1952 год

1952 год

В разделе «II. Годовые итоги налета» указано, что в 1950 г., помимо 174 полетов на Ла-7 и учебно-тренировочных самолетах Як-11, Ут-2, По-2, были выполнены 19 полетов на Як-9 с общим налетом более 15 часов. При этом помню рассказ отца о том, что на Дальнем Востоке ему и другим летчиками приходилось в штатской одежде с документами летчиков ДОСААФ перегонять самолеты за границу. Можно предположить, что в 1950 г. вместо переброски 34-го иап в Корею «замаскированные» летчики перегнали туда истребители Як-9 для ВВС Китая или КНДР. Известно, что в 1949–1950 гг. из СССР в Северную Корею был отправлен 141 истребитель Як-9 различных модификаций. К этому времени 34-й иап в мае 1949 г. был перебазирован с аэродрома Хвалынка на аэродром «Коммуна им. Ленина».

О «придворном» 34-м истребительном авиационном полке

А в мае 1953 г. 34-й истребительный авиационный полк в составе 147-й иад был передан из ПВО страны в состав ВВС Тихоокеанского флота и в июле 1960 г. — расформирован. По иронии судьбы полк, созданный недалеко от Москвы в Люберцах и поэтому называвшийся среди летчиков «придворным», прекратил свое существование за тысячи километров от столицы на Дальнем Востоке. Тем не менее 34-й полк и его пилоты своей летной работой до войны и боевой деятельностью по защите Москвы заняли определенное место в истории советской военной авиации.

В 1995 г. на юго-западе Москвы в Крылатском был открыт памятник «Героям противовоздушной обороны Москвы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» (скульптор Л. Е. Кербель, архитектор Е. Г. Розанов), который, подозреваю, не входит в перечень шедевров монументального искусства. На памятнике картуш с надписью «Благодарные москвичи будут вечно помнить подвиг частей противовоздушной обороны по спасению столицы» и несколько картушей с номерами этих частей, среди которых — 34-й иап.

Заканчивая рассказ о нем, следует вспомнить еще об одной стороне жизни полка как «придворного», который в начале войны базировался недалеко от Москвы — на аэродроме Внуково. Поэтому его не обходили вниманием деятели литературы и искусства, для которых поездка из Москвы в 34-й полк засчитывалась как посещение действующей армии. В полку бывали писатели Евгений Петров, Валентин Катаев, Цезарь Солодарь.

Алексей Толстой на Западном фронте. Июль 1941 г. Слева Л. Г. Рыбкин

Летом 1941 г. писатель А. Н. Толстой почти две недели прожил во Внуково в расположении полка, где написал очерк «Таран», значительная часть которого посвящена его летчикам. В «Литературной газете» 5 января 1985 г. была опубликована фотография, на которой дородный А. Н. Толстой стоит у самолета МиГ-3. Рядом — невысокий, мальчишеского вида человек в пилотке, с двумя шпалами на петлицах и боевыми орденами над карманом гимнастерки — командир 34-го авиаполка майор Л. Г. Рыбкин. Под фотографией подпись: «Алексей Толстой на Западном фронте. Июль 1941 г.» . Осенью 1941 г. у летчиков полка не раз бывал поэт А. Т. Твардовский, который посвятил им такие строки:

У летчиков наших такая порука,

Такое заветное правило есть:

Врага уничтожить — большая заслуга,

Но друга спасти — это высшая честь.

Стихотворение, наверное, излишне пафосное и не самое лучшее в его творчестве. Но каждый раз, когда встречаю его (оно часто цитируется в книгах об истории советской военной авиации), вспоминаю летчика Говорова, который на безоружном Яке с пустыми бензобаками пошел в атаку на известный своей огневой мощью «Мессершмитт-110», чтобы спасти моего отца. Даже не друга, а просто знакомого летчика из соседнего полка.

1942 г. Концерт Э. Гилельса на аэродроме Внуково в 34-м иап. (Кадр из фильма «День войны»)

В упоминавшемся фильме «День войны» ряд эпизодов посвящен 34-му полку, и в том числе концерту Э. Г. Гилельса прямо на поле аэродрома во Внуково. Ранее этот эпизод нередко показывался по телевидению: и отец при этом всегда называл имена друзей, которых видел на экране.

В конце фильма — кадры, на которых ночной аэродром, лица летчиков, сидящих в кабинах самолетов, и голос за кадром: «На Н-ском аэродроме 13 июня (1942 г.) столицу охраняли летчики капитан Найденко, лейтенант Урвачёв, лейтенант Тараканчиков и многие, многие другие» .

В полку не раз выступала Клавдия Шульженко. Отец рассказывал, что, когда летчики заметили за кулисами, так сказать, «невежливое» обращение аккомпаниатора Коррали с их любимицей, они решили методом физического воздействия научить его хорошим манерам. Но певица попросила их этого не делать, и они, конечно, ее послушались.

* * *

Из раздела II «Годовые итоги налета» видно, что в 1950–1951 гг., с началом конфликта в Корее, интенсивность полетов по сравнению с 1949 г. резко возросла. Наряду с боевой подготовкой, а также обеспечением охраны и обороны воздушных границ в 1951 г. начинается освоение мощно вооруженного истребителя Ла-9 (4 пушки калибра 23 мм) с двигателем воздушного охлаждения и максимальной скоростью 690 км/час.

Однако это уже вчерашний день авиации, и, как следует из летной книжки, не закончив освоение Ла-9, отец после 13 полетов на нем приступает к переучиванию на реактивную технику. После всего семи вывозных и контрольных полетов на учебно-тренировочном истребителе УТИ МиГ-15 с общим налетом 1 час 49 минут он самостоятельно вылетел на боевом истребителе МиГ-15.

Учебно-тренировочный истребитель УТИ МиГ-15

Такая быстрота переучивания на реактивные самолеты давалась недаром. В 1972 г., будучи в Забайкалье, увидел в тайге необыкновенно красивые цветы — даурские лилии. Вспомнил, что прежде часто видел их в 1951 г. в руках у людей в городе Ворошилове-Уссурийском, где мы жили. Вернувшись в Люберцы, рассказал об этом отцу. Он сказал: «Да, в Приморье, когда хоронили летчиков, на могилы несли эти цветы. Мы тогда МиГ-15 осваивали». Помню, что тогда же отец со службы принес мне, дошкольнику, для игры деревянные модели самолетов МиГ-15 со звездами, а также B-29 «Суперфортрес» и F-86 «Сейбр» — с опознавательными знаками ВВС США. Значительно позже я узнал, что это были не игрушки — летчики использовали такие модели на занятиях по тактике воздушного боя. Отец рассказывал, что в Приморье летал на УТИ МиГ-15 с бывшим заместителем командира 6-го иак ПВО Москвы П. М. Стефановским, на МиГ-3 которого осенью 1941 г. сбил свой первый самолет противника. Летчик-испытатель НИИ ВВС Герой Советского Союза П. М. Стефановский в 1951 г. на Дальнем Востоке возглавлял инспекторскую группу ВВС, которая обеспечивала освоение строевыми частями МиГ-15, в том числе выполнение на нем штопора.

Герой Советского Союза генерал-майор авиации П. М. Стефановский

Дело в том, что штопор на этом реактивном самолете существенно отличался от штопора поршневых машин и имел тенденцию переходить в опасный плоский штопор. Поэтому выполнение такой фигуры пилотажа на МиГ-15 было запрещено, о чем косвенно свидетельствует запись о проверке техники пилотирования, которой начинается летная книжка в 1952 году:

3 апреля 1952 г., самолет Ути Миг-15, передняя кабина, облачность 8 баллов, Н — 2000 м, видимость — 6 км. После взлета и набора высоты выполнялись левые и правые виражи 30° и 60°, левые и правые перевороты, боевые развороты, петля, иммельман, левая и правая бочки, спираль, планирование, посадка. Общая оценка — хорошо. К-р. в/ч 35585 п-к Щербаков.

Видно, что обычный для любого поверочного полета на истребителе штопор в этом полете не выполнялся. Чтобы преодолеть боязнь штопора у пилотов, П. М. Стефановский вывез для выполнения этой фигуры пилотажа инспекторский и командный состав истребительной авиации Дальнего Востока вплоть до командиров эскадрилий. По его словам, «сменялись обучаемые, дозаправлялся самолет после каждого вылета, а я, не вылезая из задней кабины, делал по пять-шесть посадок».

В апреле — мае выполняются полеты на Як-11 для освоения радиосистемы посадки — ОСП, а затем по 10 полетов на УТИ МиГ-15 в закрытой кабине с использованием этой системы и на МиГ-15 — со стрельбой по конусу и посредником на ЛТУ. В июне — 19 инструкторских, вывозных и контрольных полетов на УТИ МиГ-15 с командным составом полков 147-й иад и два полета на МиГ-15 — вновь посредником на ЛТУ.

В июне вылет на новом типе самолета и выполнение на нем за один день дюжины челночных перелетов с непонятной целью, возможно, связанной с китайско-корейскими событиями:

18.06.52, Як-12. Перелет колхоз им. Ленина — Барановский, 12 полетов, 3 часа.

Як-12 — многоцелевой, 2-3-местный самолет, подкосный высокоплан. Приходилось читать, что этот самолет якобы был создан по заказу И. В. Сталина для почтово-грузового обеспечения его дачи на озере Рица, где он мог бы садиться на поляне.

В летной книжке явная ошибка штабного писаря: «колхоз им. Ленина» — это наверняка «Коммуна им. Ленина» — аэродром, где базировался 34-й иап.

В начале июля последний, как потом оказалось, в летной карьере отца полет на реактивном истребителе над территорией СССР:

06.07.52, Ути Миг-15, задняя кабина, день, метеоусловия: облачность 10 баллов, видимость 5 км, нижний край облачности 80 м, верхний — 3500 м, ветер южный 5–7 м/сек. Проверка техники пилотирования в облаках по упр. 97 КБП ИА РС-52 захода и расчета посадки с прямой с применением системы ОСП…

Общая оценка — отлично.

Разрешаю самостоятельную тренировку в облаках и за облаками на самолете Миг-15 «бис» при метеоусловиях согласно упр. КБП ИА РС52 с применением системы ОСП. Инструктор от в/ч 74384 майор Новожилов.

Подводя итоги летной работы отца летчиком-истребителем в СССР, хотелось бы сказать об особенностях его характера и об оценках этой работы в аттестациях, боевых и служебных характеристиках, которые давали ему командиры и старшие начальники, представляя к очередному воинскому званию, назначению на новую должность и для других служебных надобностей.

Характер, характеристики и аттестации

Отец рос в рабоче-крестьянской среде и в непростых условиях жизни. Возможно, поэтому у него сформировался твердый, бескомпромиссный характер. Он был прям, принципиален, нетерпим к несправедливости, лицемерию, лжи и глупости, отстаивал свою позицию или мнение, как говорится, «невзирая на лица». Война закрепила эти черты его характера.

Свой отпечаток на него наложила профессия летчика-истребителя. Она требовала «пространственного» мышления, самостоятельности, объективности, прагматичности и быстроты в оценке ситуации и принятии решения. Это было в полной мере присуще ему. Однако отдельные проявления этого характера, видимо, не всегда нравились «начальству», которое в аттестациях и характеристиках иной раз искало способы это выразить.

Так, скорее всего, по-своему оценив прямоту и принципиальность курсанта Урвачёва, младший политрук Соколов в 1939 г. в комсомольской характеристике отмечает, что он «временами груб и вспыльчив ».

Командир полка подполковник Александров в боевой характеристике на своего помощника по воздушно-стрелковой службе старшего лейтенанта Урвачёва пишет: «Как офицер-руководитель не всегда серьезно относится к делу. Летный состав обучает воздушной стрельбе под большим нажимом. Тактический класс оборудован недостаточно и не привита любовь летчиков к стрелковому делу ».

Эта характеристика за 1943–1944 гг. на летчика, который, как уже отмечалось, с двумя друзьями за войну выполнил треть всех боевых вылетов полка и был в нем одним из первых по количеству побед в воздушных боях. Поэтому оценка «не всегда серьезно относится к делу », так же как формулировки «под большим нажимом » и «не привита любовь », представляются не вполне понятными.

После войны командир полка подполковник Артамонов отмечает, что у командира эскадрильи капитана Урвачёва «проявляются элементы оговорить (так в тексте служебной характеристики) приказ командира и старшего начальника ». Ну, какой командир или старший начальник это потерпит. Тем более что сам капитан «недостаточно дисциплинирован и требователен к подчиненным ». Правда, тут же подполковник Артамонов отмечает, что он «о подчиненных заботлив. Авторитетом среди подчиненных пользуется ».

Следует сказать, что в характеристиках и аттестациях даны и другие оценки, отражены и другие черты характера летчика Урвачёва как командира: «Энергичный, инициативный и настойчивый. Свое решение обеспечить и провести в жизнь может ». Командир дивизии полковник Петрачев уверен, что майор Урвачёв «летный состав технике пилотирования и ведению воздушного боя обучает правильно и методически последовательно ». И еще: «Группой до полка самолетов может управлять с земли и в воздухе ».

Но главное, во всех характеристиках и аттестациях отмечается: «Свое дело знает. Летает хорошо и уверенно… летную работу любит ».

Начальник отдела боевой подготовки штаба 54-й воздушной армии полковник Завьялов делает заключение, что инспектор-летчик 147-й иад по технике пилотирования и теории полета подполковник Урвачёв «з анимаемой должности… вполне соответствует. Молодой, растущий командир, достоин выдвижения на командную должность» .

Командующий ВВС Дальнего Востока генерал-полковник (вскоре маршал) авиации Герой Советского Союза С. А. Красовский 11 мая 1950 г. на этом заключении начертал: «Утверждаю » — и отца… в той же должности отправили на войну в Корее при следующих обстоятельствах.

1953 г. Накануне командировки в Китай подполковник Г. Н. Урвачёв

По его словам, в то время многим летчикам было предложено выехать в Китай в «правительственную командировку для выполнения специального задания». Участники событий вспоминают, что «все прекрасно понимали, чем они будут заниматься в командировке. Большинство летчиков не проявляло большого желания ехать в командировку, так как уже знало, что такое война». Но командный состав от командиров эскадрилий и выше отправлялись в командировку по приказу. Другим летчикам предлагалось сделать это добровольно. Однако в случае отказа их мягко предупреждали, что это будет учитываться в дальнейшем при рассмотрении вопросов о назначении на должность и присвоении воинских званий.

В июле 1952 г. отец был переведен на должность инспектора по технике пилотирования в 32-ю Краснознаменную истребительную авиадивизию ПВО, командир — полковник Г. И. Гроховецкий, которая вошла в состав 64-го истребительного авиационного корпуса, ведущего боевые действия против авиации США в Корее.

64-й иак и о противостоящих ему авиачастях ВВС США

До октября 1952 г. 64-м истребительным авиакорпусом командовал генерал-лейтенант Г. А. Лобов, а затем — генерал-лейтенант С. В. Слюсарев. В состав корпуса входили 2–3 истребительные авиадивизии и отдельные истребительные ночные и морские авиаполки, авиационно-техническая и две зенитные артиллерийские дивизии, а также прожекторный полк и другие части обеспечения — всего около 26 тыс. человек, 303 самолета МиГ-15 и 18 — Ла-11 (ночники). Истребительные авиационные дивизии и полки сменялись через 8—12 месяцев. Всего за время войны в Корее с ноября 1950 г. по июль 1953 г. в корпусе сменилось 12 авиадивизий.

Тактическая авиация США в Корее была объединена в 5-ю воздушную армию. Основными самолетами в ее составе были истребители F-80 «Шутинг Стар», F-84 «Тандерджет» и F-86 «Сейбр». Для выполнения боевых задач привлекалась также авиация 7-го флота США и стратегические бомбардировщики B-29 «Суперфортресс». Эти силы постоянно наращивались от 1440 боевых самолетов в 1951 г. до 2400 в конце войны.

32-я иад из Приморья, а также 133-я иад ПВО из Ярославля и 216-я иад из Бакинского района ПВО прибыли в Китай для замены 97-й и 190-й авиадивизий, которые находились в составе 64-го корпуса с января до августа 1952 года. Это была четвертая и последняя смена — прибывшие дивизии находились в его составе до конца войны.

Исследователи отмечают: «Налет на реактивной технике летчиков 32-й иад был в среднем до 20 часов, так как дивизия получила реактивную технику только весной 1951 года и еще слабо была подготовлена к боям. Хотя костяк руководства дивизии и полков был опытный, имеющий боевой опыт Великой Отечественной войны и войны с Японией, основной же рядовой летный состав был молодой и без боевого опыта». В соответствии с летной книжкой налет отца на реактивных самолетах был около 30 часов.

Дивизии корпуса базировались в Китае на аэродромах Аньдун, Мяогоу и Дапу, расположенных у границы с Кореей, которая проходит здесь по реке Ялуцзян. А в 150–180 км от этих так называемых аэродромов 1-го эшелона, в глубине территории Китая находились аэродромы 2-го эшелона, где расположились полки 32-й дивизии: Мукден (224-й и 535-й иап) и Аньшань (913-й иап), на котором, судя по летной книжке, оказался и отец.

* * *

Как правило, убывавшие в Союз дивизии оставляли самолеты сменщикам. Однако 32-я иад прибыла в Китай со своими самолетами — новыми, последней модификации МиГ-15 бис. Поскольку в советской авиации «облет самолетов после сборки… считался делом опытных летчиков-командиров», первые вылеты отца в Китае посвящены этому делу:

20.07.52, МиГ-15. Облет самолетов после сборки, 2 полета, 50 минут.

21, 22 и 31 июля он продолжал облет собранных самолетов.

На собранные серебристые самолеты наносился желто-зелено-коричневый камуфляж и бело-красные опознавательные знаки ВВС КНДР.

Модифицированные истребители внешне были такими же, как и МиГ-15, но с улучшенной аэродинамикой, новой пушкой с увеличенным боезапасом и, главное, с другими двигателями повышенной тяги — ВК-1А вместо РД-45. Эти самолеты обладали несколько большей скоростью, высотностью и дальностью полета. По словам отца, все это долгое время держалось от китайцев в тайне. Трудно поверить, но он утверждал, что на двигателях их самолетов стояли пиропатроны, которые летчик должен был подорвать нажатием специальной кнопки в кабине в случае угрозы попадания этого двигателя в чужие руки, в том числе — китайцам.

Летчик 913-го иап И. И. Карпов

Косвенно это подтверждается рассказом летчика «отцовского» 913-го иап И. И. Карпова, который после воздушного боя приземлился на загоревшемся МиГе: «На рулежке я уже не выдержал жара пламени и на ходу выпрыгнул из самолета на бетонку… Самолет запылал. Китайцы бросились его тушить, но я не допустил их к самолету, так как там был двигатель ВК-1А» .

Тем не менее китайцы, видимо, заподозрили, что от них что-то скрывают. Отец рассказывал, как однажды, когда он сидел в кабине своего МиГ-15 бис на стоянке, к нему подошел китайский летчик:

— Тунжа (товарищ), можно смотреть твой самолет?

— Смотри.

Обойдя и внимательно осмотрев самолет, китаец достал из кармана веревочку и тщательно измерил диаметр сопла двигателя, сделав в нужном месте на веревочке узелок. Отец рассмеялся:

— Ну, что, зад у моего такой же, как у твоего?

— А почему так быстро летаешь?

— Больше тренируйся — так же будешь летать.

Но есть сведения, что вскоре и китайские авиадивизии были перевооружены на МиГ-15 бис.

В перерыве между облетом самолетов — облет района базирования:

23.07.52, Миг-15, перелет по маршруту парой Аньшань — Хайген — Ланьшань Гуань — Мукден — Аньшань .

Очевидно, что в связи с недостаточной летной и боевой подготовкой летного состава 32-й дивизии на реактивных самолетах до начала боевых действий начались интенсивные учебно-тренировочные и инструкторские полеты. Отец тренировался сам и обучал летчиков в полках дивизии, перелетая с этой целью на МиГ-15, УТИ МиГ-15 и Як-11 между аэродромами Мукден и Аньшань, на которых базировались эти полки.

С 24 июля до 8 сентября на МиГ-15 он выполнил 23 полета на групповую слетанность звеном и контролирующим групповой слетанности авиаполка, одиночные воздушные бои и воздушный бой парой, полеты на разведку погоды и учебно-тренировочные полеты, в том числе в зону и ночью. В этот же период — 12 провозных и инструкторских полетов на УТИ МиГ-15.

В результате за полтора месяца после прибытия в Китай отец более чем в полтора раза увеличил свой налет на реактивных самолетах, который, однако, все еще оставался явно недостаточным — 48 часов. Для сравнения — о летчиках, которых сменила 32-я иад, исследователи пишут, что они, начиная боевые действия в феврале 1952 г., «не имели большого налета на реактивных самолетах… он не превышал 50–60 часов».

В дивизии первым, с аэродрома Аньшань, начал боевые действия 913-й иап: «20.08.1952 г. полк совершил первый облет района боевых действий и в конце августа в основном прикрывал взлет и посадку самолетов корпуса с передовых аэродромов Аньдун, Дапу и Мяогоу».

Как следует из летной книжки, отец участвовал в этих вылетах:

20.08.52, МиГ-15. Маршрут в составе авиаэскадрильи — облет района боевых действий, 2 полета, 2 часа.

Основной задачей советской авиации было прикрытие расположенных на реке Ялуцзян ГЭС Сапхун и стратегических мостов через эту реку, по которым шло все снабжение и пополнение китайских и корейских войск. Прикрытию подлежали также другие объекты до 100 км к югу от реки Ялуцзян, в глубь территории Кореи. Этот район размером примерно 100 на 100 км, расположенный на северо-западе Кореи между рекой Ялуцзян и берегом Желтого моря, американцы называли «Аллеей МиГов».

Понятно, что МиГи приходили в «Аллею МиГов» из-за реки Ялуцзян. Не помню, чтобы отец занимался вокальными упражнениями, в основном по причине полного отсутствия музыкального слуха, но однажды услышал, как он напевал на мотив известной дворовой песни «В Кейптаунском порту»:

КП не слушали,

Приказ нарушили

И баки сбросили

На Ялуцзян…

На вопрос, что это значит, пояснил: «Мы в Корее летали с подвесными топливными баками, которые сбрасывали при встрече с американцами».

О секретности участия советских летчиков в Корейской войне и о ненормативной лексике

Американцы действовали в Корее на основании решения Совета Безопасности ООН, постоянным членом которого был и Советский Союз. Поэтому советское участие в конфликте тщательно скрывалось.

Китайцы не были членами ООН, и тем не менее в Корее воевала якобы не кадровая Народно-освободительная армия Китая, а некие китайские народные добровольцы, под видом которых в Корее были и советские летчики, одетые в соответствующую форму — кепи-«маоцзэдуновку», китель и брюки, заправленные в красные сапоги. Летчикам выдали китайские удостоверения, но что там было написано иероглифами, они толком не знали. Отец утверждал, что по удостоверению он был китайским народным добровольцем У-Ван-Чоном. На самолетах, как уже сказано, были нанесены корейские опознавательные знаки.

Однако участники этих событий вспоминают: «Всех спасшихся на парашюте летчиков на первых порах корейские или китайские солдаты принимали за американцев и нещадно били» . Поэтому, по словам отца, им выдали для сапог стельки с надписью иероглифами, что владелец этих сапог свой. Также у каждого летчика был значок в виде красного знамени с портретами Сталина и Мао Цзэдуна, а на обороте — номер его владельца. У отца этот значок долго хранился в коробке с орденами и медалями.

Упоминание о значке встретилось в воспоминаниях летчика 196-го иап старшего лейтенанта Б. С. Абакумова (5 побед в Корее), который 7 января 1952 г. был сбит, тяжело ранен и катапультировался. По его словам, к нему подбежал человек, «по виду кореец. Ощупал мои карманы, увидел приколотый над карманом тужурки у меня значок-флажок и крикнул что-то вдаль, замахал рукой».

Убедившись по значку, что летчик не «трумэн» (американец), а «сулян» (советский), корейцы оказали ему помощь, но медлили с отправкой в госпиталь. Абакумов предполагает, что они опасались китайцев, которые по дороге могли отбить его, чтобы вместо корейцев получить полагающееся за спасение советского летчика вознаграждение. Такие случаи якобы были. Б. С. Абакумов пишет о том, что иногда вспоминал и отец — об исторической неприязни между китайцами и корейцами.

Однако участие в конфликте советских летчиков для американцев недолго было секретом. Первыми их появление в 1950 г. в Корее почувствовали «на своих боках» американские пилоты. В одном из исследований по истории Корейской войны приводятся слова командира 51-го авиакрыла полковника Джона Митчелла: «Мы делим пилотов МиГ-15 на две категории — «хончо» (honcho — разговорн . начальник, командир) , т. е. профессионалы высокого класса, и «учеников». Относительно «учеников» американцы не ошибались — это были китайские и корейские пилоты — ученики советских летчиков.

Очень скоро стало понятно, и кто такие «хончо», когда был отменен приказ нашим летчикам вести радиообмен в полете только на китайском языке по наколенным планшетам и выданным разговорникам. Он был отменен из-за его явной нелепости, которая, как это водится на войне, привела к потерям летного состава. Поэтому американские пилоты вскоре смогли познакомиться в воздухе с красотами русской речи, и в том числе с ее ненормативной лексикой, которую сталинские соколы использовали в воздушном бою.

Интересно оценивает эту лексику писатель Виктор Конецкий: «в… схватке истребителей… непосвященному кажется, что беспрерывный мат в шлемофонах — лишние, рожденные волнением, напряжением, страхом слова. Но это не так. Матерная ругань для тренированного уха — тончайший код. От простой перестановки предлога до богатейших интонационных возможностей — все здесь используется для передачи информации… Матерная ругань коротка, хлестка, образна, эмоциональна и не доступна быстрой расшифровке противником».

Вместе с тем с трудом представляю, как отец в бою «передавал информацию» в такой форме, совершенно не характерной для него в быту, хотя его отрочество и юность прошли в лихих компаниях Духовского переулка у Даниловского рынка, хорошо известного в уголовном мире. Однажды он показал мне фотографию его встречи с друзьями юности. На мой вопрос, почему они такие щуплые по сравнению с ним, он помолчал и сказал: «Я пошел в школу летчиков, а они — по тюрьмам». Может быть, поэтому он недолюбливал приметы «блатной» жизни, и в том числе матерную лексику.

Встреча с друзьями юности. Г. Н. Урвачёв в центре

Доктор исторических наук А. С. Орлов, который участвовал в Корейской войне как офицер-разведчик Генштаба, пишет: «Несмотря на все меры секретности, вплоть до приказа Сталина ни в коем случае не допустить попадания в плен наших военнослужащих, который был выполнен, американцы все знали. Но официальный Вашингтон все три года войны хранил молчание…Это диктовалось опасением, что возмущенная общественность Америки потребует ответных действий… Обе сверхдержавы не хотели и боялись разрастания конфликта, грозящего обернуться ядерной войной».

Об осведомленности противника свидетельствует случай, о котором как-то рассказал отец: «Командир полка, вернувшись из отпуска, отправился на облет района. По рации с американской стороны он услышал русскую речь:

— Как съездил домой, отдохнул? Почему дочка не поступила в институт, мало помогал?

Командир вернулся взбешенный:

— То, что они знают о моем отпуске, я понимаю — разведка работает. Но как они узнали, что дочка поступала в институт?»

Надо сказать, что граждане нашего отечества также быстро разобрались, кто истинные участники войны в Корее. «Китайский» летчик «Ли-Си-Цин» — Лисицын стал постоянным персонажем анекдотов и «дворового» фольклора. Приходилось слышать нескладную, но очень длинную песню-балладу на мотив «Гоп со смыком» про американского пилота, который был сбит, попал на допрос к китайцам и спросил их: «Кто тот летчик, что меня подбил?» — и те ответили: «Сбил тебя наш летчик Ли-Си-Цин». Но американец не поверил:

Только все наврали вы мне зря —

Четко в шлемофоне слышал я:

«Вася, бей, а я прикрою!

Черт с тобой, я сам накрою!»

Сбил меня советский командир…

При всей лукавости секретного режима участия советских летчиков в Корейской войне сохранение его для некоторых плохо кончилось. Отец рассказывал, что один из их летчиков был сбит и приземлился с парашютом в тылу у китайцев, однако попал в руки южнокорейских «партизан». Они сразу потащили его на юг через фронт за 38-ю параллель. Для предотвращения этого и выполнения упоминавшегося приказа Сталина китайцы сняли с фронта пехотную дивизию и плотно окружили южнокорейскую банду. Однако ее члены зарезали летчика и сами были поголовно уничтожены.

В другой раз, по словам отца, из-за этого режима пострадал американский пилот, который атаковал заходившего на посадку летчика из их дивизии. Отец называл грузинскую фамилию этого летчика, но я забыл. Обнаружив, что его атакуют, он выпустил тормозные щитки, и американец проскочил вперед, оказавшись перед пушками МиГа, которыми грузин незамедлительно воспользовался. Катапультировавшись, американец приземлился на аэродроме в расположении нашего авиаполка. Однако, как это было заведено, в плен он был взят китайцами, которые стояли на том же аэродроме.

Китайцы обычно допрашивали сбитых американских пилотов, материалы допроса передавали советским товарищам, а американцев отправляли в лагерь для военнопленных. Однако в этот раз на запрос о результатах допроса сбитого американца было сообщено, что его после пленения сразу расстреляли без допроса. На вопрос «Почему?!» китайцы ответили: «Потому, что он видел советских товарищей».

Возможно, это легенда, которую мне пересказал отец, потому что в одном из исследований встретилась похожая, но менее «кровавая» история. В соответствии с ней 7 апреля 1953 г. летчик 32-й иад старший лейтенант Г. Н. Берелидзе, ранее служивший с отцом в 34-м иап и одержавший в Корее 5 побед, над аэродромом Дапу сбил американского аса капитана Гарольда Фишера (10 побед). Китайцам, которые его допрашивали, американец сказал, что при пленении видел двух европейцев. В результате эти «европейцы» получили от командования по взысканию за нарушение режима секретности, а капитан Г. Фишер был направлен не в лагерь, а в одиночку, где просидел до конца войны и был отпущен.

Капитан Г. Фишер

Впрочем, учитывая, что над советскими аэродромами воздушные бои шли очень часто, а в 32-й авиадивизии был, по крайней мере, еще один грузин-летчик В. И. Рочикашвили (погиб 9 марта 1953 г.), возможно, рассказанное отцом было в действительности. Тем более что обстоятельства боя в его рассказе значительно отличаются от того, как описан бой, в котором был сбит Г. Фишер, и, кроме того, его сбили, когда отец уже был в Союзе.

* * *

К сожалению, записи в летной книжке не дают ясного представления о выполнявшейся летной работе. В разделе «III. Поденная запись летной работы» указывается «воздушный бой » без уточнения — учебный или реальный. Запись «вылет на боевые действия » или «в район боевых действий » — без указания задания и результатов его выполнения. В разделе «IV. Боевое применение» также не ясно, какие из выполняемых заданий являются боевыми, а какие — учебными. Тем не менее попытаюсь расшифровать их в меру понимания и используя другие имеющиеся материалы по истории Корейской войны.

В августе две истребительные авиадивизии, подлежавшие замене, еще оставались на месте, помогая вновь прибывшим подготовиться к началу боевых действий. Кстати, в состав сменявшейся 97-й дивизии входил бывший «придворный и парадный» 16-й полк, стоявший в Люберцах вместе с 34-м иап, в котором отец до войны начинал службу.

В опубликованном описании одного из воздушных боев летчиков 16-го иап, который они провели 13 апреля 1952 г., увидел знакомую фамилию: «В этот день 8 экипажей 3-й авиаэскадрильи полка в районе Дээгуандонг на высоте 9000 м встретили 24 F-86. Первым противника обнаружил командир второго звена капитан Бойцов А. С. и, используя выгодное положение, атаковал противника. Пара капитана Бойцова с ведомым Щипаловым В. А. атаковала звено F-86, и капитан Бойцов с первой же атаки сбил его… Остальные «сейбры» не приняли боя и вышли в залив».

Летчик В. А. Щипалов

Так я узнал, что в 16-м иап служил и воевал в Корее родственник и близкий для нашей семьи человек, которого я хорошо знал и помню, — Василий Антонович Щипалов. Согласно семейному преданию, он и отец познакомились летом 1952 г. в Китае и только после возвращения в Москву узнали, что женаты на двоюродных сестрах.

Василий Антонович прибыл в Китай старшим лейтенантом. За восемь месяцев воздушных боев в Корее он одержал ряд побед, был награжден двумя орденами Красного Знамени и орденом Красной Звезды. А капитан А. С. Бойцов, с которым он летал в паре, стал Героем Советского Союза.

Капитан В. А. Щипалов

После Кореи Василий Антонович много летал, командовал авиаполком, был заместителем командира истребительной авиадивизии в Южной группе войск Советских Вооруженных Сил (Текель, Венгрия). Я имел возможность хорошо узнать его, когда после перевода в Москву в Главную инспекцию Минобороны СССР он некоторое время жил у нас дома в Люберцах в одной комнате со мной. Мы с ним о многом говорили, но о войне в Корее — никогда. Я тогда не знал о его участии в этой войне, а он не вспоминал.

Об этом, уже после безвременной кончины Василия Антоновича в 1977 г., мне рассказывал его сын Владимир, который сам летал в истребительной авиации, затем служил в Главном штабе ВВС и Генеральном штабе. Кстати, по неизвестной ему причине, том летной книжки его отца за период участия в Корейской войне отсутствует. Возможно, из-за того же, что и один из томов летной книжки моего отца, о чем уже было сказано.

Однажды он, со слов своего отца, подробно, рисуя схемы, рассказал об одном из эпизодов, показывающем незаурядный уровень летного и боевого мастерства Василия Антоновича: «При боевых вылетах часто использовался строй «пеленг» звена, в котором самолеты один за другим встают за командиром, и каждый последующий самолет располагается левее (левый пеленг) или правее (правый пеленг) впереди идущего самолета. На самое уязвимое и опасное в случае атаки противника место в этом строю — замыкающим (он идет без прикрытия) — командир эскадрильи майор Г. К. Зенов постоянно ставил отца, который однажды не выдержал и обратился к нему:

— Почему я все время замыкающим? Собьют, в конце концов.

Командир с ударением на первом слове ответил:

— Тебя — не собьют.

Тем не менее в одном из боев «сейбры» отсекли МиГ отца от общего строя и, взяв в клещи — двое по бокам, один сзади и сверху, — попытались вести его за 38-ю параллель, перекрывая пулеметными трассами выходы из захвата. Однако отец, выполнив нескольких отвлекающих кренов, неожиданным и энергичным маневром — виражом со скольжением и разворотом на горке — вырвался из этих клещей. «Сейбры» остались в стороне и проскочили вперед.

Развернувшись, они попытались его догнать, но МиГ уже оторвался на недоступную для их пулеметов дистанцию. Американцы шли за отцом до границы с Китаем, не в силах ни догнать его, ни бросить. Перед тем как уйти, они, видимо, с досады, одновременно открыли огонь, и 18 пулеметных трасс потянулись в сторону МиГа, плавно загибаясь вниз на пределе дальности».

Кстати, Володя Щипалов пересказал мне еще одну историю отца времен Корейской войны, из которой становится ясно, почему по указанию командования в дивизиях новой смены 64-го иак был «дополнительный» летный состав за счет других истребительных авиадивизий ВВС и ПВО. В дивизиях предыдущего состава корпуса значительная часть летчиков выбыла из строя по ранению, болезни или погибла. Поэтому в распоряжении В. А. Щипалова было три самолета, на каждом из которых он мог летать по выбору.

За то, какой самолет выберет командир, боролись техники этих самолетов, так как за боевые вылеты на их самолете они получали различные виды поощрения. В частности, приказом Наркомата обороны еще 1943 г. было предусмотрено «водку выдавать по 50 граммов в сутки на человека и техническому составу только в дни вылетов на боевые задания самолетов, непосредственно обслуживаемых ими на аэродромах».

* * *

Через неделю после начала боевых действий 29 августа 32-я иад понесла первую потерю. Был сбит, но катапультировался и выжил летчик 913-го иап старший лейтенант Н. В. Невротов. Шестерка МиГов, в составе которой он прикрывал посадку летчиков 216-й иад, была неожиданно атакована «сейбрами» 16-й авиационной эскадрильи 51-го истребительного авиакрыла. Невротова сбил 1-й лейтенант Чарльз Габриель. В летной книжке в этот день запись:

29.08.52, МиГ-15. Воздушный бой парой, 1 полет, 30 минут, Н — 10000 м.

К началу сентября сменяемые дивизии убыли в Союз, и для противодействия американской авиации, которая насчитывала к этому времени около 2000 боевых самолетов, остались три вновь прибывшие из Союза истребительные авиадивизии, 351-й ночной, 781-й и 578-й морские истребительные полки — всего около 320 самолетов. Еще около 275 боеготовых МиГ-15 находилось в составе китайских авиасоединений.

Однако по состоянию на первое полугодие 1952 г. военный министр Маршал Советского Союза А. М. Василевский докладывал правительству, что «против американской авиации действуют только… наши дивизии, вследствие чего американцы в боях имеют, как правило, численный перевес и наши летчики вынуждены действовать в очень невыгодных для себя условиях».

Условия и обстановка боевой работы советской авиации

Сложность обстановки для советских летчиков была обусловлена не только численным превосходством противника, но также запретом для них полетов над морем и в зоне линии фронта из-за угрозы попадания сбитого пилота к противнику. Кроме того, аэродромы Аньдун и Мяогоу были очень уязвимы для его ударов со стороны Корейского залива, от которого они находились в 8—14 километрах.

Последствия этого исчерпывающе изложены в упомянутом докладе А. М. Василевского: «Несмотря на прикрытие взлета и посадки наших истребителей, американцы со стороны Корейского залива на большой скорости с пикирования атакуют самолеты МиГ-15 бис на взлете и особенно на посадке, когда самолеты возвращаются с боевого задания, имея на исходе горючее. Если есть опасность быть самим атакованными, американцы немедленно уходят в Корейский залив, полет до которого занимает всего 30–60 секунд. Выход в залив нашим самолетам запрещен, так как, если они будут подбиты или сбиты, самолет и экипаж могут попасть в руки противника ввиду того, что противник господствует на море».

При этом надо иметь в виду, что санкция ООН на участие США в военном конфликте в Корее распространялась только на территорию этой страны. Поэтому формально американское командование запрещало своим летчикам пересекать границу КНДР с Китаем. Тем не менее до 50 % всех потерь в Корейской войне советская авиация понесла над своими аэродромами, находящимися, как было отмечено, на территории КНР.

Апофеозом лицемерия этих запретов стали события 27 июля 1953 года. В этот день, когда было подписано перемирие в Корее, четверка «сейбров» из 4-го истребительного авиакрыла, которую вел Ральф С. Парр, в районе китайского города Гирина, в 300 км от границы с Кореей, сбила советский транспортный самолет Ил-12. Погиб 21 человек — экипаж самолета и военные медики, которые летели от места службы в Порт-Артуре домой во Владивосток.

Возвращаясь к обстановке, сложившейся к началу боевых действий новым составом 64-го иак, надо сказать, что наряду с отмеченными негативными обстоятельствами в предшествующий период были созданы и благоприятные условия для этого. В марте 1951 г. — феврале 1952 г. летчики 324-й и 303-й иад, которые тогда входили в состав корпуса, нанесли ряд жестоких поражений американской авиации. По докладам командиров этих дивизий трижды Героя Советского Союза полковника И. Н. Кожедуба и Героя Советского Союза полковника А. С. Куманичкина (однокашника отца по Борисоглебской школе летчиков) соотношение побед и поражений в боях с американцами в этот период составило 7,9:1, что даже вызвало некоторые сомнения командования.

F-84 «Тандерджет» — «крест»

Эти проблемы, а также работу 64-го корпуса в целом в апреле — мае 1952 г. рассмотрела специальная комиссия во главе с заместителем главкома ВВС генерал-лейтенантом авиации Ф. А. Агальцовым с участием командующих авиацией и зенитной артиллерией ПВО. По результатам ее работы были установлены «драконовские» требования к подтверждению сбитых самолетов противника, а также пересмотрены боевые счета и отклонены представления на присвоение звания Героя Советского Союза некоторых летчиков. Тем не менее в докладе комиссии отмечено: «Противник, понеся тяжелые потери в бомбардировочной, штурмовой и истребительной авиации, вынужден был спешно пересмотреть вопросы боевого применения своих ВВС». Американцы стали использовать бомбардировщики B-29 «Суперфортресс» только ночью в сложных метеоусловиях, а днем в качестве ударных самолетов — истребители F-80 «Шутинг Стар» (наши летчики называли их «шуты») и F-84 «Тандерджеты» (у советских летчиков — «кресты») под прикрытием F-86.

F-80 «Шутинг Стар» — «Шут»

Характеризуя обстановку, сложившуюся к концу 1950 г., исследователи отмечают, что, «вылетая на перехват ударных самолетов ООН, МиГи уже одним своим появлением в районе выполняли боевую задачу — пилоты истребителей-бомбардировщиков (F-80 и F-84) были вынуждены освобождаться от своего груза до выхода на цель и либо принимать бой, либо отступать». Появившиеся в 1951 г. в Корее истребители F-86 «Сейбр» несколько поправили положение американцев.

Однако, как рассказывал отец, и в 1952 г. МиГи, иной раз даже не поднимаясь в воздух, срывали воздушные налеты F-80 и F-84, если они шли без прикрытия «сейбров». По его словам, когда дежурное звено МиГов по тревоге запускало двигатели и выруливало на взлетную полосу, поднимая тучи пыли, пилоты F-80 и F-84, заметив издалека эту пыль, передавали в эфир предупреждение: «Гангстеры в воздухе», беспорядочно сбрасывали бомбы и быстро уходили в сторону моря.

Самым серьезным противником из американских самолетов был примерно равный МиГ-15 по боевым характеристикам истребитель F-86 «Сейбр» со стреловидным крылом, вооруженный шестью пулеметами калибра 12,7 миллиметра. Командование Советской Армии докладывало правительству: «По вооружению, скороподъемности и незначительно по горизонтальной скорости, но уступают им по дальности и продолжительности полета, горизонтальной маневренности и стрелковому прицелу».

Ас Корейской войны Герой Советского Союза полковник Е. Г. Пепеляев также отмечал: «Сравнивая боевые возможности двух самолетов, можно сказать, что характеристики истребителей весьма близки. Поэтому успех в воздушном бою МиГ-15 бис и F-86 зависел только от мастерства летчиков, выбора маневра и взаимодействия в групповом бою» .

* * *

Первый, но неудачный боевой вылет 7 сентября совершил еще один полк 32-й дивизии — 535-й. По одной эскадрилье из этого и 913-го полков вылетели на прикрытие передовых аэродромов. Из-за несогласованности действий летчиков 535-го иап они «пропустили» атаку «сейбров», в результате которой был сбит и погиб старший лейтенант И. М. Шикунов.

Боевые вылеты для отца начались на следующий день:

0 8.09.52, МиГ-15. Вылет звеном на боевые действия, 1 полет, 50 минут, Н — 11 000 м.

Звено прикрывало взлет и посадку летчиков 216-й иад на аэродроме Аньдун и вернулось на свой аэродром в полном составе. Но для летчиков 216-й дивизии это был неудачный день. Отражая налет самолетов противника в районе Ансю, они сбили «тандерджет» и «сейбр», но сами потеряли пять самолетов, летчикам которых, правда, удалось катапультироваться.

И снова боевой вылет:

09.09.52, МиГ-15. Вылет звеном на боевые действия, 1 полет, 58 минут, Н — 11 000 м.

В этот день в 30 км от ГЭС Сапхун, в районе Дээгуадонга произошло крупное сражение, в котором участвовали 60 F-84 под прикрытием 40 F-86 и около 100 МиГ-15 из состава 133-й и 216-й авиадивизий. По словам участника этого сражения летчика Л. Н. Русакова, «бой был кровавым и жестоким: мы их или они нас». В ходе боя был сбит 21 самолет противника — «тандерджеты» и «сейбры», потеряны шесть МиГов и три советских летчика. Один из этих МиГов американцам удалось подкараулить и сбить при посадке на аэродром Аньдун, но его пилот, командир эскадрильи из 133-й иад майор К. Н. Дягтерев катапультировался.

Не помню, чтобы отец рассказывал о воздушных боях в Корее, кроме того, что в этих боях иногда сходилось так много самолетов с обеих сторон, что небо, голубое и чистое перед боем, после его окончания было сплошь, как облаками, затянуто инверсионными следами от самолетов. 9 сентября над Дээгуадонгом дрались 200 самолетов.

Герой Советского Союза Е. Г. Пепеляев

После этого противник на несколько дней сделал паузу. Эту особенность его поведения отмечал полковник Е. Г. Пепеляев: «Американцы очень болезненно реагировали, когда в бою сбивали их самолеты. Известны случаи, когда после потерь в воздушных сражениях они по нескольку дней не приходили в район боев».

Ожесточенные бои в «Аллее МиГов» вновь разгорелись в 20-х числах сентября, в ходе которых отец так же, как и 9 сентября, прикрывал посадку на вернувшихся из боя летчиков:

19.09.52, МиГ-15. Перелет на КП в район боевых действий, 2 полета, 50 минут, 7000 м.

Через день «сейбры» попытались блокировать аэродром Дапу, но их встретили летчики 216-й иад и 32-й дивизии, открывшей здесь боевой счет. Старший лейтенант 913-го иап А. А. Александров сбил одного из охотников за самолетами 133-й и 216-й дивизий, которые возвращались после отражения налета на химзавод, уничтожив 4 «тандерджета» и 2 «сейбра». Но в этих боях было потеряно 3 МиГа и погибло два летчика.

22—26 сентября у отца еще «4 полета парой в район боевых действий и обратно».

26 сентября американцам все-таки удалось блокировать аэродром Мяогоу после взлета с него одной из эскадрилий 216-й иад. Поэтому ее летчикам после боя с шестеркой «сейбров», один из которых они сбили, потеряв МиГ и его летчика, пришлось садиться на аэродроме Аньшань 32-й дивизии, которая не успела расчистить небо в районе Мяогоу.

Тем не менее исследователи отмечают, что в результате боевой работы, в которой участвовал отец, «сейбры» уже не так вольготно себя чувствовали в районах аэродромов, поскольку за ними вели охоту летчики 32-й иад, в задачу которых входило прикрытие трех передовых аэродромов корпуса».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.