Запутанное дело с ожерельем Марии Антуанетты
Запутанное дело с ожерельем Марии Антуанетты
Это преступление стало одной из самых запутанных детективных загадок прошлого, а процесс, заклеймивший похитителей одного из самых роскошных ювелирных украшений мира, так и не дал окончательных ответов.
В конце XVIII века Париж — столица Просвещения — стал местом прибежища шарлатанов всех мастей. В 1785 году туда прибыл знаменитый граф Калиостро, который тут же стал самым модным иностранцем в городе. О том, что творилось в особняке, снятом графом, ходили самые невероятные слухи. Так, утверждалось, будто Калиостро устраивал ужины, приглашая на них не только влиятельных аристократов, но и давно умерших знаменитостей. Приезжий занимался лечением. При этом он не брал денег с людей небогатых, зато, судя по всему, взимал немалую плату за те же услуги с богатых клиентов. Что же касается сеансов провидения будущего, проводимых графом, то они били все рекорды популярности.
Одним из восторженных почитателей ушлого итальянца стал кардинал де Роган — человек легко внушаемый и чрезмерно доверчивый. Собственно, высокопоставленного покровителя Калиостро интересовало одно: тайна эликсира бессмертия. А граф с удовольствием морочил ему голову. Дошло до того, что де Роган начал советоваться с итальянцем по любому поводу. Этот факт впоследствии сделал Калиостро одним из главных подозреваемых в деле о знаменитом бриллиантовом ожерелье, с которого, по утверждению многих историков, и «началась французская революция».
Еще за 13 лет до появления Калиостро в Париже, в 1772 году, Людовик XV заказал придворным ювелирам, Бомеру и Бассанжу, настоящее чудо: ожерелье фантастической ценности, которое должно было состоять из 629 бриллиантов чистейшей воды. Это произведение искусства, считавшееся в то время самым лучшим в мире, стоило 1 600 000 ливров. Предназначалось оно для фаворитки монарха, мадам Дюбарри, и на его изготовление ювелиры потратили более двух лет. Однако к тому моменту случилось непредвиденное: Людовик XV скоропостижно скончался от черной оспы, а новая королевская чета — Людовик XVI и Мария Антуанетта — не горели желанием выкупить ожерелье.
Король поспешил заявить, что на эти же деньги он может купить несколько военных кораблей. А королева, пораженная великолепием бриллиантового украшения, сочла его все же несколько вульгарным. Тем временем положение придворных ювелиров стало критическим; они едва избежали банкротства, поскольку закупали камни для ожерелья в кредит.
Наконец, уже практически отчаявшись сбыть с рук баснословно дорогое украшение, Бомер и Бассанж облегченно вздохнули. Они получили письмо от кардинала де Рогана, в котором сообщалось: королева все же решила приобрести ожерелье. Правда, в рассрочку, выплачивая деньги равными долями в четыре приема. Поскольку же Мария Антуанетта собиралась пополнить свою коллекцию драгоценностей втайне от мужа, она попросила выступить в роли посредника при сделке де Рогана. Кардинал предоставил ювелирам гарантийное письмо, под которым стоял автограф королевы. Бомер и Бассанж, передав украшение лично кардиналу, успокоились. И, как оказалось, зря.
Когда подошел срок первого платежа, ювелиры решили послать Марии Антуанетте письмо, в котором напомнили о долге. Но королева, видимо, даже не поняла, о чем идет речь. Когда же ей снова намекнули, что пора платить, государыня возмутилась. Оказалось, Бомера и Бассанжа обвели вокруг пальца. Письмо было банальной (и довольно грубой, кстати) подделкой, а фантастическое украшение, полученное с его помощью, словно сквозь землю провалилось.
Мария Антуанетта, лично переговорив с ювелирами, решила потребовать объяснений у самого де Рогана. 15 августа, перед выходом в придворную церковь, король пригласил к себе кардинала и лично допросил его. При тяжелом разговоре присутствовали также королева и два министра. Де Роган очень растерялся и даже не подумал отпираться. Тогда Людовику XVI стали известны имена еще троих людей, так или иначе имеющих отношение к исчезновению украшения, — супругов ла Мотт и графа Калиостро. При этом произошедшее напоминало настоящий детектив.
Так получилось, что королева недолюбливала кардинала — без особых на то причин, кстати. Можно сказать, что эта неприязнь досталась Марии Антуанетте «в наследство» от ее матери, Марии Терезии, которой де Роган не угодил еще в бытность свою послом в Вене. Кардинал был бы весьма не прочь изменить существующее положение вещей; он, похоже, был немного влюблен в королеву и очень хотел попасть в круг ее приближенных, тем самым поправив свою давшую трещину политическую карьеру. Тутто герцогу и подвернулась под руку некая госпожа ла Мотт.
Эта примечательная особа познакомилась с де Роганом приблизительно в то же время, когда доверчивый аристократ стал покровителем Калиостро. Собственно, и в высшее парижское общество женщина была введена стараниями новых знакомых. Следует сказать, что ла Мотт утверждала, что происходит по прямой линии от французского короля Генриха II (от внебрачной связи этого любвеобильного монарха); девичья фамилия ее была де Люз де Сен-Реми де Валуа. Но к тому моменту родня ла Мотт настолько обнищала, что к шести годам этой правнучке Франциска I приходилось. просить милостыню! В итоге, девочку пожалела богатая маркиза Буленвилье, которая взяла на себя расходы по обучению ребенка. Фактически ла Мотт выросла в доме своей покровительницы. В начале 80-х годов девушка познакомилась с неким де ла Моттом. Тот уверял, будто является графом знатнейшего рода, но его родословная «пропала в Бастилии». В данном случае судьба не ошиблась, позаботившись, чтобы эти два человека, имеющие склонность к шарлатанству, оказались связанными узами брака.
Трудно сказать, как госпоже ла Мотт удалось убедить окружающих в том, что она лично знакома с королевой и пользуется ее особой милостью. Но даже кардинал нимало не сомневался: эта женщина пользуется при дворе Марии Антуанетты большим влиянием.
В то время центром Парижа являлся сад и галерея дворца ПалеРояль. В конце весны 1784 года ла Мотт во время прогулки по саду познакомился с девицей легкого поведения, которая именовала себя модисткой, некой Николь Леге. Она обладала совершенно фантастическим сходством с королевой, и авантюрно настроенные супруги решили выдать Леге за Марию Антуанетту — трюк был рассчитан на де Рогана.
Итак, ему объявили: хлопоты госпожи ла Мотт увенчались успехом, и королева решила назначить ему тайное свидание в версальском парке. В ночь на 11 августа герцог пробрался в «боскет Венеры». Несмотря на то что это место находилось прямо у лестницы, рядом с дворцом, там было очень темно. Спустя несколько минут де Роган увидел «королеву» в белом платье из индийского муслина (подобные вещи очень любила Мария Антуанетта). Ла Мотты уговорили модистку оказать им эту услугу, даже не объяснив толком, в чем дело. За короткое присутствие в боскете Леге пообещали заплатить 15 000 ливров (при этом уплатили всего 4 000). Авантюристы привезли девушку в наемной коляске, предварительно подпоив.
Де Роган, увидев «королеву», поклонился до земли и поцеловал ее юбку. Леге что-то пробормотала, уронив розу, которую держала в руке. В следующее мгновение к ней подбежал какой-то «придворный», прошептал: «Сюда идут», — и модистка исчезла с места свидания. А кардиналу на память осталась роза; впоследствии он довольно долго носил этот цветок в драгоценной оправе.
Спустя 10 дней ла Мотт обратилась к Рогану якобы по просьбе королевы: мол, у Марии Антуанетты нет свободных денег, в то время как ей необходимо помочь семье бедного дворянина. Беспокоить супруга из-за 50 000 ливров королеве не хотелось, вот она и решила попросить кардинала о небольшой услуге. Видимо, от монаршей розы герцог совершенно ошалел. Он сам необходимой суммой не располагал и поэтому обратился за займом к богатому члену еврейской общины Серф-Бееру. Вечером того же дня ла Мотт получила на руки 50 000 «для передачи королеве». Ушлая дамочка удачно пристроила деньги, вложив их в покупку нового дома. Но она, похоже, устала от мелких афер; крупный куш могла принести разве что афера грандиозная.
К тому моменту ювелиры, изготовившие знаменитое бриллиантовое ожерелье, объявили: тому, кто поможет продать украшение, они готовы заплатить 20 000 ливров. С этим предложением через третье лицо они обратились также к ла Мотт, «имеющей огромное влияние на королеву». Та не горела желанием брать на себя лишние хлопоты, однако с того момента граф и графиня начали часто встречаться с четой Боемеров. Ювелир предлагал аферистке не только деньги, но и любое украшение из своего магазина на выбор. Женщина отказалась, однако ее муж выбрал себе две вещи «за посредничество» — часы и кольцо. Графиня же бредила собственно ожерельем, решившись на банальную кражу.
Ла Мотт понимала, что ювелир не доверит ей столь дорогую вещь, и потому снова использовала кардинала (к тому моменту он уже давно состоял у авантюристки в любовниках). Де Рогану объявили: королева хочет потихоньку от супруга приобрести украшение, но не имеет возможности выложить сразу 1 600 000 ливров. Она решила купить украшение в рассрочку, выплатив деньги в четыре срока, а поскольку вести переговоры с Боемером Марии Антуанетте неудобно, она просит кардинала заключить такое соглашение с ювелиром.
Герцог все же попросил, чтобы королева письменно одобрила сделку. Тогда ла Мотт подключила к делу еще одного своего любовника, некоего де Виллета, который умел подделывать чужие почерки. Выходило это у него, правда, не слишком хорошо, но кардиналу авантюристка успела основательно запудрить мозги, и тот не особенно присматривался к особенностям почерка в полученной записке. В общем, Боемер лично передал де Рогану злополучное колье — чтобы никогда больше не увидеть ни самого изделия, ни денег. Накануне герцог получил «добро» на сомнительную операцию от Калиостро. Правда, никто не может сказать, получил ли маг вознаграждение от ла Мотт за свой совет или же он просто издевался над кардиналом.
Де Роган доставил украшение к авантюристке домой, куда под видом посыльного королевы пришел де Виллет. В тот же день супруги и их сообщник поделили добычу, разобрав колье на отдельные камни (почему-то ювелиры никак не могли заставить себя пойти на такую крайнюю меру). Большая часть бриллиантов досталась ла Моттам, и воры начали спешно распродавать драгоценности. Граф отправился в Лондон, где связался с несколькими ювелирами. Оставшуюся часть камней его жена сбыла с рук в Париже. Хотя в результате сделок преступники получили немногим больше 700 000 ливров, по тем временам эта сумма являлась огромным богатством.
Странно, но воры не поспешили скрыться за границу, а начали сорить деньгами. Когда же подошел срок выплаты взноса, ювелир решил напомнить о себе, направив Марии Антуанетте письмо. Та ничего не поняла, почти сразу забыв туманные намеки на «прекраснейшую драгоценность». Затем ла Мотт состряпала еще одну подложную записку с просьбой об отсрочке взноса на три месяца, уплатив, правда, проценты за указанное время. Тут де Роган заподозрил неладное. Он достал образец подписи Марии Антуанетты и едва не поседел от ужаса, обнаружив грубый подлог.
Наконец Боемер решил обратиться к одной из придворных дам королевы, после чего афера раскрылась. Ее величество лично пообщалась с ювелиром, после чего подключила к выяснению обстоятельств дела своего супруга.
В общем, Людовик XVI отдал приказ об аресте кардинала, Калиостро, супругов ла Мотт, де Виллета и модистки Леге. Все указанные лица (кроме находившегося в Лондоне графа) в тот же день начали обживать свои новые «апартаменты» в Бастилии. Так началось самое громкое уголовное дело XVIII столетия, ставшее мировой сенсацией.
Ла Мотт, которую допрашивали пять раз, возводила поклепы на всех уличавших ее свидетелей и строила из себя невинную овечку. Затем, сменив тактику, авантюристка заявила: ожерелье украл кардинал, но виноват в этом Калиостро. «Липовое» же свидание она устроила герцогу только в шутку. Мол, де Роган знал об этом уже на следующий день, причем немало повеселился. Наконец, графиня объявила следователю, что в данном случае имеет место государственная тайна; узнать ее может только министр двора лично. Ла Мотт, к которой служители правосудия относились вежливо, но с унылой иронией, закатывала в тюрьме совершенно дикие сцены, имитировала нервные припадки, периодически порывалась объявить голодовку. Эта истеричка успела довести до инфаркта сторожей, зачем-то раздевшись в камере догола, запустить на очной ставке в Калиостро канделябром. Некоторые историки полагают, что в краже ожерелья и в самом деле были повинны де Роган и ушлый итальянец, взвалившие ответственность за преступление на общую знакомую. Однако более вероятно, что ла Мотт сама провернула эту аферу.
Калиостро же разыгрывал мученика, ловко выгораживал себя и морочил следователю голову. Арестованным, кстати, не приходилось жаловаться на условия своего содержания; известно, например, что кардинал устраивал в Бастилиии обеды с шампанским для своих друзей «с воли»!
Общественное мнение почти целиком было на стороне задержанных, поскольку французы ненавидели как существующий строй, так и Марию Антуанетту лично. Вскоре о роли королевы в деле об ожерелье стали ходить самые невероятные слухи. Подданные вешали на супругу Людовика XVI всех собак, обеляя де ла Мотт. Многим казалось, что все, что приписывали королеве (назначение тайного свидания, покупка ожерелья тайно от короля и по чужому поручительству), она была способна совершить.
Людовик предложил кардиналу два варианта рассмотрения дела: в порядке королевского декрета либо обыкновенным уголовным судом. Де Роган предпочел суд и лично выбрал себе шестерых адвокатов, во главе которых был поставлен один из двух самых знаменитых защитников XVIII века, мэтр Тарже. Ла Мотт и модистку представляли двое менее известных специалистов.
Поскольку договор о выдаче уголовников между Францией и Англией был заключен только в 1843 году, граф ла Мотт предпочел не покидать Туманный Альбион, кочуя из города в город под вымышленной фамилией д’Арсонваль. В Эдинбурге он познакомился с 82летним итальянским учителем Коста (Дакоста) и назвал новому приятелю свое настоящее имя. 20 марта 1786 года итальянец отправил письмо французскому послу в Лондоне, предложив за 10 000 гиней помочь выкрасть преступника и перевезти его в Париж. При этом 1000 гиней он затребовал в виде аванса. Французский министр иностранных дел, посоветовавшись с Марией Антуанеттой, дал «добро» на проведение этой сомнительной операции, но Коста пошел на попятный. Вероятно, он и не собирался выдавать графа, а хотел поделить с ним полученную от посла сумму. Так что процесс по делу об ожерелье открылся летом 1785 года без одного из обвиняемых.
Судебное разбирательство проводилось в парламенте (большинство его представителей относилось к оппозиции); обвинителем был один из самых видных деятелей магистратуры, Жоли де Флери. Молва тут же обвинила его в сговоре с двором, любой ценой старавшимся обвинить оскорбивших королеву людей. Большинство членов суда тоже не отказались бы сделать пакость своему монарху, хотя и не очень симпатизировали кардиналу, представлявшему родовую аристократию.
Интерес к процессу был очень велик. Газеты постоянно печатали материалы о деле, в кофейнях и в великосветских салонах говорили только о «преступлении века». Заседания суда начинались с шести утра (иногда раньше), но публика торопилась занять места в зале еще с ночи. Подсудимых приводили в парламент к четырем утра.
В день объявления приговора по приказу правительства, опасавшегося беспорядков, здание суда, перед которым собралась огромная толпа, было оцеплено войсками. В 21.00, после заседания, длившегося 18 часов, судьи вынесли вердикт. Графиню ла Мотт единогласно признали виновной, приговорив ее «ко всему, кроме смерти». То есть к наказанию розгами, наложением клейма на плечо, конфискации имущества и пожизненному заключению в Сальпетриер. Такой же приговор был заочно вынесен скрывавшемуся в Англии мужу подсудимой. Модистку оправдали, вынеся ей только порицание. Что же касается кардинала и Калиостро, то они стали героями Парижа; толпа горожан впряглась в их кареты, чтобы с помпой доставить обоих оправданных по домам. Их освободили от всякой ответственности по делу о краже ожерелья. Следует сказать, что публика встретила приговор суда овациями. Все знали, что Мария Антуанетта настаивала на осуждении де Рогана, и позицию участников разбирательства расценивали как оплеуху существующему режиму.
21 июня 1786 года на дворе Дворца юстиции графиню ла Мотт прилюдно выпороли и наложили на нее клеймо. Затем женщину в полубесчувственном состоянии перевезли в Сальпетриер. Здесь ей предстояло прожить 11 месяцев и 17 дней. Все это время авантюристка с помощью врагов Марии Антуанетты подготавливала свой побег. Попытка вырваться на волю увенчалась успехом, и ла Мотт присоединилась к мужу в Англии. Надо сказать, что ее появление графа не слишком обрадовало.
В течение довольно продолжительного времени ла Мотт печатала «разоблачения» в адрес своих обидчиков и де Рогана, и неплохо на этом зарабатывала. Но тратила ла Мотт значительно большие суммы, так что вскоре у нее накопилось немало долгов. К тому же женщина становилась все более истеричной и подозрительной. По всей вероятности, здесь следовало бы говорить уже о душевной болезни. Наконец, в июне 1791 года тридцатичетырехлетняя графиня выбросилась из окна, приняв одного из своих заимодавцев за полицейского. Спустя несколько дней, после тяжелых мучений, она скончалась, оставив на память историкам головную боль и вопрос о том, была ли она одна виновна в краже бриллиантового ожерелья. Муж самоубийцы прожил долгую, богатую приключениями жизнь и скончался в 1831 году в полной нищете, в больнице для бедных, забытый всеми.
А мемуары авантюристки, по меньшей мере на три четверти вымышленные, создали ту самую атмосферу, в которой в 1793 году проходил процесс по делу главного врага графини — королевы Марии Антуанетты.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.