17 глава «Екатерина Евлампиевна» нужно произносить четко

17 глава

«Екатерина Евлампиевна» нужно произносить четко

Следующий год, 2006-й, и очередной тур с новой программой «Музыка всех времен и народов», где хор продолжил свое тотальное стилевое микширование. «Ave Maria» Баха и «битловская» «Ob-la-di, Ob-la-da», «Есть только миг» Зацепина и «Аллилуйя» Ген деля… Этот «просветительский коктейль» публика с удовольствием поглощала «цистернами». «Хор Турецкого» работал с феерической интенсивностью. В офисе коллектива есть традиция — вывешивать подробные годовые гастрольные графики хора на стенах. Так вот, каждый год, начиная с середины «нулевых» и по сей день, это два-три, убористо заполненных датами, названиями залов и городов, длинных «папируса», свисающих с потолка до пола. Весной 2007-го Турецкий «жаловался» одной киевской газете: «Мы уже просто физически не можем осилить все, что нам предлагают, а это — от тысячи до двух тысяч выступлений в год… Бывают дни, когда нам предлагают по 15 концертов в день — вот 7 марта, например, нас звали одновременно в Петропавловск-Камчатский, на юг Франции, в московскую Счетную палату… В 2006-м у нас было почти 300 концертов! Сейчас я планирую выйти хотя бы на 200 — тоже много, но посильно. И учтите, что это все — в разных местах. Мы ведь не Селин Дион, которая живет в Лас-Вегасе в красивом замке в горах, на часовое шоу летает на собственном вертолете, а потом снова занимается собой. Живет человеческой жизнью! А мы летаем с Сахалина в Торонто, оттуда — в Майами, Тюмень, Ухту, Донецк… В результате — 115 полетов в год, 150 тыс. км автотранспортом. Это рекорды Гиннесса, наверное…»

«Я не слежу пристально за тем, что делают участники коллектива после концертов, — объяснял мне в том же 2007-м Турецкий, — но в принципе у нас сухой закон, и за его нарушение предусмотрены серьезные штрафы. Люди работают за деньги и должны нести ответственность за свои поступки».

Пятью годами позже Михаил развил эту мысль: «У нас так повелось, что „в служебное время“ никому в коллективе особо пить не дозволялось. Я сам это делаю в меру, бокал вина, две-три рюмки водки иногда, после концерта, допустимо, но не более того. Стараюсь себя контролировать, даже если случаются какие-то особые застолья. Пока могу произнести „Екатерина Евлампиевна“, значит, все в порядке. И ребята знают, что „Турецкий не любит, когда напиваются в его присутствии“, поэтому тоже ведут себя сдержанно. Хотя у нас в хоре есть люди, способные, как говорится, „нажраться“. Ну так, некоторые из них сразу в идиотов превращаются. А в 1990-х кому-то „море по колено“ становилось. Могли где-нибудь в Америке, находясь в религиозной иудейской среде, начать громогласно высказываться, как их „достали евреи и негры“. Вообще, если в коллективе появлялся человек-исключение по части соблюдения режима, мы начинали с его пристрастием к спиртному бороться. У нас Артур Кейш, один из самых ярких участников хора, проработавший в нем 13 лет, страдал алкогольным недугом. Приходилось на него всячески воздействовать. Случалось, выгонял его с репетиций, если он приходил „с запахом“. Думаю, не боролись бы за него, он закончил бы карьеру году в 2001-м, а так продержался с нами до 2007-го. Но он все время был недоволен, что ему не дают ощущать себя полностью счастливым. Со временем Артур, видимо, перестал понимать, ради чего, собственно, так мучиться, подчиняться творческой воле этого „самодура“ Турецкого, который пить запрещает, призывает спортом заниматься. Ему-то хотелось пить, гулять, отдыхать… Семьи у него не было, квартиру себе купил, денег лет на десять вперед заработал — довольно. И однажды он просто не приехал в аэропорт, когда мы вылетали на очередные гастроли. И с тех пор исчез. Сегодня он изредка кому-то из ребят „эмэйлы“ пишет. Они его спрашивают: „Как ты, Артур? Может, встретимся? А он отказывается, говорит: сейчас так выгляжу, что из дома редко выхожу“.»

«Я сильно переживала, когда Артур ушел из хора, — признается Лиана. — Всегда считала, что второго Кейша, как, скажем, и второго Кузю, не найти. У него даже во взгляде есть какая-то сумасшедшинка, которой у других нет. Артур — человек тяжелый, капризный, но он настоящий артист шоу, наиболее заметный на сцене. Этакий Квазимодо, от которого не оторвать взгляда. Я его обожала. Помню, первую гастрольную поездку, в которую мы поехали с пятилетней Саринкой. Так Кейш все дорогу с ней играл…»

«Артур — отдельная статья, человек непредсказуемый, вспыльчивый. Он мог один выпивать, и никто к нему не стремился, — говорит Александров. — Правда, Боря Горячев с ним часто жил на гастролях, и Кейш на него, скажем так, в какой-то момент стал влиять не лучшим образом. Мы волновались за Борю. Некоторое злоупотребление спиртным начинало сказываться на его голосе. Миша, в конце концов, его предупредил: не „подвяжешь“ — закончишь с хором. И Боря все понял правильно».

«К сожалению, Артур сам себя вычеркнул из активной жизни, — объясняет Кузнецов. — Как-то странно взял и исчез, отключил все телефоны. В течение трех лет не выходил с нами на связь! Это ж какую нужно силу воли иметь, упорство! В моей практике другого подобного примера нет. Даже если предположить, что у него возникли какие-то конфликты с Мишей, он ведь мог поделиться переживаниями с нами. Мы-то с ним в одних „окопах“ лазаем. Такие же „наемники“. От нас ему чего отгораживаться?»

В «комплекте» с большой популярностью Турецкий получил все ее «побочные эффекты». Досужие домыслы о нем и его коллективе, свидетельства некоторых «очевидцев», знающих про маэстро и хор что-то пикантное или видевшие где-то на их гастролях «та-а-акое!», расползались по таблоидам и Интернету с гоночной скоростью. Михаил эпизодически и сам провоцировал репортеров и «доброхотов» на буйство фантазии.

То скажет в интервью, что домой с гастролей, без предупредительного звонка жене, не возвращается, то признает себя на очередной пресс-конференции «диктатором» и тут же «Моисеем, который привел своих музыкантов к свободе», или назовет Эмму Шаплин «безголосой девчонкой», а себя «борцом с дебилизацией нашего общества». Короче, самоуверенный, (в чьем-то восприятии — заносчивый, высокомерный), успешный, публичный человек, это всегда объект амбивалентных чувств. А у Турецкого еще и получилось сохранить фактически безупречное медийное реноме. Ну, не фигурирует он в громких скандалах и «сальной» светской хронике! Даже «разоблачающих» его фотографий не сыскать. А кто там, что-то о нем судачит, предполагает — частное дело рассказчика.

Неуязвимость хормейстера недавно вызвала забавный взрыв негодования в Сети у неких анонимов, сформулировавших рассерженный текст, растиражированный на ряде информационных сайтов. Выглядеть это, видимо, должно было, как серия наконец-то «правдивых» публикаций о зарвавшемся дирижере-продюсере. Но все заметки получились настолько мелочными и очевидно скроенными по одному лекалу, что напомнили хорошо известные в отечественной истории «подметные письма». Их преамбула в двух предложениях объясняла, что движет авторами-имяреками: «О Михаиле Турецком в Интернете невозможно найти негативную информацию. Все статьи, отзывы, обзоры исключительно лояльны и призваны прославлять имя основателя и действующего арт-директора „Хора Турецкого“. И типа мы сейчас исправим ситуацию, и расскажем вам, что да как, на самом деле.» Но первая же фраза текста уже стилистикой и обезличенностью своей вгоняла в скуку: «По информации, полученной от некогда приближенных к Турецкому лиц, у Михаила прогрессирует серьезное головокружение от коммерческих успехов…» Чуть натуральнее (но также пропитанное болезненной субъективностью) выглядело ретроспективное повествование в журнале «Атмосфера» бывшей жены солиста «Хора Турецкого» Игоря Зверева. «Сколько выпили — никто не помнит, где проснулись — да какая разница!», «Все перемешалось у новых хористов — жены, любовницы, одна родила, вторая на подходе…» И дальше, в аналогичном ключе, Алла Зверева, подчеркивающая, что никогда не ездила с группой на гастроли, не участвовала ни в одном мероприятии хора, повествует про внутреннюю конкуренцию в коллективе, поступки руководителя и прочее. «Это буйная фантазия обиженной женщины», — лаконично прокомментировал данную публикацию Турецкий в интервью глянцевому изданию «Караван историй». И пожалуй, закрыл тему.

«Да, бред сивой кобылы большая часть того, что сказано в той статье! — жестко констатирует Александров. — Там излагаются „подробности“, которые даже представить себе невозможно. И не знаю, в каком коллективе подобное происходило. Может, у тех, кто в одной подворотне росли. В общем, смешно».

«Мы с ребятами особо содержание этого интервью не обсуждали, — говорит Тулинов. — Просто решили, что это ерунда, происки врагов. Хотя Игорь, конечно, легкомысленно поступал, сливая информацию жене. Некоторые факты ей совсем не обязательно было знать, чтобы не обнародовать их затем в несколько искаженной форме. Вообще, контролировать все, что пишется и придумывается о „Хоре Турецкого“, невозможно. Сейчас же куча всяких „форумов“ в Интернете, социальных сетей. Никого за руку не поймаешь. Хотя однажды нам удалось это сделать, когда появилась совсем уж навязчивая угроза. Повадился в Сети некто „Павлик“ писать рассказики похабного содержания, особенно про Мишку Кузнецова. Показалось, что это уже переходит всякие границы. Кузнецов как-нибудь выйдет из подъезда, а его, грубо говоря, ножом пырнут. Всякие ж случаи бывают. Турецкий, правда, говорил: не обращайте внимания, плюньте на это бред! Но в рассказиках Павлика звучали такие вещи, что на безобидный бред уже не очень смахивало. И я нанял за пару тысяч долларов людей (Турецкий об этом не знает, он запретил что-либо предпринимать), которые выяснили, что под ником Павлик скрывается девочка из Южно-Сахалинска, младшая сестра поклонницы Миши Кузнецова. Она себя мнила будущим психологом и на основании каких-то отрывков слышанных ею разговоров делала свои странные умозаключения. Ну, объяснили ей, что больше так делать не надо. И опусы Павлика исчезли из Интернета. У меня, кстати, до сих пор эти рассказики лежат. Лет шесть назад это было».

«Пару раз, случалось, напивался в гостинице после концертов, — откровенничал Кульмис. — Утром едва не опаздывал на автобус, меня ребята будили. Турецкий автобусом не ездит и непосредственно этих моментов не видел. Но ему потом докладывали. Стукачков в нашей группе нет, но вот рядом с ней — вполне допускаю».

«На мой взгляд, у нас в группе все друг другу доверяют, — говорит Кузнецов. — По-другому нельзя. Недоверие разъедает рабочую атмосферу, как ржавчина. Если же кому-то что-то не нравится, мы в корректной форме можем высказать это тет-а-тет. Есть моменты, о которых мы и Мише говорить не станем. Сами разберемся. Он справедливо требует дисциплины, может применить жесткие санкции, если кто-то перед концертом не в форме, но следить ему за нами незачем. Мы охраняем наш общий бизнес и, грубо говоря, сами накажем „паршивую овцу“, если потребуется, поскольку в хоре все взаимосвязаны и плевать в общий источник никому не позволено. Знают ли участники хора о зарплатах своих коллег по коллективу? Догадываются. И уверяю, разница между гонорарами солистов составляет не 200–300 процентов. Обсуждаем ли в своем кругу Турецкого? Конечно, постоянно, как обсуждают любого начальника. Чтобы бы не происходило, главное — мы понимаем: все, чего сейчас достигли и что имеем — его заслуга. Значит, в целом он прав».