О Милане

О Милане

Внешнее изменение Милана заставляет меня страдать, в том смысле, что раньше у Милана было свое лицо, и я считаю, что, возможно, это было одно из самых красивых в Европе лиц; в то время как теперь оно больше не существует, больше его нет. Стерто с земли. Его, Милан, лишили души. Даже туман был прекрасен. Теперь нет ни тумана, ничего. Потому что города нет. Человек в современных городах больше не имеет дома. Человеку кажется, что у него есть дом, но тот дом, который у нас есть сегодня, вовсе не дом. Дом есть дом тогда, когда у него есть свое лицо, и это лицо не должно отражаться только в интерьере, иначе это паллиатив. Кто-нибудь скажет: «При чем здесь это? Ты красиво обставляешь интерьер, и, когда ты внутри, тебе кажется, что вокруг хорошо». Это могло бы быть так, но всегда есть внутреннее беспокойство, если выглянуть наружу, то увидишь дом, построенный как коробка, похожий на могилу, а перед ним еще одну коробку. Еще одна могила. Тогда подсознательно начинается кариес, не только зубной, а внутренний, и это приводит к падению сочувствия, терпимости и к повышению агрессивности.

Милан стал одним большим кладбищем. Да, потому что дом, по-моему, не только то, какой он внутри, но и какой снаружи. Дом – это когда я выхожу, например, рассердившись на жену, хлопнув дверью. Выхожу из дома почему? Потому что хочу уйти от этой злости. Если я выходил из дома и видел Милан таким, каким он был раньше, когда каждый дом был украшен по-своему: красивое окно, цветы в горшочках, каннелюры, палисад… И если я кого-нибудь встречал, я говорил ему: «О, привет, пойдем выпьем, пойдем в кафе, послушаем, что говорят в баре». Тогда гнев проходил, я начинал думать, что, наверное, моя жена немного перегнула, но, может быть, перегнул и я. Я возвращался домой и мирился. Но в сегодняшнем доме человек хлопает дверью, выходит наружу и видит вокруг кладбище. Дома, люди… Он раздражается еще больше, возвращается домой и бьет ни в чем не виноватую жену.

Настоящий дом – это тот, которого, ты чувствуешь, тебе не хватает, когда ты уходишь или уезжаешь. Представьте, если кто-нибудь, к примеру, работает на сборочном конвейере и ему надоело, он думает: «Ладно, сейчас я тут, должен продолжать делать эту работу, которая мне не нравится, которая мне ничего не дает. Но, в конце концов, вечером, когда я приду домой…». А если в то время как он думает об этом, его мозг отмечает, что у него нет тогодома, а только коробка на кладбище, ему от этого не становится легче.

Сегодня в Милане я чувствую себя одиноко. В целом, говоря о городах, теперь я там чувствую себя одиноко, не только в Милане. Душа Милана, утраченная, настоящая, была душой девятнадцатого века. Восемьсот сорок шестого – восемьсот семьдесят пятого годов. Я родился сто лет спустя, но, когда родился, еще оставался этот дух, даже если уже начиналось его уничтожение. Прежде чем я это заметил, однако, прошло некоторое время. И точно так же, как мне не кажется домом мой дом здесь, в городе, мне не кажется домом и дом за его пределами, и я настолько одержим мыслью о том, что в моем понимании дома больше нет, что никак его не закончу, тот дом, загородный, который строю уже пятнадцать лет.