Глава XIII

Глава XIII

Мне новый мир открывается, что ни мгновенье,

Каждый шаг мне сулит откровенье,

Ветром странствий овеяна грудь...

Рабиндранат Тагор

Длиннокрылая серебристая птица бесшумно парила над пригородами Дели, выписывая огромные круги в безоблачном тропическом небе. Восходящие от пышущей жаром земли потоки воздуха гнали ее все выше в прохладные слои атмосферы. Неру не мог отказать себе в удовольствии хотя бы раз в году подняться в небо на планере и испытать в свободном полете радость общения с воздушным океаном.

Члены индийского клуба планеристов, почетным патроном которого был Неру, собрались на поле аэродрома и с интересом следили за полетом планера.

Описав последний круг, планер устремляется на посадку. Со всех сторон по выжженному солнцем полю к нему бегут люди.

— Господин премьер-министр, скажите, вам не страшно заниматься столь рискованным видом спорта, — спрашивает у Неру неизвестно как попавший сюда журналист.

— Умирать-то рано или поздно придется, но нельзя из-за страха лишать себя такого удивительного ощущения, какое испытывает планерист, — с улыбкой отвечает премьер-министр и, не задерживаясь, направляется к ожидающему его автомобилю.

Да, его поколение уже прожило большую часть своей жизни, трудной и искалеченной двумя мировыми войнами. Теперь важно подумать о новом поколении людей. Сегодня они живут как бы под тяжестью смертного приговора, исполнение которого отложено только на время. Изо дня в день им внушают мысль о неизбежности войны. Некоторые государственные деятели на Западе все чаще дают волю безрассудному гневу. Президент США Трумэн уже объявил, что «с началом новой войны он отдаст приказ о применении атомного оружия без колебаний, как несколько лет назад приказал применить это оружие против Хиросимы и Нагасаки».

Неру не пацифист. Действительность убеждает его, что сегодня, к сожалению, не всегда можно обойтись без применения силы. Он вынужден заботиться о защите Индии и готовиться к любым неожиданностям.

Далеко не все политические деятели Запада отдают себе отчет в грандиозности перемен, происшедших в Азии, которая освобождается от колониального гнета. Страны Азии, по убеждению Неру, нуждаются в дружбе и сотрудничестве, они слишком поглощены этими заботами, чтобы быть вовлеченными в международные конфликты. Однако их втягивают в эти конфликты вопреки их воле.

Особенно беспокойна обстановка на Дальнем Востоке. 27 июня 1950 года Трумэн отдал приказ американской армии и флоту начать вооруженную интервенцию в Корее и оккупировать остров Тайвань. Правительство США также приняло решение увеличить военную помощь колониальным войскам Франции во Вьетнаме...

...После провозглашения республики ее президент разместился в прежней резиденции вице-короля, получившей теперь название «Раштрапати бхаван» («Президентский дворец»), а премьер-министр занял дом бывшего английского главнокомандующего в Индии. Это здание, выстроенное из красного песчаника, расположено рядом с президентским дворцом на аллее «Тин Мурти» («Три статуи»). Перед его фасадом на широком кругу, от которого радиально расходятся пять городских магистралей, высится памятник трем индийским воинам — пехотинцу, моряку и летчику.

Всегда открытые настежь металлические ворота ведут в утопающий в цветах сад резиденции. На первом этаже большая комната для приема посетителей.

Неру, наверное, был одним из самых доступных руководителей государства. Каждое утро, после завтрака, когда он спускался в сад, его ожидали там люди, желавшие поговорить со своим премьер-министром. И не было такого случая, чтобы он не уделил им хотя бы несколько минут своего времени. В телефонной книге на букву «Н» каждый мог найти строчку: «Неру, Джавахарлал, премьер-министр, резиденция 32-3-12, служебный 32-1-60». И люди звонили и разговаривали с ним, если он был на месте и не занимался срочными и неотложными делами.

Кабинет Неру находился на втором этаже: длинный письменный стол, над ним портрет отца — Мотилала, на самом столе, слева — портрет Ганди, вдоль стен, обитых деревянными панелями, — книжные шкафы, у выхода на веранду — журнальный столик, два кресла и диван.

В июле 1950 года Неру заявил на пресс-конференции, что индийское правительство выступит против мер, направленных на расширение войны в Корее, и призвал великие державы начать переговоры о прекращении военных действий.

Свет настольной лампы мягко падал на чистый лист бумаги. Неру выбрал одну из лежавших на столе ручек и быстро написал: «Его превосходительству, Председателю Совета Министров СССР И.В.Сталину».

Откинувшись на спинку стула, задумался, ровно постукивая пальцами руки по крышке стола, достал из пачки сигарету, привычно разломил ее пополам и, вставив половинку в длинный мундштук, закурил. Встал, подошел к книжному шкафу, полистал две-три книги и вернулся за стол. Он вновь обдумывал прочитанную им еще днем запись беседы индийского посла в Москве С.Радхакришнана73 с заместителем министра иностранных дел СССР А.А.Громыко.

Посол с удовлетворением сообщал о теплой и дружественной обстановке, в которой проходила эта беседа. Советское правительство было встревожено агрессивными действиями Соединенных Штатов на Дальнем Востоке. А.А.Громыко сказал послу, что Индия, встав на путь самостоятельного политического развития, играет важную роль в отстаивании дела мира.

Неру приятно было отметить, что, судя по сообщению Радхакришнана, советские руководители не сомневаются в подлинном характере независимости Индии. Правда, английская дипломатия не без умысла, как бы «по инерции», пыталась подменять Индию в международных делах. Неру был чрезвычайно раздосадован, когда узнал, что индийские дипломаты в Москве по недопустимой наивности хранили свой шифровальный код в английском посольстве. Для премьер-министра не было секретом, что некоторые индийские правительственные чиновники все еще не могли преодолеть в своем сознании психологический барьер в отношениях с англичанами.

Что можно предпринять для ликвидации угрозы миру на Дальнем Востоке? Маневры американской дипломатии очевидны премьер-министру. США прикрывают свои агрессивные планы против КНДР флагом ООН и рассчитывают воспользоваться отсутствием в Совете Безопасности советского представителя, который с января 1950 года не участвует в его работе в знак протеста против отказа принять КНР в члены ООН.

Неру убежден, что без Советского Союза, который проявляет искреннюю заинтересованность в укреплении мира, урегулирование корейского конфликта будет затруднено, если вообще возможно.

«В беседах, которые наш посол имел с Министерством Иностранных Дел в Москве, он объяснил позицию Индии в корейском конфликте, — писал Неру Сталину. — Цель Индии заключается в том, чтобы локализовать конфликт и содействовать быстрому мирному урегулированию путем устранения нынешнего тупика в Совете Безопасности с тем, чтобы представитель Народного Правительства Китая мог занять свое место в Совете, СССР мог возвратиться в него и, в рамках Совета или вне Совета посредством неофициального контакта, СССР, США и Китай с помощью и при сотрудничестве других миролюбивых государств могли найти основу для прекращения конфликта и для окончательного решения корейской проблемы. Будучи полностью уверенным в решимости Вашего Превосходительства поддержать мир и, таким образом, сохранить солидарность Объединенных Наций, я осмеливаюсь обратиться к Вам с этим личным призывом использовать Ваш высокий авторитет и влияние для достижения этой общей цели, от которого зависит благополучие человечества.

Примите, Ваше Превосходительство, уверения в моем самом высоком уважении».

Одновременно Неру направил послание и руководителям США.

Уже через два дня, 15 июля 1950 года, Неру читал ответ из Москвы:

«Приветствую Вашу мирную инициативу. Вполне разделяю Вашу точку зрения насчет целесообразности мирного урегулирования корейского вопроса через Совет Безопасности с обязательным участием представителей пяти великих держав, в том числе Народного Правительства Китая. Полагаю, что для быстрого урегулирования корейского вопроса целесообразно было бы заслушать в Совете Безопасности представителей корейского народа.

Уважающий Вас

И.Сталин,

Премьер-министр Советского Союза».

Пришел ответ и из Вашингтона. Правительство США без зазрения совести обвиняло индийского премьера в «поощрении агрессии», в содействии «насилию и принуждению».

Впрочем, Неру вряд ли мог ожидать иной реакции американского правительства: оно слишком далеко зашло в осуществлении своей «дипломатии силы». Тем не менее индийский руководитель рассчитывал, что недвусмысленная позиция Индии по корейскому вопросу непременно должна затруднить действия агрессора, каким являлись США. А безоговорочная поддержка мирной инициативы Индии Советским Союзом создавала прочную основу для того, чтобы потушить опасный очаг войны на Дальнем Востоке.

Враждебно встретили западные союзники по «холодной войне» позицию индийского лидера и по вопросу о заключении мирного договора с побежденной Японией.

Получив американский проект договора, Неру сразу же увидел в нем попытку империалистических держав узаконить превращение Японии в свой военно-стратегический плацдарм против стран Азии и Советского Союза.

Много усилий приложили английские и американские дипломаты, чтобы и в этом вопросе склонить индийского премьера на сторону Запада или хотя бы нейтрализовать его позицию. Как всегда, в ход были пущены и обещания оказать экономическую помощь Индии, и угрозы, но Неру прямо указывал на то, что американский проект мирного договора ущемляет суверенитет Японии и может лишь еще более осложнить обстановку на Дальнем Востоке. Неру выступал против предусматриваемой проектом договора передачи под опеку США двух японских островов и размещения на территории Японии американских войск. Он также настаивал на том, чтобы в договоре было указано, что Курильские острова и Южный Сахалин возвращаются Советскому Союзу, а Тайвань — Китаю.

После того как предложения Индии были отклонены западными державами, индийское правительство в ноте от 27 августа 1951 года заявило об отказе участвовать в Сан-Францисской конференции по заключению мирного договора с Японией74.

Отказ Индии не мог изменить результатов конференции в Сан-Франциско, где большинство голосов принадлежало западным странам, но Неру хорошо осознавал, что последовательный антиимпериалистический курс его правительства содействует укреплению мира в Азии и в конечном итоге упрочению безопасности самой Индии.

В октябре 1951 года в Дели прибыл новый американский посол Честер Боулс, до этого бывший губернатором в штате Коннектикут. Человек неуемных амбиций, он претендовал на то, чтобы через посредничество Индии, которая ему представлялась ключом ко всей остальной Азии, обеспечить руководящую роль США в определении судеб обширного района, простирающегося от Касабланки до Токио.

Вопреки ожиданиям самоуверенного Боулса его первая встреча с Неру прошла в обстановке, лишенной и оттенка дружелюбия. Премьер-министр говорил сухо и настороженно, уделив ему не более двадцати минут. Неру, как вспоминал потом Боулс, не скрывал своего возмущения участившимися попытками американцев заставить его «плясать под их дудочку». На вопросы посла он отвечал одной-двумя фразами, а потом снова замолкал, скучающе глядя в окно. Беседы не получилось, и обескураженный Боулс вернулся в посольство, не зная, что сообщить в Вашингтон о своей первой встрече с индийским премьером. Разве ради тропической жары и дипломатических неудач он покинул свой роскошный дом на реке Коннектикут? И все-таки Боулс продолжал навязчиво добиваться установления доверительных отношений с Неру. Но в беседах с послом премьер-министр всегда вежливо выслушивал его точку зрения, а затем, как бы размышляя вслух, показывал ее несостоятельность. Это случалось каждый раз, когда Боулс пытался отстаивать американскую политику «отбрасывания коммунизма» и вовлечения независимых азиатских стран в военные блоки.

В госдепартаменте США никак не могли решить вопрос о предоставлении Индии кредитов для закупки продовольствия. А тем временем в Бомбей одно за другим приходили советские суда, доставлявшие зерно Индии.

Американцы связывали свои надежды на политические перемены в Индии с Пателем, видя в нем возможного кандидата на пост премьер-министра. Но в декабре 1950 года Патель скоропостижно скончался. Через год произошла смена руководства ИНК: вместо П.Тандона, ставленника покойного Пателя, председателем Конгресса был избран Неру, в руках которого теперь сосредоточилась и государственная и партийная власть.

Выдвинув широкую политическую платформу демократических преобразований, экономического развития страны на плановой основе, правительство Неру проводит первые всеобщие выборы в Индии, на которых Индийский национальный конгресс завоевывает абсолютное большинство мест в парламенте республики.

18 февраля 1953 года в девять часов утра Неру, как обычно, принесли папку с особо важными документами. Первой в ней лежала телеграмма от посла Индии в СССР К.П.Ш.Менона, который информировал премьера о своей беседе с главой Советского правительства.

Сталин принял Менона в кремлевском кабинете вечером 17 февраля.

В 19 часов 45 минут, как было условлено заранее, машина, в которой находились К.П.Ш.Менон и второй секретарь посольства Т.Н.Кауль, свободно владевший русским языком, въехала в Боровицкие ворота, где стоял черный ЗИС-110, сразу тронувшийся с места при ее появлении. Следуя за головной машиной, индийские представители проехали по диагонали почти всю территорию Кремля к Никольской башне. Машины остановились у старинного трехэтажного здания Сената, где размещались Верховный Совет и Совет Министров СССР. Вместе с встретившим их офицером Менон и Кауль поднялись на лифте на второй этаж и, пройдя по длинному безлюдному коридору, оказались в небольшой светлой комнате — секретариате И.В.Сталина. В следующем помещении — приемной — гостей ждал невысокий сухощавый человек в строгом темном костюме, приветствовавший их на превосходном английском языке. Менон узнал в нем В.Н.Павлова, сотрудника Министерства иностранных дел СССР, который с начала сороковых годов в качестве переводчика часто сопровождал советских руководителей на многих важнейших встречах и переговорах с зарубежными деятелями.

Настенные часы негромко пробили восемь раз. Посол, Кауль и Павлов вошли в кабинет Сталина.

Сталин, за руку поздоровавшись с вошедшими, жестом пригласил их к стоявшему слева от входа длинному столу, покрытому темно-зеленым сукном.

Осторожно разглядывая хозяина кабинета, Менон в душе поражался тому, насколько не походил живой Сталин на многочисленные цветные или черно-белые портреты, которые доводилось видеть послу. В облике Сталина не было ничего величественного или сверхъестественного. Перед Меноном сидел старый, утомленный человек с землистого цвета лицом, усыпанным мелкими оспинами. Седые, редкие, аккуратно зачесанные назад волосы. Худые, морщинистые руки, на которых проступали желто-коричневые пигментные пятна. Тонкие нервные пальцы, медленно вертевшие спичечный коробок или карандаш...

Сталин заговорил тихим глухим голосом, не поднимая глаз на Менона:

— Я к Вашим услугам, господин посол.

Менон поблагодарил его за любезное согласие принять индийского представителя.

— Прием иностранных представителей, как Вы знаете, входит в обязанности Председателя Совета Министров СССР, — негромко перевел слова Сталина Павлов.

— Премьер-министр Неру просил меня, господин Сталин, передать Вам приветствие и пожелание доброго здоровья.

— Я признателен господину премьеру и, в свою очередь, прошу передать ему мой привет, — сдержанно произнес Сталин.

За этими словами последовала пауза, которую поспешил разрядить Менон.

— Мне хотелось бы отметить любезность и предупредительность работников советского МИДа по отношению ко мне и сотрудникам нашего посольства. На меня произвело большое впечатление то дружелюбие, которое проявляют советские люди к представителям Индии.

— Это вполне естественно, — сказал Сталин. — Для советских людей все народы и расы равны. Мы относимся уважительно к великому народу Индии.

Сталин взял блокнот и стал что-то рисовать в нем. Потом поднял на Менона прищуренные, чуть косившие глаза и вдруг спросил:

— В Индии основные языки хинди и урду? Родственны ли они? Как они развивались? На каком языке говорят уроженцы Гуджарата?

Посол постарался по возможности полнее ответить Сталину. Последний вопрос, как быстро прикинул в уме Менон, явно не случайный: очевидно, Сталину известно, что Ганди родился в Гуджарате. Посол счел уместным немного рассказать о гандизме, потом перешел к вопросам внешней политики Индии и, в частности, упомянул об обмене посланиями между главами правительств СССР и Индии в связи с войной в Корее.

Сталин, продолжая рисовать в блокноте, изредка кивал головой, будто желая показать, что он принимает к сведению слова посла. Когда Менон кончил говорить, Сталин сказал:

— Мы против нагнетания враждебности в отношениях между государствами. Такой же позиции, как мы понимаем, придерживается и правительство Индии. Но в Америке, — в голосе его появились жесткие интонации, — есть определенные круги, которые заинтересованы в сохранении конфликтных ситуаций. Бессмысленно читать мораль тем, кто способен наживаться на крови.

Он помолчал немного и, усмехнувшись в усы, спокойно заметил:

— Крестьянин — человек простой, но мудрый. Когда на него нападает волк, крестьянин не читает ему проповедей, а пытается убить зверя. И волк чувствует это и ведет себя соответственно...

Менон, не удержавшись, слегка наклонился к собеседнику и украдкой заглянул в блокнот, который лежал перед Сталиным. Страничка блокнота была испещрена изображениями волков в различных позах...

— Какие сейчас отношения между Индией и Пакистаном? — поинтересовался Сталин.

Посол ответил, что в индийско-пакистанских отношениях существует немало сложностей, таких, например, как вопрос о принадлежности Кашмира. Правительство Индии не без тревоги восприняло информацию о намерениях пакистанских руководителей присоединиться к одному из региональных военно-политических блоков, к созданию которых уже приступили империалистические державы.

— Потребуется время, чтобы сгладилась горечь вражды между индусами и мусульманами, порожденной британским владычеством, — добавил посол.

— Как это примитивно, — с неожиданной резкостью произнес Сталин, — создавать государство на религиозной основе!

— Премьер-министр Неру привержен идее светскою государства и полон решимости неуклонно проводить ее в жизнь, — твердо сказал Менон. — Те пятьдесят миллионов мусульман, которые живут в Индии, должны чувствовать себя полноправными индийцами.

— Конечно, — поддержал Сталин, — и ваша политика по отношению к ним абсолютно правильная.

Вернувшись в посольство, Менон написал телеграмму о беседе в Кремле и, вызвав шифровальщика, распорядился отправить ее в Дели вне очереди...

Информация из Москвы не могла не порадовать Неру. Премьер хорошо знал, что в последние годы Сталин чрезвычайно редко принимал иностранных дипломатов, а это была уже вторая встреча главы Советского правительства с послом Индии. Одиннадцать месяцев назад, 5 марта 1952 года, Сталин беседовал в Кремле с предшественником Менона С.Радхакришнаном.

Отлично тренированная память сразу подсказала Неру главное из той первой беседы. Тогда Сталин заявил послу, что, по его мнению, не существует сколько-нибудь значительной международной проблемы, которую нельзя было бы разрешить путем переговоров. С ведома Неру С.Радхакришнан ознакомил индийских журналистов с содержанием беседы в Кремле. Газеты отмечали дружественную заинтересованность Советского правительства в прогрессе Индии и особо выделяли ту часть интервью Радхакришнана, где он говорил о том, что Сталин ни словом не обмолвился о необходимости для индийцев во всем следовать примеру Советского Союза. А ведь в те дни западная буржуазная пресса, да и некоторые индийские газеты правого толка, стараясь всячески принизить значение сотрудничества СССР и Индии в деле прекращения корейской войны, изощрялись в антисоветских и антикоммунистических измышлениях. Наиболее типичным было «пророчество», что советско-индийские отношения не получат никакого развития, поскольку, мол, «дружба с Россией возможна только ценой подчинения ей».

Кому, как не главе индийского правительства, было знать, что не все шло гладко в первые годы после установления дипломатических отношений между Индией и СССР. Иногда Неру чувствовал некоторую сдержанность советских политических деятелей, но он никогда не был склонен рассматривать это как проявление какой-либо недоброжелательности с их стороны. Напротив, в каждом таком случае он старался по возможности объективно выяснить причину, найти объяснение, а то и оправдание иной суховатой фразе, произнесенной представителем страны, в которой Неру видел только друга индийского народа.

Конечно, он понимал, что в Советском Союзе не могли безучастно воспринимать известия о травле коммунистов Индии, развязанной правыми во главе с Пателем. Там, несомненно, знали и об антисоветских настроениях некоторых индийских государственных деятелей, которые, с надеждой озираясь на прежних хозяев-англичан и на более мощных заокеанских покровителей, время от времени пытались любыми способами омрачить отношения с Советским Союзом. Неру вспомнил и еще раз испытал чувство возмущения, впервые охватившее его, когда ему доложили о том, что министерство внутренних дел под предлогом борьбы с «коммунистической пропагандой» не разрешило советскому посольству показать делийской общественности фильм-балет на музыку С.Прокофьева «Ромео и Джульетта»...

Огромная занятость не позволяла Неру контролировать работу всех звеньев государственного аппарата, но он постоянно занимался внешнеполитическими вопросами, и здесь его авторитет оставался непререкаемым. Одной из важнейших задач своего правительства Неру считал налаживание подлинно дружественных всесторонних связей с Советским Союзом и другими социалистическими странами и прилагал немало усилий для устранения различных препятствий, чинимых империалистической дипломатией и силами индийской реакции. Со своей стороны Советское правительство по достоинству оценивало прогрессивные преобразования, проводимые Неру внутри страны, и активно поддерживало миролюбивый курс Индии на международной арене.

Нажим США на индийское правительство не прекращался. В 1953 году в Индию приезжали государственный секретарь Д.Ф.Даллес, а затем вице-президент США Р.Никсон. Неру не мог без отвращения воспринимать надменно-торгашеский тон высоких американских посланцев. И тот и другой предлагали Индии щедрую экономическую помощь в случае принятия американского плана создания «независимого Кашмира», что на деле означало бы превращение его в американскую военную базу.

Никсон попросту угрожал Неру, что в случае его неуступчивости США будут вынуждены вооружить Пакистан и создать на его территории военные базы. В беседах с Никсоном индийский премьер-министр был холодно сдержан, отвергал всякую возможность военного сотрудничества с США. Для наблюдательных журналистов не остался незамеченным тот факт, что при приеме американского гостя «остро ощущалось отсутствие теплоты».

Однако в упорстве американскому правительству нельзя было отказать: оно систематически продолжало добиваться политической капитуляции Неру. Вскоре после визита Никсона в Дели президент США Д.Эйзенхауэр направил индийскому премьеру письмо, в котором в какой уже раз предлагал Индии американскую военную помощь.

— Если мы выступаем против военной помощи, предоставляемой Пакистану, мы были бы лицемерными и беспринципными оппортунистами, принимая ее для себя, — заявил с негодованием Неру. Он писал Эйзенхауэру: «Вам известны взгляды моего правительства и нашего народа... Эти взгляды и политика, которую мы проводим после самого тщательного обдумывания, основаны на нашем желании содействовать делу мира и свободы. Мы будем проводить эту политику и впредь».

Неру не поддался американскому нажиму, однако правительство Пакистана пошло на подписание с США 19 мая 1954 года соглашения о «помощи в обеспечении взаимной безопасности». Фронт «холодной войны» таким образом был продвинут американцами к северным границам миролюбивой Индии.

Для Неру было очевидным то, что, предоставляя военную помощь освободившимся странам, США тем самым намерены обеспечить свои интересы в Азии через разжигание «войны азиатов с азиатами».

Отвергнув военное соглашение с США, он твердо заявил, что «ни при каких обстоятельствах, и ни под какими предлогами не допустит присутствия иностранных войск на территории Индии», а если иностранное государство совершит акт агрессии в отношении Индии, то она окажет должное сопротивление.

К концу июля 1954 года завершились подписанием соглашения переговоры в Женеве по Индокитаю, и война, продолжавшаяся семь с половиной лет, прекратилась. В заключительной декларации Женевского совещания отмечалась важная роль Индии в установлении мира во Вьетнаме, Лаосе и Камбодже. Представителю Индии было поручено председательствовать в международных комиссиях по наблюдению и контролю за осуществлением условий перемирия во всех трех индокитайских государствах.

В день подписания соглашений о перемирии в Индокитае Эйзенхауэр заявил на пресс-конференции, что США активно ведут переговоры с некоторыми азиатскими странами об организации коллективной обороны для того, «чтобы предотвратить в дальнейшем прямую или косвенную коммунистическую агрессию в этом районе».

На соответствующий запрос американского посла в Дели Неру ответил быстро и определенно: Индия не примет участия в конференции, намеченной на 6 сентября 1954 года в Маниле; она против самой идеи создания военной группировки в Юго-Восточной Азии; намеченная конференция — это попытка «изменить тенденцию к миру, которую создала Женевская конференция».

Позже, знакомясь с информацией о заключении договора об обороне Юго-Восточной Азии, Неру недоумевал: какой внезапный страх вдруг вынудил ряд стран пойти на этот шаг? Разве готовилась какая-то агрессия, разве возникла неожиданная угроза миру в Юго-Восточной Азии или на Тихом океане? Почему был избран именно этот момент непосредственно после заключения Женевских соглашений? Способствовал ли манильский договор разрядке напряженности и укрепил ли он мир и безопасность в Юго-Восточной Азии или любой другой части мира? — такие вопросы возникали в сознании премьер-министра, и он неизменно приходил к выводу, что этот договор только увеличил международную напряженность.

Неру знал о мнении Советского правительства, заявившего, что «договор о создании СЕАТО заключен для подготовки войны, а не для укрепления мира, с его помощью рассчитывают помешать выполнению Женевских соглашений по Индокитаю, укрепить позиции колониальных держав в Азии».

Индонезия, Бирма и Цейлон последовали примеру Индии и отказались от участия в договоре. В результате, кроме США, Англии, Франции, Австралии и Новой Зеландии, в СЕАТО вошли только три азиатских страны — Таиланд, Филиппины и Пакистан.

Договор СЕАТО предусматривал вмешательство во внутренние дела стран-участниц в случае создания в одной из них ситуации, опасной для всего «района обороны». Ясно, что в данном случае западные державы обеспечили себе «право» на подавление национально-освободительного движения в Азии.

Неру, всерьез встревоженный политикой США, 29 сентября 1954 года выступил в народной палате индийского парламента. В своей речи, полной глубоких раздумий о судьбах мира, он раскрыл агрессивную, колониалистскую суть создания западными державами военных блоков.

«Мы в Индии взяли на себя смелость говорить о зоне мира. Мы полагали, что одной из главных зон мира может стать Юго-Восточная Азия. Манильский договор скорее препятствует созданию этой зоны мира. Он берет тот самый район, который мог бы стать зоной мира, и превращает его чуть ли не в зону потенциальной войны. Меня тревожит такое развитие событий», — заявил премьер-министр. Далее он напомнил об истории создания западными державами организации Северо-Атлантического договора (НАТО): «Прежде всего она расширялась географически... она распространялась на Средиземное море, побережье Африки, Восточную Африку и отдаленные страны, не имеющие никакого отношения к атлантическому сообществу... Первоначально организация Северо-Атлантического договора мыслилась как организация для нужд обороны. Но постепенно оказалось, что она должна охватить и колониальные владения всех этих держав. Мне не совсем ясно, почему поддержание и сохранение господства этих колониальных держав в зависимых странах связано с обороной Северо-Атлантического сообщества».

Когда премьер-министр сообщил о том, что португальские власти распространяют зону действия НАТО на Гоа, колонию Португалии в Индии, члены парламента заволновались, послышались возгласы: «Не пройдет!», «Гоа принадлежит Индии!»

«Если Северо-Атлантический договор ухитрился распространить сферу своего действия на Гоа, — продолжал Неру, — то спрашивается: не начнет ли расти подобным же образом и договор Юго-Восточной Азии? Он берет начало у нашего порога. Как знать, куда он может пойти».

Касаясь вопроса о КНР и о необходимости приема ее в члены ООН, Неру в то же время обнаружил понимание причин, в силу которых соседние с Китаем страны опасаются его нового руководства, пока не проявившего интереса к урегулированию территориальных вопросов. По Малайе, Бирме, Индонезии, Вьетнаму, Лаосу, Камбодже и Таиланду рассыпаны многочисленные китайские общины. Китайские императоры, некогда претендовавшие на гегемонию во всей Азии и даже во всей Поднебесной, считали другие страны своими вассалами, а миллионы этнических китайцев в соседних странах, так называемых «хуацяо», — своими подданными.

Судя по всему, такое отношение к «хуацяо» в Пекине не изменилось. Поэтому Неру, исходя исключительно из дружеских чувств к китайскому народу, в очень уважительной форме советовал руководителям КНР развеять у соседних стран недоверие к Китаю.

Еще в конце июня 1954 года во время перерыва в работе Женевского совещания по Индокитаю Неру пригласил в Дели премьера Государственного административного совета КНР Чжоу Эньлая.

Тогда казалось, что КНР готова признать существующие границы с Индией и как будто бы нет никаких причин для пограничных споров между двумя соседями. Хотя, впрочем, глава разведывательного бюро Индии Б.Муллик информировал Неру о намерении Мао Цзэдуна организовать вооруженное вторжение на территорию всего Тибета, лишить его традиционной автономии, вплотную подойти к индийским границам, а затем заявить о своих претензиях на северные участки Индии, северную Бирму, Бутан и другие районы, которые на китайских картах были обозначены как области, находившиеся под властью китайских императоров.

Неру воспринимал эту информацию с огорчением и с известной степенью недоверия. Он прилагал столько усилий к тому, чтобы установить с КНР добрососедские отношения, что ему просто не хотелось верить в неискренность китайского руководства.

Однако во время переговоров с Чжоу Эпьлаем в Дели Неру осторожно затронул вопрос о китайских картах, на которых ряд районов Индии включался в территорию КНР.

Чжоу Эньлай, прямо глядя в глаза Неру, сказал, что «это старые карты и что у китайского правительства сейчас нет времени, чтобы заниматься их переизданием».

Неру показалось несколько неоправданным столь пренебрежительное отношение китайского руководителя к важному вопросу, нерешенность которого часто приводила народы к войнам и раздорам. Тем более это было странно слышать от Чжоу Эньлая, человека, получившего образование на Западе, хорошо знавшего мировую историю с ее бесчисленными войнами из-за территориальных притязаний.

Переговоры в Дели в целом проходили успешно. Чжоу Эньлай согласился с предложением Неру подписать совместное заявление о пяти принципах, на которых должны были строиться отношения между Индией и Китаем: 1. Взаимное уважение территориальной целостности и суверенитета. 2. Ненападение. 3. Невмешательство во внутренние дела друг друга. 4. Равенство и взаимная выгода. 5. Мирное сосуществование.

Правда, Неру несколько удивило тогда то обстоятельство, что Чжоу Эньлай не захотел определить срок действия соглашения в двадцать пять лет, как предлагала индийская сторона, и ограничил его восемью годами.

Пять принципов — «панча шила» на хинди — получили широкое признание и поддержку всех миролюбивых народов. 9 февраля 1955 года Верховный Совет СССР в обращении к парламентам всех стран призвал добиваться того, чтобы все государства строили отношения между собой на основе этих принципов.

В октябре 1954 года Джавахарлал Неру совершил десятидневный визит в КНР. Он беседовал с Мао Цзэдуном, но основные переговоры вел с Чжоу Эньлаем. В ходе переговоров с китайскими руководителями Неру неустанно проводил мысль о необходимости расширения индийско-китайского сотрудничества в деле создания в Азии «зоны мира».

Чжоу Эньлай с характерной для него изысканной вежливостью говорил индийскому гостю о необходимости укрепления между двумя народами традиционных уз дружбы и сотрудничества, вспоминал о древней китайско-индийской пограничной торговле, о культурных связях.

Когда индийский премьер увидел в кабинетах официальных индийских лиц карты, неточно показывающие границу между двумя странами, он вслух заметил, что уже получил разъяснения от китайской стороны и больше не беспокоится об этом, поскольку границы Индии ясны и не вызывают сомнений. Чжоу Эньлай повторил свои заверения в том, что эти карты являются репродукциями старых карт, составленных до 1949 года. (Неру еще не мог предполагать тогда, что «картографическая агрессия» Китая в конце 50-х годов выльется в вооруженные конфликты.)

Китайский премьер расточал похвалы в адрес индийского гостя, зачастую ставя его в неловкое положение. (Позднее Чжоу Эньлай заявит, что «не встречал человека более заносчивого, чем Неру».)

Казалось, что китайские руководители с пониманием относились к высказываниям индийского премьера и была достигнута значительная доля согласия в оценке международной обстановки. «Хотя, — как отмечал Неру на пресс-конференции в Пекине 26 октября, — основной подход Индии несколько отличался от основного подхода Китая».

Это замечание Неру весьма симптоматично, и, видимо, оно было результатом неприятного осадка, оставшегося у него от беседы с Мао Цзэдуном, который с циничным безразличием говорил о судьбах мира, о жизни и смерти огромных масс населения Земли, в том числе и самих; китайцев. Для него все люди были одинаково ничтожны — от премьера до крестьянина. Они служили ему сырьем, послушным материалом, чтобы лепить из них, как из глины, свою «великую империю», которая не давала покоя его чудовищно эгоистическому воображению и деспотическому нраву.

Во время беседы с Неру Мао много курил, небрежно стряхивал пепел куда попало: на пол, на стол, в чашку с недопитым чаем, хотя рядом стояла большая пепельница с изображением китайского дракона. Наконец, бросив сигарету и сложив на животе маленькие пухлые руки, сказал, что «не боится, если атомная бомба упадет на Китай и двести или триста миллионов китайцев погибнут. Это будет достаточным основанием для начала уничтожения американцев». И это все, по Мао, есть благо: после новой мировой войны будет построена мировая цивилизация, то бишь империя, и, как следует догадываться, с китайской династией во главе.

Мао вдруг заговорил о Цинь Шихуанди, создавшем в 221 году до нашей эры единую Циньскую династию. Впрочем, Неру и ранее приходилось слышать о пристрастии Мао Цзэдуна в разговорах с иностранцами поминать добрым словом китайских императоров древности. Еще американский журналист Э.Сноу, подвизавшийся в роли биографа Мао Цзэдуна, в своей книге о встречах с ним писал о его симпатиях к Цинь Шихуанди. Но ведь император Цинь Шихуанди, помнил Неру, был тираном, прославившим себя тем, что распорядился сжечь все книги и закопать заживо ученых. Видимо, Мао этот факт ничуть не смущает. Он считает, что «книги сжигали во имя идейного единства...».

Индийский премьер ездил по городам Китая и с нескрываемой симпатией наблюдал, с каким энтузиазмом строил новую жизнь трудолюбивый дисциплинированный народ, как стремился он вырваться из вековой отсталости, невежества и нищеты, как вдохновляли людей лозунги о братстве с Советским Союзом, о мире и дружбе с народами других стран, с Индией.

Но Неру, к своему удивлению, обнаружил в жизни нового Китая нечто похожее на раздвоение: с одной стороны, созидательная энергия народа, увлеченного строительством новой жизни, а с другой, воинственный пафос, националистический угар, исходящий от выступлений некоторых китайских руководителей и особенно от самого Мао Цзэдуна.

Вернувшись из КНР, Неру с еще большей увлеченностью берется за работу по организации совместных выступлений освободившихся стран Азии и Африки против усилившихся попыток империалистических держав разобщить их усилия в борьбе с колониализмом, за мир, социальный прогресс и экономическую самостоятельность. Он встречается с главами правительств Бирмы, Цейлона, Индонезии, Пакистана. В конце декабря 1954 года в индонезийском городе Богоре Неру участвует вместе со своим неизменным советником по вопросам внешней политики Кришной Меноном в предварительной встрече некоторых азиатских стран по выработке проектов основных политических документов предстоящей конференции афро-азиатских стран в Бандунге.

15 февраля 1955 года Неру прибывает в Каир, где проводит двухдневные переговоры с главой египетского правительства Гамалем Абдель Насером. Индия и Египет придерживаются единой точки зрения в вопросе о неучастии в империалистических блоках. Отметив в совместном коммюнике совпадение взглядов по основным международным проблемам, Неру и Насер выражают надежду, что конференция в Бандунге внесет вклад в дело мира.

В марте — апреле о признании и поддержке пяти принципов мирного сосуществования заявляют правительства Камбоджи и ДРВ. По окончании индийско-вьетнамских переговоров в Дели заместитель премьер-министра и министр иностранных дел ДРВ Фам Ван Донг, выступая по делийскому радио, говорит: «Народ Вьетнама всегда помнит о моральной поддержке, которую народ Индии оказывал ему в период борьбы за независимость и свободу. Мы не упускаем из виду также и ту положительную роль, которую сыграла Индия в исходе Женевской конференции. Мы не забываем вклада Индии в осуществление соглашений о прекращении военных действий в Индокитае».

Возглавляемое Неру индийское правительство ведет активную дипломатическую подготовку к конференции в Бандунге, стремясь к тому, чтобы как можно большое число стран одобрило принципы мирного сосуществования.

Усилия Индии и других афро-азиатских государств, направленные на созыв и успешное проведение конференции, поддержаны Советским Союзом, странами социализма и всеми миролюбивыми силами. Неру с удовлетворением воспринимает заявление заместителя министра иностранных дел В.В.Кузнецова, который от имени Советского правительства выразил уверенность, что Бандунгская конференция «явится новым шагом по пути развития сотрудничества между народами в интересах ослабления международной напряженности и поддержания всеобщего мира». Разительно контрастирует с этим заявлением позиция западных держав. «Правительство Эйзенхауэра, — читает премьер выдержку из статьи в «Чикаго сан энд таймс», — считает предстоящую конференцию стран Азии и Африки весьма нежелательной с американской точки зрения».

11 апреля из Гонконга в Джакарту вылетает индийский самолет «Принцесса Кашмира», на борту которого восемнадцать человек — члены делегаций ДРВ, КНР, журналисты. В шестнадцать часов двадцать минут по местному времени экипаж самолета радирует о том, что полет протекает нормально, а спустя двадцать минут связь с «Принцессой Кашмира» прерывается. Через несколько дней в море в районе к северо-западу от Саравака находят трех обессилевших от голода и усталости летчиков пропавшего самолета. Они рассказывают о взрывах в багажном отделении и в правом крыле, после чего самолет, объятый пламенем, упал в море. Спастись удалось только им троим...

Неру распоряжается провести самое тщательное расследование катастрофы, происшедшей, по его словам, при «необычайных обстоятельствах». Он, естественно, пока воздерживается от того, чтобы говорить о возникших у него подозрениях, но, узнав о двух взрывах на борту «Принцессы Кашмира», — едва ли не первого самолета, перевозившего делегатов Бандунгской конференции, — он не испытывает сомнений. Официальные представители некоторых западных стран слишком уж назойливо твердят о неисправностях в самолете. Нет, это не несчастный случай, а диверсия, подготовленная и осуществленная империалистическими разведками. Результаты расследования подтвердят это, вскоре найдут и следы преступника, укрывшегося на Тайване, однако правительство США откажется поддержать требование Индии о выдаче диверсанта.

Расчеты империалистов сорвать конференцию, используя обычные для них средства — от шантажа и угроз до диверсий, — не оправдались. Делегаты двадцати девяти стран собрались в Бандунге, расположенном в ста километрах от столицы Индонезии — Джакарты.

Неру прилетел в Бандунг на одном самолете с Насером 16 апреля. Заявив, что предстоящая конференция — «это, по существу, эксперимент сосуществования» и что она «чрезвычайно важна не только для Азии, но для всего мира», премьер-министр Индии сразу приступил к переговорам с главами делегаций, постарался уладить споры, возникшие между ее участниками.

Разногласий, к сожалению, немало. Представители некоторых стран, уже связавших себя с империалистическими региональными блоками, повторяют домыслы об «угрозе международного коммунизма» и призывают «осудить советский колониализм наряду с западным империализмом». Не решаясь открыто выступить против пяти принципов мирного сосуществования, кое-кто утверждает, что их осуществление невозможно из-за политики социалистических стран. Делаются попытки «расширить» или «дополнить» принципы таким образом, чтобы оправдать участие Пакистана, Турции и других азиатских государств в агрессивных военных союзах и санкционировать возможное присоединение к ним других стран. Во всем этом Неру усматривает хорошо знакомый ему почерк западной дипломатии. Позднее он скажет, что выявившиеся в Бандунге противоречия отразили «вторжение на арену конференции стран Азии и Африки отзвуков «холодной войны».

Конференция в Бандунге, проходившая с 18 по 24 апреля 1955 года, завершилась победой сил, придерживавшихся прогрессивной ориентации во внешней политике, выступавших за всестороннее экономическое и культурное сотрудничество между государствами, противостоящими силам колониализма, империалистической агрессии, и положила начало движению неприсоединения. В итоговом документе «Декларации о содействии всеобщему миру и сотрудничеству» получили воплощение пять принципов мирного сосуществования — «панча шила», за признание которых Неру, Фам Ван Донг, Насер и другие лидеры национально-освободительного движения вели на конференции упорную и принципиальную борьбу. Участники Бандунга высказались также за всеобщее разоружение и запрещение производства, испытания и применения оружия массового уничтожения людей.

По возвращении в Индию Неру на первой же пресс-конференции заявил, что «Бандунгская конференция была весьма успешной не только в том смысле, что встретились представители стран Азии и Африки, но и в том, что столь различные народы смогли в значительной мере добиться соглашения».

...Самолет, на борту которого находился премьер-министр Индии, держал курс на Москву. Если лететь по прямой, путь от Дели до Москвы занял бы каких-нибудь шесть часов, однако воздушная трасса между двумя столицами в то время не была проложена, и самолет совершал посадки в Бомбее, Каире, Риме, Праге.

Важность предстоящего визита в СССР была настолько очевидной для Неру, что все тяготы многочасового пути не имели сейчас никакого значения. К тому же представлялась возможность еще раз тщательно продумать вопросы, которые предполагалось обсудить в Москве с советскими руководителями.

Неру всегда пристально следил за политикой Советского Союза в отношении Индии и других развивающихся стран, и ни разу ему не пришлось разочароваться в своих наблюдениях: практическая деятельность Советского правительства на мировой арене строго соответствовала провозглашенным им внешнеполитическим принципам.

Так и после Бандунгской конференции в Москве уже было заявлено, что выдвигаемые Индией пять принципов мирного сосуществования будут иметь полную поддержку у Советского Союза.

Приглашение посетить Советский Союз было передано Неру в июле 1954 года послом СССР в Индии М.А.Меньшиковым. Тогда же посол затронул вопрос о заключении соглашения, которое бы закрепило уже сложившиеся между двумя странами дружественные отношения.

Неру было известно, что эти вопросы, как принято говорить, неоднократно зондировались по дипломатическим каналам. Слова Меньшикова, однако, нужно было понимать как уже официальное предложение. Лицо Неру внешне оставалось спокойным, но в глазах отразилось глубокое удовлетворение:

— Я весьма признателен за приглашение посетить вашу страну. Я так же в принципе согласен заключить такое соглашение. — Сосредоточенно помолчав, Неру добавил: — Только надо подумать, как и когда это лучше сделать.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.