Борьба против централизма Буэнос-Айреса
Борьба против централизма Буэнос-Айреса
В политической жизни 1817 и последующих годов господстствовал, в сущности говоря, один фактор — постоянное сопротивление политике Ложи Лаутаро, находившейся теперь в руках Пуэйрредона и открыто направленной против Федеральной лиги и авторитета Артигаса. Помимо того, что Ложа вела интриги в Литорале, Барнардино Ривадавия отправился в Европу, чтобы предложить какому-либо принцу из королевской семьи управление Ла-Платой; таковы были пожелания конгресса в Тукумане и правительства Буэнос-Айреса. Победа, одержанная Сан-Мартином в Чакабуко, еще больше укрепляла Пуэйрредона на его монархистских позициях.
Сан-Мартин представлял в Америке революционное якобинство, опиравшееся на демократические тенденции испанской революции; он действительно стал символом американской революции, ибо был руководителем освободительной войны, не будучи связанным никакими интересами ни с помещиками, ни с торговцами. Несмотря на свое ведущее положение в Ложе, он стоял в стороне от многих политико-экономических проблем, служивших причиной раздора среди населения, и всячески стремился отстраниться от участия в гражданской войне.
С другой стороны, по мере того как португальцы углублялись в Восточную провинцию, правительству Буэнос-Айреса становилось ясна, что интервенты (хотя об этом открыто не заявлялось), как и во время первого своего вторжения под командованием Диего де Соуза, стремились окончательно аннексировать территорию, называвшуюся «Залаплатской». Было ясно, что ни Пуэйрредона, ни других участников Тукуманского конгресса португальская монархия тоже не устраивала. «Я хочу, — заявлял Пуэйрредон, — такого монарха, который соответствовал бы чести, которой он удостаивается, то есть я хочу такого монарха, который был бы более значителен, чем дон Хуан, причем он должен быть только нашим и ничьим другим королем».
Когда Артигас узнал об этих намерения Пуэйрредона, он немедленно начал предпринимать всевозможные контрмеры. Он разослал декларации, составленные аргентинцами-эмигрантами в США. Декларации содержали разоблачения маневров правительства Буэнос-Айреса. Однако, учитывая дезертирство и упадок духа своих офицеров, Артигас хотел выяснить, имеет ли он право брать на себя ответственность за дальнейший ход событий. Когда в ответ на его заявления об отставке от всех кабильдо пришли уверения в преданности и готовности следовать за ним, Артигас из Пурификасиона направил Пуэйрредону обвинительный документ. Он был написан в духе знаменитого письма Цицерона Катилине:
«До коих пор намерены вы усугублять мои страдания? Восемь лет революции, надежд, опасностей, превратностей, несчастий должны были бы, кажется, служить достаточным доказательством моей решимости, а также истинного намерения нашего правительства… Величие жителей Восточной провинции сравнимо только с их готовностью к жертвам; они умеют презирать опасности и преодолевать их, они сопротивляются и будут сопротивляться. Я же во главе их пойду туда, где раньше всего возникнет опасность». Свой меморандум Артигас закончил следующими словами: «Скажу вам раз и навсегда: вы будете нести ответственность перед родиной за предательство ее интересов. Настанет день, и суд всей нации воздаст каждому по всей справедливости».
Это послание Артигас направил открыто через Санта-Фе. Однако ничто не могло заставить Пуэйрредона изменить свои планы — довести до конца борьбу против федерализма и обеспечить торжество централистской политики Буэнос-Айреса. В ответ на меморандум Артигаса по заказу Пуэйрредона был состряпан и опубликован пасквиль, в котором Артигас назывался «чудовищем», «хищным волком», «бичом родины», «новым Аттилой, свирепствующим на несчастных землях, которые ему подвластны». Этот пасквиль, автором которого был Кавиа, один из членов камарильи Пуэйрредона, был разослан по всей стране, чтобы подорвать престиж Артигаса.
В конце 1817 года Пуэйрредон писал Сан-Мартину, что «дела в провинции Восточного берега рушатся», и сообщал о дезертирстве Эреньу и других соратников Артигаса, которым он помогал. Однако в действительности движение за автономию еще не было ликвидировано, и провинции, входившие в Лигу, продолжали оказывать Артигасу большую помощь.
В это время в стане Артигаса начал выделяться Рамирес, который не раз побеждал в сражениях против войск Буэнос-Айреса. Теперь его называли «могучим энтрерианцем». Рамирес, сын парагвайского лодочника, был с 1811 года сподвижником Артигаса. В то время ему было тридцать лет. Среднего роста, сильный и загорелый, с большой головой и густой черной шевелюрой, с густыми бровями и тяжелым взглядом черных глаз, он внушал скорее страх, нежели симпатию. Мужественный и самостоятельный в своих суждениях и поступках, он отличался твердым характером и жестокостью. Во время войны с Буэнос-Айресом Рамирес в течение двух месяцев одерживал победы над портеньос и стал отважным и опасным вождем провинции Энтре-Риос.
Между тем португальцы, победители во множестве сражений, завладев Монтевидео, все еще не чувствовали себя хозяевами. Артигас продолжал господствовать и во внутренних районах Восточного берега и в провинциях Междуречья, откуда он черпал силы. Наибольшую помощь ему оказывали провинции Энтре-Риос и Корриентес. Чтобы окончательно ликвидировать власть Артигаса, португальцы решили осуществить двойную операцию — на воде и на суше. Для этого они вызвали эскадру Сенна-Перейры, и 2 мая 1818 года она прошла по реке Уругвай на север. Во-вторых, пришло в движение войско Ку-радо, которое бездействовало со времени победы у Каталана и в феврале вновь начало наступление. В результате этой комбинированной кампании португальцам удалось соединить свои коммуникации по всей Восточной провинции.
Артигас немедленно собрал свои батареи в Арройо-де-ла-Чина, Пасо-де- Вера и Перучо-Берна, чтобы закрыть проход португальским кораблям. Однако батареи эти были вскоре разбиты Бентосом Мануэлем, который к тому же наложил военные налоги на население Арройо-де-ла-Чина и увез с собой немало людей и всех лошадей. Затем, находясь под защитой флота Перейры, он снова перешел реку Уругвай.
И все же, несмотря на эти новые неудачи, Артигас не терял надежды укрепиться. Он перешел на реку Кегуай и отсюда написал Ривере, чтобы тот соединился с ним. Льюпесу и своему брату, которые находились напротив Монтевидео, он приказал усилить нападения на португальцев, находившихся в городе. Ривера неохотно двинулся на север. Ему была известна прокламация Дурана, рехидора Монтевидео, ставшего послушным исполнителем воли португальцев. Дуран призывал солдат Артигаса дезертировать, обещая перебежчикам по шесть песо в месяц, которые будут выплачиваться с такой же аккуратностью, как и жалованье офицерам, перешедшим на сторону врага.
А когда Ривера прибыл в назначенное место, оказалось, что Курадо уже переселил семьи, вывезенные им из Арройо-де-ла-Чина, в Пурификасион, куда он вошел 9 апреля 1818 года и где расположил свой штаб. Итак, штаб захватчиков разместился на месте штаба борьбы за свободу!
Ривера решил сделать неожиданный обход, и ему удалось напасть на Бентоса Мануэля и рассеять его войско. Затем Ривера направился в Ринкон-де- Лино-Перес, а Артигас обосновался в Кегуай-Чико. Здесь он получил еще одну грустную новость: Оторгес, оставшийся почти единственным, кто еще сопротивлялся на юге, укрепившись на берегу Рио-Негро, был захвачен врасплох Бентосом Гонсалесом, и после небольшой схватки войско его было разбито, а сам он захвачен в плен. С разгромом Оторгеса нарушилась связь между вождями восточных войск. Положение становилось все более мрачным. Теперь на юге сопротивляться врагу мог только Хосе Льюпес. Со своим отрядом добровольцев Льюпес изо всех сил пытался разорвать коммуникации португальцев в этом районе.
Бентос Мануэль продолжал двигаться к Кегуай-Чико, где обосновался Артигас. 4 июля он внезапно напал на лагерь Артигаса и наголову разбил его войска. Он захватил его имущество и взял много пленных, в том числе Баррейро с женой. Однако уже через несколько часов на Мануэля напал Ривера, которому после короткой схватки удалось отнять у Мануэля все, что было захвачено в штабе Артигаса.
В конце июля генерал Пинтос, недавно прибывший со своими войсками из Сан-Пауло, напал на войска Риверы и разбил их. Были взяты в плен многие офицеры и среди них брат Риверы Бернабе. Затем Пинтос направился в Сан- Хосе, где не встретил никаких войск. Здесь он захватил группу женщин — жен офицеров Артигаса, ехавших в Канелонес, в том числе жену Льюпеса; жене Риверы удалось бежать. Все они были отправлены в Монтевидео, где их посадили в тюрьму при военной крепости.
Через несколько дней был взят в плен брат Артигаса Мануэль Франсиско, а затем Хоакин Суарес. К этим несчастьям, которые деморализующе действовали на офицеров Артигаса, прибавилось предательство: перешел к португальцам Гарсиа де Суньига, человек, пользовавшийся полным доверием Артигаса, и его советник с самого начала революции.
Лекор, увидя, что его подкупы имеют успех, попытался применить эту тактику к Артигасу. Ответ был кратким и драматическим: несчастный эмиссар, посланный с этим поручением, был убит Артигасом.
Закрепившись в Кегуае, Артигас вновь (в который раз!) начал реорганизацию своего разбитого войска, все еще надеясь предпринять новую кампанию против португальцев.
Тем временем в столице Соединенных Штатов посланец Буэнос-Айреса вел переговоры с министром иностранных дел Адамсом о признании Аргентины, совершенно игнорируя, однако, факт существования Восточной провинции и борьбу Артигаса. Адаме подробно расспрашивал о положении в Ла-Плате и о важнейших проблемах, волнующих ее жителей. Адаме оказался весьма осведомленным в этих вопросах. Эмиссар Буэнос-Айреса не сумел убедить правительство США в необходимости признать Аргентину, и президент Монро решил послать в Ла-Плату своего делегата. Перед этим в конгрессе велись горячие дебаты по поводу признания независимости Аргентины.
События, связанные с борьбой Артигаса и корсарами, уже давно занимали общественное мнение США. В потоке вопросов, реплик, споров, который бурлил в конгрессе, начали постепенно вырисовываться истинные контуры фигуры Артигаса, не просто выдающегося человека, но и настоящего вождя народов. О нем сообщали консул Хелси и представитель США в Буэнос- Айресе Ворингтон. В своих донесениях он описывал Артигаса как «одинокого и отважного руководителя, который, сидя на бычьем черепе под смоковницей, диктовал свои распоряжения двадцати тысячам своих подданных». Адаме был хорошо осведомлен об Артигасе. Именно он, анализируя в конгрессе ла- платскую проблему, заявил: «Единственный защитник демократии в этих районах Америки — это отважный и рыцарственный республиканец, генерал Артигас, единственный, кто достоин произносить имя Вашингтона. У остальных же при одном только звуке этого имени мурашки бегут по коже».
Комиссия конгресса США прибыла в Ла-Плату в начале 1818 года. К этому времени дезертирство офицеров из армии Артигаса усилилось. Становились ясными причины распада армии. Об этом прямо говорили офицеры, перешедшие со своими отрядами к противнику: «Мы убедились, что при правлении Артигаса разрушается частная собственность и происходят многочисленные беспорядки, которые мешают людям жить». Со своей точки зрения они были правы — ведь этим людям, которые совсем не были революционерами, как Артигас, хотелось сохранить в неприкосновенности свои имения и привилегии, и, в сущности, за это они и боролись. Они рассуждали: что будет, если Артигас окажется победителем? Что станет с их латифундиями, с их доходами, если уже сейчас, несмотря на все трудности, проводился в жизнь регламент, обеспечивавший интересы самых обездоленных за счет интересов людей состоятельных.
Этих людей не пришлось долго уговаривать стать союзниками врага. Но эта жалкая стая предателей не могла заставить Артигаса отказаться от своей великой мечты и прекратить борьбу. «Я буду и дальше бороться, если только у меня останется хотя бы один солдат», — заявил он прибывшим делегатам. «А с португальцами, — добавил он, — я буду бороться, если у меня не останется ни одного солдата, а только дикие собаки».
Чтобы усилить движение сопротивления в других провинциях, Артигас посылает инструкции Эстанислао Лопесу в Санта-Фе, советуя ему заставить портеньос уйти восвояси. Лопес перешел в лагерь федералистов и стал одним из видных деятелей в своей провинции. Свое войско он одел в яркие чирипа (обычная одежда гаучо) и тигровые шкуры и вооружил их копьями с украшениями из перьев. В течение короткого времени Лопес закрепился на своей территории и вошел в контакт с Рамиресом, который стал теперь вождем в Энтре-Риосе. Их обоих поддерживала эскадра Педро Кемпбелла, ирландского моряка, авантюриста и идеалиста одновременно. Высокий, костлявый, с рыжей бородой и усами, одетый в лохмотья, он выглядел довольно свирепым. Таким его описывает Робертсон. Эту странную фигуру, оставшуюся здесь как живое воспоминание об английской интервенции, сопровождал оруженосец, столь же экстравагантный, как и он сам. Кемпбелл воевал на стороне Артигаса с 1817 года, плавая в водах Параны, а затем помогая Андресито при взятии Корриентеса. Обычно он применял тактику, в успехе которой он убедился при своих морских набегах, — взятие на абордаж.
А в Кегуае Артигас с батальоном из шестисот человек, перенося страшные лишения, ждал окончания зимы. У его солдат не было никакой другой одежды, кроме чирипа. Они просыпались полузамерзшие и разводили огонь, чтобы хоть как-нибудь согреться. Артигас все еще надеялся, закрепившись в Литорале, начать новое наступление против португальцев.
Третий план наступления Артигаса, который относится к началу 1819 года, состоял в том, чтобы с трех сторон ворваться на территорию португальцев. Артигас должен был войти со стороны Санта-Аны, Андресито — через Мисионес, Каере — через Ибикуй. Затем все трое должны были двинуться к Санта-Марии. План этот был таким же отчаянным, как и предыдущий. Кампанию начал Андресито, овладевший многими населенными пунктами Мисионеса за исключением Сан-Борхаса. Полковник Арауче атаковал его в Сан-Николасе и сам погиб в бою. Однако вскоре Абреу сумел отомстить в битве при Итакуруби, заставив Андресито распустить своих всадников под угрозой пленения. В конце 1819 года, в Сан-Лукасе на зеке Уругвай, недалеко от Сан-Николаса, Андресито был пойман кожаным арканом в тот момент, когда он вместе со двоими товарищами сооружал плот. Андресито был взят плен, и это означало полное прекращение сопротивления патриотов на севере.
Это было настоящее бедствие. Артигас принужден был изменить свой первоначальный план. Он пересек Уругвай в декабре 1819 года и закрепился со своими войсками на другом берегу. После того как Латорре разбил авангард Абреу при Ибирапуита, войско продолжало наступать до Санта-Марии. Здесь после целой серии военных операций, не принесших решающих результатов, Артигас был вынужден вернуться в свою провинцию, чтобы раздобыть лошадей для своей сильно уменьшившейся кавалерии. Его войскам удалось избежать битвы, которую португальцы намеревались дать в Кебрадас-де- Белхармино. Враги решили действовать иначе: когда Артигас уехал, они напали на оставшихся солдат. Много патриотов здесь погибло, в том числе офицеры- индейцы — воспитанники Андресито. Этим разгромом ознаменовалось начало 1820 года — трагического года в жизни Артигаса.
Латорре, один из командиров Артигаса, пересек реку Такуарембо и закрепился на противоположном берегу, ожидая соединения с двигавшейся из Мисионеса дивизией, в авангарде которой был Сотело. Операция эта провалилась, так как воды реки сильно поднялись и это сделало невозможным соединение войск. В это время граф Фигерас, генерал-капитан бразильской провинции Рио-Гранде, прибывший на помощь Абреу с трехтысячным войском, настиг отряд Сотело. Это произошло 22 января. Португальцы жаждали возмездия за поражение при Ибирапуита, и месть их была жестока. От смерти и плена спаслись только те, кто сумел переплыть реку. Латорре с противоположного берега в отчаянии смотрел на эту расправу, не имея возможности прийти на помощь; он видел, как на его глазах гибли люди, в том числе Сотело, который до последнего момента старался внушать мужество своим солдатам. Видел Латорре, как были взяты в плен знаменитые офицеры — Льюпес, Сегундо Агиар и другие. От этой катастрофы спаслись лишь солдаты, которые смогли быстро углубиться во внутренние районы. Голодные, без обуви, они дошли до лагеря Артигаса в Матаохо.
Хотя это и кажется совершенно невозможным, Артигас собирал новые силы для борьбы. Уже двигаясь на Мангрульо, он узнал о разгроме в Такуарембо и был глубоко этим подавлен; слишком жесток и несправедлив был этот удар. В течение нескольких дней он пребывал в совершенном молчании и одиночестве. Единственным его утешением была надежда, что, быть может, Рамирес и Лопес, два выдающихся вождя Литораля, сумеют пойти на Буэнос- Айрес и что Ривера, его отважный «дон Фрутос», еще держится в родной провинции. Но эта надежда длилась недолго: вскоре он узнал, что Ривера подкуплен португальцами и перешел на их сторону. Артигас понял, что все потеряно. С ним все еще находилась горстка преданных офицеров — Латорре, Техера, Агиар, Монтерросо; они продолжали внушать ему мысль начать все сызнова. Но Артигас, казалось, уже ни во что не верил. Однажды утром он позвал Латорре и сказал ему:
— Собери войско и от моего имени распусти его. Пусть люди уходят куда хотят. Я больше не буду вести борьбу с португальцами. Всякое сопротивление отныне кажется мне бесполезным.
Латорре собрал солдат и передал им эти скорбные последние слова вождя. Их было четыреста человек — все, что осталось от войска Восточной провинции. Произнеся последние слова, Латорре приказал солдатам разойтись. И тут произошло нечто непредвиденное. Армия, от которой осталась горстка людей, закаленных в тысячах битв, оборванных, разутых и голодных, услышав приказ разойтись по домам, не шелохнулась; не двинулась с места. Некоторые из бородатых солдат, покрытые рубцами от ран, заплакали, уставившись в землю, как будто отныне жизнь теряла для них всякую цену.
Когда об этом доложили Артигасу, он был потрясен; это вдохнуло в него новую силу, и он решил продолжать борьбу. Только несколько человек попросили разрешения отлучиться, чтобы «подкрепиться», как они говорили. Среди них был офицер Касерес, единственный, кто в тот памятный день оказался дезертиром.
Артигас теперь надеялся на получение помощи от друзей в Литорале. Прежде чем заняться снаряжением новой кампании, ему надо было устроить свои семейные дела. Для этого он направился в Мандисови к своей жене Мельчоре Куэнка и детям — Сантъяго и Марии.
Когда Артигас пересекал реку Уругвай напротив Конститусиона, его сопровождали несколько близких ему офицеров. Артигас был молчалив и сдержан. Позади оставалась целая жизнь, полная борьбы, гениальных планов и страданий, а главное — огромный мир обездоленного люда, который его никогда не предавал. Этот мир обездоленных, которых он хотел сделать счастливыми, не раз погибал, но всегда возрождался и сейчас вновь ожил в Мангрульо, как мифологический Антей, когда ему удавалось приникнуть к земле. Все это оставалось позади, за едва заметной полоской пены, которую оставляла за собой шлюпка, перевозившая его на другой берег, быть может, навсегда. Его фигура была теперь еще более сутулой, морщины на лице углубились и стали еще заметнее, а глаза, утратившие блеск, были устремлены вперед, где уже наступали сумерки.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.