14. КТ0, КОГДА И КАК РЕШИЛ ВОПРОС ОБ УБИЙСТВЕ А. В. КОЛЧАКА?

14. КТ0, КОГДА И КАК РЕШИЛ ВОПРОС ОБ УБИЙСТВЕ А. В. КОЛЧАКА?

Этот комплекс вопросов, суть которых сводится к принятию принципиально-исходного решения убить Колчака, и непременно, до сих пор исследован не до конца. В выяснении его автор этих строк уже принимал участие*, ответил на главный вопрос — кто, но до сих пор остается еще немало невыясненного.

Десятилетиями господствовало мнение, что вопрос о расстреле А. В. Колчака без суда и следствия был решен Иркутским революционным комитетом. Иногда упоминалось о согласовании «акта возмездия» с Реввоенсоветом 5-й армии.

* См.: Плотников И. Кто убил Колчака? // Родина. 1995. № 1. С. 50-52.

Несколько лет тому назад один из росийских авторов привел документ, свидетельствующий о том, что приказ расстрелять Колчака иркутским партийно-советским властям отдал председатель Ревсовета 5-й армии И. Н. Смирнов. Считалось, что те хотели сохранить жизнь находившегося под арестом в Иркутской губернской тюрьме бывшего Верховного правителя России А. В. Колчака, дабы впоследствии предать его суду.

В последние годы была опубликована телеграмма В. И. Ленина председателю Революци-онного совета 5-й армии, председателю Сибирского ревкома И. Н. Смирнову. На Западе она известна уже более 20 лет. Впервые этот документ опубликован в Париже составителем двухтомного издания «Бумаги Троцкого» Ю. Г. Фельштинским.

Вот его содержание:

«Шифром.

Склянскому: Пошлите Смирнову (РВС 5) шифровку: Не распространяйте никаких вестей о Колчаке, не печатайте ровно ничего, а после занятия нами Иркутска пришлите строго официа-льную телеграмму с разъяснением, что местные власти до нашего прихода поступали так и так под влиянием угрозы Каппеля и опасности белогвардейских заговоров в Иркутске.

Ленин. Подпись тоже шифром.

1. Беретесь ли сделать архи-надежно?

2. Где Тухачевский?

3. Как дела на Кав. фронте?

4. В Крыму?»

(написано рукой тов. Ленина).

Январь 1920 г.

Верно.

(Из архива тов. Склянского)».

Совсем недавно удалось обнаружить и сам оригинал записки Ленина Склянскому (Россий-ский центр хранения и изучения документов новейшей истории. Фонд 2. Опись 1. Дело 24362. Лист 1). Тексты оригинала и копии идентичны. Увы, и в оригинале отсутствует дата.

Мы видим, что телеграммой документ называть не вполне правомерно. По существу, это записка заместителю председателя Реввоенсовета республики Э. М. Склянскому с текстом для телеграммы и рядом вопросов. А четыре заключительных ленинских вопроса — своего рода примечание-комментарий. Пояснение к нему Фельштинским не дано. Нам представляется, что он сделан Троцким, которому вместе с другими документами Э. М. Склянский («архив тов. Склянского») передал записку.

Текст датирован «январем 1920 г.». Фельштинский фактически проигнорировал это обстоятельство и, отталкиваясь от содержания, датировал документ самостоятельно, причем довольно условно — «после 7/II-1920 г.» (то есть после расстрела Колчака). Он, а вслед за ним и советские авторы воспринимают текст телеграммы как желание Ленина избежать огласки.

Председатель РВС 5-й армии И. Н. Смирнов в воспоминаниях писал, что еще во время пребывания в Красноярске (с середины января 1920 г.) получил шифрованное распоряжение Ленина, «в котором он решительно приказал Колчака не расстреливать», ибо тот подлежит суду.

Смирнов утверждал, что на основе этого распоряжения штаб авангардной дивизии направил телеграмму в Иркутск на имя А. А. Ширямова. Текст телеграммы сохранился и датирован 23-м января. Телеграмма гласит: «Реввоенсовет 5-й армии приказал адмирала Колчака содержать под арестом с принятием исключительных мер стратегии и сохранения его жизни и передачи его командованию регулярных советских красных войск, применив расстрел лишь в случае невозможности удержать Колчака в своих руках для передачи Советской власти Российской республики. Станция Юрты, 23 января 1920 г. Начдив 30-й Лапин, военком Невельсон, за начдива Голубых».

Как видим телеграммой штаба 30-й дивизии расстрел Колчака не запрещался.

Другая телеграмма — Смирнова, посланная 26 января Ленину и Троцкому: «В Иркутске власть безболезненно перешла к Комитету коммунистов… Сегодня ночью дан по радио приказ Иркутскому штабу коммунистов (с курьером подтвердил его), чтобы Колчака в случае опасности вывезли на север от Иркутска, если не удастся спасти его от чехов, то расстрелять в тюрьме».

Вряд ли возможно, что такое указание Смирнов мог дать без санкции не только партийного центра, но и лично Ленина. Вопрос был архиважным.

Пожелай Ленин на деле сохранить жизнь Колчаку, он прислал бы телеграмму иного содержания, действительно запрещающую расправу. Здесь же он совершенно недвусмысленно одобряет намерения Смирнова. Ленина беспокоит только то, как бы тень за бессудебную расправу над Колчаком в глазах общества не пала на него или на кремлевское руководство. Это подтверждают и неоднократные предупреждения о конспирации. Телеграмма Ленина — прямой приказ об убийстве Колчака.

Ленин не мог тянуть с отправкой своего распоряжения по получении телеграммы от Смирнова две недели, тем более посылать ее после 7 февраля, ибо текст телеграммы говорит не о том, что уже произошло и должно быть объяснено, а о том, что должно произойти и затем быть оправдано. Мы располагаем и прямыми доказательствами, подтверждающими это предположение. Каковы они?

В телеграмме речь идет об «угрозе Каппеля». Но главнокомандующий остатками колчаков-ской армии генерал-лейтенант В. О. Каппель умер еще 26 января. До этого он отморозил ноги, их ампутировали, после чего он скончался от воспаления легких. В командование войсками вступил генерал-лейтенант С. Н. Войцеховский.

В приписке к тексту телеграммы Ленин спрашивает у Склянского о делах на Кавказском фронте и о том, где находится М. Н. Тухачевский. Эти два вопроса тесно взаимосвязаны. Положение на этом фронте было исключительно сложным. Менялись командующие, шли распри. Надежды на улучшение дел Ленин связывал с личностью М. Н. Тухачевского.

М. Н. Тухачевский до 25 ноября 1919 года командовал 5-й армией, затем был отозван в Москву для получения нового назначения.

22 декабря Тухачевский получает назначение ва Южный фронт командующим 13-й армией. Он незамедлительно выехал в штаб фронта, которым командовал А.И. Егоров. Шли дни и недели, а штаб фронта, нарушая приказ центра,не ставил Тухачевского на армию. 19 января он обратился в РВС Республики с просьбой «освободить» его «от безработицы», дать назначение хотя бы на транспорт. О письме стало известно Ленину. Это и решило окончательную судьбу бывшего командарма. 24 января 1920 года Тухачевский был назначен временно исполняющим обязанности командующего войсками Кавказского фронта. В штаб Кавказского фронта, находившийся в Саратове, он прибыл только 3 февраля, на следующий день его принял.

Ленин «потерял» Тухачевского и спрашивал о нем. Лишь с 4 февраля 1920 года его имя появилось в каждодневных сводках. Значит, в дни, предшествующие 7 февраля, вождь точно знал о местонахождении и действиях командарма.

То есть в наших поисках мы снова выходим на дни, когда Лениным была получена теле-грамма И. Н. Смирнова — конец января, на которую следовало отреагировать соответствующим образом.

Комментарии к ленинской записке, как мы полагаем, — Л. Д. Троцкого, датирование ее январем никоим образом не могут игнорироваться. Троцкий был в курсе подготовки расстрела Колчака.

Итак, телеграмма составлена не после 7 февраля, даже не в начале этого месяца, а в январе, очевидно, в конце 20-х чисел.

В ходе исследования вопроса мы столкнулись с таким моментом. В Биохронике В. И. Ленина за 5 января

1920 года записано: «Ленин дает указание зампредседателю Реввоенсовета Республики Э. М. Склянскому послать шифром телеграмму с директивами члену Реввоенсовета 5-й армии Восточного фронта И. Н. Смирнову. Запрашивает о положении дел на Кавказском фронте и в Крыму, о местонахождении М. Н. Тухачевского».

Совершенно очевидно, что перед глазами составителей был текст той самой записки Ленина, о которой мы ведем речь. Отнесение же составления документа к 5 января, вне всякого сомнения, — ошибка. И доказать это не так трудно. 5 января Кавказского фронта еще не существовало, он был создан только 16 января. Местонахождение Тухачевского Ленину тогда было известно — штаб Южного фронта, и запрос о нем, при надобности, был бы послан его Реввоенсовету.

В начале января Колчак еще находился в пути, не был ни арестован, ни доставлен в Иркутск. В это время в Иркутске только что пришел к власти эсеро-меньшевистский политический центр. До захвата его коммунистами оставались недели.

Мы можем лишь гадать, почему составители биохроники датировали документ 5 января. А вот причины исключения текста телеграммы понятны — умолчать о жестокости, произволе и беззаконии вождя.

Итак, совершенно очевидно, что И. Н. Смирнов имел установку на расстрел А. В. Колчака непосредственно от В. И. Ленина. И он выбрал момент — выход белогвардейцев к Иркутску — и направил Иркутскому Совету телеграмму: «Ввиду движения каппелевских отрядов на Иркутск и неустойчивого положения советской власти в Иркутске настоящим приказываю вам: находящихся в заключении у вас адмирала Колчака, председателя Совета министров Пепеляева с получением сего немедленно расстрелять. Об исполнении доложить».

Иркутским руководителям был дан категорический приказ — «расстрелять» и «доложить». Смирнов, как и требовал Ленин, указывает на главный пункт обоснования причин расстрела. Поэтому беспочвенна бытовавшая версия о решении вопроса «на месте». Смирнов, подобно Ленину, тоже прилагал максимум усилий, чтобы свалить вину на иркутян.

Так, председатель Иркутского ревкома А. А. Ширямов писал, что он дал указание предсе-дателю следственной комиссии С. Г. Чудновскому (он же председатель губчека) «взять Колчака из тюрьмы и увезти его из города в более безопасное место»; комиссия тем не менее решила его расстрелять (как и Пепеляева), но все же через своего представитля в ревсовете 5-й армии хотели выяснить мнение Смирнова на этот счет. Тот якобы ответил, «что если парторганизация считает этот расстрел необходимым при сложившихся обстоятельствах, то Ревсовет не будет возражать против него». С. Г. Чудновский же изображает дело таким образом, будто по его предложению ревком рассмотрел вопрос и принял решение. О Смирнове, Ревсовете 5-й армии он даже не упоминает. Комендант города И. Н. Бурсак также умалчивает о телеграмме Смирнова. Более того, он утверждает, что через Смирнова поступило указание Ленина: «Колчака при первой же возможности направить в распоряжение 5-й армии для отправки в Москву».

Что касается требований Ленина о «непечатании ровно ничего» о расстреле Колчака, о присылке после вступления в Иркутск Красной Армии «строго официальной телеграммы с разъяснением, что местные власти до нашего прихода поступали так и так», то оно в главном было выполнено. По запросу из Москвы Сибирский ревком во главе с И. Н. Смирновым 3 марта сообщил об обстоятельствах расстрела, естественно, сваливая все на иркутские власти и опасность белых войск.

Но, видимо, перед расстрелом Смирнов должным образом не проинструктировал иркутских руководителей, чтобы до прихода Красной Армии о Колчаке ничего не сообщать в прессе. Или, наоборот, все было согласовано, и публикация только способствовала камуфляжу? Во всяком случае, текст «Постановления № 27» ревкома о расстреле и его мотивах был опубликован неза-медлительно — уже 8 февраля. Текст постановления, которому предпосылались традиционные для важнейших сообщений слова: «Всем! Всем! Всем!», был телеграфно распространен всюду.

И пошла гулять по свету версия, что Колчак был расстрелян по инициативе и решению Иркутского ревкома. В это поверили и белые. Но, как говорится, тайное в конце концов всегда становится явным. Так и в данном случае. В вопросе о том, кем, где и когда было принято решение о расстреле А. В. Колчака, кто приказал и кто исполнил этот приказ, полагаем, можно поставить точку.

* * *

В чем причина трагедии А. В. Колчака, его белого дела на Урале и в Сибири, т. е. поражения от режима, созданного и руководимого коммунистической партией?

В данном биографическом очерке я вовсе не преследовал цели исчерпывающе ответить на этот вопрос.

И содержанием очерка, и представленными документами и материалами я стремлюсь познакомить читателя прежде всего с жизнью и деятельностью А. В. Колчака. Однако все же хочу высказать еще и такие соображения общего характера.

Прежде всего замечу, что трагедия Колчака есть составная часть такой участи всего белого движения. А оно потерпело поражение всюду. Пытаться рассматривать причины поражения Колчака локализованно, вне общей обстановки в стране, на всех фронтах, без сопоставления политики, вооруженных сил белых и красных вряд ли продуктивно. Часто отмечают: Колчак — выдающийся военный, но моряк, и взялся как бы не за «свое» дело — руководство действиями сухопутных вооруженных сил. Это так и не так. Во-первых, он осуществлял общее руководство военными действиями, а непосредственное — общевойсковики, его Ставка, Главный штаб, командующие фронтом и соединениями. Во-вторых, в других регионах страны, в частности на юге России, во главе белого движения стоял один из опытнейших генералов А. И. Деникин, а результат получился тот же. При этом следует учесть, что в лагере Деникина собрался цвет генералитета, кадрового офицерства и политических сил России, чего не было у Колчака. И тем не менее результат один. Так что дело не только и не столько в военной профессии Колчака.

Представляется, что победа белых собственными силами лежала почти за пределами возможного. Стихия разрушительной волны в России оказалась столь мощной, особенно с момента, когда ею в определяющей мере умело овладели большевики, что с Октября, с 1918 г., выдерживать ее, тем более сокрушить было крайне трудно. Антибольшевики долго и упорно внушали себе мысль, что советская власть — это случайное, противоестественное и, значит, — кратковременное явление. Они не понимали всей силы опасности большевизма и безмерно запоздали с развертыванием масштабной вооруженной борьбы, да и принятием других радикальных мер.

Ожидание низами общества (в составе которых большую, все увеличивавшуюся толщу составляли люмпенизированные, маргинальные элементы) избавления от тягот войны, социальных бедствий, стали благодатной почвой для распространения, а с Октября — вколачивания всеми средствами пропаганды и агитации на государственном уровне захватно-распределительных и разрушительных коммунистических идей. Обещание скорого светлого будущего воспринималось вполне достижимым. Надежда на чудо овладевала десятками миллионов. На зараженные утопической идеей слои населения легче ложились и идеи сословно-классовой нетерпимости, беспредела насилия. Нетерпимость, и все большую, к большевикам, их сторонникам, раздражительность по поводу поведения низов общества проявляли и противники советской власти. Здравого смысла лишались обе борющиеся стороны, следствием чего рождалась в невероятных масштабах и проявлениях жестокость, красный и белый террор.

Большевистские лозунги — «Бей кровопийц-помещиков, буржуев, мироедов-кулаков, интеллигентов — пособников эксплуататоров, попов — подпевал богатых» — толкали на насилие, становились двигательной силой на фронте и в тылу.

Одной из масштабных ошибок Колчака была попытка поставить армию вне политики, вплоть до законодательного запрещения участвовать в политической деятельности офицеров и солдат. И это в условиях гражданской войны, громадной ставки коммунистов на поголовную идеологизацию сознания красноармейца, на «окомиссаривание» частей и соединений армии. И на аполитичное «вакуумное» сознание солдат Колчака сильнее действовала агитация коммунистов-подпольщиков.

Коммунистическая партия, советские и военные, военно-политические органы власти составляли собой монолит. Действия всех звеньев системы, всех фронтов жесточайшим образом контролировались и координировались. Белое движение по целому ряду параметров уступало красному. Все крупнейшие очаги белого движения географически были разобщены и не только практически не координировали своих операций, но и действовали сплошь и рядом в ущерб друг другу. О громадной ущербности общему делу достижения победы над большевиками, пестрой партийной и политической междоусобицы, борьбы между социалистическими, либерально-демократическими и правыми, реакционными силами и говорить не приходится. А местами, в особенности у Колчака, возникала проблема типа семеновщины, противостояния и противодействия правительствам.

Все белогвардейские правительства, особенно колчаковское, сохраняя на знаменах лозунг «Единая и неделимая Россия», действовали весьма негибко в области межнациональных отношений, почти не находили компромиссных, хотя бы кратковременных, решений. И в этом направлении лишали себя возможности расширять антибольшевистский фронт за счет национально-демократических движений. Пропаганда и действия правительства Ленина были во многом диаметрально противоположными, тактически куда более гибкими. Если вожди белого движения в ответ на требования самоопределения, автономии обычно говорили нет, то больше-вистское правительство давало щедрые обещания, заявляло о признании самостоятельности государств, при первой возможности столь же легко их нарушая.

Сосредоточение в центральных районах военной промышленности, которой располагали советы, и отсутствие или только отдельные ее вкрапления на окраинах, где действовали белые, создавали дисбаланс сил. Он не был преодолен и поставками белым оружия, боеприпасов и снаряжения из стран, союзных России. Вмешательство в дела России иностранных государств для оказания помощи белому движению в борьбе с Красной армией оказалось малополезным. Конкуренция между самими интервентами, особенно на Дальнем Востоке и в Сибири, борьба их за влияние на правительства белых лишь ослабляли общий фронт антибольшевизма.

Красная армия в разгар гражданской войны имела гораздо большую численность, чем все белогвардейские армии, с учетом численности иностранных войск. К началу 1919 г. Красная армия насчитывала 1 млн. 630 тысяч, к концу этого года — 3 млн., а на 1 ноября 1920 г. — даже 5,5 млн. человек — в несколько раз больше, чем у белых и интервентов. Она обладала большим количеством орудий, пулеметов, одним словом, имела превосходство в живой силе и огневой мощи. Даже по уровню использования старых военных специалистов советы преуспели, вобрали около 40 процентов генералов и офицеров. В массе своей их мобилизовали, заставили воевать на своей стороне большевистским методом — под угрозой расстрела членов семей, превращенных в заложников. И, наконец, укажем на то, что правительства белых, каждое из них, включая правительство А. В. Колчака, в деле мобилизации людских и материальных ресурсов не решились перейти определенный рубеж отношений с населением, как это делали большевики: применять массовые расстрелы против уклоняющихся от мобилизаций и дезертиров, создавать казарменные условия на предприятиях, повальными контрибуциями, обысками и репрессиями изымать у зажиточных слоев населения ценности, посредством вооруженного похода продовольственных отрядов и регулярных войск поголовно грабить крестьян, изымать у них так называемые излишки, а чаще всего все запасы хлеба при беспощадном подавлении сопротив-ляющихся. Войска белых испытывали большие затруднения с продовольствием, а между тем у крестьян его там было еще довольно много. Когда красные победоносно врывались на Юг, на Украину, в Поволжье, на Урал, в Сибирь, то обнаруживали для себя огромные источники изъятия продуктов питания, товаров и других ценностей. Как видим, белые проигрывали красным по многим параметрам военного, политического, идеологического, организационного, военно-технического характера и др. Практически все отмеченное относилось, как частное к общему, и к региону Колчака часто в большей мере, чем к другим. В частности, у него крайне мало было кадровых опытных офицеров, преобладали офицеры военного времени, по поводу низкого качества которых, анализируя опыт мировой войны, он сам ранее так сокрушался.

Разумеется, были помимо отмеченных и иные причинно-следственные моменты, объясняющие катастрофу войск и всего режима Колчака. Но, во-первых, они носили относительно частный характер, во-вторых, о наиболее значительных из них так или иначе сказано в биографическом очерке. В сложившейся исторической обстановке в стране, в том числе в ее восточных районах, в тогдашнем состоянии умонастроений россиян, гигантском всплеске нетерпимости и разрушительности, появлении на исторической арене Ленина и его партии белое движение в целом, благородные порывы и усилия такой личности, как А. В. Колчак, думается, было обречено, практически обречено. Трагедия Колчака — трагедия всего нашего многострадального парода. Она продолжалась десятилетиями, к великому сожалению, продолжается и теперь. И во многом с теми же симптомами.