5 июня 2003 года
5 июня 2003 года
Рассказ о съемках клипа на песню «Встану»-4.
Леха все дни проводит в гипсе. Добрые люди спорят, будет у него под гипсом чего с кожей или нет. В итоге со страху ему делают новую «руку» — чтобы можно было снимать и надевать легко.
Люди с аэродрома сэкономили на дымовых шашках, и поэтому на сцене катапультирования в дыму все обкладывают какой-то горящей ветошью и шинами. Дым черный и вонючий. Притом его недостаточно. Специально подруливают самолет, чтобы тут же работал, создавал ветер и дым бы увеличивался. Дыму больше не становится, зато все горящие тряпки радостно летят на людей. Ответственный за дым местный технарь по-прежнему уверяет, что дымить будет лучше шашек, только надо все это накрыть железным листом и запустить самолет для ветру еще раз. В это время в кабине, в этом подлом дыму, сидит Леха и катапультируется уже раз восьмой. Режиссеру картинка не нравится, и техники продолжают свои манипуляции с ветошью и подручным самолетом, а Леха все выбрасывается из кабины и выбрасывается.
Жутко похолодало. Градусов десять. Наконец-то моя куртка стала по погоде. Предлагают переснять на улице при этой погоде сцену в душе. Леха к этому готов.
Летчик на закате убегает между стоящих самолетов вдаль. Метров триста от камеры. Как-то странно он бежит, переговаривается между собой группа. У него ж рука ранена, а он чего-то ковыляет. Герой бежит, удаляясь и удаляясь. Потом кто-то объясняет, что он все съемочные дни пребывает в армейских ботинках на три размера меньше.
Камера снимает с самолета разбившийся истребитель, охваченный пламенем. Тайна, покрытая мраком, как они это сделали.
Герой только что приземлился и лежит в поле, со сломанной рукой, окутанный собственным парашютом. С трудом поднимает голову, и тут все понимают, что он слишком чистый. Героя начинают возить лицом по болотцу и валять в траве. Он становится совсем несчастным от этого, и сцена удается.
В порыве чувств смятенный герой шарахает рукой по зеркалу. Зеркало вдребезги. Должно то есть так быть. Прикол в том, что зеркало намертво приклеили к стенке без малейшего зазора так, что оно отказывается разбиваться. Так, эдак, со всей дури, со всей мощи, после того, как вогнали болт, после того как размочалился гипс, после того как подложили под него подставки, чтобы отделять от стенки, даже надрезали слегка стеклорезом — не бьется, собака, и все тут. Было нарезано специально четыре штуки, чтобы делать дубли, а мы не можем разбить и одного. В итоге разбили его пассатижами. На мелкие кусочки. От злости. Кто разбил? Я.
«Не курите рядом с прогулочными самолетами, — предупреждает группу смотритель аэродрома. — Они стоят около миллиона». — «А почему рядом с истребителями было можно?» — «А потому, что истребители дешевле», — скромно опуская глаза, отвечает он.
Мы уезжаем с аэродрома в пятницу ночью. Мы тусовались здесь с понедельника. За это время мои дорогие шмотки превратились черт знает во что. Уезжать не хочется, потому что мы привыкли к тому, что над головой летает что-то, все ходят в летных комбинезонах и в тысячный раз саундтреком ко всему звучит: «Все равно я встану…»
Данный текст является ознакомительным фрагментом.