Письма матери и брату (1969)

Письма матери и брату

(1969)

Дорогая матерь!

Год обязательно будет счастливым!

Большущее спасибо за письма. Почему эта ленивая дубина, т. е. Олег, ничего не написал?

Я здоров и бодр.

В Керчь пришли вчера, т. е. 12-го. В Турции по берегам Босфора лежит снег. В Керчи метель, и на палубе сугробы, а на Сардинии ходили под пальмами в тапочках. Сейчас грузим всякое хитрое железо на Латакию (Сирия) и на Триполи (Ливан). Куда пойдем оттуда, мне неизвестно, но скорее всего опять вернемся в Керчь.

Новый год встречали в Арбатаксе всем экипажем вместе. Старались веселиться, но было грустно. Вместо ели стояла итальянская сосна.

На Сардинии я вытащил два страшно колючих кактуса и посадил их в ржавую банку. И они растут теперь у меня на столе и качаются, когда штормит. Вокруг Арбатакса стоят заросли апельсинов, мандаринов и лимонов, все усыпанные плодами. А между упавшими плодами ходят черные свиньи и белые овечки. У итальянских мужчин очень круглые и крепкие, как арбуз, задницы.

Мы ездили в город Кальяри — главный город Сардинии. И смотрели футбол. Играл наш «Спартак» с итальянцами. Мы очень старательно орали, наши выиграли — 3:1, и итальянцы нас хотели отлупить, но мы стойко махали красными флагами. Там очень много коммунистов, они носят красные партийные билеты с портретом Ленина и суют их тебе в нос. Одновременно там на стенах домов довольно часто встречается свастика. Десятилетние мальчишки окружают на улице и требуют сигарет. Сигарет не дашь — мальчишки бьют тебя чем попало, галдят и убегают.

Потрясательно красивая штука Стамбул и Босфор. А турецкий лоцман был очень старый, больной и несчастный. Его звали Мустафа, и на мостике он упал с сердечным приступом. Учитывая то, что врача у нас нет, то паника была полная…

Из «Лениздата» письма еще не получил. Состав сборника на полное твое усмотрение — что хочешь, то и сунь туда. Мне на все это наплевать, но важны деньги.

Обнимаю, родная, целую.

Главное, будь здорова.

Виктор

13.01.69. Керчь

Ну вот, мать, право, как вечно все у нас нелепо получается! Я же сразу написал из Керчи большое, подробное письмо тебе. Послал открытку Марианне (племянница. — Т. А.). Потом послал тебе еще фотокарточку. Неужели ничего не получили? Скорее всего подгадила погода — здесь погода отвратительная, и самолеты могли завезти почту черт-те знает куда.

Мы закончили погрузку, которая была трудной; легких не бывает. И стоим сейчас на рейде, ждем ремонта, и все вокруг замерзло, и плавкран с деталями пробиться к нам не может. И надоело все это до чертиков. Рейс будет немного длиннее, чем мы думали. Из Ливана опять вернемся в Сирию, возьмем там шрот — вид дуранды, жмых для скота, — и с ним уже пойдем на один из портов Черного моря. А следующим рейсом, вероятно, будем пробиваться уже куда-нибудь в Европу, ближе к Балтике, которая отсюда кажется такой же родной, как канал Круштейна.

Посылку съели разом, сигареты выкурили — спасибо, но, пожалуйста, больше никого не утруждай передачами. Когда человек торопится на самолет и на судно, ему мешает и пачка печенья…

Керчь — омерзительнейший городишко, и люди здесь особенно подлые.

Вчера смотрели передачу из Питера по телевизору о блокаде. И обрадовала своим отличным видом Берггольц. Приятно было и Льва Успенского видеть, хотя вообще передача — дрянь. Написал Маро (М. С. Довлатова. — Т. А.), которая прислала мне открытку.

Плохо, что мы здесь не смогли получить из пароходства почти никаких новых журналов — вероятно, тоже из-за почтовой неурядицы…

Я отменно здоров, сплю без снов и жрать хочу по-молодому, но вид остается изношенным и тусклым.

За то, что не ленилась писать письма, огромное спасибо — все интересно и мило отсюда.

Целую, обнимаю.

Твой Виктор

28.01.69

Дорогая матерь!

Все пока отлично. Сейчас стоим в Лондоне в бассейне Канада-Суррей и ждем начала выгрузки. Слева по носу два огромных небоскреба, ночью они светят тысячами огней; вокруг плавают по течению взад-вперед баржи с досками, на баржах людей нет, и они безобразничают как хотят.

Вчера весь день проездил вдвоем со старпомом за стильными фуражками. Носились на электричке за тридевять земель от Лондона в городок Тилбури, проехали Темзу от дельты до столицы и обратно по другому берегу, но без результата, т. к. мор. ателье оказалось закрыто…

В Гданьске был в концлагере и старых замках, где холодно, «хуже, чем в Антарктиде» — так заявила наша буфетчица. «В Антарктиде я в туфельках ходила, а здесь в сапожках ноги мерзнут» — так продолжала она.

Погода пока балует, и рейс и по грузу и по скорости проходит успешно. Здоров, и все хорошо. Письмо отправлю с т/х «Колпино». Куда пойдем дальше, до сих пор точно не известно. Многое зависит от погоды у вас и льда в Финском заливе.

Лондон город мрачный, а дороговизна здесь сейчас ужасная. Средние ботинки стоят 6 фунтов, а мне на 30 дней положено фунтов двенадцать. Так что пусть никто ничего не ждет — это не поездки в Париж и Ниццу с писательскими гонорарами.

Обнимаю тебя душевно. Будь здорова. Привет всем. Радиограмм до выхода из Лондона ждать не надо — рация опечатана, как всегда в порту. Виктор.

P. S. С кем-нибудь из жен моряков отправлю в Питер посылочку, в которой будут шикарные носки белые Марианне, фотографии и авторучки с адресами, кому какую подарить. Еще раз обнимаю!

Твой В.

(Без даты, — Т. А.)

Дорогая матерь!

Мы качаемся по самой середине Атлантики. Через несколько минут подойдет пароход, который торопится домой в Одессу из Уругвая. Мы обменяемся кое-какой почтой.

Писать письма еще труднее, нежели прозу…

Нас балуют пока всякие экваториальные пассаты. И не очень уж жарко и не холодно. Жизнь вошла в ритм, все вертится достаточно однообразно и монотонно. Канарские острова — провинция. Испанцы — торгаши и жулики не хуже арабов. Почти нет зелени.

Я здоров, и все отлично, но только с писанием пока получается плохо. Отмолотив полновесную вахту, считаешь себя в полном праве валяться кверху брюхом и дремать или листать ерунду. Купаемся в бассейне. Вода океанская зверски соленая. На корме у нас буйно растет огород с редиской, чесноком и огурцами, которым очень нравится экваториальная погода.

Ночью вертятся вокруг кальмары. И кажутся сквозь воду красными. Приплывало несколько большущих акул, но мы их не смогли поймать.

Была радиограмма из «Литературки» о «30 строках из «Соленого льда» для рубрики «Сигнальный экземпляр»». Это довольно смешно, т. к. никакие радиостанции тридцать строк не примут. Это я им и сообщил.

Какой Шкловский мне привет передавал — старик? Тогда передай ему тоже. Хотя это письмо ты получишь не раньше чем через месяц. Скорее всего мы окажемся к тому времени в Монтевидео.

Самое дурное — народ наш весьма далек от литературы. Зато в библиотеке полно классиков. Беда только, что хочется чтения полегче, а разговоров посолиднее.

Сейчас в окно мне блистает океан болезненным для глаз блистанием. И исполняются по трансляции «Подмосковные вечера» — неизменная наша программа…

На причале ты держала себя отлично и показала себя мужественной женщиной.

Кроме Мадонны, которая изображена в виде скромной крестьянской девушки, я купил еще маленькую испанку — куклу по типу французских — в шикарном платье с веером. Она в маленькой черной коробочке. Купил себе белые джинсы, разные ботинки и мелочи. У испанских торговцев очень плохой вкус…

Свою работу я знаю хорошо. Даже астрономию, на которой нам здесь приходится сидеть верхом, я, оказывается, использую без всякого напряжения, а боялся, что забыл.

Скажи Ирме (И. В. Кудровой. — Т. А.), если увидишь, что парижская кепка, на которую она зарилась, после этого рейса станет ее.

В каюте у меня теперь красный ковер во весь пол, желтые чехлы на мебели и в сочетании с испанками и канарскими открытками очень даже симпатично. Чемоданы от морской пыли укрыты британским флагом, а из всяких других флагов я сделал валик на диван, чтобы валяться на нем, когда мне лень стянуть с себя шорты, купленные еще когда-то в Югославии.

Самое дефицитное оказалось сейчас на борту — конверты. Мало кто оказался таким заботливым, чтобы прихватить их с собой в такой рейс.

Буду клеить сам.

Обнимаю тебя, целую нежно. Главное — хорошо отдохни к зиме.

Привет всем. Многих забыл, но очень уж тороплюсь — наши встречные «Бежицы» уже ревут и стреляют из ракет. Они рвутся домой.

Счастливо!

Виктор

13.07.69 Т/х «Невелъ»

Дорогие родичи!

Поздравляю вас с наступающим Новым годом! До него сейчас еще месяц и двенадцать дней, но завтра мы отдадим письма на танкер с собачьим именем «Аксай», который кормит нас топливом здесь, у берегов Анголы, и он отвезет письма в Батуми к 17 декабря.

Мы все еще с другой стороны экватора. Душная, беззвездная, влажная ночь. Везде по палубе течет теплая, липкая влага. Здесь сезон дождей. Мы все уже соскучились по Большой Медведице и Полярной звезде, которые так давно закрывает от нас экватор.

Думаю, что к тому моменту, когда вы получите это письмо, мы уже будем знать свою дальнейшую судьбу. Пока мы ничего толком не знаем.

Большинство ребят, которые отправили письма из Монтевидео, уже получили подтверждение, а от вас все нет такого подтверждения.

Я здоров и бодр. Мы, конечно, втянулись во всю эту бодягу и молотим вахту за вахтой, сутки за сутками, тысячу миль за тысячей, как роботы. Расстояние, которое осталось за кормой, равно уже двум окружностям нашей куцей планеты, а конец виден еще в довольно зыбком тумане, но все мы знаем, на что идем.

Штанов Марианне в Уругвае не купил и сомбреро тоже не купил. Нет в Уругвае таких деликатесов. Вообще, Уругвай страна какая-то странная — замедленная, полумертвая какая-то. Особенно это заметно после Сингапура, который весь даже как-то извивается от переполненности жизнью, движением, мухлеванием, судоходством, велорикшами и автомобилями.

Сейчас, вероятно, пойдем в Конго на Пуэнт-Нуар. Там, говорят, есть ритуальные маски, но плохо, что мы уже спустили почти все свои миллионы. Больше всего нам не хочется возвращаться еще раз в Маврикий.

Мои кокосы сморщились и почернели, как физии старых негров. Хорошо, что кораллы не подвержены порче. Мозги вялые от влажности и духоты, письмо подвигается туго — не обижайтесь, что оно будет коротким…

Мы совсем отстали от жизни — Москву почти не слышно, газет нет. И новости нам рассказывают посольские товарищи, если они есть там, куда нас заносит.

Как могут существовать африканские страсти в таком климате, мне совершенно непонятно.

Матерь, почему ты была в Комарове так мало дней? Сама так захотела или они не дали?

Надеюсь, что вы все здоровы и что встретите Новый год весело и дружно. Выпейте за тех, кто качается в морях, и закусите соленым хлебом, потому что я обязательно напишу книгу с таким названием («Соленый хлеб», 1979.— Т. А.).

Когда мы будем швартоваться в Ленинграде к Пассажирскому причалу в Гавани, то обвесим весь пароход такими лозунгами: «…дней — как одна ночь!»; «Лучше поздно, чем никогда!»; «Вот вам, девушки, и Юрьев день!»; «В море — горе, на берегу — жена, ланца-дрицца-ацаца!» Тексты этих приходных лозунгов обсуждаются уже сейчас. Одновременно мы поем песню с такими словами: «Мать родная тебя не обманет, а обманет простор голубой!» и — со слезой: «Не надейся, моряк, на погоду, а надейся на парус тугой…»

Ну-с, родные, обнимаю вас всех вместе, всех вместе целую.

С Новым годом вас!

Ваш сын, брат, дядя, свекр, тесть, золовка и сноха

Виктор.

19.11.69. Возле бухты Мосамедши, Ангола. Т/х «Невель»

Дорогая родительница!

Самое серьезное и главное — моя тревога о последствиях для тебя перенапряжений ремонта. Если более-менее благоприятное лето пошло насмарку, если ты надорвалась этим ремонтом, то никакие новые обои здесь не помогут. Нужно: сразу ехать в Комарово, лучше в кинодом, т. к. там веселее обстановка. В писательский дом тоже можно ехать, но там слишком пахнет маразмом.

Вероятнее всего, в этом письме я не смогу не только ответить на ваши письма, посланные на Маврикий, но и вообще сообщить, получил ли их, т. к. зайдем сейчас на внешний рейд, возьмем почту, сдадим эти свои письма и уплывем обратно на архипелаг Каргадос. Вероятно, на земных картах этих островов вообще нет. И я облазил их. На острове Рафаэль я нашел двадцать человек прокаженных, которые отказались к нам приблизиться, это были негры. Я оставил им пять пачек «Новости» и виды зимнего Ленинграда, чтобы они знали, что на Земле бывает такая штука, как снег. На острове Сайрен я собирал раковины и набил ими целый ящик в доказательство того, что не счесть жемчужин в море полуденном. На острове Кокос я лазил на кокосовые пальмы, ободрал брюхо, вспомнил, качаясь на пальмовой верхушке, Фрунзе и набрал орехов всех возрастов, но, говорят, они заплесневеют и не доедут до Ленинграда.

Я считаю, что сегодня-завтра будет ровно половина нашего рейса, но настоящих сроков его окончания не знает никто на этой планете, т. к. сроки эти зависят от настроения Луны. И все мы, таким образом, лунатики.

Маврикий мне не нравится. Сингапур интересный город, и там было влипли в настоящий шторм. Я, конечно, разок обгорел, и кожа моя развевается на ветру, как флаги расцвечивания. Настроение хорошее, т. к. иногда удается пописывать, и это делает все происходящее более осмысленным. Купил японский транзисторный приемник и красный ковер, с последним пока не знаю точно, что будем делать, но скорее всего повесим его на ту стенку, из-за которой доносятся до моих ушей вопли детей старшего дворника.

Я пишу это на ночной вахте — стоим на якоре. Тишина. Луна. Южный Крест. Пью крепкий чай и жую ананас. От этих ананасов у всех болят губы, и мало кто их еще ест. А я, наоборот, сперва не ел, а теперь ем с удовольствием. В свете палубного огня под бортом ходят пять штук рыб-игл. Каждый день ловим акул. Это заменяет нам кино и театр вместе с филармонией.

Я здоров, и даже морщины временами делаются не такими заметными. Вообще, я сделал все правильно. И работать пошел правильно, и в этот рейс пошел правильно.

Я знаю, что в современной обстановке писать дома не смог бы и строчки. Каких бы то ни было больших замыслов для писания у меня нет. Будет такая книга, как «Соленый лед», но длиннее и скучнее, т. к. будет больше походить на путевой дневник. Нынче уже год, как я качаюсь в морях. Прошлогодний осенний Лондон кажется сном.

Дела: 1. Если будут свободные деньги (выплатит «Гослитиздат», например), то просьба к Олегу купить мне энциклопедию Брокгауза и Ефрона. Привести ее на такси с помощью шофера, которому не жалеть за это рублей… Энциклопедия эта понадобится мне сразу по возвращении, а я не думаю, что купить ее просто. 2. Одновременно с поисками энциклопедии присмотреть «Морской атлас» в двух томах последнего издания, но не покупать его без меня, т. к. только я знаю, какие в нем могут оказаться обманы и вырывы…

Поцелуйся взаимно с Олегом и всем его семейством, передав таким образом взаимно друг другу мои нежности. При мысли о том, что лето красное прошло и Марианна ползает в школу, я сам делаюсь за нее несчастным и угнетенным. Ходит ли она тайком от родителей на танцы в «Швейник» и «Мраморный», чтобы танцевать там с военно-морскими курсантами? Ирине (И. В. Базунова, жена брата. — Т. А.) передай, что негритянское искусство выдумали белые идиоты. Машке (племянница. — Т. А.) можно сказать, что я привезу ей из Сингапура ослепительно красное японское кимоно, похожее на пижаму, — из штанов и пиджака. Боюсь только, что ей придется подождать с обновкой лет пять, т. к. я совершенно забыл, какого она роста… Адольфу (А. Урбану, — Т. А.) скажи, что обещанная ему зажигалка куплена… Ирме (Кудровой. — Т. А.) скажи, что она умница, потому что меня хвалит. И следующее. Ее друг Яков Свет выпускает в свет дневники Кука. В этих дневниках названия «Солнце» и «Луна» Яков Свет печатает с маленькой буквы: солнце, луна. Во всем мире, связанном с морем, Солнце и Луна считаются именами собственными. Кук-то, конечно, писал их с должным уважением. Ошибка эта в издании его дневников очень серьезна и безобразна. Пускай Ирма немедленно ему об этом напишет. Свету, а не Куку. Такая ошибка непростительна для хорошего географа; чтобы не сомневаться, пускай он возьмет любой учебник по астрономии или посмотрит любой судовой журнал. «Над горизонтом взошло солнце» — пишется с маленькой буквы. «Определили поправку компаса по азимуту Солнца» — пишется с большой. Одновременно, чтобы не расстраивать этого Света, пусть Ирма передаст ему, что я хвалю его примечания к куковским дневникам — они действительно хорошие.

Ну вот, уже половина четвертого ночи, и вахта моя идет к концу. Утром, когда я буду еще спать, мы снимемся с якоря и пойдем на Порт-Луи, где по улицам бродят, качаясь от некормления, облезлые, несчастные собаки и где черные люди валяются на камнях, тоже голодные и страшные, что не мешает им по-всякому нас обманывать. Количество голодных в мире удручает даже не таких сентиментальных, как я, людей.

Обнимаю и целую тебя тропическим теплым образом. Главное — отдохни после кошмара ремонта. Братцу еще один привет и поклон.

Ваш ближайший родственник Виктор.

P. S. Матерь, родная, самым неожиданным образом отправляю это письмо через ребят со спасателя, который сам потонул, а мы его, вернее, ребят вытаскивали, но сперва их вытащили негры[22]. Короче говоря, отправляю через Владивосток, а сами идем на Монтевидео. Обнимаю.

В. К.

(Без даты. — Т. А.) Т/х «Невель»