Глава 20. ПОЯВЛЕНИЕ МАРИИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 20. ПОЯВЛЕНИЕ МАРИИ

Заметки Кирстен Сивер

В середине октября Квислинг наконец получил подтверждение о своем новом назначении для работы с Нансеном. 16 октября Джонсон (в Париже) в телеграмме предложил Нансену обратиться к Квислингу с просьбой помочь в репатриации русских беженцев в Болгарии. И два письма, адресованные Квислингу, пришли одно за другим (лично от Нансена и от его секретаря) с просьбами принять это назначение[98]. В то время он был в Фюресдале у своих родителей, но вскоре снова отправился в путь, направляясь сначала в Женеву, а потом к своему новому месту работы. Мы узнаем от Александры, где находилась Мария в это время.

Рассказ Александры

Мадам Глайз и Жаклин впоследствии рассказали мне, что случилось после того, как я потеряла сознание. Увидев мое состояние, Жаклин вызвала свою хозяйку, и, несмотря на то, что мадам Глайз думала, что я просто устала с дороги и нуждалась в отдыхе и сне больше, чем в ужине, ей не хотелось, чтобы я оставалась в своей комнате в одиночестве и голодная. Также она, видимо, приняла во внимание, что я была расстроена отъездом мужа или друга. Поэтому после ужина она снова послала Жаклин наверх узнать, не появилось ли у меня желание поесть.

Жаклин вернулась и сообщила хозяйке, что она постучалась несколько раз в мою дверь, но, не получив ответа, не решилась войти в комнату без разрешения. Подумав, мадам Глайз решила выяснить сама, все ли у меня в порядке. Она тоже постучала в мою дверь и не получила ответа. Затем она тихо вошла, подошла к кровати и окликнула меня. Ответа опять не последовало. Это ее серьезно взволновало и она, включив свет, увидела, что случилось.

К счастью, эта пожилая дама не растерялась. Она увидела, что я еще жива и с помощью горничной остановила кровотечение. Ради сохранения репутации пансиона мадам Глайз сделала так, чтобы о случившемся никто никогда не узнал. Однако знакомый врач был незаметно приглашен. Он пришел сразу же и сделал все необходимое. Он сказал, что, несмотря на большую потерю крови, при хорошем уходе я выживу. Он согласился лично помочь мадам Глайз и Жаклин в уходе за мной в моей комнате.

Я оставалась в полусознательном состоянии несколько дней. Мое состояние ухудшилось, когда у меня поднялась температура и я начала бредить. После некоторого обследования врач пришел к выводу, что мое состояние было связано с сильным нервным потрясением, а не с каким-либо органическим заболеванием. Он снова заверил мадам Глайз, что со временем и при хорошем уходе такая молодая женщина, как я, выздоровеет.

Когда я наконец пришла в себя, то была глубоко тронута нежным уходом и вниманием этих двух женщин, для которых я была совершенно незнакомым человеком. Моей первой мыслью, когда я пришла в сознание, было: «Как я смогу начать свою жизнь с начала?». Но для этого мне нужно было желание жить, любовь к жизни. Но где найти такое желание и силы?

Те десять дней, которые я провела в постели после того, как пришла в себя, я видела только мадам Глайз и Жаклин. Мадам Глайз в основном жаловалась на все: от высоких цен на рынке до эгоизма ее сыновей и невесток, поэтому ее присутствие было не особенно воодушевляющим, но это было все-таки лучше, чем быть наедине со своими мыслями. Жаклин пыталась внушить мне свой оптимистичный подход к жизни и любви. Она советовала: «Не думайте о неприятных вещах, и все само собой уладится». Наконец настал тот день, когда я смогла подняться с постели и пройтись по комнате.

Постояльцам сказали, что я была больна и по этой причине не появляюсь в столовой. Но как только врач решил, что я уже достаточно окрепла, мне пришлось пройти тяжелое испытание — одеться и есть со всеми. Я всегда была худенькая, но теперь чувствовала себя скелетом, обтянутым кожей.

Видкун заплатил за второй месяц моего проживания в пансионе и за питание, но ему не удалось отправить мне деньги на личные расходы. Те 25 долларов, которые Видкун оставил перед уходом, я давно потратила на лекарства и оплату услуг доктора. Я писала ему, что быть без денег крайне затруднительно. Я не только не могла записаться в университет на лекции, но я даже не имела возможности брать книги из библиотеки. Мне пришлось занять немного денег у моей подруги Види на зубную пасту и на метро, но этих денег не хватило надолго, и мне приходилось оставаться дома или ходить пешком.

Как и в Осло в предыдущем году, мне помогали справиться с одиночеством и отчаянием долгие прогулки по Парижу. Я все еще была очень слаба, но иногда я так увлекалась моими открытиями новых достопримечательностей, что уходила от дома довольно далеко, а потом с трудом находила силы вернуться домой.

Видкун продолжал мне писать регулярно из разных балканских стран, и я стала надеяться, что со временем наши проблемы будут решены. Я писала маме, Нине и некоторым другим друзьям, что продолжаю ждать Видкуна в Париже, пока он ездит в свои служебные командировки, но я никогда не упоминала о том, что он говорил о разводе.

Пансион был спокойным и тихим местом. По ночам, когда я ворочалась в кровати, пытаясь отогнать мрачные мысли и справиться с бессонницей, я прислушивалась к тишине в доме и напряженно ждала, когда безмолвие нарушит шум поездов метро, проходящих через равные промежутки времени. Я слышала свое сердцебиение и старалась угадать, когда снова услышу шум очередного поезда.

В одну такую ночь в ноябре мой беспокойный сон был нарушен отдаленным звуком звонка в дверь, а затем длинным разговором в коридоре. В полусне я решила, что кто-то забыл свой ключ, и пришлось будить прислугу. Вскоре после этого я услышала стук в свою дверь.

«Пожар!» — подумала я, но до того, как я смогла что-нибудь сказать, дверь открылась, кто-то быстро вошел в комнату и произнес мое имя. Этот голос был похож на голос Мары Пасешниковой, но, конечно, этого не могло быть. Я включила лампу у кровати и увидела Мару, стоящую посередине моей комнаты.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.