Исчезнувший Довлатов

Исчезнувший Довлатов

Читателя ждет сюрприз за сюрпризом. Книга беспрецедентна во всех отношениях – ни на обложке, ни внутри нет ни единого портрета Довлатова, но и в самой книжке, на всех ее 350 малоформатных страничках, нет ее героя – нет Довлатова.

Есть вымышленный завистью, злобой, ненавистью монструозный образ, который не имеет никакого отношения к Сереже, Сергею, Сергею Донатовичу Довлатову.

Да, реальный, документированный герой странным образом в этом скорее все-таки пасквиле, чем памфлете, отсутствует – вот почему, впервые за всю 120-летнюю историю серии ЖЗЛ, издательство пошло на то, чтобы выпустить книгу без портрета героя на обложке. А не только потому, что наследники писателя, ознакомившись с этой лжебиографией, отказались сотрудничать с издательством. Слишком велик был бы контраст между фотографическим образом и образом словесным.

Отчего случился, опять же впервые в этой издательской серии, такой уродливый, абсурдный перекос, когда биографом был назначен соперник и завистник главного героя? Мало того – еще больший абсурд! – каждой страницей своей ложной, поддельной мемуаристики (биографии Довлатова как таковой нет и в помине) автор нацелен на уничтожение своего героя – а точнее, антигероя – как личности, так и писателя.

Дабы не быть голословной, приведу для начала только одну – из сквозных, типичных – цитату из Попова. Вот он пишет о Довлатове в Нью-Йорке в его последние добычливые годы, когда изданы все книги по-русски и уже выходят по-английски, а самый престижный литературный журнал в Америке – «Нью-Йоркер» – печатает один за другим его рассказы, и вот-вот засияет на родине Сережина небывалая, феерическая слава. И вот на этого Довлатова обрушивает его самозваный биограф яростные проклятия и остервенелую злобу:

«Мир Довлатова рушится! Мало ему сомнений в своих рассказах – выходит, что и как человек он – дерьмо? Причем все свои подлости он, оказывается, ловко маскирует, успешно использует! Этот „итог“ карьеры ему трудно принять спокойно. Утонули все „киты“, на которых прежде стояла его жизнь, – и оказывается, что и ему самому впору топиться! Полный моральный крах! Он был циничен достаточно, чтобы ловко делать дела…»

Спешу успокоить читателя – ничего ужасного Довлатов не совершил и не совершал, и здесь – как и по всей своей мнимобиографической книге – автор выдает горячо им желаемое за действительное. Как здесь у нас говорят, wishful thinking.

Замечу, что последнее предложение в этой ругачей анафеме относится к писательству Довлатова, который был «циник, виртуоз, злостный мистификатор», ловко выдающий хитроумное словесное трюкачество за талантливую прозу.

В отличие от завидущего Попова, Довлатов относился к своему будущему биографу – о чем, понятно, и подозревать не мог – дружески, как к коллеге, и с некоторым даже пиететом, о чем можно судить по его эпистолярным и устным отзывам. Сама свидетель, точнее, слушатель.

Вражда Попова пристрастна, и ведет он ее не с живым оппонентом, а с покойником, и даже не с ним, а с его посмертной великой славой.

Можно, конечно, и очень хочется махнуть рукой на эти злобные измышления и обложную клевету Попова, но это будет недобросовестно и нечестно по отношению к памяти, репутации и чести писателя Сергея Довлатова. Не забудем, что этот стопроцентный фальшак вышел в популярнейшей серии. И здесь есть опасность, что непредубежденный читатель, поклонник или фанат Довлатова, жадно поглощающий все, что только можно разузнать о любимом писателе, примет на веру вымышленный и злоумышленный образ анти-Довлатова, сочиненный авторитетным автором.

Поэтому я хочу разглядеть эту книжку в упор.