Ставка просит
Ставка просит
Сентябрь начинался не радостно.
Сводки Совинформбюро пестрели новыми направлениями наступления гитлеровских войск. Новгородское… Днепропетровское… А затем: «После упорных боев оставлен город Новгород». Не прошло и двух дней, как снова: «…Нашими войсками оставлен город Днепропетровск»…
В Одессе тревожные дни сменялись такими же тревожными ночами.
В ночь на 2-е противник попытался прорвать оборону в Восточном секторе.
Первые ночные атаки. Это было для нас ново.
421-я стрелковая дивизия, сформированная из войсковых частей Восточного сектора и пополненная 4000 одесситов, закрыла участок прорыва, сорвала вражескую атаку и уничтожила мелкие группы противника, просочившиеся ночью. Атаки велись и на фронте 1-го морского полка.
В бою был смертельно ранен помощник начальника политотдела по комсомолу Симонов, тот самый жизнерадостный, полный сил политрук, что встретил меня по прибытии в Одессу.
Не прекращались налеты вражеской авиации на порт. Не проходило дня, чтобы там не было убитых и раненых. Подчас шальной снаряд рвался в местах сосредоточения эвакуируемых раненых, ждущих посадки.
Имея, очевидно, сведения о крайнем напряжении наших сил, вызванном большими потерями, противник решил во что бы то ни стало совершить последний бросок для прорыва и 3 сентября захватить Одессу «любыми силами и средствами», как приказал Антонеску на совещании румынских офицеров в Выгоде.
В ночь на 3 сентября на всем протяжении фронта противник нащупывал слабое звено обороны. В Восточном секторе он атаковал вдоль железной дороги в направлении на Корсунцы. 421-я дивизия отбила атаки, сохранив свои позиции, и к исходу 3 сентября овладела селом Протопоповка.
В Западном секторе противник пытался ночью прорвать линию обороны 95-й стрелковой дивизии. Неоднократно переходя в штыковую контратаку, части дивизии не допустили прорыва.
В Южном секторе противник пытался наступать двумя полками, нанося главный удар в направлении Фриденталя и Дальника, но успеха не имел.
Днем наступление велось в разных секторах. Все атаки защитники Одессы отбили. 4 сентября ночью — снова атаки на разных направлениях. Авиация сбрасывала на город зажигательные бомбы. Артиллерия обстреливала город и порт. Во многих местах Одесса горела…
Линия фронта была бы на этот раз прорвана, если бы не быстро доставленные кораблями маршевые батальоны: как только они прибывали в Одессу, их сразу же, не ожидая темноты, направляли машинами на передний край.
5 сентября вечером Гавриил Васильевич Жуков сообщил нам, что завтра прибывает в Одессу командующий флотом вице-адмирал Ф. С. Октябрьский. С ним мы ожидали погруженное на лидер «Харьков» и эсминец «Дзержинский» оружие, которое выделялось для Одессы из 51-й армии по приказанию Ставки: 5000 винтовок, 150 станковых пулеметов, 300 автоматов, 200 ручных пулеметов, 100 82-миллиметровых и 20 120-миллиметровых минометов с тремя боекомплектами.
На рассвете мы вместе с Жуковым выехали в порт встречать командующего флотом.
Бригадный комиссар М. Г. Кузнецов, дивизионный комиссар Ф. Н. Воронин, дивизионный комиссар И. И. Азаров, генерал-лейтенант Г. П. Софронов, контр-адмирал Г. В. Жуков, полковой комиссар Л. П. Бочаров и бригадный комиссар А. Г. Колыбанов
Как и следовало ожидать, батареи противника открыли огонь по подходившему к порту лидеру. «Харьков» и встретившие его катера поставили дымзавесу. Батарея противника продолжала стрелять на ощупь.
Лидер подошел к стенке, и мы увидели на палубе ящики с оружием и боезапасом.
По трапу, сброшенному на стенку, сошел командующий флотом.
Приняв доклад, Октябрьский заметил, что сторожевые катера действовали хорошо.
— Да, — он прищурил глаза, — жарко было от «салюта»… Как дела?
— Как видите, — сдержанно ответил Жуков.
— Что корабли, идущие в порт, обстреливаются — в этом я только что сам убедился, — сказал командующий. — Поехали на командный пункт!
Филипп Сергеевич информировал нас о положении дел на юге.
Занятые своими делами в Одессе, мы не представляли, какая угроза нависла над Крымским полуостровом в последние дни.
31 августа войска противника форсировали Днепр в районе Берислав — Каховка и направили удар на Перекопский перешеек. В этой обстановке возрастала роль Одессы. Упорной обороной мы связывали противнику руки, оттягивая на себя более десяти дивизий, боевую технику и авиацию.
В тот же день состоялось заседание Военного совета Одесского оборонительного района в присутствии вице-адмирала Октябрьского и находившегося в Одессе вице-адмирала Левченко.
Докладывая обстановку, генерал-майор Шишенин говорил спокойно, но каждая названная им цифра била тревогу.
На 6 сентября перед фронтом действовали 13, 15, 11, 3, 6, 7, 8, 12 и 21-я пехотные дивизии противника… Разведывательные данные, показания пленных офицеров и солдат подтверждают, что взамен убитых и раненых противник регулярно получает пополнения. Количество войск и боевой техники врага под Одессой возрастает, что подтверждается ежедневными непрерывными атаками, интенсивностью налетов авиации и артиллерийского обстрела города и порта… У нас же не хватает резервов, боеприпасы своевременно не доставляются…
Члены Военного совета говорили о мерах по мобилизации внутренних ресурсов, о проведенной политорганами работе по повышению устойчивости обороны, но приходили к выводу, что отсутствие резервов ставит обороняющиеся войска в тяжелое положение и вынуждает постепенно отходить. Исключая уход из Одессы, все подчеркивали острую потребность в резервах.
— Нам понятно указание маршала Шапошникова, сделанное по поручению Ставки, — сказал контр-адмирал Жуков. — Мы нарушили директиву Верховного Главнокомандующего, отойдя с основного рубежа обороны. Но иного выхода не было. Больше того, части Восточного сектора снова отошли на четыре — восемь километров между лиманами Большой Аджалыкский и Хаджибеевский, хотя совершенно ясно, что новое сужение пространства оборонительного района чревато тяжелыми последствиями…
Ф. С. Октябрьский заявил, что Военный совет флота полностью согласен с докладом, посланным два дня назад Военным советом Одесского оборонительного района в Ставку и наркому Военно-Морского Флота. Он подтвердил наше мнение, что оградить город, порт и подходные фарватеры от огня вражеской артиллерии можно только одним путем: для этого надо оттеснить врага на расстояние, которое не позволяло бы ему вести действительный огонь по городу. Согласился Филипп Сергеевич и с тем, что такую задачу нельзя решить без усиления оборонительного района свежими силами. Он заверил, что Военный совет флота будет просить наркома и Ставку направить в Одессу стрелковую дивизию.
Он сообщил, что нарком приказал Военному совету флота произвести высадку тактического десанта у Новой Дофиновки, ударить в тыл группировке противника перед Восточным сектором Одесского района и обеспечить наступление наших частей в северном направлении, между Аджалыкским и Куяльницким лиманами. Десант должен быть поддержан сильным артиллерийским огнем с кораблей, авиацией и предварен тщательной разведкой.
Жуков выразил общее мнение Военного совета, сказав, что такая помощь нами приветствуется, но силами, имеющимися в Одессе, такую операцию провести невозможно.
— Эту задачу можно решить только при условии присылки в Одессу кадровой дивизии, — подтвердил он. — Мы понимаем обстановку в стране и все же считаем, что вопрос о кадровой дивизии для Одессы не может быть снят с повестки дня. Мы просим Военный совет флота поддержать нас в этом…
На следующий день мы слушали очередное сообщение генерал-майора Шишенина.
— Хутор Вакаржаны оставлен нами, — доложил он. — В остальных секторах на сегодня сохранено прежнее положение, но в войсках — усталость от непрерывных атак противника.
Подводя итоги всему сказанному, Жуков заключил:
— Наше сопротивление растет, но не ослабевает и натиск противника. К сожалению, мы не только не можем восстановить заданную Ставкой линию обороны, но не можем даже оттеснить противника на столько, чтобы порт и город оказались вне артиллерийского обстрела.
И мы снова телеграфировали в Ставку: «Батареи противника интенсивно обстреливают Одессу. За последние десять дней ООР имел только ранеными, размещенными в госпиталях, — 12 тысяч… Местные людские ресурсы исчерпаны. Прибывшие маршевые батальоны пополняют только убыль. Имеем большие потери людей, особенно в командном составе. В связи с этим снижается боеспособность. Имеем потери в боевой технике. Имеющимися силами ООР не в состоянии отбросить противника от Одессы. Для решения этой задачи — оттеснить врага и держать город и порт вне артиллерийского обстрела — срочно нужна хорошо вооруженная дивизия».
Военный совет Черноморского флота сообщил нам, что он полностью поддерживает нашу просьбу о помощи.
В те сентябрьские дни обстановка была такова, что порою казалось: еще небольшой нажим со стороны противника — и наша линия обороны будет прорвана.
Не может быть, надеялись мы, чтобы нам, приковывающим к Одессе столько дивизий противника, не дали в подкрепление одной кадровой дивизии.
10 сентября мы послали в Ставку еще одну телеграмму: «На фронт прибыли новые части 10-й пехотной дивизии. Пятидневные бои по ликвидации прорыва в районе Ленинталь не дали успеха. Противник продолжает с боем двигаться в направлении Дальника. Положение напряженное. Для восстановления положения срочно требуется полностью вооруженная дивизия. Целесообразно для ускорения взять ее из 51-й армии». Копии этой телеграммы были посланы наркому и Военному совету Черноморского флота.
По сводкам Совинформбюро мы знали, что положение на фронтах не улучшается, части Красной Армии продолжают отступать, оставляя врагу города и села. Но нам ничего не оставалось, как надеяться на помощь. Договорились: будем просить дивизию до тех пор, пока нам ее не выделят.
Через несколько часов Жуков снова собрал Военный совет, чтобы огласить телеграмму Ставки.
— «Части Одесского оборонительного района свыше трех недель успешно сковывают до двенадцати дивизий противника, нанося ему значительные потери». — Эти слова Гавриил Васильевич произнес отчетливо, не торопясь. От себя добавил: — Очень лестно слышать такую оценку наших действий. Эти дивизии, видимо, очень нужны врагу для развития успеха на юге, а мы приковываем их к себе.
— И перемалываем потихонечку, — бросил кто-то реплику.
Признание Ставкой важности боев за Одессу, спокойный тон телеграммы — все это ободрило нас. Ведь мы, докладывая в Ставку об отходе наших войск от намеченной линии обороны, очень тревожились: а вдруг получим упреки?
Вторая часть телеграммы заставила нас серьезно задуматься. В ней говорилось, что оборона рубежей, прикрывающих Одессу с северо-востока и юго-запада, недостаточно упорна, в результате этого противник овладел районами Гильдендорф и Ленинталь и держит Одессу под артиллерийским огнем. По имеющимся данным, противник группирует для наступления на Одессу крупные силы артиллерии, подтягивает еще две пехотные дивизии.
Маршал Шапошников предлагал:
1. Организовать 2–3 мощных налета авиации Черноморского флота, артиллерии кораблей и береговой обороны на позиции противника. Взаимодействуя с этими средствами, войскам ООР возвратить утраченные позиции в районе хуторов Вакаржино, Фрейденталь, Ленинталь и уничтожить противника, просочившегося в направлении Дальника.
2. Потребовать от войск предельного упорства а обороне каждого метра пространства, повседневно укреплять и совершенствовать занимаемые позиции.
3. Использовать все возможности Одессы для постройки на передовых позициях прочных укрытий из металла, бетона, подручных материалов. Привлечь к полевым оборонительным работам все силы населения, кадры специалистов флота, сухопутных войск, тыловых учреждений.
4. Пополнить убыль в командном составе за счет местных ресурсов.
В сужении фронта обороны Ставка не упрекала Военный совет ООР. Но нам ставилась конкретная задача: возвратить утраченные позиции имеющимися силами, отбросить противника на такое расстояние, с какого он не мог бы обстреливать порт артиллерийским огнем.
Но как мы могли решить эту задачу, совершенно не имея резервов? Однако Ставка требует, зная об отсутствии их из наших же телеграмм. Значит, недоразумения никакого нет, задача должна быть выполнена. И мы не теряли надежду получить одну, только одну дивизию. Филипп Сергеевич тоже согласился, что без этого наступать нельзя.
Мы начали всерьез продумывать вопрос о высадке десанта в тыл противника восточнее Новой Дофиновки и одновременной наступательной операции силами ООР в восточном направлении. Но общее мнение склонялось к тому, чтобы высаживать десант не у Новой Дофиновки, а в районе Григорьевки.
С опозданием прибывший на заседание секретарь обкома партии Колыбанов, волнуясь, рассказал о жертвах вражеских налетов, о разрушенных артиллерией жилых домах, об огромных потерях среди гражданского населения. Все это ни для кого не было новостью: враг и днем и ночью совершал налеты на Одессу. В наших оперативных сводках тех дней можно было прочитать такие горькие строки: «Авиация противника с наступлением темноты возобновила налеты на Одессу, артиллерия противника продолжает методически обстреливать различные районы города. В результате бомбардировки с воздуха и артобстрела в Одессе разрушено 59 зданий, возник 21 пожар, убито 92, ранено 130 человек гражданского населения». «Днем 15 Ю-88 бомбардировали Одессу. Затем 50 бомбардировщиков вновь совершили налет на город. В городе убито и ранено более 300 человек. Большие разрушения, много пожаров».
Обсудив уже после убытия командующего результаты налетов авиации на Одессу, мы решили просить Военный совет Черноморского флота нанести мощный воздушный удар по цитадели Антонеску — Бухаресту и вместе с бомбами сбросить листовки с пояснением: «За многострадальную Одессу». Мы надеялись, что ответные удары по Бухаресту в какой-то мере повлияют на правителей фашистской Румынии и вынудят их воздержаться от варварского разрушения города и убийства мирных жителей. Мы были удовлетворены, когда получили ответ Военного совета флота: «Вашу просьбу выполним».
10 сентября 1941 года пришло донесение командира Тендровского боевого участка: противник продолжает двигаться на Малые Копани, Келегей и Скадовск; части 9-й армии отходят на восток.
Тендра надежно прикрывала коммуникации, связывающие Крым и Кавказ с Одессой.
На поддержку Тендровского боевого участка Военный совет Черноморского флота бросил Дунайскую военную флотилию. Народный комиссар Военно-Морского Флота потребовал от Военного совета Черноморского флота удерживать до последней возможности Скадовск и Кинбурнскую косу. Командующий флотом приказал командиру Тендровского боевого участка не допускать эвакуации с островов Березань и Первомайский, организовав прочную оборону их. А 12 сентября мы узнали, что наши части оставили Скадовск, противник сосредоточил на Каховском плацдарме до пяти пехотных дивизий, мотомехдивизию, два танковых полка и наступает на перекопском и мелитопольском направлениях.
Эти известия усилили нашу тревогу за судьбу Крыма, захват которого был бы ударом и по Одессе. Но мы утешали себя не только верой в войска, обороняющие Крым, в береговые батареи, прочно зарытые в землю, а надеялись и на естественные трудности, связанные с форсированием Перекопа.
* * *
Положение в Одессе ухудшалось между тем с каждым днем.
12 сентября противник продолжал сосредоточивать войска в районе Ленинталя и в течение дня предпринимал попытки расширить фронт и войти в район Сухого лимана.
В результате наступления противника на хутора Октябрь и Важный в Западном секторе 245-й и 161-й стрелковые полки отошли.
В Южном секторе части 25-й стрелковой и 2-й кавалерийской дивизий в основном удерживали свои позиции, но 31-й полк был потеснен противником. Вражеская авиация бомбила и минировала порт. Было сброшено 36 бомб. Убито 121 человек, ранено 162. В госпиталь доставили 1394 человека. На транспорты и корабли поступило для эвакуации 1209 раненых.
Весь следующий день противник пытался расширить фронт прорыва на участке 25-й дивизии в направлении южной окраины Дальника и хуторов Болгарских.
Все говорило за то, что натиск противника усиливается, а наши силы редели, части утрачивали боеспособность. Во 2-м и 3-м батальонах 90-го стрелкового полка оставалось 57 человек, в 7-м кавалерийском полку — 300 человек, в 287-м стрелковом полку — 150–170 человек.
Назревала реальная опасность: из-за полного отсутствия резервов отдельные участки могли совершенно оголиться.
В Ставку, наркому, Военному совету флота мы послали телеграмму: «Противник получает пополнение. Подбрасывает новые дивизии. Под давлением его превосходящих сил создается опасность отхода наших частей на рубежи Гниляково, Дальник, Сухой Лиман. Население, аэродромы, город, порт, корабли будут нести огромные потери от артогня противника. Наша авиация вынуждена будет перебазироваться в Крым. Созданная из местных ресурсов 421-я стрелковая дивизия (она же Одесская) имеет недостаточное количество пулеметов, артиллерии. Остальные дивизии также нуждаются в пополнении пулеметами и артиллерией. Все стрелковые части имеют 42 % недокомплекта начсостава. Полученные маршевые батальоны влиты в части полностью. За месяц обороны потери только ранеными — 25 тысяч. За 12 сентября только ранеными (учтенными в госпиталях) потеряно 1900 человек. Для обеспечения от прорыва и от артиллерийского обстрела аэродромов, города и порта необходима одна стрелковая дивизия, а также дальнейшее пополнение маршевыми батальонами».
Ответ на эту телеграмму был молниеносным: Ставка просила бойцов и командиров, защищающих Одессу, продержаться шесть-семь дней, в течение которых она сможет дать подкрепление авиацией и вооружением.
Когда мы, члены Военного совета, собрались и прочли эту телеграмму, нас удивила и тронула такая форма обращения к нам: вместо лаконичного военного «Ни шагу назад!» нас просят продержаться. Видимо, Ставка ясно представляла себе обстановку в Одессе и была уверена в том, что защитники города выполнят свой долг честно и до конца. Мы же поняли другое: раз Верховное Главнокомандование не может ничем помочь, даже сознавая, что мы едва держимся, и вынуждено просить нас, значит, тяжело не только Одессе и взять подкреплений неоткуда…
Когда мы вместе с командирами и политработниками пошли разъяснять просьбу Ставки бойцам, довелось наблюдать неповторимую картину: люди волновались; в глазах каждого бойца можно было легко прочитать полное сознание того, что Родина в опасности и обращается к ним так, как обращаются лишь к родным сыновьям. У иных на глазах блестели прозрачные кристаллы, но это были не слезы отчаяния — это гневом горели сердца верных защитников Отечества. Не дай бог какому-либо врагу видеть такие слезы!
Вскоре Военный совет флота сообщил нам, что по решению Ставки Верховного Главнокомандования для усиления ООР будет перевозиться из Новороссийска 157-я стрелковая дивизия. Нас заверили, что эта дивизия по подготовке и оснащению боевой техникой выше, чем дивизии 51-й армии. Учитывая срочность отправки, нарком разрешил использовать для ее перевозки боевые корабли.
А пока…
Введя в бой новые резервы, противник возобновил атаки и с утра 15 сентября тремя пехотными дивизиями с танками начал наступление в направлении Вакаржаны — Дальник.
Мы доложили в Ставку, наркому и Военному совету флота, что противник прорвался западнее северной окраины села Дальник и накапливает силы для дальнейшего наступления юго-западнее его.
Никаких резервов для контрудара у нас по-прежнему не было. И 31-й стрелковый полк получил приказ отойти из района Юзефсталь и Францфельд в резерв к поселку Застава. 20-й кавалерийский полк отводился на рубеж села Клейн-Либенталь и прилегающих к нему высот. Нами оставлялась вся территория западнее Сухого лимана.
Да, мы снова явно ухудшали свое положение. Чтобы не допустить этого, нужно было усилить резервом войска в районе Дальника. Но где же, где этот резерв?!
Части отошли на рубеж Сухого лимана — и противник получил возможность систематически обстреливать Одессу не только с северо-востока, но и с юго-запада.
Прекрасным ориентиром для артиллерии противника, обстреливающей порт и входящие в гавань корабли, мог служить Воронцовский маяк, стоявший на молу у входа в порт. Такого ориентира оставить врагу мы не могли.
15 сентября Воронцовский маяк был взорван. Артиллерийский обстрел порта не прекратился, но он стал уже не прицельным. Артобстрелу подверглись также вновь оборудованный Аркадийский порт и аэродромы для авиации ООР.
Безвыходное положение снова приковало наше внимание к высадке тактического десанта в районе Григорьевки. Но высаживать его имело смысл только в случае, если одновременно провести наступательную операцию силами войск ООР: тогда десант мог соединиться с наступающими сухопутными войсками. Для этого опять-таки требовалось усилить войска ООР свежей дивизией.
А в Севастополе уже формировался десантный полк морской пехоты.
Прибывший в Одессу начальник оперативного отдела штаба флота капитан 1 ранга Жуковский вручил нам директиву Военного совета флота от 14 сентября. В ней перед эскадрой Черноморского флота и Одесским оборонительным районом ставилась задача: в ночь на 16 сентября обеспечить высадку на левом фланге восточной группировки противника 3-го полка морской пехоты, который своим ударом облегчит наступление частей ООР в северном направлении на участке между Аджалыкским и Куяльницким лиманами. В результате ожидалось полное уничтожение группировки противника и вынесение переднего края Восточного сектора обороны на линию Григорьевка — Мещанка — Свердлово — Кубанка.
Мы недоумевали: на заседании Военного совета командующий флотом согласился, что наступление войск ООР может проводиться лишь при условии усиления их дивизией, — и вдруг предлагается наступать прежде, чем началась перевозка дивизии из Новороссийска.
Обсудив директиву, мы пришли к выводу: с силами, имеющимися у нас, вести наступление ни в коем случае нельзя.
Ведь мы не в состоянии даже сдерживать врага и в ряде мест вынуждены отходить. 421-я дивизия, имеющая пять не полностью укомплектованных батальонов, несущая ежедневные потери, неспособна сломить сопротивление врага и перейти в наступление для соединения с десантом, как предписывалось директивой. Против нас в Восточном секторе действуют 13-я и 15-я пехотные дивизии, 32-й пехотный полк и части кавалерийской дивизии, а также немецкие батареи и другие войсковые части. Как же можно разгромить их тремя батальонами 3-го морского полка, преодолев 14 километров?!
Чтобы не расширять круг лиц, посвященных в замысел командования, и не давать пищу для слухов о противоречиях, возникших между военными советами ООР и флота, было решено послать с докладом в Севастополь заместителя начальника штаба ООР капитана 1 ранга Иванова.
Мы предлагали провести задуманную операцию тогда, когда в Одессу прибудет 157-я стрелковая дивизия, но и тогда не выносить передний край к Свердлово, Мещанке и Кубанке, так как эта задача нереальна, а отнести его лишь на такое расстояние, которое исключало бы обстрел порта и фарватеров.
С утра 17 сентября по всему фронту обороны загрохотала вражеская артиллерия. К 10–11 часам канонада переросла в сплошной гул. Снаряды, мины и бомбы повсюду рвали связь. Под прикрытием сильного артиллерийского, минометного и пулеметного огня противник силой до двух пехотных дивизий перешел в наступление в Восточном секторе. В Западном он бросил в наступление два пехотных полка, прорвал фронт нашего 161-го стрелкового полка и вышел к южной окраине села Кобаченко. В Южном секторе три дивизии противника перешли в наступление по всему фронту.
Непостижимо, как сумели наши ослабленные, усталые части сдержать этот бешеный натиск и восстановить положение там, где враг прорвал фронт. А ведь сдержали. Лишь на отдельных участках противник вклинился в передний край обороны.
Очень трудным был этот день.
Впрочем, помогли наши боевые друзья. В Севастополь в тот день шли срочные радиограммы с просьбой немедленно нанести удары с воздуха по районам сосредоточения противника. «Вылетаем», — отвечали из Севастополя летчики Черноморского флота.
Как мы радовались нашим краснозвездным друзьям, прикрывающим нас своими крыльями! Они понимали, что нам трудно, и рисковали жизнью.
Во время одного налета бомбардировщиков командир 25-й дивизии генерал-майор И. Е. Петров доложил мне, что наш подбитый «СБ» не дотянул до позиций своих войск и совершил посадку вблизи переднего края противника, на виду 31-го стрелкового полка, которым командовал полковник Мухамедьяров.
Все члены экипажа были ранены. С большим трудом, помогая друг другу, они выбрались из самолета, но не знали, в какую сторону ползти.
А враг торопился захватить экипаж в плен. С командного пункта полка было видно, как румынские солдаты ползли к самолету. Мухамедьяров приказал своим минометчикам преградить им путь.
Когда Петров передал Мухамедьярову просьбу Военного совета оказать помощь экипажу, в батальоне капитана Петраша пришлось сдерживать бойцов — слишком много их вызвалось пойти на выручку экипажу.
Добираться до самолета надо было под огнем противника, в полдень. Наши славные пехотинцы подползли к самолету и помогли летчикам отойти к нашему переднему краю. Командир звена лейтенант Уляев, штурман лейтенант Авраменко и стрелок-радист младший сержант Никитин получили первую помощь и отправились в Севастопольский госпиталь.
В те сентябрьские дни мы направляли раненых на все транспорты и корабли, уходящие из Одессы. Отправкой их, наблюдением за посадкой и размещением занимался начальник медико-санитарной службы базы военврач 1 ранга Михаил Захарович Зеликов, в прошлом корабельный врач крейсера «Коминтерн».
Его хорошо знали капитаны транспортов, командиры и комиссары кораблей, ценили его горячую заботу о раненых.
— Чем обеспокоены? — спросил я, встретив его как-то в порту.
— Сегодня по плану надо отправить две тысячи раненых, а разместили только тысячу семьсот. Да еще в госпиталях четыре тысячи, из них добрая половина нуждается в эвакуации, так как требует длительного лечения. Вот привезли тяжелораненых, а размещать приходится на палубе. Каюты и кубрики тоже заняты ранеными.
Пожаловался Зеликов, что тяжело и с обслуживающим персоналом: его не хватает, а выделять нужно на каждый транспорт. Сопровождающие с большими трудностями возвращаются в Одессу.
— Но должен доложить, — сказал он с гордостью, — почти все возвращаются.
Да, гражданский долг и неиссякаемая вера в победу жили в сердцах этих мужественных людей — санитаров, сестер и врачей, возвращавшихся в осажденную, оставшуюся в тылу противника Одессу.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.