Гибель Марии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Гибель Марии

Возвращались мы обратно из Красноуральска в разгар лета не через Пермь, а через Свердловск. Наши проездные билеты были настолько гибкие, что позволяли нам пользоваться ими так, как нам было удобно. День мы провели в Свердловске, в походах по музеям, посетили даже дом Ипатьева, где в 1918 году был расстрелян последний царь России Николай II с семей, прошли по всем этажам, даже спустились в подвал, где произошла экзекуция.

— Неужели нельзя было поступить иначе? — спросил кто-то из нас.

— Нет. Колчак был уже у ворот Свердловска, и это решило их судьбу, — ответили нам.

Никому тогда и в голову не приходило, что найдется когда-нибудь кто-то, кто бульдозерами в течение ночи развалит этот дом. Он стоял при Ленине, он стоял даже при Сталине, и кому он помешал???

Проголодавшись, мы пошли искать прославленную фабрику-кухню. В этом колоссальном здании, напоминавшем снаружи скорее тюрьму, чем ресторан, постояв в длинной очереди, мы получили такой обед, что даже нас, студентов, привыкших ко всему, он поразил. И здесь же, на этой фабрике-кухне, нам, как студентам, выдали кое-какие продукты на дорогу.

Понятно, что по возвращении в Москву даже полупустая Москва показалась нам краем изобилия.

Вовсю торговали торгсины, в этих магазинах было все. Мне очень хотелось приобрести белый фетровый берет, но приобрести его можно было только в торгсине и, конечно, только за золото.

У меня была массивная золотая брошь, подарок моей бабушки на мой шестнадцатый день рождения, я решила эту брошь продать, тем более что носить золотые украшения считалось мещанством.

Мне было жаль расстаться с подарком, но желание щегольнуть в новеньком берете взяло верх, и я подала его в кассу, где золото обменивали на бонны. Поверите или нет, мне даже самой трудно поверить, но приемщик сказал мне:

— Ваша золотая брошь стоит 76 копеек.

А берет стоил 90 копеек. Золотая брошь величиной в полсигары не стоила одного фетрового берета!

Торгсины превратились в рай для спекулянтов, вместо помощи государству. При мне приходили женщины, приносили роскошные ювелирные изделия с драгоценными камнями, приемщики золота выдергивали драгоценные камни и выбрасывали их, как будто ненужный хлам, и взвешивали только золото. Немудрено, что эту лавочку довольно скоро прикрыли. На этом деле наживалась кучка ловких, мягко говоря, махинаторов.

До начала занятий я решила недели на две поехать домой в Геническ. По дороге в Геническ в Харькове я встретила Марию, и мы вместе решили провести эти две недели на море. Мария, вернувшись из Москвы в Харьков, решила в Москву не возвращаться и поступила в Харьковский мединститут.

Дома мне сообщили страшную весть, что где-то в горах погиб Миша, что старались и не могли со мной связаться. Его друг Виктор немедленно после похорон уплыл, а мать в жутком состоянии увезли к себе какие-то родственники из Одессы. Мне было нестерпимо тяжело, я не знаю, как бы я пережила эту уже вторую в моей короткой жизни тяжелую потерю, такого, как мне уже казалось, близкого мне человека, если бы не Мария. Смерть Миши ее тоже очень глубоко тронула, мы обе притихли.

По дороге обратно в Москву я остановилась на пару дней с Марией в Харькове. Здесь нас встретил наш общий друг Федя Михайлов, мы рассказали ему все, он изо всех сил старался развеселить нас и сделать наше пребывание в Харькове приятным. Через несколько дней я уехала в Москву, Федя в Ленинград. Это была моя последняя встреча и с Марией.

Очень скоро я получила от нашей общей подруги Клавы Пыляевой письмо, что наша общая любимая подруга Мария погибла, попала под автомобиль — бежала, чтобы не опоздать в театр. И откуда взялся этот автомобиль? Ведь было-то их тогда на весь Харьков столько, что можно было по пальцам пересчитать.

Это была уже третья трагическая потеря самых любимых, самых близких мне людей, и если бы не друзья, мне кажется, я бы не пережила. Федя, как услышал, моментально приехал из Ленинграда в Москву и всеми силами старался успокоить меня, привести в нормальное состояние. Мы вместе поехали в Харьков, навестили ее могилу, посадили цветы. Федя боялся оставить меня одну и всеми силами старался уговорить меня уехать с ним в Ленинград.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.