Из дневника А. И. Герцена

Из дневника А. И. Герцена

I

Новгород, 11 июня 1842 г.

…Он [Н. П. Огарев. Герцен в Новгороде в ссылке с июля 1841 г.] привез «Мертвые Души» Гоголя, – удивительная книга, горький упрек современной Руси, но не безнадежный. Там, где взгляд может проникнуть сквозь туман нечистых, навозных испарений, там он увидит удалую, полную силы национальность. Портреты его удивительно хороши, жизнь сохранена во всей полноте; не типы отвлеченные, а добрые люди, которых каждый из нас видел сто раз. Грустно в мире Чичикова, так, как грустно нам в самом деле; и там, и тут одно утешение в вере и уповании на будущее. Но веру эту отрицать нельзя, и она не просто романтическое упование ins Blaue, [На «голубое» (даль, небеса).] а имеет реалистическую основу: кровь как-то хорошо обращается у русского в груди.

II

Москва, 29 июля 1842 г.

…Толки о «Мертвых Душах». Славянофилы и антиславянисты разделились на партии. Славянофилы № 1 говорят, что это – апофеоз Руси, «Илиада» наша, и хвалят, след[ственно]; другие бесятся, говорят, что тут анафема Руси, и за то ругают. Обратно тоже раздвоились антиславянисты. Велико достоинство художественного произведения, когда оно может ускользать от всякого одностороннего взгляда. Видеть апофеоз – смешно, видеть одну анафему – несправедливо. Есть слова примирения, есть предчувствия и надежды будущего, полного и торжественного, но это не мешает настоящему отражаться во всей отвратительной действительности. Тут переход от Собакевичей к Плюшкиным, – обдает ужас; вы с каждым шагом вязнете, тонете глубже, лирическое место вдруг оживит, осветит, и сейчас заменяется опять картиной, напоминающей еще яснее, в каком рве ада находимся и как Данте хотел бы перестать видеть и слышать, а смешные слова веселого автора раздаются. [Сравнение первой части «Мертвых Душ» с дантовым «Адом» было повторено Алексеем Н. Веселовским, который предположил (вряд ли основательно) в замысле трех частей «Мертвых Душ» параллель с замыслом «Божественной комедии».] «Мертвые Души» – поэма, глубоко выстраданная. «Мертвые Души» – это заглавие само носит в себе что-то, наводящее ужас. И иначе он не мог назвать; не ревизские – мертвые души, а все эти Ноздревы, Маниловы и tutti quanti – вот мертвые души, и мы их встречаем на каждом шагу. Где интересы общие, живые, в которых живут все вокруг нас дышащие мертвые души? Не все ли мы после юности, так или иначе, ведем одну из жизней гоголевских героев? Один остается при маниловской тупой мечтательности, другой буйствует ? la Nosdreff, третий – Плюшкин и пр. Один деятельный человек – Чичиков, и тот ограниченный плут. Зачем он не встретил нравственного помещика добросерда, стародума… Да откуда попался бы в этот омут человек столько анормальный, и как он мог бы быть типом? Пушкин в «Онегине» представил отрадное человеческое явление во Владимире Ленском да и расстрелял его, и за дело. Что ему оставалось еще, как не умереть, чтобы остаться благородным, прекрасным явлением? Через десять лет он отучнел бы, стал бы умнее, но всё был бы Манилов. Да и в самой жизни у нас так. Всё выходящее из обыкновенного порядка гибнет: Пушкин, Лермонтов впереди, а потом от А до Z многое множество, оттого что они не дома в мире мертвых душ.

Сочинения Герцена, под ред. М. К. Лемке, т. Ill, стр. 29 и 34–35.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.