. В июле 1819 года в Оденсе появилась новая актриса, некая фрекен Хелена Хаммер, с которой Андерсена познакомил местный актер, игравший комические роли. Актриса собиралась ставить одну из пьес Хольберга, в которой актер играл главную роль. Андерсен стал бывать у нее, довольно легкомысленной дамы. Она же играла с ним, используя его для передачи любовных записочек и обещая взять с собой в Копенгаген и ввести в столичное артистическое общество. Фрекен Хаммер вскружила голову не только Хансу Кристиану, но и его матери, обстирывавшей ее за пустые посулы целый месяц. Но вот наконец наступил назначенный для отъезда срок, но дама никуда не поехала, поскольку была в долгах как в шелках, и Андерсен отправился в столицу один. Перед отъездом он пошел к издателю местной газеты Кристиану Иверсену, авторитетному в Оденсе человеку и большому знатоку театра (полковник Хёг-Гульдберг находился в это время в отъезде), и попросил у него рекомендательное письмо к кому-нибудь из копенгагенских актеров. Сначала Иверсен пытался отговорить Андерсена от рискованного предприятия, но юноша ответил, что если бы он принял его совет, то совершил бы великий грех (очевидно, намекая на евангельскую притчу о зарытом в землю таланте). Ошеломленный Иверсен написал ему рекомендательное письмо к известной столичной танцовщице Анне Маргрете Шалль, искусством которой в то время восхищались оденсейские театралы, ни разу ее на сцене не видевшие. После этого удовлетворенный Андерсен разбил свою копилку, в которой оказалось 13 ригсдалеров[35], и стал готовиться к отъезду. Он выехал из Оденсе 4 сентября 1819 года с небольшим узелком и 10 ригсдалерами в кошельке (три из них пошли на оплату кучеру почтовой кареты, согласившемуся довезти его от городских ворот Оденсе до Копенгагена). В карете на тех же условиях ехала одна шапочная знакомая его матери Софи Шарлотта Хермансен, дама средних лет, одно время служившая в Замке кормилицей наследного принца Фердинанда. Она ехала повидать сына, учившегося в столичной гимназии.

Утром в понедельник 6 сентября[36] карета подкатила к холму Фредериксберга, пригороду Копенгагена, и Андерсен впервые увидел витые шпили датской столицы. Он был на пороге трех голодных, радостных и бесприютных лет.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.