Глава 3 Создание государства Израиль
Глава 3
Создание государства Израиль
В мае 1948 года я приехал по делам службы на КПП железнодорожной станции Мариенборн. Там размещалась наша пограничная застава. Солдаты несли там исправно службу, встречали поезда, прибывавшие из разных зон, охраняли их, следили за порядком. Специальные контролеры проводили проверку документов у пересекавших демаркационную линию. Здесь же был и пост таможенного контроля. Неподалеку от станции проходила автострада, на которой был также оборудован КПП, выполнявший те же задачи. Там однажды и состоялась неожиданная встреча с моим старым знакомым, сослуживцем по Военно-воздушному отделу СВАГ, находившемуся, как помнит читатель, в Берлине. Это был тот самый переводчик с французского, которого по его просьбе я всем представлял как «армянина». Встрече этой я, честно говоря, был не очень-то и рад.
Как «старые» знакомые, мы, естественно, разговорились. Я коротко поведал ему о пребывании в Москве после инцидента в Контрольном совете и кем в действительности оказался Токаев. Мой «армянин» о нем уже все знал. Работал переводчик с французского все так же в СВАГ, но, правда, в другом отделе. В Мариенборне он оказался по случаю встречи делегаций немецких педагогов, которые должны были прибыть из западных зон.
Помнится, когда мы работали с ним в Берлине, он жил там с женой и сыном-школьником. Жена его тоже была переводчицей, но только с английского языка и работала в качестве вольнонаемной. Он как-то поведал мне о своей жизни. Мать его была еврейкой, а отец армянином, в чем я был абсолютно не уверен, но повторяю, тогда я смотрел на национальную принадлежность тех, кто меня окружал, очень спокойно. Все мы были советские люди, и этим все было сказано. Однажды я показал ему фотографию, где я был заснят с моим командиром 43-го гвардейского авиационного штурмового полка Александром Дмитриевичем Соколовым. В 1936 году он воевал на стороне республиканцев в Испании. Коллега-переводчик его сразу же узнал, так как сам был в ту пору в Испании, где работал переводчиком при военном советнике по авиации Я. В. Смушкевиче. Знал он и командира эскадрильи истребителей П. В. Рычагова. Оба они впоследствии были начальниками Военно-Воздушных Сил Красной Армии, но затем репрессированы и в 1941 году расстреляны как «враги народа». Но это, так сказать, лирическое отступление. Разговор дальше пойдет о делах более серьезных.
Так вот, 14 мая 1948 года на основе резолюции Организации Объединенных Наций (ООН) от 29 ноября 1947 года было создано государство Израиль. Помнится, тогда мы вместе с моим коллегой слушали иностранное Радио, и, когда поступило это сообщение, мой знакомый, звали его, кстати, Семен Борисович, страшно разволновался, будто что-то было сделано вопреки его воле, и потом в сердцах воскликнул: «Подумать только!.. Все же этим негодяям их затея удалась!»
Признаться, в тот момент я ничего не мог понять. У меня сразу же на языке возник вопрос, почему он еврей, не одобряет такое решение. Ведь, как мне было известно, евреи этого момента дожидались сотни лет. Тем более что это решение одобрил и голосовал за него представитель Советского Союза. «Значит, и товарищ Сталин согласен», — думал наивно я.
Я ему так и заявил, а он посмотрел на меня внимательно и замолчал. Через некоторое время я его еще раз попытался вывести на этот разговор.
— Я уважаю ваши знания, — тихо и как бы доверительно сказал я ему. — Вы же историк, человек ученый, повидали многое в жизни, старше меня, у вас большой жизненный опыт, так расскажите же мне популярнее, о чем в действительности идет речь. Все, что вы мне расскажете, останется между нами. Я ведь теперь уже кое-чему научился (сделал я намек на мой прошлый «промах»), вернее сказать, — продолжил я, — жизнь меня научила: больше слушать, учиться и постигать истину не только в том, что излагает наша официальная пропаганда.
Я видел, что мои слова на него подействовали и его буквально подмывало рассказать, а вернее, высказать свое мнение хоть кому-то, потому что, как я уже выше заметил, сообщение о создании государства Израиль ему было не по душе. Я уже почти физически почувствовал, что он мне поверил. Я еще раз настойчиво произнес, что не подведу его. И вот тогда он «прочитал» мне «лекцию» о сионизме, троцкизме, о происках империалистических сил, о тайных сговорах против простых людей и т. д. и т. п.
«Лекция» эта продолжалась в течение двух дней, когда мы бывали наедине. Рассказывал он ярко, выразительно, приводил убедительные примеры. Особенно запомнилось его красочное сравнение будущего государства Израиль с гибридом коровы и жирафа. Мол, такой гибрид, имея длинную шею, будет кормиться за границей, а доиться дома.
Под питанием он подразумевал щедрую финансовую дань новому государству, собираемую во всех капиталистических странах.
— Конечно, — говорил он, — исходя из смысла резолюции ООН, еврейское государство не должно иметь ничего общего с целями международного сионизма. Его возникновение рассматривалось в плане предоставления евреям, составляющем часть населения Палестины, права на национальную самостоятельность, Так и обосновывали свою позицию представители СССР при голосовании за эту резолюцию. Но они не знают, как повернется дело в ближайшем будущем.
Эти «лекции» мне запали в душу. На многие вещи я стал смотреть уже другими глазами, меньше верить словам, а больше документам, докапываться до самых истоков, много читал статей в иностранных изданиях, и особенно старые книги, где еще не так свирепствовали цензоры.
Между тем мой «лектор» встретил посланцев из западных зон и вместе с ними отправился в Берлин. Кстати, в ту нашу встречу он мне сказал, что его супруга уже в Москве, преподает иностранный язык в вузе. Он тоже должен вскоре уехать в Союз. В новом учебном году ему предоставляется место профессора в институте иностранных языков.
Много лет спустя мы с ним случайно встретились в Москве, долго разговаривали, и я ему сказал: «А вы тогда были правы относительно государства Израиль. Я, прочитав по тому обсуждавшемуся вопросу массу книг, теперь достаточно осведомлен». Я запомнил его ответ: «Мы были советскими людьми и почти не различали национальности. В Великую Отечественную войну спасли мир от фашизма. А теперь исподволь вносится в сознание, особенно молодых людей, разобщенность по национальному признаку, а это добром не кончится для всех народов нашей страны».
Мы дружески распрощались, и больше я его не встречал. Кстати сказать, я так до конца и не узнал, почему был мой коллега— «армянин» противником создания Израиля. То ли он действительно себя не считал правоверным иудеем, то ли был правоверным марксистом на самом деле. Впрочем, для меня это было не очень важным. Ему я остался благодарным за то, что он привлек мое внимание к вечной проблеме, которая ныне еще больше обострилась в связи с безмерными амбициями евреев всех стран главенствовать не только в тех государствах, где они живут, но и во всем мире. Но об этом наш разговор ниже.
В первые послевоенные годы в Германии было большое количество перемещенных лиц: бывшие военнопленные, узники концентрационных лагерей, угнанные на принудительные работы в Германию из оккупированных стран, беженцы из районов военных действий, а также переселяемые немцы из стран Восточной Европы. Поток этих лиц шел как с востока на запад, так и в обратном направлении. На пограничных переходах через демаркационную линию можно было часто наблюдать сравнительно молодых мужчин-евреев. Были среди них и бывшие офицеры нашей армии, а также армии Польши. Мой начальник доверительно сообщил мне, что это те люди, которые добровольно едут в Палестину. Это, мол, дело большой политики. Руководство нашей страны тогда считало, что наличие «наших людей» на Ближнем Востоке будет как-то там уравновешивать наши интересы с англичанами, которые в это время уже теряли свое влияние, и американцами, которые занимали их места. Это, мол, едут люди, преданные идеалам социализма.
Когда немцы взяли Харьков первый раз, в 1941 году, мой отец (об этом я уже упоминал) увидел, что два солдата ведут по улице знакомую ему еврейку с маленькой дочкой. Она тоже его увидела да как закричит:
— Афанасий Николаевич! Вы же знаете, что я не еврейка, а армянка. Вы же у нас на свадьбе были! А документы наши сгорели при бомбежке! Подтвердите, спасите!
Отец пытался объяснить это солдатам. Бесполезно. Тогда он пошел за ними следом в комендатуру, а там оказался офицер, который понимал сносно по-русски. Отец начал объяснять ему, мол, действительно тут произошла ошибка, эта женщина — армянка. Он вместе с ее мужем работал на заводе и на свадьбе у них был, ее родственники приезжали с Кавказа — все до одного армяне.
Офицер молча все выслушал и безразличным тоном сказал:
— Мы поверим вам, отпустим эту женщину. Но мы и проверим, и если вы солгали хоть слово, смерть будет не только вам, человеку седому, но и всем членам вашей семьи.
Женщину-еврейку с дочкой отпустили. Отец посоветовал ей немедленно уходить из города, в какое-нибудь село пробираться. А потом вспомнил своего товарища по работе.
— Слушай, — сказал он ей, — иди в его село. Он инвалид, наверняка не в Красной Армии. Скажи, что это я тебе посоветовал, ибо квартиру разбомбили немцы. Он должен помочь.
Та схватила тележку, погрузила в нее ручную швейную машинку, узелок с вещами — и, как говорится, пай Бог ноги. В том селе она с дочуркой нашла приют, и таким образом они спаслись.
После окончательного освобождения Харькова эта женщина с дочерью пришла к отцу, сердечно его благодарила. Только тогда соседи узнали о поступке отца. А он лишь одно повторял:
— А как же иначе? Нужно было спасать наших людей. Так все, кто себя порядочным считает, делали.
Мой отец никогда не произносил слово интернационализм, зато слова «совесть», «честь», «порядочность» понимал отлично и исповедовал их полной мерой.
Помнится, как-то я прочитал одну книжку. Автором ее был Теодор Герцль австрийский журналист в 90-х годах прошлого столетия. Он-то и опубликовал эту книжку под названием «Государство евреев». Как я узнал позже, международный сионизм взял ее на вооружение. Герцль писал: «…Богатым евреям, вынужденным теперь прятать свои сокровища и пировать при опущенных шторах, можно будет в своем государстве свободно наслаждаться жизнью…»
В 1897 году отец сионизма писал кайзеру Германии: «Если немецкие евреи эмигрируют, следствием этого будет возвращение из Соединенных Штатов немецких эмигрантов. В результате вы приобретете истинных сынов нации, предотвратите взрыв, который будет трудно ограничить какими-либо рамками, ослабите социализм, к которому обратились преследуемые евреи, изгнанные другими партиями, и выиграете время для решения социальных проблем».
Он же писал в своем дневнике: «Ясно, что французских евреев уже не спасешь. Они ищут защиты у социалистов и стремятся к разрушению существующего буржуазного порядка».
А еще раньше Герцля один из учредителей Всемирного еврейского союза Кремье, гроссмейстер французских масонских лож, советовал: «Израильтяне! Куда бы ни забросила вас судьба — по всем концам земли, всегда смотрите на себя как на членов избранного народа!
Смотрите на правительственные должности как на нечто незначительное. Вздором считайте всяческие почести. Махните рукой пока и на самые деньги. Прежде всего захватите прессу, и тогда все прочее придет к вам само собой». Вот так. Не больше и не меньше.
О силе пропаганды в свое время говорил и Наполеон: «Пять газет могут сделать больше, чем хорошо вооруженная стотысячная армия».
Иудаизм — единственная религия мира, которая оперирует такими понятиями, как «богоизбранничество» и «расовое превосходство». Согласно его доктрине, все остальные народы должны быть на положении слуг. Эта теория в дальнейшем была развита основоположниками сионизма, вот почему можно с уверенностью говорить, что в основе сионизма лежит человеконенавистническая философия. Все это и проповедует сейчас иудейская пропаганда в России и СНГ. Она целиком направлена на провоцирование животных инстинктов в человеке в самом изуверском, изощренном виде. Учение же христианской религии было всегда ненавистно иудеям. Ведь христианство провозглашает культ духа (духовность), тогда как у иудейства во все времена был культ золота. В этом же духе, основываясь на этой теории, действовали и национал-социалисты в Германии, стремясь завоевать мировое господство. Да и коммунисты-сионисты сразу же после Октябрьской революции в России провозглашали как бы на благо всех трудящихся лозунг: «Да здравствует мировая революция!», но странно другое (о чем свидетельствуют документы), что все это инспирировалось врагами русского государства.
Есть такое понятие — «историческое зрение». Это когда человек, знающий историю, видит «связь времен». В сегодняшнем дне он видел связь со вчерашним и в то же время с завтрашним.
Полковник Николаи, ведающий разведкой в кайзеровской Германии в годы Первой мировой войны и после, говорил: «Русские евреи во время войны смотрели на шпионаж в первую очередь как на гешефт. Никакого внутреннего участия в войне они не принимали, и этим мы пользовались особенно в черте оседлости». Кстати, так было во все времена. Чтобы не быть голословным, отошлю читателя к рассказу «Жид», написанному И. С. Тургеневым по документальным источникам. Тяга к деньгам, к гешефту любым способом, привела старого еврея к тому, что он подкладывал свою дочь в постель русским офицерам, чтобы выведать хоть какую-нибудь тайну, а затем продать ее австриякам. Закончилась эта шпионская, безнравственная затея для искателя счастья на чужом несчастье, как и положено, суровой карой. Он был повешен.
Но не только такое поведение любителей гешефтов, обладателей во что бы то ни стало мешочков с золотом, которым им любая страна становилась родиной, отрешало от них, к примеру в России, людей порядочных, живущих общими заботами, радостями и бедами со своим народом. Не случайно сионисты никогда не могли мириться с коллективистской душой русских, потому и одобряли и продолжают одобрять все то, что шло и идет во вред России. Не любят, порой даже ненавидят, любителей гешефтов и по другим причинам. Взять хотя бы Адольфа Гитлера. Известно, что он родился не совсем в нормальной семье. Он стал испытывать патологическую ненависть к евреям, когда узнал, что его бабушка по отцовской линии Анна Мария Шикльгрубер была соблазнена евреем, сыном хозяина, на которого она тогда работала. Та родила Алоиса, будущего отца Адольфа. К чему эта ненависть привела во вселенском масштабе, сегодня все хорошо знают. Но, думается, не только семейная драма стала причиной такого поведения Гитлера. Он, надо думать, как и все нормальные люди (не родился же он на самом деле этаким придурком-мракобесом), плохо относился к тем, кто готов был ради этого пресловутого мешочка с золотом родную мать не пожалеть. Может быть, и более веские причины вели его по пути отрицания мирового еврейства. Знать об этом, увы, нам уже не дано. Однако наводит на грустные размышления то обстоятельство, что в мире сейчас появилось много «маленьких гитлеров». Они поражают своей жестокостью на бытовом уровне. Они множатся, ибо ухудшаются условия жизни человека, жаждущего лучшей доли, даже если она сможет улучшиться за счет других людей.
Должен сказать, что желающих жить лучше за счет русских было всегда предостаточно. И для этого все способы были, как говорится, хороши.
В декабре 1915 года немецкий дипломат граф Ульрих фон Брокдорф-Ранцау (Ulrich von Brockdorf-Rantzau) писал из Копенгагена в МИД Германии, что нужно сделать все возможное, чтобы в России произошла революция, а поэтому нужно вести «психологическую войну» с целью разрушения коалиции врагов Германии, в которой в данный момент главную роль играет Россия, а это значит, что нужно исключить Восточный фронт. Дельный совет дипломата был в Берлине не оставлен без внимания. В конце 1915 года МИД Германии выделил 20 миллионов золотых рублей на подрывную работу в России. Из военной добычи в Польше немцы в январе 1916 года передали различным революционным группам большие суммы денег. Революционеры, находящиеся в эмиграции, тоже получали деньги для борьбы с царским режимом. Особенно в этот момент немцев заинтересовали самые радикальные из них, а именно большевики. Программа большевистской партии (руководитель В. И. Ленин), по немецким данным, была даже весьма подходящей, чтобы в условиях воюющей России устроить в ней большую смуту. Вот что в ней предлагалось: создание республики в России; ликвидация помещичьего землевладения (земля — крестьянам); автономия для всех наций и народностей; заключение мира и вывод всех войск из занятых позиций в других странах; долой аннексии и контрибуции; установление восьмичасового рабочего дня и т. д.
После Февральской буржуазно-демократической революции в России немцы приняли решение, которое через свою агентуру в партии большевиков довели до ее руководства: о возможности проезда большой группы русских революционеров-эмигрантов через Германию в Швецию. Большевикам при этом через подставных лиц была оказана солидная денежная помощь. Всего проследовало в апломбированных вагонах 400 большевиков. Почти все они были по национальности евреи. Многие из них ранее учились в Германии, были германофилами и, как правило, свою ненависть к царизму переносили на весь русский народ.
В донесении немецкого руководителя контрразведки в Стокгольме Ганса Штайнвахса (Hans Steinwachs) от 30 апреля 1917 года говорилось: «Lenins eintriff in RuBland gegluckt. Er arbeitet vollig nah wunsch…» («Прибытие Ленина в Россию удалось. Он работает, как желали…»).
Теперь несколько слов о Брестском мире. Л. Д. Бронштейн (Троцкий) 3(17) декабря 1917 года договаривался с немцами о перемирии на 28 дней, но немцы подписали сепаратный мир с западноукраинскими сепаратистами (Украинская Центральная Рада), что давало немцам возможность ввести свои войска на Украину. А тут еще Троцкий заявил: «Ни войны, ни мира».
В ответ на это немцы ввели свои войска в Прибалтику (наступление началось 18 февраля 1918 года) и оказались на линии Псков — Нарва всего за 12 дней. 22 февраля В. И. Ленин обратился с воззванием к народу, и врагу был нанесен под Псковом сокрушительный удар. Потому день 23 февраля стал днем Красной Армии.
3 марта 1918 года был подписан позорный брестский мир. 400 тысяч квадратных километров территории и 60 миллионов человек были оторваны от страны. Такова была цена предательства коммуниста-большевика (сиониста) Троцкого, звериной ненавистью ненавидевшего русский народ и Россию. Доказательством тому могут служить его слова:
«Мы должны превратить Россию в пустыню, населенную белыми неграми, которым мы дадим такую тиранию, какая не снилась никогда самым страшным деспотам Востока. Разница лишь в том, что тирания эта будет не справа, а слева, не белая, а красная.
В буквальном смысле этого слова красная, ибо мы прольем такие потоки крови, перед которыми содрогнутся и побледнеют все человеческие потери капиталистических войн. Крупнейшие банкиры из-за океана будут работать в теснейшем контакте с нами. Если мы выиграем революцию, раздавим Россию, то на погребальных обломках ее укрепим власть сионизма и станем такой силой, перед которой весь мир опустится на колени. Мы покажем, что такое настоящая власть. Путем террора, кровавых бань мы доведем русскую интеллигенцию до полного отупения, до идиотизма, до животного состояния… А пока наши юноши в кожаных куртках — сыновья часовых дел мастеров из Одессы и Орши, Гомеля и Винницы умеют ненавидеть все русское! С каким наслаждением они физически уничтожают русскую интеллигенцию — офицеров, академиков, писателей!..»
Так писал очевидец этих человеконенавистнических разглагольствований честный еврей (ювелир, поставщик его величества императорского двора) Арон Симанович в своих «Воспоминаниях»{*}.
В. И. Ленин в первые годы Советской власти сформировал основы своей внутренней политики, высказав свою ненависть к так называемому великодержавному Русскому шовинизму, которого, по чести сказать, в России никогда не было, объявив ему борьбу не на жизнь, а на смерть, выказав тем самым свое предрасположение к евреям, утвердив закон об антисемитизме, исключающий какие-либо критические замечания в их адрес.
Такова была неукоснительно проводимая в жизнь политика партии, которая приводила к гибели русских людей только за то, что они были патриотами своей страны и защищали своих близких от зверской расправы, которую осуществляли слуги международного сионизма, рядившиеся в одежды «пламенных революционеров за счастье народа». Какого только?..
А вот и подлинные документы, которых ретиво требуют «оскорбленные» деятели революции. Они подписаны другим не менее «пламенным» революционером по уничтожению русских людей.
Директива ЦК РКП (б)
24 января 1919 г.
Последние события на различных фронтах в казачьих районах — наши продвижения в глубь казачьих поселений и разложение среди казачьих войск заставляют нас дать указания партийным работникам о характере их работы при воссоздании и укреплении Советской власти в указанных районах. Необходимо, учитывая опыт года гражданской войны с казачеством, признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления. Никакие компромиссы, никакая половинчатость пути недопустимы. Поэтому необходимо:
1. Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью. К среднему казачеству необходимо применять все те меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток с его стороны к новым выступлениям против Советской власти.
2. Конфисковать хлеб и заставить ссыпать все излишки в указанные пункты, это относится как к хлебу, так и ко всем другим сельскохозяйственным продуктам.
3. Принять все меры по оказанию помощи переселяющейся пришлой бедноте, организуя переселение, где это возможно.
4. Уравнять пришлых «иногородних» к казакам в земельном и во всех других отношениях.
5. Провести полное разоружение, расстреливая каждого, у кого будет обнаружено оружие после срока сдачи.
6. Выдавать оружие только надежным элементам из иногородних.
7. Вооруженные отряды оставлять в казачьих станицах впредь до установления полного порядка.
8. Всем комиссарам, назначенным в те или иные казачьи поселения, предлагается проявить максимальную твердость и неуклонно проводить настоящие указания.
ЦК постановляет провести через соответствующие советские учреждения обязательство Наркомзему разработать в спешном порядке фактические меры по массовому переселению бедноты на казачьи земли.
Я. Свердлов.
Известия ЦК КПСС. 1989. № 6. С. 177–178.
Инструкция
5 февраля 1919 г.
На основании приказа Командующего 4-й армией и Уральского Революционного Комитета объявляется для руководства Советов нижеследующая инструкция:
1. Все оставшиеся в рядах казачьей армии после 1 марта объявляются вне закона и подлежат истреблению.
2. Все перебежчики, перешедшие на сторону Красной Армии после 1 марта, подлежат безусловному аресту. Чрезвычайной Комиссии предлагается строжайшим образом расследовать обстоятельства их перехода.
3. Все семьи, оставшихся в рядах казачьей армии после 1 марта объявляются арестованными и заложниками.
4. Объявленные заложниками поступают на учет местного Совета; членам указанных семей и их имуществу производится учетная перепись.
5. Выезд семьям и их членам, объявленным заложниками, безусловно воспрещается.
6. Все члены семей, объявленных заложниками, дают во исполнение 5 подписку.
7. В случае самовольного ухода одной из семей, объявленных заложниками, подлежат расстрелу все семьи, состоящие на учете данного Совета.
8. В случае самовольного ухода одного из членов семьи, объявленной заложниками, подлежат расстрелу все члены данной семьи.
141
9. Имущество расстрелянных конфискуется и распределяется среди бедняцкого населения.
10. Выполнение пунктов настоящей инструкции возлагается на сельские и волостные Советы.
11. Право наказания по 7 и 8 настоящей инструкции принадлежит Чрезвычайной Комиссии.
12. Все сражающиеся против Красной Армии с оружием в руках и перебежчики, перешедшие после 1 марта и освобожденные из-под ареста, лишаются права голоса, находясь на положении деревенской буржуазии.
13. Местным Советам предоставляется право ходатайствовать о возвращении перебежчикам избирательных прав.
С подлинным верно: Управ. Делами Ревкома Копия верна:
Секретарь Каз. Отд. ВЦИК
Ив. Ульянов
ГАРФ, ф. 1235, оп. 84, д. 9, л. 526.
Можно было бы привести и еще немало документов той ужасной поры, которые хранятся в разных архивах, но думается, что и эти красноречивое свидетельство того, что было сказанно выше. Устрашение — вот тот главный аргумент, который применяли «пламенные» революционеры для того, чтобы «убедить» не согласных с их политикой.
Вот что писал по этому поводу Лев Троцкий в своей изуверской книге «Терроризм и коммунизм»: «Устрашение есть могущественное средство политики и международной и внутренней.
Война, как и революция, основывается на устрашении. Победоносная война истребляет по общему правилу лишь незначительную часть побежденной армии, устрашая остальных, сламывая их волю. Так же действует революция: она убивает единицы, устрашает тысячи».
Он же заявлял: «Цель оправдывает, при известных условиях, такие средства, как насилие и убийство».
Сегодня не секрет, в Красной Армии в период Гражданской войны создавались заградительные отряды преимущественно из евреев. Над командирами ставили комиссаров. По приказу Троцкого были расстреляны тысячи людей, и прежде всего красноармейцев из русских. Известен так же «легендарный» поезд Троцкого с командой боевиков-карателей, которые расправлялись с неугодными.
«Сила еврейства в цепкости и солидарности. У нас «каждый за себя», «Бог за всех», а у евреев — «все за каждого». Мы разобщены. Они не только соединены, но и слиты. У нас соединение — фразерство, у них — факт!» — так писал в свое время наш русский философ Розанов. А поэт Игорь Северянин говорил: «Родиться русским слишком мало. Им надо быть, им надо стать!»
В эмигрантских кругах, а также среди простого народа была крылатая фраза: «Русская революция делалась еврейскими мозгами, латышскими стрелками и русскими дураками». Насколько права оказалась эта пословица, показало время.
В 1924 году в Берлине была выпущена книга «Россия и евреи». Выпустили ее сами евреи. Девизом ее было: «За Россию и против ее губителей!», «За еврейский народ и против осквернителей его имени!». В этой книге на основании фактов давались примеры звериной сущности сионистской мафии в России, особенно в ЧК, где руководящий состав были все евреи.
Известные немецкие раввины обратились к своим соплеменникам в период Веймарской республики в Германии. Они призывали их к осторожности, к пониманию немецкой униженности и разоренности, что могло привести к росту экстремизма. К сожалению, немецкие евреи в большинстве своем не вняли этим предостережениям, что часто приводило к печальным последствиям еще до прихода Гитлера к власти.
В нашей стране негативный вклад евреев в русскую историю известен: ЧК, расказачивание, раскулачивание, ГУЛАГ, еврейское мессианство, Коминтерн, масонство… Надо прямо сказать, все это в период Великой Отечественной войны привело к тому, что около одного миллиона советских граждан служило или оказывало помощь немцам; тысячи солдат не оказывали достойного сопротивления немецким войскам и сдавались в плен. Так было в начальный период войны, хотя абсолютное большинство сражались и погибали за Родину, и среди этих героев были и раскулаченные, и бывшие гулаговцы, и много тех, кого представители Советской власти безвинно оскорбляли, лишали гражданских прав и преимуществ. Из песни, как говорится, слов не выбросишь.
Нельзя не сказать и о вредной роли, которую сыграли установки тогдашнего руководства Главного политического управления Красной Армии (начальник Лев Мехлис), согласно которым все воины, попавшие в плен или без вести пропавшие, огульно объявлялись изменниками Родины со всеми вытекающими из этого факта тяжелыми последствиями. Такой подход облегчал немецкой разведке запугивание и втягивание наших людей в ее агентурную сеть.
Положение усугублялось еще и тем, что этим бесчеловечным установкам печально известный приказ № 270 Верховного Главнокомандования придавал силу закона. «Если часть красноармейцев вместо организации отпора врагу, говорилось в нем, — предпочтет сдаться в плен — уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи». Командиров и политработников, «сдавшихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров». Но даже такое отношение к пленным не поколебало их любви к Родине. Пленные этому просто не верили, когда им читали или показывали документы немецкие пропагандисты.
В реальной фронтовой действительности все было не так или не совсем так. Здесь преобладал здравый смысл. Приведу несколько примеров из моего фронтового опыта.
7 мая 1944 года во время штурма Сапун-горы под Севастополем я летел воздушным стрелком в самолете командира Коновалова, ведущего группы наших Ил-2. Два истребителя Ме-109 нас атаковали. Ведущий немецкого истребителя успел дать по нам очередь; я и летчик были легко ранены, но мне все же удалось сбить вражеский истребитель. За него я получил орден Славы второй степени. В другой группе наших Илов на одном из штурмовиков летел стрелком мой земляк Петр Иванович Гурьев. К несчастью, в том бою его самолет был сбит.
Когда их с Самаринским сбили, рассказывал после Петр, его выбросило из кабины и он успел дернуть кольцо парашюта, но к своим было уже не перетянуть… Впереди был плен.
Немцы потащили Гурьева по ходам сообщения в глубь своей обороны. Грохот разрывов снарядов, авиабомб, везде много убитых и раненых, а в воздухе куда ни кинь взгляд — наши самолеты. Немцы буквально шарахались от Петра, узнав, что он — летчик-штурмовик. Его даже не обыскали: при нем остались солдатская книжка и медаль «За отвагу». Куда девалась немецкая аккуратность?
Наконец его притащили на командный пункт 5-го армейского корпуса, где он предстал перед группой немецких офицеров, а потом и генералов. Генерал, видимо старший из всех, через переводчика задал вопрос:
— Какую задачу имеют ваши войска здесь, под Севастополем? — Спросил, видимо, по обязанности, по инерции, так как задача была уже ясна всем.
Гурьев ответил:
— Задача одна: как можно быстрее очистить нашу землю от захватчиков!
Затем задавали вопросы о том, что он знает об открытии второго фронта нашими союзниками в Европе. Гурьев ответил, что не знает, когда будет открыт второй фронт, но Германия проиграла войну еще 22 июня 1941 года, когда напала на Россию. Гурьев всегда говорил правду любому в глаза, всегда и везде.
Ночью его перевезли в штаб 17-й армии, на мыс Херсонес. Здесь тоже задавали подобные вопросы, и он, уверенный, что его все равно расстреляют, дерзко ответил:
— Вы задаете мне такие вопросы, на которые может ответить только наш командующий. А поскольку вам из Крыма не уйти, то вы имеете такую возможность…
Его не расстреляли, а перевезли на Херсонесский аэродром, где, кроме раненых немецких летчиков, обслуживающего персонала и высших офицеров, которые стремились скорее выбраться в Румынию, находилось несколько пленных советских летчиков, спасшихся на парашютах. Немцы собирались вывезти их на самолетах в Германию. Несмотря на агонию армии, приказы еще не были отменены и их пытались выполнять. Но выполнять становилось все труднее. Наша авиация наносила бомбовые и штурмовые удары по аэродрому. Тем истребителям противника, которым удавалось взлететь, приходилось вступать в бой с нашими истребителями. Наши их сбивали на виду у всех, и это деморализующе действовало на немцев.
Особенно сильное впечатление произвело уничтожение Илами нашего полка шести немецких транспортных самолетов Ю-52. С трудом приземлившись, они даже не успели зарулить в капониры. Убитых и раненых немцев добавилось.
Голос Гурьева дрогнул:
— И надо же: никто из наших пленных не пострадал! Как будто видели нас! А я смотрю и вижу: там Саша Паршиков с Павкой, там Витя Марченко с Вадимом Курманиным, вот Ежов, Кравченко, Ишмухамедов… Немцы меня в укрытие тянут, а я стою — лучше от своих погибнуть, чем плен!
Вторая волна наших машин завершила дело. Когда последняя, уцелевшая от разгрома, группа немецких истребителей улетела и аэродром прекратил свое существование, пленных перевели в лагерь, размещенный на месте каких-то бывших мастерских…
В лагере были в основном гражданские лица, согнанные в Севастополь. Их должны были отправить в Германию. К Петру подошел мальчик и стал расспрашивать, с какого аэродрома он летал на Севастополь. А когда тот ответил, что с Тумая, оказалось, что это сын той женщины, с которой мы беседовали в первый день после посадки в Крыму. Она плакала и показывала фотографию своего сына, которого немцы вместе с другими угнали перед приходом наших войск.
Мальчишка предложил Гурьеву спрятаться в трубе, которую он приметил на территории лагеря. Расчет был прост: немцы грузят людей на корабли ночью, соблюдая светомаскировку, а потому обыскивать все закоулки не станут. Так и получилось: ночью людей погрузили на пароход, а утром на территорию лагеря ворвались наши солдаты.
В суматохе боя Гурьев мальчишку потерял.
Командир полка предложил Гурьеву сходить в деревню и рассказать матери, что ее сын жив и скоро они встретятся. Воздушный стрелок Паршиков ходил вместе с Гурьевым. После он рассказывал, что мать не поверила этой истории, плакала, спрашивала: «Если это правда, то где же он?» Прошло несколько дней, а мальчишки не было. Тут уже многие начали сомневаться в правдивости этой истории. Гурьева отправили на проверку. Ведь он все-таки был в плену. Мы были воспитаны в духе, что плен — это позор. Плен несовместим с присягой, воинским долгом и честью. Знали наизусть и требование Устава: «Ничто, в том числе и угроза смерти, не должно заставить воина Красной Армии сдаться в плен». Известны были нам и слова Сталина, что у нас нет пленных, а есть предатели.
Позора мы боялись больше смерти. Но судьба пленного могла постигнуть любого из нас. Бывало, что возвратившиеся после выполнения боевого задания члены экипажей докладывали на КП: «Видел: такой-то был сбит, упал там-то». И мы думали о том, удалось ли товарищам уйти или хотя бы застрелиться последним патроном. О добровольной сдаче в плен и не думали. предательство, а наказание предателям может быть только одно: позорная смерть и презрение.
Петя не мог быть предателем. Не мог! Я слышал, как Соколов говорил старшему лейтенанту, уполномоченному СМЕРШ: «Кто может поверить, что наш Петя Гурьев двадцать пять лет был украинцем, а за пять дней плена стал немцем? Чепуха!»
Через пару дней Гурьев возвратился из штаба армии в полк, а мальчишки все не было. И вот дней через десять на аэродром приходит мать со своим сыном. Мальчик с забинтованной головой. Увидев Гурьева, просиял и бросился ему на шею. Рассказал, что побежал в атаку вместе с наступающими солдатами, оказывал им помощь, сам был ранен в голову. В госпитале его подлечили, и затем на попутных машинах он вернулся в родное село.
Много вреда принесло и умолчание о судьбе сына Сталина — Якова. Немцы уже после войны меня спрашивали, а верно ли, что сын Сталина был у них в плену? Я сам об этом ничего не знал и обычно отвечал, что у Сталина есть один сын — летчик и дочь. Мне показали листовку, в которой были использованы фотография Якова Джугашвили и его письмо к отцу. Я тогда сказал, что это, очевидно, геббельсовская пропаганда, но при удобном случае доверительно задал такой же вопрос моему товарищу по группе в ВИИЯ, который в то время работал в контрразведке здесь же, в Берлине. Тот подтвердил, что Яков был в плену, но попросил держать язык за зубами, а на мой вопрос, зачем же скрывать этот факт и после войны, ответил:
— По нашим данным, Яков Джугашвили был расстрелян немцами. А отношение к сдавшимся в плен осталось прежним. История до конца неясная. Вот почему Сталин и молчит. А соответственно это является государственной тайной.
После смерти Сталина о судьбе Якова Джугашвили писали в газетах. По многочисленным свидетельствам, Яков Сталин ни Родину, ни отца не предал. Судя по его поведению до войны и в плену, он бы сам отказался от обмена его на немецкого генерала, как, искренне или с целью провокации, предлагало гитлеровское командование. Вообще, плен — явление сложное, многогранное, во многом еще не исследованное. Рубить здесь сплеча нельзя. Очевидно, главный критерий здесь — в каких обстоятельствах человек попал в плен и как он вел себя в плену.
Естественно, в процессе своих послевоенных исследований я искал и ответа на вопросы: как немцы относились к нашим летчикам, попавшим к ним в плен, как оценивали их бойцовские качества. Узнал и о беспримерном мужестве пленных летчиков, но пришлось столкнуться и с предательством: в армии Власова, оказывается, была и авиация!
С началом боевых действий, учитывая беззаветную храбрость советских летчиков, совершивших воздушные тараны, а также направлявших подбитые и горящие машины в скопления немецкой техники, Геринг отдал приказ: уцелевших после воздушных и наземных огненных таранов летчиков после допроса расстреливать.
Вообще к авиаторам было особое отношение: для летного и наземного персонала советских ВВС были созданы отдельные лагеря военнопленных, так как немцы считали, что в авиации служили наиболее преданные коммунизму люди «сталинские соколы». В люфтваффе говорили: «Наши орлы воюют против сталинских соколов».
В первые дни войны на Восточном фронте Геринг отдал приказ о расстреле в воздухе летчиков, спасающихся на парашюте. Позже, в 1943 году, приходилось уже учитывать, что за такие действия, произведенные на виду большого количества людей, когда-нибудь, возможно, придется отвечать. Например, в приказе командующего немецкими войсками в Крыму от 31 августа 1943 года говорилось, что «в последнее время отмечаются случаи, когда в тылу немецких войск выбросившиеся с парашютом советские летчики обстреливаются немцами и многие из них гибнут. Это недопустимо, ибо их нужно допросить, получить от них интересующие командование сведения. Запрещается стрелять по парашютистам, кроме того, и в таких случаях:
а) когда видно, что спускающийся на парашюте вражеский летчик приземляется на своей территории;
б) когда вражеские парашютисты приземляются в тылу наших войск и нет возможности их захватить в плен. Об этом немедленно нужно сообщить в соседние воинские части, чтобы организовать поимку. Захваченных парашютистов немедленно сдавать в разведотдел…»
В начальный период войны в немецкий плен попало много авиаторов из наземных служб, ибо они отходили на восток последними, выпустив в полет летчиков, зачастую когда немецкие танки уже врывались на аэродром. Летчики попадали в плен, потеряв ориентировку или сев на уже занятый немцами аэродром, о чем они не знали. Попадали в плен и после прыжка с парашютом из горящего самолета. Добровольные перелеты на сторону противника были чрезвычайно редки, хоть немецкая пропаганда и утверждала, что перелеты в плен были массовыми.
Но предатели все-таки были. Война, как и любое резкое изменение жизни страны, поднимает из глубин души как самое светлое, так и самое темное. Появляется желание использовать изменение обстановки для достижения давно вынашиваемых планов. В Красной Армии служили и бывшие солдаты и офицеры белой армии, из которых далеко не все примирились с Советской властью, а также, как я уже говорил выше, жертвы раскулачивания, расказачивания, обиженные Советской властью в ходе бескомпромиссной борьбы с религией, недовольные методами проведения национальной политики и т. д., и просто расчетливые трусы, посчитавшие, что с Советской властью уже покончено (таких, кстати, сегодня пруд пруди).
Были такие и среди летчиков. На основании архивных документов и послевоенных публикаций немецких авторов относительно авиации армии Власова вырисовывается такая картина. В августе 1942 года некоторые бывшие советские летчики — майор Филатов, капитан Ракушинский, лейтенант Плющев и, возможно, другие — в Осинторфе (Осиновке), под Оршей, предложили свои услуги немцам. Осенью 1942 года под командованием майора Филатова было создано подразделение при группе армий «Центр». По сведениям из архивных документов, действовало оно до февраля 1943 года. Начальником штаба этого подразделения был полковник Рил (национальность не указана), а затем полковник Боярский. Авиационным подразделением это формирование назвать трудно: фактически это была использовавшаяся немцами в борьбе с партизанами стрелковая бригада, в которой служили советские военнопленные и эмигранты. Правда, в ней было несколько летчиков.
Известны случаи использования пленных авиамехаников, мотористов для работы под присмотром немцев, в частности, на аэродроме Заднепровье (район Смоленска).
На должность командующего власовской авиацией немцы готовили бывшего генерала Мальцева, 1895 года рождения, происхождения из крестьян Владимирской области. В Красной Армии он служил с 1918 года, до 1937 года был членом ВКП(б). Командовал ВВС Сибирского военного округа, впоследствии репрессирован. В 1939 году реабилитирован и назначен начальником санатория Гражданской авиации в Ялте. После оккупации немцами Ялты стал ее бургомистром.
В 1943 году вербовка советских летчиков в спецлагерях для авиаторов, где режим был очень строгим, в армию Власова активизировалась. Сборный пункт для летчиков был в городе Сувалки. После отбора кандидатов их в течение двух месяцев учили, затем восстанавливали воинские звания, которые они имели в Красной Армии, и направляли в авиагруппу «Хольстерс» (по фамилии командира авиагруппы) в район Морицфельде возле города Инстенбург (Восточная Пруссия). Здесь летчики восстанавливали свои летные навыки на советской трофейной авиатехнике. Обслуживали эти машины также бывшие военнопленные и, возможно, эмигранты.
Часть авиационных инженеров направлялась на аэродром Берлин Темпельсгоф, где они вместе с немцами изучали трофейные новые советские самолеты. Летчики учились летать и на немецких самолетах. Затем их использовали в основном в качестве «перегонщиков» немецких самолетов с заводских аэродромов на аэродромы люфтваффе.
В Прибалтике действовали 11-я авиагруппа, включавшая три эскадрильи эстонских летчиков, 12-я авиагруппа из двух эскадрилий латышей, и 1-я, «восточная», эскадрилья — из русских. По немецким данным, «русская» эскадрилья до июня 1944 года совершила не менее 500 боевых самолето-вылетов против «своих».
В Белоруссии против партизан воевало девять экипажей-предателей на самолетах У-2. Отдельные экипажи, состоящие из бывших советских граждан, воевали и в составе немецких авиаэскадр. Некоторые из бывших советских летчиков были награждены немецкими орденами. Вот данные о некоторых «бывших сталинских соколах». Полковник Ванюшин — бывший начальник штаба ВВС Орловского военного округа, а затем командующий авиацией 20-й общевойсковой армии; Герои Советского Союза капитан Бычков и старший лейтенант Анпилевский; капитан Метл из ВВС Черноморского флота; капитаны Артемьев, Победоносцев, майор Суханов и другие. Воззвания к авиаторам о переходе на сторону немцев подписывали Бычков, Анпилевский, женщина-майор Ситникова, бывший начальник связи 205-й истребительной авиадивизии, дезертировавший из Красной Армии командир полка полковник Будак, летчик Хакимов и другие.
Конечно, нужно критически относиться к публикациям немцев, ибо эти обращения были частью проводившейся ими пропаганды с целью перехода солдат и офицеров Красной Армии на их сторону, однако нужно осторожно относиться и к оправданиям тех, кто якобы подписывал обращения. Может быть, кто-то из них пытался схитрить, вырваться из ада лагерей и потом как-нибудь перелететь к своим, но жизнь сурова… После окончания войны около 200 авиаторов из армии Власова были по требованию Советского правительства возвращены из Франции в СССР. На суде над Власовым и его сообщниками в качестве свидетелей выступили Бычков, Анпилевский, майор Тарковский, которые заявили, что их насильно зачислили в армию Власова и они воззваний не подписывали и что это сделали за них немцы. Генерал-майор Мальцев во Франции пытался покончить с собой, но его вылечили, доставили в Москву на суд и по решению военного трибунала повесили вместе с Власовым и другими предателями.
Надо отметить, что авиация армии Власова реальной военной силой не обладала и играла скорее пропагандистскую роль. Одна истребительная эскадрилья из пятнадцати самолетов, состоящие одна — из пяти бомбардировщиков Хе-111, другая — из двенадцати пикировщиков Ю-87 бомбардировочные эскадрильи, несколько учебных самолетов и самолетов связи, уже упомянутые несколько У-2 влияния на ход войны оказать не могли. Да и сама армия Власова тоже была не очень многочисленной и ненадежной. Немцы боялись ее держать на фронте целиком и использовали только отдельные подразделения под тщательным своим контролем…