1988
1988
В прошедшем году перестройка развернулась полным ходом. В начале нового года журналисты спешат услышать мнение многих популярных людей о переменах в жизни страны. 1 января сразу три газеты публикуют высказывания Авторов. «Учительская газета» спрашивает АНа.
АНС. Телефонный разговор
Писатель Аркадий СТРУГАЦКИЙ: Процесс перестройки оказался парадоксально противоречивым. Выяснилось, что большая часть людей не подготовлена ни к свободе слова, ни к свободе действий. Пример — отсутствие культуры дискуссий. Кроме того, иные члены общества понимают свободу слова как возможность откровенно, а чаще под прикрытием фраз из лексикона перестройки высказать свои лжепатриотические взгляды. Что ж, о таких умонастроениях надо знать непременно, если есть у общества потребность жить в согласии со здравым смыслом. Но в истории есть немало примеров тяжкой расплаты за ошибочно поддержанные идеи. В сегодняшней острой идеологической борьбе от прогрессивных сил общества требуется сплоченность, мужество, последовательность в разоблачении позиции тех, на кого свежий ветер действует отравляюще.
Но я очень хочу думать, что новое мышление победит. Пусть сегодняшний авангард перестройки не такой уж многочисленный, но его духовный, нравственный, интеллектуальный потенциал очень силен. Меня не удивляет, что бойцами перестройки стали С. Залыгин, В. Быков, Г. Бакланов, А. Адамович. Этих людей я неплохо знал и раньше, был уверен, что только так они и могут поступать в нынешних условиях. Но то, что Виталий Коротич, Егор Яковлев создали самые читаемые журнал и газету, для меня открытие. А со сколькими другими замечательными современниками познакомило новое время! Удивительно, как ярко оно проявило людей. И сколько вопросов набросало… Почему, например, деятели кино и театра сегодня — наиболее передовая часть художественной интеллигенции? Почему в творческих союзах музыкантов, писателей, художников, архитекторов лелеют привычки застойной жизни?
Лично мы с братом, Борисом Стругацким, живем и работаем, наслаждаясь работой и жизнью. И беспрерывно тревожимся. И радуемся, что застали такое удивительное время. Никогда еще мне не было так интересно жить, как сейчас!
Из событий года, безусловно, самое значительное — первый в истории человечества договор о разоружении. Это самый важный результат двухлетнего процесса перестройки. Надеюсь, что это не последний договор о разоружении при моей жизни.
«Советская культура» публикует подборку «Спор оптимиста с пессимистом», где дает высказаться и Авторам.
АБС: Три кита
Что внушает оптимизм? Вопрос для целой книги. Скажем только, что все решится в ближайшие год-два. Если перестройка не изменит своему поступательному движению, то хорошо будет не только в недалеком будущем, но и в следующем веке. Фантазии вообще больше присущи молодым. Нас же порой «вынуждает» на то профессия. Хотя мы всегда считали, что прогнозирование не есть задача фантастики и если фантастам что-то удавалось угадать, то это, как правило, случайность. О будущем, особенно в наше время, нужно не фантазировать — его надо рассчитывать. Угадать его просто невозможно. Реальность окажется все равно невероятнее.
Разум и нравственность отвоевывают позицию за позицией: недавние события — подписание Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности — мощное тому подтверждение.
Мы все успешно учимся говорить и слышать правду, хорошо бы на основе этого энергичнее переходить к делу, действию, поступкам. В искусстве пока еще положение весьма типичное. Есть творцы, а есть потребители. Творцы, соответственно, творят, но вот потребители не всегда получают их произведения. Сложности существуют с передаточным механизмом. У литераторов — это издатели, а в кино — кинофикаторы. Надо, наверное, поменять механизм.
Мы верим в фантастические возможности человека. К тому же мы оба большие оптимисты. А поскольку пессимисты в наше время не доживают до старости, то из нас самый большой оптимист — Аркадий, как старший брат.
Хотелось бы пожелать всем крепкого здоровья, что всегда необходимо. А еще радостной и счастливой личной жизни, которая покоится на «трех китах» — дружбе, любви и работе.
Что внушает пессимизм? Иногда ряды противников перестройки, вольных или, что еще хуже, невольных, кажутся несокрушимыми. Ужасаешься при мысли о том, какую же работу надо сделать, чтобы перестройка давала свои плоды. Огромные массы людей еще остаются на своих позициях, как будто ждут команду: «Все назад». Вот это пусть останется в области их фантазий.
«Литературная газета» публикует мнения писателей, в том числе и АБС, по поводу прошедшего года.
АБС. 1987-й литературный: предварительные итоги. Что запомнилось особенно?
Главное литературное событие прошедшего года — это появление Издателя. Мы и раньше догадывались, что рукописи не горят (во всяком случае, некоторые) и что хорошие писатели неистребимы (хорошее всегда хорошо, жаль вот, что плохое не всегда плохо). Но только теперь мы осознали всё это вполне, когда появился Издатель и к нам наконец прорвался поток первосортной литературы. И хотя Издатель заявил себя только в периодике, а кооперативные издательства признаны, по слухам, нецелесообразными (каким целям несообразными? Преодолению пропастей и завалов между писателями и читателями?), всё же хочется воскликнуть: «Остановись, мгновенье, ибо и такого мы не видывали никогда в жизни и увидеть при всем нашем оптимизме не чаяли».
Январский номер журнала «Знание — сила» публикует еще один отрывок из ГО.
[ «В двенадцатом номере…»: Редакционное предисловие к публикации отрывка из романа «Град обреченный»]
В двенадцатом номере нашего журнала уже был опубликован другой отрывок из этой повести. Целиком ее печатает журнал «Нева». Напоминаем, что в повести «Град обреченный» участвуют люди разных стран и разных времен, вовлеченные некими таинственными Наставниками в эксперимент, конкретные цели и движущие силы которого самим героям не ясны.
Немало времени Авторы отводят общению с иностранными издательствами. 4 января БН пишет ответ в Болгарию.
Из архива. Письмо БНа в болгарское издательство «Христо Г. Данов»
Уважаемые товарищи!
Спасибо за любезное предложение. Однако прежде чем дать какой-либо ответ, я хотел бы ясно представить, что именно от меня требуется?
Должен ли я полностью организовать сборник ленинградской фантастики или только дать рекомендательный список авторов и произведений? Должен ли я обращаться в ВААП, или этим займется ваше издательство? Какой именно сборник интересует вас? Одна только научная фантастика или фантастика в широком смысле этого понятия, включая фэнтези, сатиру, философскую фантастику, мениппею и т. д.?
Сборник признанных, апробированных авторов или, наоборот, сборник молодежи?
В Ленинграде сейчас активно работают и признанные мастера жанра, такие как Александр Шалимов, Александр Щербаков, Ольга Ларионова, и большая группа молодых, но уже заявивших о себе авторов — Вячеслав Рыбаков, Андрей Столяров, Андрей Измайлов, Ирина Тибилова, Святослав Логинов, Феликс Дымов… Кроме того, многие известные писатели-ленинградцы не считают себя фантастами, хотя пишут превосходную фантастику — Даниил Гранин, Вадим Шефнер, Александр Житинский, Нина Катерли, Валерий Попов, Наталья Галкина…
Я был бы рад получить от вас письмо, где предложения ваши были бы полностью конкретизированы.
С уважением [подпись БНа]
10 января БН пишет рецензию на готовящийся сборник Андрея Измайлова — очередную книгу очередного «семинариста».
Из архива. Рецензия БНа на книгу А. Измайлова
Четыре повести Андрея Измайлова открывают перед читателями мир, одновременно и вполне знакомый, и совершенно необычный. Все приметы времени налицо, и налицо знакомые люди — пестрый хоровод таких привычных, таких обыкновенных, таких надоевших даже… Граждане квартиросъемщики во всей неистребимой красе — со своими привычными, обыкновенными, надоевшими заботами, страстишками, проблемками…
Нетрудно заметить, однако, что мир этот при всей его обыденности и знакомости отнюдь не тускл и не скучен. Он странноват. Он все время пребывает как бы на границе чуда и зачастую нечувствительно соскальзывает по ту сторону этой границы. То вдруг ухнул в невесомость и поплыл по воздуху главный герой, то некие таинственные шушарики, не описанные никаким Линнеем, забегали по коммунальному обиталищу, а вот и новый Хоттабыч появился — современный, отнюдь не сказочный, а вполне даже научно («анабиоз — манабиоз») обоснованный, и не волшебник какой-нибудь, а всего лишь регулировщик на перекрестках судьбы…
Свойство нашего мира постоянно пребывать на грани странности отметили еще Гоголь с Гофманом. Уже они не могли и не хотели обходиться без фантастики, описывая самые, казалось бы, банальные жизненные ситуации.
В отличие от многих и многих, кто сегодня полагает фантастику лишь неким эзоповым языком XX века (годным только для построения кукишей в кармане), А. Измайлов ясно видит ВСЕ замечательные возможности этого литературного приема и использует прежде всего способность фантастики делать тусклое ярким, банальное свежим, пресное острым. И он УМЕЕТ пользоваться этим приемом, так что фантастическое у него входит в повествование легко, изящно, как бы между делом, но всегда вовремя и всегда уместно.
Фантастика обостряет сюжет, а Измайлов любит острые сюжеты. Он умеет создать для своих героев экстремальные ситуации и без всякой фантастики, средствами вполне реалистическими. Тут главное, чтобы герой не знал ни минуты покоя, чтобы поток событий швырял его и так и этак, беспощадно перебрасывая от одного житейского рифа к другому, чтобы галдела вокруг шумная толпа граждан квартиросъемщиков, или Дедов Морозов, или каких-нибудь гидр-гидшгидов женского пола… Сюжет всегда закручен до отказа умелой и решительной рукой, так что герою (и читателю вместе с ним) приходится успевать поворачиваться, чтобы не отстать от событий. (Это — чудесное свойство всех повестей Измайлова, к сожалению, оно не часто встречается в нашей молодой прозе.)
Герои Измайлова все как на подбор молоды. Это та самая нынешняя молодежь, которая к тридцати годам успевает перебрать пять профессий, трех спутниц жизни, десять мест работы, пятнадцать тысяч друзей — и странным образом ничему толком не научиться и ничего толком не понять в жизни. Главные герои Измайлова не блещут никакими особенными достоинствами, но они безусловно честны, они надежны, они дьявольски симпатичны. При этом они неустроены, непрактичны и сами толком не знают, чего им хочется.
Впрочем, они никогда и нигде не пропадают. Да и чего ради пропадать? Ведь мир вокруг, по сути своей, так интересен, забавен, так добр! Во всей книге читатель не найдет ни единого безусловного мерзавца, подлеца, негодяя, но зато он обнаружит целую толпу диккенсовских персонажей. Строго говоря, все без исключения герои Измайлова — диккенсовские персонажи, нелепые, забавные, каждый со своей «загогулиной», каждый чудак чудаком и при этом искренне полагает чудаком не себя, а соседа.
В этом мире всегда торжествуют юмор и смех. Причем не желчный юмор и не ядовитый смех. Никакой горечи! Так смеются и шутят над теми, кого любят, на кого можно рассердиться (дело житейское), но всегда готовы простить, потому что ясно же — все люди славные существа, даже те из них, кто не умеет быть славным. Так смеются (посмеиваются) в дружной семье или в старой доброй компании с многолетним стажем.
И смех побеждает. В мире Измайлова смех побеждает всегда и всё и всех.
Пестрый, яркий, знакомый и странный мир… Мне кажется, сейчас Андрей Измайлов представляет собою вполне самостоятельное явление в нашей молодой литературе. Он, пожалуй, один такой — совершенно ни на кого не похож, никому не подражает, совершенно оригинален в своей литературной манере и в своем виденье мира. И как такое самостоятельное явление, он, безусловно, заслуживает, на мой взгляд, самого профессионального и тщательного разбора и анализа. О нем, безусловно, будут писать. А пока его надобно издать. И чем скорее, тем лучше, — и для него лучше, и для издательства, и для читателей.
Вообще в этом году много предисловий БНа к публикациям «семинаристов». В февральском «Литературном Киргизстане» (к А. Щеголеву), в мартовском казахском «Просторе» (к А. Карапетяну, А. Измайлову, А. Столярову), в августовском питерском «Костре» (к А. Тюрину и А. Щеголеву). В ленинградском отделении «Советского писателя» — целый сборник молодых авторов «День свершений», к которому БН пишет предисловие «Что такое фантастика?»…
В середине января АБС встречаются в Репино — они дописывают ОЗ.
Рабочий дневник АБС
[Записи между встречами]
Юлии-Клавдии:
Тиберий (14–37)
Калигула (37–41)
Клавдий (41–54)
Нерон (54–68)
Из ГО восстановить для «Невы»: стр. 1–20, 193–218.
В Томске не могут найти приличную типографию. Будут печатать без ВГВ.
«Дас моторрад унтер дем фенстер ам зонтагсморген».
15.01.88
Прибыли в Репино писать ОЗ.
Сделали 4 стр. (131) 149
Вечером сделали 6 стр. (137) 155
16.01.88
Сделали 9 стр. (146) 165
Вечером сделали 5 стр. (151) 171
17.01.88
Сделали 10 стр. (161) 182
Вечером сделали 6 стр. (167) 189
Незаурядный человек хочет оставить мир иным, нежели тот, в который он явился, лучшим, обогащенным его собственным творчеством. Для этого он готов пожертвовать большей частью радостей или даже всеми радостями, которыми наслаждается человек заурядный[46].
18.01.88
Сделали 10 стр. (177) 200
Вечером сделали 5 стр. (182)
И ЗАКОНЧИЛИ ОЗ НА 205 СТР.
19.01.88
Обдумывали ЖвМ-С.
1). Мы не верим людям, профессионалам, лит<ературному> вкусу.
2). Мы готовы принять участие в восстановлении здания Ф<антастики>, но не плечом и ногой, [1 строка нрзб]
3). Мы понимаем, что перестройка необходима, но начинать надо с того, что заменить всех.
Писали ответ Федорову.
20.01.88
Написали начало ЖвМ-С.
Вечером Б. уехал за рукописью.
21.01.88
Заболела Ленка.
22.01.88
Болеет Ленка. Не работаем.
23.01.88
Написали рекомендацию В. Рыбакову.
24.01.88
Валяемся. (Настроение дрянь — из-за Каляма.)
Вернувшись домой, день 25 января БН посвящает ответам на письма. Пришло письмо из немецкого издательства.
Из архива. Письмо к АБС из немецкого издательства Volk und Welt
Дорогие Аркадий Натанович и Борис Натанович!
Недавно у нас вышла из печати — в сборнике — Ваша повесть «Пять ложек эликсира». Надеемся, что авторские экземпляры уже дошли до Вас.
Теперь мы вернулись к вопросу об издании «Сказки о Тройке», на которую мы когда-то не получили договора через ВААП. Тогда мы — без «Сказки о Тройке» — отложили всю идею издания романа в повестях «Понедельник начинается в субботу». А теперь мы издадим сперва «Сказку о Тройке» отдельно, в нашей авторитетной серии «Спектрум», а потом уже вернемся к вопросу о всем романе.
«Сказку о Тройке» мы переводим по публикации в журнале «Смена», № 11–14/1987, переводчиком является Хельга Гуче. Известно ли уже, в каком издательстве предусматривается книжное издание?
Конечно, нам хотелось бы впредь оставаться «издательством братьев Стругацких» в ГДР, где мы Вас впервые представили нашим читателям уже в 1961 году («Страна багровых туч»). Для этого было бы желательно узнать: как обстоит дело с «Извне», с «Улиткой на склоне»? Мы читали «Хромую судьбу» в «Неве», ждем полной рукописи, которую нам обещал ВААП. Какие у Вас на будущее планы?
Жаль, что во время ММКВЯ-87 не удалось повидаться с Вами в Москве. Вы могли бы нам предоставить хотя бы новые Ваши фотоснимки? А на будущее надеемся все-таки и на «персональную» встречу.
С большим интересом мы прочли Вашу статью «Многие из вас спрашивают» в «Уральском следопыте» № 4/1987.
С уважением
Юрген Грунер, директор
Лео Кошут, зав. отд. сов. лит.
На письме пометка БНа об ответе: «25.01.88. Сообщил про ГО и ОЗ».
Вскоре пришло письмо от немецкой переводчицы Хельги Гуче.
Из архива. Письмо БНу от немецкой переводчицы
Дорогой Борис Натанович,
Только сейчас, под Новый год, окончила черновой перевод вашей «Сказки о Тройке» для издательства Volk und Welt. Это очень интересная работа, которая доставила мне большое удовольствие, но для переводчика это «твердый орешек». Поэтому я была бы Вам очень благодарна, если бы вы мне помогли его раскусить. Надеюсь, что моя просьба Вас не слишком затруднит, извиняюсь за глупые вопросы и благодарю Вас заранее за Ваш ответ.
В прошлом году я перевела вашу повесть «Пять ложек эликсира», которая уже вышла в Берлине и Гамбурге — произведение тоже очень интересное, но при переводе я там с такими трудностями не встретилась.
Поздравляю Вас и Вашего брата с Новым годом и желаю Вам всего доброго, крепкого здоровья и много новых творческих успехов.
С глубоким уважением Helga Gutsche
Вот список непонятных слов и вопросов
«Смена» 11/1987:
стр. 26/3 (в середине) преобразование Киврина-Оппенгеймера / определитель Жемайтиса (Это ист. личность или придуманные фамилии?)
26/3 число Одина (Один фамилия или цифра 1?)
27/1 (31-я строка) хватать и тикать
27/1 (36-я строка) рвануть когти
27/2 (20-я строка) номенклатурный бювар
28/1 (21-я строка снизу) гыгыкал как в цирке
28/3 Когда поэт сказал: «И на ответы нет вопросов» (Какой поэт это сказал?)
30/1 (третий абзац)… как «непупок» вскарабкался по «жандарму» и запилил по гребню и как потом «ланцепупа» «пробило на землю»
30/1 (28-я стр. снизу) Говорун выпендривался перед Эдиком.
«Смена» 12/1987:
26/1 голубяван (это название снежного чел. на каком языке?)
26/1 Клавдии-Публии-Аврелии
26/3 (в середине) штемпельная печать (четырехугольная?)
27/3 (40-я стр.) во избежание имперсонаций
29/2 (27-я стр.) магодетерминант Иерусалимского (придуманная фамилия?)
29/2 (29-я стр.) Роже де Понтреваль (ист. личность?)
30/1 (6-я стр.) Кин (ист. личность?)
30/1 (28-я стр.) домушник
30/2 Ойра-Ойра (от какого слова эта фамилия произведена?)
«Смена» 13/87:
27/1 (23-я стр. снизу) Николай Вавилов (ист. личность?)
28/2 (23-я стр.) прокол
28/2 (40-я стр.) белые китежградские черемушки
29/3 (14-я стр.) мы миновали овсы
31/2 (38-я стр.) в бозе почил
31/3 (15-я стр.) Таврий Юбеллий (ист. личность?)
«Смена» 14/1987
21/1 (32-я стр. снизу) известные строки «Хочу быть дерзким, хочу быть смелым…» (кого это строки?)
26/3 (в сер.) выбивали ему бубну
26/3 (18-я стр. снизу) мастера-крупчатники
27/2 (в сер.) как ты его проверишь, читает он или кемарит, сачок?
28/1 (в сер.) Волосянис, Л. А. / Тьмутараканов (ист. личности?)
30/1 (31-я стр.) дух некоего Винера (ист. личность?)
30/3 (в середине) Мари Брийон и барон де Водрейль (ист. личности или герои литературы?)
31/2 (2-й абзац главы девятой) Хороший у нас председатель, молодца, молодца!
32/1 (7-я стр.) сто девятнадцать (опечатка? 190?)
32/1 (26-я стр.) бухгалтером ВНИТАГОРА
На письме опять же рукописная пометка БНа: «Ответ 25.01.88».
Есть письмо и от Марка Амусина.
Из архива. Письмо БНу от М. Амусина
Уважаемый Борис Натанович!
Посылаю Вам, как и договаривались, свою статью. К сожалению, первые два экземпляра находятся в редакции «Невы». Вопрос о публикации статьи решается вот уже четверть месяца, что, несомненно, свидетельствует о высоком чувстве ответственности, присущем сотрудникам редакции и ее руководству. Замечу, кстати, что по ходу соглашений и увязок статья подвергалась некоторой — не слишком существенной — переработке, шлифовке. Например, суждения о «Жуке в муравейнике» сведены в одно место.
О том, что статья прочитана, Вы можете сообщить мне по телефонам: <…>
С уважением,
[подпись]
Сама статья была опубликована во втором номере «Невы». Марк Амусин позднее неоднократно обращался к творчеству АБС, а в 1996 году даже издал книгу «Братья Стругацкие: Очерк творчества» (Иерусалим: Бесэдер, 1996). Литературные изыскания Марка Амусина, иногда спорные (каждый любитель творчества Авторов имеет свой взгляд на произведения АБС), но неизменно основательные и обоснованные, требуют вдумчивого чтения. Из-за их объемности здесь приводятся лишь некоторые выводы статьи. В ней Марк Амусин уделяет основное внимание тематике творчества АБС и изменениям индивидуализации их героев.
Из: Амусин М. Далеко ли до будущего?
<…>
[О первых произведениях] Как и подобает рыцарям, они закованы в доспехи — доспехи своих добродетелей, которые делают их похожими друг на друга, несмотря на добросовестные попытки авторов их индивидуализировать. Лишь иногда мелькнет из-под забрала своеобразное выражение лица — и тут же скроется. Общность цели, необходимость ради ее достижения складывать силы вдоль одной оси неизбежно оттесняют на второй план психологические различия, делают их малосущественными.
Эти люди еще не до конца отделились от той могучей и прекрасной техники, которая помогает им покорять пространство и время.
<…>
В «Стажерах», «Попытке к бегству», «Трудно быть богом» писатели выходят к теме превратностей исторического развития, драматической его диалектики. Конфликты всех этих произведений имеют общую основу: столкновение представителей коммунистической цивилизации, духовно зрелой и высокогуманной, с социально-историческим злом, с реальностью, к которой неприложимы мерки и критерии гуманизма.
<…>
<…> НИИЧАВО — выступает в повести символом современного научного учреждения, а его сотрудники — маги — явно представительствуют от лица молодой интеллигенции, столь активно и победительно входившей в жизнь на рубеже 60-х годов. Интеллигенция эта несла с собой дух абсолютной преданности делу, непочтительности к любым авторитетам, кроме авторитета точной научной истины, дух бескорыстия, независимости, оптимизма. Немало наивного, не выдержавшего испытания временем было в упованиях и декларациях этого поколения. Но можно ли отрицать его искренность, убежденность, нравственный максимализм?
<…>
Как видим, в середине и конце шестидесятых годов Стругацкие в своих произведениях поднимают вопросы, актуальные и для того времени, но особенно громко резонирующие сегодня — вопросы демократизации общественной жизни, раскрепощения творческой энергии народа. Они ведут борьбу с самыми различными проявлениями косности, социальной рутины. Они берут «социальный интеграл» конформизма, эгоизма, безответственности, они рассматривают эти качества «под знаком вечности» и обнажают их несовместимость с идеалами коммунизма, с родовыми интересами человечества. И не случайно противники всего живого, честного, мыслящего наносят в это время Стругацким несколько ощутимых ударов — не полемической шпагой, а дубиной.
<…>
Слишком смело было бы утверждать, что именно Стругацким лучше других удается справиться с духоподъемными задачами. А все же постоянный читательский интерес к их книгам говорит о небезуспешности усилий писателей. Какие же особые средства воздействия призвали они себе на помощь? Тут не обойтись без того, чтобы заглянуть в их творческую лабораторию. Ведь лаборатория «магов» — место интересное.
Прежде всего Стругацкие побуждают читателя удивиться, заинтересоваться, стряхнуть с себя инерцию восприятия — будь то восприятие литературы или самой жизни. И здесь им на помощь приходит фантастический «хронотоп» — сочетание обстоятельств времени и места действия. Кабина космического корабля, экзотические инопланетные реалии, далекое будущее Земли — все эти неотъемлемые принадлежности фантастического жанра сами по себе мобилизуют читательское воображение. Но и заслуга авторов тут несомненна. Они владеют даром особо выразительной передачи атмосферы необычного. И добиваются они этого отнюдь не «экстенсивным» путем, не механическим нагнетанием фантастического, что часто встречается в тривиальной литературе. Стругацкие верят: эффект необычного тем ярче, чем больше разность потенциалов между этим необычным и объемлющим его обыденным, привычным.
<…>
Раз уж это слово прозвучало, поговорим об игре — еще одном существенном элементе поэтики Стругацких. Игра в их творчестве присутствует в самых различных формах и обличьях, на разных уровнях организации повествования. Прежде всего игровое начало воплощено в самих героях, особенно молодых. Избыток сил, радость жизни, удовольствие от занятия любимым делом — все это отливается в абсолютную раскованность поведения, в постоянную готовность к шутке, каламбуру, веселому розыгрышу.
<…>
Любят писатели и подразнить пуристов, радетелей чистоты и иерархического разделения жанров. Отсюда — маскарады, переодевания, перекройка устойчивых жанровых схем и стереотипов. В романе «Трудно быть богом» костюмы, реквизит, весь фон действия взят напрокат из рыцарских и мушкетерских романов. «Обитаемый остров», роман воспитания, наполненный к тому же интересными и острыми размышлениями о методах социального действия, обряжен в одежды авантюрного, «шпионского» повествования, наполнен погонями, схватками, резкими переменами декораций и так далее.
А сколько в произведениях Стругацких внутрилитературной игры — изящной и озорной! Писатели не скрывают своего пристрастия к хорошей литературе и не упускают случая вкрапить в свой текст «чужое слово», строки и фразы любимых авторов. Открытые и скрытые цитаты, реминисценции, лукавые отсылки к источникам обогащают повествовательную ткань новыми смысловыми «капиллярами», активизируют литературную память читателей.
<…>
Активность художественного мира Стругацких, его «агрессивность» по отношению к читательскому сознанию подчинены ясной цели — раскрепостить энергию восприятия этого сознания, освободить его от тянущих вниз вериг эмпиричности, от праздной созерцательности. Но и этим дело не ограничивается. В художественном строе прозы Стругацких выражается авторская концепция бытия, к которой писатели стремятся нас приобщить. Под цветистыми покровами фантастической условности здесь явственно ощутима упругая материя жизни, исполненной драматизма, внутренней напряженности. Жизнь эта волнует и влечет своей загадочностью, незавершенностью, она бросает человеку свой извечный вызов, требуя от него напряжения всех его сущностных сил в поисках достойного ответа. Стругацкие словно говорят нам: да, жизнь сложна, Вселенная безмерна, природа не расположена к человеку, путь социально-исторического развития изобилует мучительными противоречиями, благополучный итог не предрешен. Но только осязая неподатливость субстанции бытия, преодолевая ее сопротивление, мы обретаем смысл существования, утверждаем свое человеческое достоинство. Стругацкие заражают нас своим неутолимым интересом к многодонности жизни, к ее непредсказуемости, к безмерности, отразившейся в зрачке человеческого глаза. Их герои — истинные герои — живут жизнью, полной борьбы, телесных и нравственных усилий, они испытывают радость деяния, боль утрат, стыд за ошибки, они остро ощущают — и заставляют ощутить нас — реальность и необходимость своего присутствия в мире.
<…>
С неопровержимой наглядностью — но и без дидактического нажима — выступает в финале романа [ПНО] мысль о жестоком несоответствии индивидуализма как мироощущения современному состоянию мира, о необходимости усвоения нового, планетарного мышления всеми людьми, находящимися на борту «корабля по имени Земля».
Что ж, в этом и состоит одно из важнейших свойств «феномена Стругацких» — они делают жгуче увлекательной, насущной для нас социальную, этическую, философскую проблематику высокого уровня общности. Стругацкие умеют придать отвлеченным и абстрактным на первый взгляд категориям — будущее человечества, судьбы цивилизации, нравственная самостоятельность личности — живую плоть, претворить их в жизненную практику своих героев. А средством «концептуализации» сюжетного материала в зрелой прозе писателей все чаще становится ситуация выбора.
<…>
Что ж, полемика, споры, откровенное высказывание несовпадающих мнений стали в последнее время привычными явлениями нашей жизни, не только литературной, но и общественной. И разве нет в этом заслуги братьев Стругацких, книги которых всегда внушали нам, что думать — не право, а обязанность человека? Да и на сегодняшнем, сложном и многообещающем этапе нашего развития творчество Стругацких остается в высшей степени актуальным. Ведь их книги, помимо прочего, — отличные «тренажеры» мысли, социального воображения, чувства нового. Они вновь и вновь напоминают нам о «неизбежности странного мира», помогают нам готовиться к встречам с будущим, которое ведь наступает с каждым новым днем.
Не забывают АБС и о своей кинодеятельности. 5 февраля они пишут письмо на киностудию «Ленфильм».
Из архива. Письмо АБС на киностудию ленфильм
ЗАЯВЛЕНИЕ
Предлагаем внести некоторые изменения в титры кинофильма «Дни затмения».
1. Добавить текст: «По мотивам повести А. Стругацкого и Б. Стругацкого ЗА МИЛЛИАРД ЛЕТ ДО КОНЦА СВЕТА».
2. Авторов сценария логичнее расположить в следующем порядке: «Сценарий Ю. Арабова при участии А. Стругацкого, Б. Стругацкого, П. Кадочникова» (не изменяя договорного распределения гонорара).
Позже Юрий Арабов вспоминал о перипетиях кинофильма.
Из: Арабов Ю.: «„Звездные войны“ похоронили всю советскую фантастику»
<…>
— С картиной «Дни затмения» была другая ситуация. В основе лежал сценарий, написанный братьями Стругацкими, режиссером выступил ваш постоянный соавтор Александр Сокуров…
— Да, эта картина стоит особняком. Александр Сокуров вообще очень осторожно относится к фантастическому элементу, и в этой картине происходила, я бы сказал, борьба с фантастикой. В повести «За миллиард лет до конца света», которая легла в основу сценария, гениальный сюжет! О том, как что-то в природе, в космосе препятствует интеллектуальной деятельности человека и ставит ему планку. В первом варианте сценария так и было: ученый делает открытие, но кто-то или что-то бьет его по рукам. Режиссер приступил к съемкам и вдруг понял, что не хочет снимать этот сюжет, а желает рассказать о том, как социальная и культурная жизнь бьет человека по рукам. Не космический закон, а вот эта социальная и культурная жизнь ставит запреты, потому что ты не такой, как другие, потому что ты более тонкий человек, чем другие, и они, эти другие, тебя уничтожают. Близкий сюжет, но иной. Для такого поворота мне пришлось прекрасную повесть Стругацких «перелопатить». Сокуров захотел провести съемки в Красноводске, где прошла его молодость. Его привлекла эта идея: иноязычная среда, мусульманская культура и внутри — русский человек. Фантастические элементы, имеющиеся в этом фильме, суть «атавизмы» Стругацких, которые режиссеру и сценаристу не удалось до конца перебороть. Так что, если смотреть с точки зрения фантастики, то это несчастная картина.
— Но, кстати, был ведь еще один соавтор сценария — Петр Кадочников.
— Сценарий, написанный Стругацкими и Петром Кадочниковым, долгое время лежал на «Ленфильме». Я уже не помню — то ли Петр сам хотел его снимать, то ли он был только соавтором, а режиссера не было. А потом он погиб. Он полез на сосну смотреть закат, а ветка под ним обломилась. Вот такая поразительная и ужасная история. Вообще вокруг этого сценария все время происходили какие-то мистические события. С авторами картины начали случаться примерно такие же истории, как с их героями. Но в фильме роль мистического элемента снижена.
<…>
Февральский седьмой номер газета «Книжное обозрение» посвящает фантастике. Начать разговор предлагается Авторам.
АБС. Слово писателя
Есть идеал — коммунистическое человечество; вот с этих позиций и надо пером вытаскивать из всех щелей сегодняшнюю дрянь. И не удивляться ее шипению, а то и укусам. Ведь если советские фантасты будут искать спокойных бережков над речкой, у общества одним гребцом станет меньше. А этого быть не должно.
Мы рады, что «Книжное обозрение» свой специальный выпуск посвящает фантастике. Нам представляется это и своевременным, и симптоматичным.
Тридцать лет назад мы написали свою первую статью о положении в советской фантастике. Она не была напечатана, и слава богу, ибо читать ее сегодня было бы, наверное, и странно, и неловко.
То было время, когда девяносто пять процентов издательских работников и литературоведов искренне полагали, будто фантастика — это такая специальная научно-популярная литература для подростков. И что характерно — большая часть писателей-фантастов понимала фантастику так же. Издательства выпускали в год не более полдюжины названий — главным образом переиздания классиков (Жюль Верн, Г. Уэллс, А. Беляев), а писательский актив составляли авторы, имена которых сегодня помнят только специалисты да коллекционеры.
Впрочем, любителей фантастики было много уже и тогда, но никто из них не слыхал в те времена имен А. Днепрова, Е. Войскунского и И. Лукодьянова, С. Гансовского, И. Варшавского, В. Савченко, М. Емцева и Е. Парнова, Д. Биленкина, В. Михайлова, Кира Булычева. Михаила Булгакова знали только библиофилы. А. Азимова, Р. Брэдбери, С. Лема — только те, кто читал по-английски и по-польски. Р. Шекли, К. Воннегута, С. Кинга — вообще никто.
Как видите, кое-что все-таки переменилось за эти тридцать лет. Появились новые имена, наша фантастика пережила небывалый взлет 60-х и сокрушительный разгром в 70-х. Престиж ее внутри нашей страны и за рубежом неизмеримо вырос. Заявили о себе специалисты-теоретики этого вида литературы. Фантастика пришла в кинематограф.
И в то же время количество проблем не уменьшилось, а вроде бы даже возросло.
Казалось бы, названий литературной фантастики, издаваемой ежегодно, не так уж и мало, но ХОРОШАЯ фантастика по-прежнему остается дефицитом.
Казалось бы, авторский актив увеличился на порядок, но буквально десятки талантливых авторов пробиться к читателю так и не могут.
Казалось бы, уже и сами инстанции, от которых зависит издание высококачественной фантастики, на словах признали роль и важность этого вида литературы, но на практике не делают ничего для его успешного развития, а зачастую попросту мешают этому развитию.
И сегодня, как и тридцать лет назад, приходится объяснять, убеждать и ругаться.
В конце февраля АБС встречаются в Москве. Они собираются работать над сценарием ЖВМ, но отводят время и правке черновика ОЗ.
Рабочий дневник АБС
[Запись между встречами]
фотохромные очки
20.02.88
Вчера Б. прибыл в Мск писать ЖвМ-С.
Сделали 5 стр. (7)
Вечером сделали 5 стр. (10) (22)
21.02.88
Сделали 8 стр (18)(53)
«Симон же Петр, имея меч, извлек его, и ударил первосвященнического раба, и отсек ему правое ухо. Имя рабу было Малх».
Евангелие от Иоанна[47].
Вечером сделали 5 стр. (23) (71)
22.02.88
Сделано 10 стр.(33)(107)
Вечером сделали 5 стр. (38) (137)
23.02.88
Сделали 11 стр.(49) (161)
Вечером сделали 6 стр. (55) (180)
24.02.88
Сделали 7 стр. (62) (209)
Вечером сделали 7 стр. (69) (217)
«…порожденные страхом, подозрениями и тайной»[48].
25.02.88
Сделали 6 стр.
И ЗАКОНЧИЛИ СЦЕНАРИЙ НА 76 СТР-ЦЕ.
26.02.88
Составляем планы изданий и вообще подбиваем всякие бабки.
1. Человек, который мог все.
2. Антиутопия. Конец перестройки.
27.02.88
Б. уезжает.
В мартовском номере журнала «Детская литература» выходит еще одна умная и основательная статья о творчестве АБС.
Из: Канчуков Е. …Каждый город и весь мир принадлежал им по праву: Детство в прозе Стругацких
<…>
Интеллект, способный к детальному анализу заданного предмета (костяк прозы Стругацких); развитое воображение, несомненные литературные данные, в частности склонность к игре, к мистификации, к актерству; упорное творческое совершенствование и, как следствие, успех у широкого читателя — все это обусловило создание уникального мира прозы Стругацких. Предметом своего исследования Стругацкие, повторяюсь, раз и навсегда избрали социум.
<…>
В начале шестидесятых «наступил естественный период разочарования. Мы потеряли ориентировку тогда», — скажет впоследствии Борис Стругацкий. Потеряли ориентировку не только Стругацкие. Проза тех лет дала резкий крен в сторону лиризации, романтизации действительности. Это как раз заставило Стругацких все более осознанно искать, моделировать «трезвые» варианты объективно-возможного будущего. Именно это, в конце концов, определило место и роль детства в их прозе. Детства — не возрастной категории, не розового периода развития личности, но категории философской. Воплощенного будущего. Принципиальной новизны в этом нет, но… Стругацких интересует неожиданная грань взаимодействия этих величин: мера и формы воздействия будущего на настоящее.
<…>
Детство как таковое присутствует уже в первой повести Стругацких («Страна багровых туч», 1957). Пока вполне номинально. Довольно уверенное тогда ощущение «коммунизма — в четыре пятилетки» как единственно возможного варианта будущего снимало какие бы то ни было споры о детях. Могут ли в коммунизме быть плохие дети?.. Конечно, нет, а поэтому и внимание Стругацких коснулось детства лишь однажды. И то вполне традиционно по тем временам: «Вообще назначение человека, — скажет Дауге, — превращать любое место, куда ступит его нога, в цветущий сад. И если мы не доживем до садов на Венере, то наши дети доживут…»
Но уже через семь лет, в шестьдесят четвертом, Стругацкие вполне сориентировались в ситуации, и, как следствие, доктор Опир из «Хищных вещей века» надует великолепный мыльный пузырь, внешне совершенно безобидный, но будящий странные ассоциации: «Еще несколько десятков лет, — провозгласит он, — и мы достигнем автоматического изобилия, мы отбросим науку, как исцеленный отбрасывает костыли, и все человечество станет огромной счастливой детской семьей. Взрослые будут отличаться от детей только способностью к любви, а эта способность сделается опять-таки с помощью науки — источником новых, небывалых радостей и наслаждений…»
А чтоб ассоциации эти обрели нужную интонацию, тут же соображения доктора Опира будут сведены к широко обобщенным понятиям: «Неооптимизм… Неогедонизм и неокретинизм… Неокапитализм… — брезгливо подумает Жилин, слушая его монолог. — Нет худа без добра, сказала лиса, зато ты попал в Страну Дураков. Надо сказать, что процент урожденных дураков не меняется со временем. Интересно, что делается с процентом дураков по убеждению». Действительно…
Что же до умственных построений доктора Опира на предмет «способности к любви», то к этому вопросу обратится через три года герой «Гадких лебедей» Виктор Банев. Глядя на детишек, он подумает с отчаянием: «Жалко их… подрастут… полезут друг на друга, размножатся, и начнется работа за хлеб насущный…»
Но это, напомню, случилось некоторое время спустя, а в пятьдесят седьмом отсутствие детей (будущего) в «Стране багровых туч» обозначит грядущее, превращенное в утопию. И это грядущее отчетливо проявится в «мечтании» героя.
<…>
«Полдень. XXII век. Возвращение» (1960–1966) — книга, оказавшаяся для Стругацких необыкновенно важной. Собранная из рассказов, которые писались в течение почти десятилетия, она вдруг явственно обнаружила у Стругацких развитие. Развитие творчества Стругацких как такового, направление этого движения.
<…>
Мир детства, нарисованный как взрослый в миниатюре, — очень важная и принципиальная ступень в творчестве Стругацких: детский мир, идущий вслед за взрослым, здесь наконец догнал его и впоследствии уже неизменно будет впереди, вплоть до полного отъединения будущего от настоящего.
Здесь же, пожалуй впервые, Стругацкие осознанно разделили своих героев на «людей действия» (Кондратьев и иже с ним) и «философов» (Панин и другие). Отныне центр тяжести прозы Стругацких будет ощутимо смещаться в сторону духовного бытия человечества.
В «Полдне…», кроме того, появится формула, сути которой впоследствии авторы будут придерживаться неукоснительно: «…цель — это только средства… Счастье не в самом счастье, но в беге к счастью».
И уже в «Гадких лебедях», вслед уходящему будущему, Банев, герой повести, произнесет с чувством: «Трудность в том, чтобы представить себе их (детей. — Е. К.) работу, идеи, возможности — куда уж мне… Это вообще невозможно. Шимпанзе не может написать роман о людях. Как я могу написать роман о человеке, у которого никаких потребностей, кроме духовных?»
«Лебеди», на мой взгляд, — лучшее из всего написанного Стругацкими. По сути, это материализация извечных надежд отцов на то, что дети будут умнее их, нужнее. Дети не хотят больше жить так, как живут отцы. Не хотят они вырасти пьяницами и развратниками, мелкими людишками, рабами, конформистами…
«Лебеди», в целом, может быть, одна из самых земных повестей Стругацких, одна из самых горьких… Сказалось, конечно, и время их написания.
<…>
«…все это прекрасно, но вот что, не забыть бы мне вернуться».
Они не забудут вернуться. Они останутся с настоящим — всматриваться в окружающих, пробуя различить «щупальца» и угадать по ним будущее. Как сказал бы один из героев Стругацких времен «Далекой Радуги» Леонид Горбовский: «…их занимает вопрос об эволюции человека, и они строят модели».
Модели эти, выстроенные последовательно, при всей их внешней несхожести, укладываются тем не менее в определенную систему. Долго и трудно разрабатывая тему детства (дети как спутники будущего, дети как свидетели настоящего, его жертвы; дети как модельки взрослых, их мира; наконец, дети как предвестники будущего), Стругацкие в итоге сумели выделить из своего опыта очень важную мысль («внутри вида зарождается новый вид») и выразить эту мысль в необычной литературной ситуации. Терминологическое обозначение («вертикальный прогресс») она получит в «Малыше» (1970).
Намечена была эта ситуация еще в шестьдесят втором в «Далекой Радуге», потом откликалась в «Улитке на склоне» (достаточно посмотреть на эпиграфы), в «Хищных вещах века», в «Трудно быть богом», в «Полдне…».
«Лебеди» сумели подойти к решению многих вопросов, кроме, пожалуй, одного: этики взаимоотношений стремительно расходящихся отцов и детей, настоящего и будущего. Введя между отцами и детьми разницу таких масштабов, что она показалась сопоставимой с разницей между обезьяной и человеком, Стругацкие, естественно, не смогли снять единство земного происхождения этих видов. То есть отцы и дети неизбежно получались, с одной стороны, как бы очень разными, а с другой — совершенно одинаковыми.
Распутывать подобный узел оказалось нелегко. Его разрубили в «Малыше», введя в повествование, помимо землян, негуманоидную инопланетную цивилизацию, спасшую после катастрофы звездолета человеческого ребенка. Вырастившую его. Отталкиваясь от этого обстоятельства, можно было уже решать земные проблемы.
<…>
Спустя почти пятнадцать лет в повести «Волны гасят ветер» у изголовья умирающего «дедушки Горбовского» будут произнесены важные слова: «Он был как из сказки: всегда добр и поэтому всегда прав. Такая была его эпоха, что доброта всегда побеждала. „Из всех возможных решений выбирай самое доброе“. Не самое обещающее, не самое рациональное, не самое прогрессивное и уж, конечно, не самое эффективное — самое доброе!»
Примерно этим и разрешилась ситуация «Малыша». Но, одновременно, возник следующий вопрос. Стась Попов, один из героев «Малыша», будет мучительно и совершенно бесполезно биться над ним уже тогда, в семидесятом: «Ведь нельзя же ставить вопрос: будущее Малыша или вертикальный прогресс человечества. Тут какая-то логическая каверза… Или не каверза? Или на самом деле вопрос так и следует ставить? Человечество все-таки…»
Зная за Стругацкими потребность в логической завершенности начатого, можно было предвидеть такой исход — разговор поднялся на общечеловеческий уровень и получился, на наш взгляд, не совсем мотивированным, скорее спонтанным, но он получился.
Из вопроса Стася Попова в значительной мере вырос «Жук в муравейнике». Только здесь уже Малыша звали Лев Абалкин, а его будущее стало синонимом будущего человечества. Судьба же его решалась человеком по имени Рудольф Сикорски, человеком, вольно и невольно исповедующим принцип, провозглашенный в «Лебедях»: «Будущее — это тщательно обезвреженное настоящее».
<…>
Постепенно настали новые времена, и времена эти заставили Стругацких, а вслед за ними и их героев иначе взглянуть на собственное прошлое, на эпоху.
В определенном смысле «Жук…» (равно как и «Полдень…» в свое время) — книга, подводящая итоги, завершающая второй цикл развития Стругацких.
«Волны гасят ветер» (1984) — уже начало следующего витка (так же, как «Лебеди» когда-то). В традиционной для Стругацких ситуации раскола человечества авторский интерес смещается в сторону новой расы — детей человечества.
«Боже, спаси взрослых, — истово произносит „господин беллетрист“ в „Гадких лебедях“, глядя на детей, — боже, спаси их родителей, просвети их и сделай умнее, сейчас самое время… А то построят они себе вавилонскую башню, надгробный памятник всем дуракам, которых ты выпустил на эту Землю плодиться и размножаться, не продумав как следует последствий акселерации. Простак ты, братец».
…Времена меняются, и Стругацкие очень тонко предчувствуют эти изменения. То, что было сказано «господином беллетристом» в шестьдесят седьмом, — в восемьдесят четвертом, когда писались «Волны…», повторено быть не могло и не было. Вместо насмерть испуганного «господина беллетриста» слово было передано Горбовскому.
«Да-а, — сказал он, будто назад оглянулся, — это серьезный вызов нашему оптимизму. Но если подумать, человечество принимало вызовы и пострашнее… И вообще я не понимаю вас, Геннадий (опять Комов. — Е. К.). Вы так страстно ратовали за вертикальный прогресс. Так вот он вам — вертикальный прогресс! В чистейшем виде! Человечество, разлившееся по цветущей равнине под ясными небесами, рванулось вверх. Конечно, не всей толпой, но почему это вас так огорчает? Всегда так было. И будет так всегда, наверное… Человечество всегда уходило в будущее ростками лучших своих представителей. Мы всегда гордились гениями, а не горевали, что вот не принадлежим к их числу»…
Ну, что ж, новые времена действительно наступили. Как-то они будут осмыслены Стругацкими?..
Не забывают имя Стругацких и критики «почвеннического» толка. В мартовском номере журнала «Молодая гвардия» публикуется статья Михаила Лобанова «История и ее „литературный вариант“», критикующая историческую прозу Б. Окуджавы. Дважды упоминаются и АБС. Оба раза практически всуе.
Из: Лобанов М. История и ее «литературный вариант»
<…>