Канарис против Канариса
Канарис против Канариса
Но оставим дневник Канариса… Обратимся к другому, более важному, — его делам, планам, приказам, высказываниям на протяжении многих лет.
Петляя, заметая следы, Канарис совершал много противоречивых акций — одни в поддержку Гитлера, другие маскировочные, направленные якобы против него. Очень часто Канарис выступает против… самого Канариса.
Но не будем голословны. Попробуем пойти по следу хитроумного адмирала и распутать тот клубок, который он оставил «потомкам»…
…1 апреля 1940 года состоялось совещание, на котором присутствовали Канарис, его помощник Остер и Лидиг, уполномоченный абвера в «особом штабе», созданном для подготовки нападения на Норвегию. Адмирал высказался против предстоящего предприятия фюрера и выразил надежду на то, что англичане будут своевременно извещены о нападении и примут свои контрмеры. 3 апреля Остер попытался предостеречь норвежское правительство. Он встретился со своим другом, военным атташе Голландии в Берлине Сасом, и сообщил ему дату нападения на Норвегию, а тот передал эти сведения сотруднику норвежского посольства. Норвежский дипломат не придал им значения, и дальше эта информация не пошла[8].
Итак, абвер, казалось бы, предупредил норвежское правительство о готовящемся нападении. Но одновременно абвер и лично Канарис предприняли громадные усилия, чтобы обеспечить успех гитлеровской операции в Норвегии. Мы уже знаем, что за несколько дней до совещания с Остером и Лидигом Канарис побывал в Норвегии, встретился там с Квислингом и проинструктировал агентуру абвера в связи с подготовлявшимся вторжением. В день передачи сообщения Сасу, в Норвегию был направлен близкий сотрудник Канариса Пикенброк для руководства агентурой абвера. Наконец, в день нападения, 9 апреля 1940 года, агенты Канариса, как могли, помогали операции, в частности они сообщали по радиостанции, установленной на немецком торговом судне «Видар», которое находилось в этот день в Осло-фиорде, обо всех передвижениях норвежских войск, а в дальнейшем — о ходе немецкого наступления. За один только день с парохода «Видар» прямо в ставку Гитлера было передано 240 важных сообщений. Эта информация сыграла исключительно важную роль в молниеносном захвате Норвегии фашистскими войсками. А на следующий же день после оккупации вступили в действие многочисленные ударные отряды абвера, заблаговременно созданные с помощью Квислинга. Эти отряды обеспечили сохранность основных объектов, представлявших интерес для оккупационных властей, а позже вели ожесточенную борьбу против освободительного движения норвежских патриотов.
…В середине мая 1940 года, вскоре после начала гитлеровского наступления в Бельгии, Голландии и Франции, начальник имперского ведомства безопасности Гейдрих вызвал к себе своих сподручных Мюллера и Шелленберга и сказал им: «Фюрер и рейхсфюрер СС (Гиммлер. — Авт.) поручили мне разобраться в одном из самых вопиющих случаев предательства в истории Германии. Некоторое время тому назад были перехвачены два радиосообщения, переданные бельгийским посланником в Ватикане своему правительству; в них содержалась точная дата нашего наступления на Западе. Это произошло за 36 часов до того, как фюрер официально ее объявил. Фюрер потрясен. Он требует, не считаясь со средствами, найти предателя».
В это же время службе безопасности стал известен и другой факт передачи сведений о дате нападения на Голландию и Бельгию.
Вечером 9 мая агенты Гейдриха подслушали телефонный разговор голландского военного атташе в Берлине Саса с Гаагой. В ходе разговора Сас передал: «Хирург решил сделать операцию утром, в 4 часа». Встревоженные гаагские чиновники решили перепроверить сообщение и позвонили Сасу ночью в Берлин. Подтвердив ранее переданные им сведения, Сас сослался на «абсолютно достоверный источник».
Служба СД потребовала тщательного расследования. Но, по существовавшему соглашению о разделении функций между СД и абвером, расследованием занялся отдел III абвера (контрразведка).
Канарис знал, от кого исходят оба сообщения. Источником первого был уполномоченный абвера в Риме Иозеф Мюллер; он информировал бельгийского посла в Ватикане о дате нападения на Голландию и Бельгию. Информация же, переданная Сасом своему правительству, исходила от начальника центрального отдела абвера Остера. Остер передал ее Сасу во время встречи с ним 9 мая.
С большим трудом удалось Канарису замести следы, которые вели к абверу. Что касается телефонного разговора, то тут он просто распорядился «прекратить дело», ведь абвер был единственной инстанцией, которому было поручено его расследование. Сложнее оказалось обмануть службу СД в случае с Иозефом Мюллером. Но и здесь адмирал нашел выход. Он поручил расследование дела… самому Мюллеру, а тот составил отчет, из которого явствовало, будто сведения, полученные в Ватикане, исходят из кругов, близких к королевскому двору в Риме. Королевский же двор якобы получил их от приближенных Риббентропа, гитлеровского министра иностранных дел.
Таким образом, адмирал весьма ловко выгородил своих подчиненных, а в графе «лояльность к западным державам» абвера мог записать весьма важный факт — выдачу срока нападения на Голландию и Бельгию.
В то же время ведомство Канариса действовало куда более эффективно по другой графе — «помощь вермахту в проведении агрессии». Для захвата мостов и железнодорожных узлов, например, абвер сформировал специальные отряды численностью не менее чем в тысячу человек. 9 мая, т. е. в тот самый день, когда Иозеф Мюллер и Остер выдавали тайны иностранным державам, эти отряды под покровом темноты перебрались через границу и расчистили путь немецкому наступлению, организовав ряд диверсий и бандитских нападений с тыла на голландских пограничников и солдат, охранявших важные военные объекты. Около Дордрехта абвер провел диверсию: на парашютах были сброшены манекены, которые отвлекли внимание обороняющихся и внесли смятение в их ряды. А в это время в другом населенном пункте появились группы диверсантов, которые захватили мосты в районе Дордрехта.
После начала нападения на Бельгию агенты абвера в бельгийской военной форме или в гражданском платье под видом отступающих солдат и беженцев просочились в тыловые районы, напали на военные объекты и удерживали их до подхода регулярных войск фашистов. Так им удалось захватить мосты через реку Шельду и туннель под этой рекой близ Антверпена.
Абвер оказал неоценимую помощь вермахту. После окончания похода на Бельгию, Голландию и Францию большое число офицеров абвера было награждено высшими фашистскими орденами. И первым среди награжденных был шеф разведки адмирал Канарис.
…В мемуарах Шелленберга сообщается, что службе безопасности удалось составить целое досье на Канариса, уличавшее шефа абвера в том, что тот скрыл от Гитлера важную военную информацию, касавшуюся предстоящей высадки союзных войск в Северной Африке. Ссылаясь на этот источник и на некоторые другие документы, авторы работ о Канарисе утверждают, что он оказывал ценные услуги союзникам в период африканской кампании.
Известно, однако, что одновременно абвер мобилизовал всю свою агентуру в Северной Африке для помощи фашистским войскам и значительно активизировал деятельность своего филиала в Тетуане (Испанское Марокко), чтобы создать опорные пункты в тылу союзных войск. Эти действия Канариса столь существенно помогли фашистским агрессорам, что Гитлер отверг обвинения службы СД в адрес адмирала. Канарис представил фюреру подробную сводку донесений абвера, из которой явствовало, что военная разведка не только сигнализировала о возможной крупной операции по высадке союзных войск в Северной Африке, но также указала довольно точно пункты высадки. Волей-неволей Гиммлеру пришлось отступить. Документы Канариса были куда убедительнее, чем досье гестапо о предательских действиях абвера во время боев в Африке.
…Канарис вел очень сложную и запутанную игру в период подготовки переворота Бадольо в Италии и последующих переговоров нового правительства с союзными державами о перемирии и присоединении к антигитлеровской коалиции. Он скрыл от нацистских фюреров все сообщения об этом, полученные абвером от шефа итальянской разведки Амэ, в частности информацию о готовившемся разрыве Италии с фашистской Германией. Этот факт стал известен гестапо. Шофер Амэ по поручению гестапо записывал все высказывания своего начальника; из них явствовало, что Амэ информировал адмирала о предстоящих событиях. Вернувшись в Берлин из Италии, ничего не подозревавший Канарис заверил гитлеровцев, что правительство Бадольо останется верным «оси». Гестаповец Хуппенкотен, который вел дело Канариса после его ареста, в показаниях на Нюрнбергском процессе специально остановился на этом факте. Он вспомнил, что во время ужина в штаб-квартире Канариса в Цоссене (в связи с бомбардировками Берлина абвер создал в этом городе свой запасной штаб), на котором присутствовал Кальтенбруннер, адмирал заверил руководителя имперского ведомства безопасности в том, что, согласно донесениям Амэ, Италия, мол, не собирается порывать с Германией.
Однако четыре недели спустя, повествует Хуппенкотен, Канарис в присутствии Шелленберга, которому было поручено разобраться в этом деле, форменным образом огорошил его. Он предъявил Шелленбергу копии донесений абвера Кейтелю, в которых прямо указывалось, что руководство итальянской армии подготавливает заключение сепаратного мира с Англией и США и устранение Муссолини, а Кейтель не придал этим сообщениям должного значения и не доложил о них Гитлеру. На сей раз хитрый адмирал своевременно принял меры, дабы обезопасить себя «на все случаи жизни». Гестапо снова не сумело собрать достаточно убедительных улик против Канариса.
О чем говорят все эти, казалось бы, странные и необъяснимые факты?
Прежде всего о том, что шеф абвера придерживался очень сложной и хитрой тактики. Он тщательно готовил для себя пути отступления, ведя с этой целью двойную игру.
Друг Канариса заместитель Риббентропа в министерстве иностранных дел фон Вейцзеккер называл Канариса «хитроумным Одиссеем». По словам Вейцзеккера, его ходы всегда были таинственны, неожиданны, противоречивы и часто непонятны для окружающих.
Но в этой противоречивости и неожиданности была своя система. Смена мер и контрмер, действий то в одном, то в другом направлении сбивала с толку противников Канариса в фашистской империи и создавала ему алиби на будущее.
Канарис раньше, чем многие другие руководящие деятели гитлеровского рейха, понял, что фашистская Германия обречена на поражение, и поэтому раньше, чем они, вступил на путь, по которому в конце концов попытался пойти и сам Гиммлер, — на путь сговора с западными странами под флагом сколачивания единого антисоветского фронта империалистических держав. По мере того как гитлеровские армии на Востоке терпели поражение за поражением, двуликий адмирал все больше активизировал свои усилия в этом направлении. Его все чаще охватывал страх за будущее империалистической Германии, за свою собственную шкуру. Слова Пикенброка о том, что после войны всем им придется висеть на одном суку, характеризовали умонастроение не только начальника отдела-I, но и самого шефа абвера.
По свидетельству Шелленберга, Канарис в последние годы войны производил впечатление человека, впавшего в состояние тяжелой депрессии. В разговоре трудно было уследить за ходом его мысли — он перескакивал с одной темы на другую, зачастую речь его становилась бессвязной. Так, например, в середине беседы о состоянии американской бомбардировочной авиации адмирал без всякого перехода вдруг произнес длинную тираду о положении на Балканах. Шелленберг уставился на него с недоумением, но Канарис продолжал говорить. У Шелленберга сложилось впечатление, что адмирал близок к помешательству.
Конечно, в таком поведении тоже мог быть свой расчет. Возможно, Канарис хотел избежать нежелательных расспросов со стороны службы СД. Но нервозность адмирала, страх и подозрительность, повышенная возбудимость и болезненная рассеянность засвидетельствованы не только Шелленбергом, но и другими лицами, близко знавшими шефа абвера. «Хитроумный Одиссей», по-видимому, чувствовал, что он запутался в собственных интригах и что над ним сгущаются тучи.
В этих условиях Канарис возлагал особые надежды на давние связи с разведывательными службами Англии и США и на готовившийся верхушечный переворот в самой Германии. Таковы были две последние ставки адмирала, от них он ждал спасения. Канарис привык менять хозяев. Он все яснее сознавал, что после войны германские антикоммунисты и реакционеры понадобятся английским и американским империалистам. Для них он писал свой дневник, с ними налаживал контакты, им пытался оказывать различные услуги.
Такова подоплека двойной игры Канариса, объяснение его противоречивых поступков, мотивы его связей с разведками США и Англии.
Контакты Канариса с определенными кругами англосаксонских стран налаживались, по-видимому, еще до войны. Но особенно интенсивный характер они носили в военные годы и осуществлялись по многим каналам.
Обратимся к двум из этих каналов — Ватикану и Швейцарии. Связи абвера с представителями Англии и США поддерживались сотрудниками Канариса Иозефом Мюллером и Берндом Гизевиусом.
Иозеф Мюллер, адвокат из Мюнхена, близко стоял к католическим кругам Баварии. В начале войны он стал сотрудником абвера и был послан с разведывательными заданиями в Рим. Как друг Остера, Мюллер пользовался полным доверием руководства абвера и его шефа. На него была возложена задача установить связь с английской разведкой через Ватикан и позондировать почву относительно возможности заключения мира с Англией.
В октябре 1939 года Мюллер прибыл в Рим с рекомендациями к папе Пию XII (бывшему кардиналу Пачелли, занимавшему пост папского нунция в Германии до своего избрания папой) от мюнхенского кардинала Фаульхабера.
Через папу Пия XII Мюллер установил контакт с окружением английского посла в Ватикане Осборна, снабжал английских доверенных лиц информацией, касающейся Германии, и регулярно сообщал абверу сведения, полученные от своих английских связных. Он также сообщил папе, что Муссолини передал абверу ключ к коду Ватикана, в результате чего все зашифрованные радиосообщения Ватикана известны гитлеровскому правительству[9].
Кроме того, Мюллер, как мы уже знаем, предупредил бельгийского посла в Ватикане о предстоящем нападении Германии на Бельгию.
Канарис сделал все, чтобы сохранить Мюллера на его посту в Риме. И вплоть до февраля 1943 года продолжались контакты с английскими представителями в Ватикане. Однако в феврале гестапо напало на след Мюллера, и в марте он был арестован. 29 ноября 1944 года (уже после ареста Канариса) Кальтенбруннер сообщал Гитлеру о результатах допроса Мюллера: «Из его показаний, а также в связи с показаниями Остера, Канариса и Донаньи (сотрудника абвера. — Авт.) и, наконец, из найденного документального материала весьма вероятно, а скорее даже абсолютно ясно, что Мюллер, как и Гизевиус, был двойным агентом», т. е. не только агентом абвера, но и сотрудником иностранных разведок.
Но это был не единственный канал для связи с английской разведкой. Канарис имел еще личного связного, через которого он в любое время мог вступить в контакт с английскими разведывательными кругами. Этим связным был загадочный барон Ино, о котором уже кратко упоминалось.
Канарис никогда и никому не раскрывал настоящей фамилии этого человека — авантюриста международного масштаба. Барон специализировался на торговле оружием. В частности, он посредничал при продаже немецкого вооружения некоторым ближневосточным государствам. В Берлине Ино возглавлял фирму «Трансмаре», которая использовалась абвером для посылки своих сотрудников за границу под видом служащих фирмы.
Барон Ино до 1939 года постоянно жил в Берлине. Богач и бонвиван, он чувствовал себя как дома во многих странах и имел влиятельнейших друзей в столицах разных государств. Как подданный Турции, т. е. нейтральной страны, он мог свободно разъезжать по белу свету в разгар войны. К тому же барон Ино в совершенстве владел десятью языками.
Канарис и Ино были на «ты», и барон часто гостил на вилле Шлахтензее. Ни с одним человеком адмирал не был так откровенен, как с Ино. Между прочим, барона и адмирала связывала также общая любовь к экзотике и к чревоугодию. Канарис любил вкусно поесть. Вместе с Ино он бродил по австрийским, венгерским и турецким кабачкам, ибо барон был знатоком восточной кухни. А когда Ино приезжал на виллу Канариса, шеф абвера надевал фартук и показывал свои кулинарные таланты.
Барон имел обширные связи с разведывательными службами многих стран. Особенно тесные отношения он установил с английскими резидентами на Ближнем Востоке. Районом его деятельности считались Саудовская Аравия и Ирак — английская сфера влияния. По делам своего бизнеса — торговли оружием — он часто посещал также и Лондон.
После отъезда из Германии (кстати, по совету Канариса) Ино сконцентрировал основное внимание на выполнении посреднических поручений английских фирм на Ближнем Востоке. А в действительности он был крупным агентом английской разведки. Вместе с тем его связи с Канарисом не были прерваны. Они осуществлялись через людей абвера в Анкаре и Мадриде. Поручения, которые Канарис давал барону, шеф абвера держал в секрете даже от самых близких сотрудников. Вообще дела с разведками западных стран Канарис окружил густым покровом тайны. Возможно, в дневнике он несколько раскрыл эту сугубо секретную сторону своей деятельности. Но дневник потерян безвозвратно, а Интеллидженс сервис и Си-Ай-Си хранят молчание. Пройдет, видимо, немало времени, прежде чем полностью будут раскрыты связи шефа абвера с разведками Англии и США.
Наиболее ясно можно проследить двойную игру Канариса при знакомстве с деятельностью одного из главных его агентов — Бернда Гизевиуса, который занимал пост вице-консула Германии в Цюрихе и считался резидентом абвера в Швейцарии. А для этого исследователь располагает множеством источников.
Во-первых, Гизевиус выступал свидетелем американского обвинения на Нюрнбергском процессе главных немецких военных преступников и там подробно рассказал о своих встречах с уполномоченным американской разведки Алленом Даллесом, штаб-квартира которого с 1942 по 1944 год находилась в Берне.
Во-вторых, Гизевиус выпустил в 1947 году в Швейцарии свои мемуары, озаглавленные «До горького конца».
В-третьих, о Гизевиусе много пишет Аллен Даллес в книге «Подпольщики в Германии», представляющей своеобразный отчет о его деятельности в качестве уполномоченного Си-Ай-Си в Швейцарии.
В-четвертых, в отчетах Кальтенбруннера Гитлеру о допросах заговорщиков, замешанных в покушении на Гитлера 20 июля 1944 года, имя Гизевиуса как агента Аллена Даллеса упоминается неоднократно.
Итак, у нас более чем достаточно данных, позволяющих сделать вывод о том, что Гизевиус осуществлял связь между абвером и Си-Ай-Си.
Правда, в предисловии ко второму тому своих мемуаров сам Гизевиус всячески пытается отвергнуть обвинения в том, что он одновременно служил в фашистской и в американской разведках. Но достаточно внимательно вчитаться в текст его мемуаров, как становится совершенно очевидным, что связи Даллеса с Гизевиусом могли иметь лишь одну подоплеку: уполномоченный Си-Ай-Си получал от своего «немецкого друга» важную информацию. Для оправдания своих контактов с Даллесом Гизевиус подводит под них «идеологическую» платформу. Он пишет, что поддерживал связи с Даллесом, так как резиденция Даллеса в Берне была… «центром европейского Сопротивления». Но эта наивная попытка Гизевиуса выдать шпионский центр за штаб антифашистского движения и тем самым замести следы никого не может убедить.
Встречи Гизевиуса с уполномоченными Даллеса носили регулярный характер. Гизевиусу помогал и другой агент абвера в Швейцарии, Вэтьен, установивший дружеские связи с помощником Даллеса по германским делам Шульце-Геверницом. Эта тройка — Гизевиус, Вэтьен и Шульце-Геверниц — служила главным каналом, через который абвер поддерживал контакты с Си-Ай-Си. Благодаря людям Канариса Даллес был информирован о событиях в Германии, о военных и политических планах Гитлера и о проекте организаторов покушения на Гитлера заключить сепаратный мир с Англией и США. Ярый антисоветчик, Даллес активно поддерживал эти планы и пытался воздействовать на Рузвельта, дабы тот санкционировал их.
Канарис в своих показаниях гестапо недвусмысленно охарактеризовал суть этих проектов. «В разное время, — показал он, — обсуждались возможности заключения мира. Прежде всего, речь шла о возможностях заключить мир с западными державами и совместно с ними продолжать борьбу против большевизма» (подчеркнуто в оригинале. — Авт.).
Но сие, как говорится, уже не зависело от воли даллесов, канарисов и иже с ними. Советская Армия наносила фашистским войскам удар за ударом. В оккупированной Европе ширилось и росло движение Сопротивления. Поражение гитлеровской империи неуклонно приближалось, и никакие силы в мире уже не могли спасти немецкий империализм от катастрофы: слишком велика была ненависть народов к фашизму. Ставка Канариса на сепаратный мир оказалась битой. Вместе с ней провалились и его надежды на создание общего фронта империалистических разведок.