О книге
О книге
Если книга не породила у вас ни одной самостоятельной мысли, значит она напрасно прочитана (кроме справочников, но они не читаются подряд).
Будьте Колумбами – открывайте хорошие книги в океане незначительных.
Книги, по Карлу Попперу, – это «третья реальность»; первая – объективно существующая, вторая – субъективная.
Читать, но и перечитывать! Если при перечитывании книга позволяет открыть в ней нечто новое, значит это полезная книга.
До революции на фабриках потомков Саввы Морозова выделывались различные сорта ситца, зефира, тика, демикотона, миткалей, бархатов, репсов, пике, вывозившиеся в Хиву, Мерв, Китай, Бухару, Персию, Царство Польское, Великое княжество Финляндское.
Ситец стоил восемь копеек аршин. А были и золототканые парчи, материи на бухарские халаты по тридцати пять рублей за аршин. А кроме наследников Морозовых, были Третьяков и Коншин, Носовы, Лабзин, Осипов, Сапожников, два Барановых и др. У всех были свои «секреты» производства. Кто-нибудь когда-нибудь напишет историю машинно-ткацкой культуры?
Когда караван поворачивает назад, хромой верблюд оказывается впереди. «Наблюдение» это (кому оно принадлежит?) может иметь много применений.
К Б. М. Эйхенбауму пришел в гости Евгений Шварц. Кот безобразничал и царапал стол. Борис Михайлович выставил его за дверь. Тот продолжал буянить. Борис Михайлович спрашивает Шварца: «Как вы думаете – почему он так скандалит?» Шварц: «Он, вероятно, думает, что мы с вами тут едим мышей».
Академик А. С. Орлов был большого роста, полный, необычайно представителен: «настоящий академик». Ходил он с Пятой линии по вечерам гулять по набережной. Подходят к нему подростки: «Дед, снимай шубу!» Орлов и глазом не смигнул: «Вам нужно, вы и снимайте!» На этом все кончилось. Но главное было – не остановиться.
Надпись, сделанная Томашевским на книге, подаренной им Пушкинскому Дому: «Не тебе, не тебе, а имени твоему». Тут и Священное Писание, и стихотворение Блока, начинающееся «Имя Пушкинского Дома…», и положение Пушкинского Дома в последние десятилетия.
Томашевский в уборной в день проработки «космополитов» в Пушкинском Доме: «Вот единственное место в Пушкинском Доме, где легко дышится».
Плохие чтецы стихов читают стихи «по словам» с выражением для каждого слова отдельно и разрывают логическую связь, портят ритм. Такое чтение «по словам» было принято у актеров Александрийского театра. Кошмар! Поэзия переставала существовать, оставалось одно «чтение», рокот голосов.
Поляки говорят: «дебронизированный портрет»: портрет, переставший быть бронзовым, – жизненно простой.
«Журналист своего воображения!» Так кто-то сказал об Одене.
Жидкое кофе, да еще теплое – ничего не может быть противнее. У немцев такое кофе называется «Bl?mchenkaffe» – кофе, через которое виден цветочек на дне чашки.
Все сущее не может быть доказано.
Из книги «Описание примечательных кораблекрушений, в разные времена претерпеваемых российскими мореплавателями Флота, Капитан-Командором Головиным». Часть четвертая. СПб., 1853, с. 93: «Представляя верное описание сего происшествия, не хочу ни увеличивать ужасов, ни уменьшать их. Пусть каждый, носящий в сердце искру чувствительности, пожалеет о несчастных и иногда в молитвах своих попросит Бога, чтобы сохранил нас, бедных мореплавателей, от подобных случаев, грозящих нам в море ежечасно.
Из сего описания видно, что крушение брига „Фальк“ последовало от течи, а течь произошла от якоря, на кранбал отданного и пробившего лапою на волнении обшивные доски. С трудом можно поверить, чтобы при нынешнем состоянии мореплавания сыскался еще морской офицер, который не знал бы, что на ходу или при волнении непременно якорь должен отдавать с рустова и кранбал „вдруг“: опытные мореплаватели во всяком случае так поступают. Человек, вовсе не знакомый с морскою службою, взглянув на якорь, отданный на кранбал во время волнения или при большом ходе, подумал бы, что это острое орудие свешено нарочно для пробития корабельного дна».
Как хорошо написано! А если что непонятно, то и это хорошо: ищите в словарях; прекрасное занятие.
Где-то я читал, что Гитлер перед своими выступлениями возбуждал себя Баденвейлеровским маршем (подумать только – Баденвейлер, это курорт, где умер Чехов!), а затем выступал, имея перед собой ораторский пульт: нажимая на кнопки, он указывал моменты, когда должен быть произведен снимок, усилен свет прожекторов. От кнопок шло начало рукоплесканий, возгласов, выкриков.
Кто-то сказал: предметы тяготеют к центру земли добровольно, так как боятся одиночества.
Анекдот, рассказанный мне Г. В. Степановым. Врач: «Хорошо ли вы спите?» Пациент: «Очень. Я считаю до трех и засыпаю». Врач с изумлением: «Как? Только до трех?» Пациент: «Ну, иногда до полчетвертого».
Многие из анекдотов о «профессорской» рассеянности Кулакова приписываются в Болгарии профессору Балабану. Но вот неизвестный в России сюжет. Балабан зашел к кустарю с просьбой укоротить трость, но потребовал укоротить ее с верхнего конца: «Она же мне высока сверху; низ мне не мешает».
Шоп (исконный житель окрестностей Софии в Болгарии) говорит: «Когда все хорошо, это не все хорошо!»
Аргументация шопа (в болгарском анекдоте): «Ну да, волк увел овцу, а не пригласил ее с собой пойти. Ну да, в лес, а не на бал. Ну да, волк съел овцу, – не могла же овца съесть волка».
Старый польско-еврейский анекдот: А. – «Сшейте мне побыстрее костюм». Б. – «Будет готов через две недели». А. – «Но Господь Бог создал мир всего за неделю?» Б. – «Но что это за мир!»
Международное общение в области анекдотов общеизвестно. Сюжеты анекдотов ирландских, еврейских, русских часто переходят в другие страны. Но можно предполагать и самозарождение одинаковых сюжетов. В старое время в России был известен рассказ об иностранце, который удивлялся: в России все железнодорожные станции называются одинаково – «Кипяток». И действительно, я еще помню время, когда вывеска «Кипяток» всегда висела на станциях на самом видном месте и к ней из остановившегося поезда устремлялись с чайниками услужливые молодые люди, приносившие кипяток для всех пассажиров своего купе.
А вот что рассказывает Питер Устинов в своей автобиографии «Уважаемый Я» о впечатлении своей матери, впервые приехавшей в Англию: «Охватившее ее ощущение какого-то кафкианского ужаса тем более усиливалось, что все минуемые поездом станции имели, казалось, одинаковые названия: „Боврия“. Придется объяснить непосвященным, что „Боврия“ – марка превосходного бульонного концентрата. Будучи продуктом частной предпринимательской инициативы в чрезвычайно конкурентоспособном капиталистическом обществе, концентрат широко и броско рекламировался, в отличие от названий железнодорожных станций, которые, хотя тоже являясь частной собственностью, тяготели скрывать свои названия под слоями грязи и пыли, поскольку прямых конкурентов не имели».
Когда у К. И. Чуковского родился правнук, он сказал: «Я могу понять, что мой внук родил моего правнука, но я не могу понять, как я родил деда».
Автор принятого во всех средних школах России учебника по физике Хвольсон, очень мало сделавший для науки, сказал по случаю своего избрания почетным академиком: «Различие между академиком и почетным академиком такое же, как между государем и милостивым государем!» (обычное, сухое, официальное обращение в письмах старого времени). Хвольсон в данном случае проявил не только остроумие, но удивительное остроумие, ибо с честью для себя признал свое скромное место в науке. Достаточно быть хорошим педагогом и умным человеком.
Случай на съезде в Варшаве. Делегат случайно обменялся чемоданом с дамой. Дама вспомнила, у кого может быть ее чемодан. Входит в номер делегата. По комнате раскиданы женские вещи, а сам делегат в отчаянии: «Жена забыла положить мой доклад!» Что вещи женские – он не заметил.
Родители Эйнштейна говорили о нем в детстве: «Профессора из него не выйдет, ну а часового мастера мы как-нибудь из него сделаем».
Анекдот, рассказанный академиком Балевским в Болгарии. Англичанина, француза и немца приговорили к смертной казни. Англичанина спрашивают о его последнем желании. Он выражает желание выкурить хорошую сигару. Его желание удовлетворяют, но, когда дергают за веревку, гильотина не срабатывает, англичанин остается жив и его, по обычаю, отпускают. Ведут на казнь француза. Он просит тонкого вина. Снова дергают за веревку, но гильотина и тут не сработала. И его, по французским обычаям, тоже отпускают (казнь нельзя повторять дважды). Ведут немца и спрашивают о его последнем желании. Немец возмущен: «Давайте я вам исправлю вашу технику, а потом уже спрашивайте меня о моем последнем желании!»
Панамы стали популярны после того, как 16 ноября 1906 года президент США Теодор Рузвельт был сфотографирован в панаме во время своего путешествия по Панамскому каналу. Панама Рузвельта была сделана из соломки кремового цвета и была невесома. Стоила панама в то время 200 долларов, и носили ее государственные мужи. А теперь этой же формы носят панамки дети, и это самый дешевый головной убор, но тоже преимущественно от солнца…
В Англии нет мышей: англичане любят кошек (впрочем, мыши, может быть, и есть, но так считают сами англичане).
Когда мне давали звание почетного доктора в Оксфорде, я останавливался в «The Randolf Hotel» и оттуда шел пешком на церемонию по Хай-стрит в Тейлоровский институт в мантии и в шапочке. Никто не обращал на меня внимания. Во-первых, правила английской вежливости – не разглядывать незнакомых людей; во-вторых – это вполне обычное одеяние.
В начале XVIII века в Англии карикатуры считались по преимуществу итальянским занятием. Затем карикатуры заняли большое место в искусстве Англии. И это связано с особой терпимостью англичан к чужому мнению и к юмору.
Термин «caricature» появился в Англии в 1750-х годах. Расцвет английской карикатуры приходится на конец XVIII века. Англичанин по пути в свой клуб рассматривал витрины книжных магазинов, где выставлялись свежие карикатуры, и очень надеялся увидеть себя (свою личность, удостоившуюся карикатуры).
Карикатуры, кроме книжных магазинов, выставлялись в кафе, ресторанах, фойе театров, тавернах, в станциях дилижансов. Карикатуры собирались в альбомы, и их можно было получить напрокат.
Когда я был в Англии в 1966 году, в Нью-колледже меня поразила профессорская комната: она была сплошь увешана карикатурами – старыми и совсем свежими. Никто из преподавателей не обижается, когда способные студенты рисуют на них карикатуры.
В Средние века, а вероятно и раньше, была распространена игра в марелль. Доска к этой игре изображена на шпалере начала XVI века, хранящейся в Лувре (инвентарный номер 0А 9407). На этой шпалере мужчина-секретарь (судя по чернильнице и перу, которые он носит) предлагает господам игральную доску с расчерченными линиями. Чертеж на этой доске точно такой же, как на доске в Новгородском музее, которую Б. А. Рыбаков считает архитектурным пособием. Англичане возобновили выпуск этой игры. Она пользуется успехом. Игра довольно быстрая, двуэтапная: достигнув упрощения положения фигур на доске (путем выигрыша фигур), правила в игре меняются. Название ее «мельница». Я предложил в Новгороде выпускать эту игру вместо глупых сувениров – одинаковых во всех древних городах нашей страны, но… предложение мое осталось без ответа.
Что может быть несбыточнее гадания на кофейной гуще. Недаром выражение это («гадание на кофейной гуще») употребляется как поговорка нелепых и беспочвенных предположений о будущем. Гадают так: когда чашка с кофеем допита, ее опрокидывают в свою сторону, а затем смотрят по разводам растекшейся по чашке гущи. И вот расположение гущи («география» гущи) многознаменательно. Сердечные дела – на дне чашки. Они, следовательно, самые важные и самые «глубокие». Выше по стенкам – служебные дела. Сторона чашки, ближайшая к губам, – это будущее (здесь мы пьем). Противоположная сторона – прошлое (оно ушло от нас). А сторона у ручки – настоящее (им мы управляем). Никто не верит, но все гадают, потому что гадание на кофейной гуще дает повод к разговорам. Можно друг над другом посмеяться. Если бы верили в кофейную гущу – верно бы, гадали меньше, и то в одиночестве.
Виктор Шкловский сказал, демонстративно уходя с вечера знаменитого отгадчика мыслей Вольфа Мессинга: «Вольф Мессинг будет отгадывать за пять рублей (цена билета) мысли Виктора Перцова, а я не хочу знать их и бесплатно».
Освободить свое время от пустяков.
Два портрета одного лица в одинаковых размерах, расположенные рядом (в альбоме, в рамках), создают удивительную иллюзию движения. Даже просто одна и та же фотография, снятая в движении и расположенная рядом в двух экземплярах, создает ту же иллюзию.
Выписка из журнала «Connoisseur» (1984, August, p. 17). Вопрос: «Когда подделка не является подделкой?» Ответ: «Тогда, когда это честная репродукция».
Английская поговорка: «Людям, живущим в стеклянном доме, нельзя бросаться камнями».
Лидия Михайловна Лотман спросила меня, «как я поживаю». Вместо того чтобы кратко, как полагается воспитанному человеку, ответить в неопределенной форме, я начинаю распространяться на этот сюжет: «Устал, мол, некогда заниматься научной работой, все время отнимает „Фонд культуры“» и т. д. Лидия Михайловна со смешком ответила мне на это (и очень точно): «Одного портного спросили, что бы он делал, если бы стал царем?» – «И шил бы еще немного», – ответил портной.
В XVII–XVIII веках часовой мастер мог сделать за всю жизнь 70–80 часов. На одних из часов XVII века в львовском музее мастер с гордостью начертал, что это его 134-е часы. Это был его подвиг, знак исключительного трудолюбия!
Анатолий Дуров вышел на сцену без объявленного в программе слона. Его спрашивает партнер: «А где же слон?» – «У него грыжа». – «Как, отчего?» – «Надорвался, поднимая сельское хозяйство». На этом, говорят, закончились выступления Дурова в цирке вообще. Ни слона, ни Дурова.
П. Л. Капицу принял в Кембриджский университет Резерфорд. Впоследствии, несколько лет спустя, когда Капица выдвинулся, он спросил Резерфорда: «Почему вы меня приняли тогда: и знал мало, и английским владел плохо?» Резерфорд ответил: «Я и сам удивляюсь – почему я вас принял тогда».
Поверие: Рим будет стоять до той поры, пока на Капитолии стоит статуя Марка Аврелия. Я был на Капитолии в мае 1986 года: статуи Марка Аврелия не было – взята на реставрацию.
В Новгороде существовало поверие (оно записано и в Новгородской третьей летописи), что Вседержитель в куполе храма Софии держит в руке судьбу Новгорода: первый же немецкий снаряд в 1941 году попал в купол, в фреску. А может быть, действительно в каком-то смысле нет ни старого Рима, ни старого Новгорода? Один «взят на реставрацию», другой застроен нелепо.
Польская поговорка: «„Посмотрим“, – сказал слепой».
Питер Устинов (в автобиографии «Уважаемый Я») замечает: «Англичанам принадлежит авторство поразительного количества международно признанных игр» – и далее объясняет в своем ироническом стиле: «И стоит иностранцам превзойти англичан в одной из их же собственных игр, как англичане хладнокровно изобретают другую, в которой какое-то время могут удерживать первенство, поскольку никто, кроме них, не знает ее правил». Устинов шутит, но любовь играть характерна для англичан. Пристрастие англичан к играм происходит от того, что они в основном «большие дети», вернее, подростки. И подростки – мужчины. Основные игры англичан преимущественно мужские. У них нет ни одной игры, отвечающей характеру девушек, – вроде русской игры в горелки. Вообще Англия преимущественно мужская страна. Женщины-преподаватели колледжей подражают мужчинам-преподавателям: в поведении в профессорских клубах, в поведении за общими со студентами обедами и пр.
В Оксфорде, в женском «Леди Маргарет колледже», я был приглашен к обеду. Женщины-преподаватели перед обедом в отдельной комнате пили аперитив и курили – как мужчины. Они вели себя по мужским «стандартам». Даже рассказывали вполне мужские анекдоты.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.