Глава четвертая Несравненный Олдрич Эймс

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава четвертая

Несравненный Олдрич Эймс

История высокопоставленного сотрудника ЦРУ Олдрича Эймса[3], который в 1985 году предложил свои услуги советской разведке, сейчас известна весьма широко. Только в США о нем опубликовано множество газетных и журнальных статей, а также издано пять книг, одна из которых переведена на русский язык.

Такой интерес к личности Эймса вполне понятен, поскольку впервые в истории американской разведки ее сотрудник, занимающий столь высокое положение, пошел на контакт с «главным противником», представителями «империи зла». Что же касается советской внешней разведки, то вербовка Эймса стала для нее величайшим успехом, который позволил проникнуть в самые сокровенные тайны ЦРУ. Но до сих пор многих волнуют вопросы – почему Эймс стал сотрудничать с КГБ и что привело его к провалу и аресту? К сожалению, точно ответить на них пока невозможно, но попытаться разобраться в непростых событиях тех лет все же стоит.

Олдрич Хейзен Эймс родился 26 мая 1941 года в городке Ривер-Фоллс, штат Висконсин. Его отец, Карлтон Эймс, в молодости преподавал историю в местном колледже, а мать работала учительницей английского языка в средней школе. В 1952 году Карлтон Эймс был приглашен на работу в ЦРУ и после соответствующей подготовки направлен в столицу Бирмы – Рангун, где пробыл до 1955 года. Позднее он работал в аналитическом подразделении ЦРУ экспертом по Дальнему Востоку. Во время пребывания молодого Эймса в Рангуне произошло событие, оставившее глубокий след в его взглядах на жизнь. Вот что он говорил об этом уже после своего ареста:

«Отец… любил поговорить о борьбе не на жизнь, а на смерть между свободным миром и коммунизмом. В один из вечеров он ошеломил меня своими выводами, вытекающими из анализа этого противостояния. Подавление свобод и жизненные тяготы в условиях коммунистического режима настолько жестоки и бесчеловечны, что он скорее согласился бы принять нашу смерть, чем нашу жизнь под коммунизмом…

Пораженный такой альтернативой, не согласный с ним, я промолчал, однако многие годы потом размышлял над его словами. Поражала их жестокость, и, несмотря на то, что идеалы отца я разделял, скрывавшееся в словах отца отрицание человеческих качеств у сотен миллионов людей просто не воспринималось. В последующие годы я время от времени вспоминал тот разговор в Рангуне и потрясение, вызванное им. Несогласие с отцом подтолкнуло меня на ряд выводов. Окрепла уверенность в том, что, независимо от того, каким ужасным является конкретное правительство и как оно измывается над народом, ни одно человеческое существо не может быть просто отбраковано. Тот разговор даже теперь не выходит из головы, наверное, потому, что тогда впервые в жизни я решительно разошелся с отцом».

В 1955 году семья Эймсов вернулась в США и поселилась в Вашингтоне. Через четыре года Олдрич Эймс окончил школу и поступил в университет в Чикаго, но вскоре переехал в Вашингтон, где продолжил обучение в Вашингтонском университете. В июне 1962 года он, так же как и отец, начал работать в ЦРУ в должности аналитика архивного отдела оперативного управления. В его служебные обязанности входило чтение, кодирование и архивирование материалов, связанных с операциями американской разведки против восточноевропейских стран. Свою работу в ЦРУ Эймс рассматривал, прежде всего, как средство получить высшее образование, поскольку служба в управлении давала ему возможность оплатить учебу в университете.

Эймс проработал в архивном отделе пять лет. Постепенно разведывательная деятельность стала все больше привлекать его, и вскоре он окончательно решил стать кадровым оперативным работником. Закончив в сентябре 1967 года университет со средним балом «В» (четыре с минусом) и получив степень бакалавра искусств по специальности «история», Эймс в декабре 1967 года был зачислен в штат оперативного управления ЦРУ и направлен на «ферму» (школа ЦРУ) для дальнейшего обучения.

В ноябре 1968 года после окончания обучения Эймс попросил направить его на постоянную работу в отдел Дальнего Востока, поскольку в то время шла война во Вьетнаме. Но его собеседование с руководством этого отдела прошло неудачно, и он получил назначение в центральный аппарат отдела СССР и Восточной Европы (СВЕ) оперативного управления ЦРУ. В это время Эймс начал изучать турецкий язык и тогда же женился на своей давней подруге Нэнси Сегебарт. А уже через год его направляют в первую зарубежную командировку в Турцию в резидентуру ЦРУ в Анкаре. Там он действовал под прикрытием гражданского служащего ВВС США и должен был заниматься вербовкой агентов из числа граждан СССР и социалистических стран.

Но в Анкаре Эймс показал себя далеко не с лучшей стороны. Хотя он и смог завербовать двух турецких граждан, некоторое время передававших ему информацию о положении в Турции, главной задачи он так и не решил – все его попытки завязать контакты с представителями СССР заканчивались неудачей. Поэтому заместитель резидента Дьюи Клэрридж по окончании командировки Эймса в 1972 году дал ему отрицательную характеристику, аттестовав как не годного к оперативной работе сотрудника, который в дальнейшем может работать только в штаб-квартире в Лэнгли. «Эймс испытывает затруднения в работе «лицом к лицу» с незнакомыми людьми, которых нужно вербовать, – утверждал Клэрридж. – Он слишком замкнутая натура, чтобы работать успешным вербовщиком».

Эту аттестацию Эймс воспринял крайне болезненно и даже подумывал об увольнении из разведки, так как подобные характеристики являются для оперативного работника крахом карьеры. Но в конце концов он решил остаться в ЦРУ.

Вернувшись в 1972 году в США, Эймс приступил к работе в штаб– квартире ЦРУ в Лэнгли в отделе СВЕ, где занимался планированием и анализом операций и другой кабинетной работой. Этот вид деятельности был ему ближе, и поэтому руководство отмечало Эймса как дельного и вдумчивого сотрудника. Так что неудивительно, что в 1974 году начальник латиноамериканского отделения СВЕ Хэвиленд Смит привлек его к работе с завербованным в Колумбии третьим секретарем советского посольства в Боготе Александром Огородником. Вспоминая о своей работе с агентом «Трианон» (псевдоним Огородника в ЦРУ), Эймс рассказывал:

«В 70-х годах мы были уверены, что все советские граждане, которым разрешают выезжать за границу, работают либо в КГБ, либо в ГРУ, либо контролируются ими. Но Огородник постоянно твердил, что он настоящий дипломат. Шеф резидентуры в Боготе в конце концов сказал ему в лицо, что он лжец. Тогда Огородник заявил: «Ладно, вы правы. Я из КГБ», – и дал нам длинное описание операций КГБ в Боготе. Когда мы проверили, то выяснили, что этот рассказ – сплошной вздор, потому что он в самом деле был дипломатом. Все были не столь поражены, сколько разочарованы, так как существовало убеждение, что стоящей является только информация о КГБ, ГРУ и советских военных».

Эймс был куратором Огородника до сентября 1974 года, когда тот был отозван в Москву. Перед отъездом Эймс передал Огороднику специальные шифроблокноты с индивидуальным кодом, снабдил миниатюрным фотоаппаратом Т-100 и обговорил условия связи в Москве. После этого Огородник вернулся в СССР, а Эймс – в Вашингтон, где составил подробный отчет о своей работе с агентом «Трианон».

Работа Эймса с Огородником настолько понравилась начальнику латиноамериканского отделения СВЕ Смиту, что он взял его с собой в Нью-Йорк для работы с другим советским агентом – сотрудником секретариата ООН Сергеем Федоренко, до этого участвовавшим в переговорах по Договору ОСВ-1.

«Сергей рассказал нам все о ракетах среднего радиуса действий «СС– 4», которые Советы пытались разместить на Кубе, а также о других ракетах, – рассказывал позднее Эймс. – Однако его наиболее ценным вкладом в то время было разъяснение механизма работы советской оборонной промышленности. Мы не имели представления, как Советы принимают решения, какие системы оружия будут созданы и кто какой контракт получит. Мы даже не знали, кто принимает такого рода решения».

Контакты Эймса с Федоренко развивались очень успешно и вскоре они даже стали друзьями. Об этом свидетельствует тот факт, что когда Эймс начал работать на советскую разведку, он не назвал Федоренко в числе других советских агентов, завербованных ЦРУ.

Работая с 1976 года в нью-йоркском отделении ЦРУ, Эймс получил доступ к информации о самых важных советских источниках ЦРУ. Например, он вместе с Дадлеем Хаасом был оператором Аркадия Шевченко, заместителя генерального секретаря ООН по политическим вопросам в ранге чрезвычайного и полномочного посла СССР, который с 1976 года начал сотрудничать с ЦРУ. А когда 6 апреля 1978 года Шевченко принял решение остаться в США, Эймс был одним из тех, кто отвез его из Нью-Йорка на конспиративную квартиру за городом. После того, как Шевченко открыто перешел на сторону американцев, Эймс остался без работы. Тогда ему поручили быть куратором другого агента – советского ученого, завербованного ФБР в Сан-Франциско, которому присвоили псевдоним «Байплей».

Многие бывшие сотрудники ЦРУ утверждают, что годы работы в Нью-Йорке были для Эймса самыми успешными. Ему благоволил начальник нью-йоркского отделения Родни Карлсон, и Эймс несколько раз получал повышение по службе. Тогда же у него появился первый постоянный знакомый из числа советских граждан, не являвшихся агентами. Это был руководитель нью-йоркского корпункта «Правды» Томас Колесниченко, с которым Эймс регулярно встречался и обедал.

«Он оказался чрезвычайно интересным человеком, – вспоминал позднее Эймс. – Реально он ничему не учил меня. Но косвенно я узнал от него очень многое о том, что такое Советский Союз на самом деле…

Постепенно я осознал, что могучая советская система держится не только на коммунистической партии и не партия в конце концов приведет ее к полному развалу. Речь идет о сложнейшем сочетании личностных и служебных взаимоотношений, которые возникли после 1953 года в результате мириад политических, экономических, личностных и других хитросплетений. Именно эта номенклатура и определила советскую систему, что советологи и историки хорошо понимали чуть ли не со времен второй мировой войны, но о чем мы, в управлении, и не догадывались».

В Нью-Йорке Эймс проработал до 1981 года. К этому времени начальник нью-йоркского отделения Карлсон предупредил его, что сотрудники ЦРУ не могут «безвылазно сидеть в Манхэттене» и предложил несколько вариантов дальнейшей работы. В результате Эймс, отклонив предложения поехать в резидентуры ЦРУ в Лагосе (Нигерия) и в Москве, согласился на командировку в Мексику.

Приступив в октябре 1981 года к работе в резидентуре в Мехико в качестве старшего офицера, Эймс попытался зарекомендовать себя активным оперативником. Но и здесь вновь проявилась его слабость как оперативного работника – он не смог найти новые источники информации и довести до конца разработку переданных ему кандидатов в агенты. К этому времени относятся контакты Эймса с Игорем Шурыгиным, заместителем резидента КГБ в Мексике по линии «КР» (внешняя контрразведка), которого он пытался прозондировать на предмет вербовки. В течение двух лет они вместе завтракали, ужинали и выпивали, но из многочисленных отчетов о встречах с Шурыгиным, которые представлял Эймс своему начальству, вытекало, что скорее Шурыгин прощупывает Эймса на предмет вербовки, а не наоборот. «В Нью-Йорке Эймс отлично себя зарекомендовал, – утверждала сотрудница ЦРУ Жанна Вертефей, – но командировка в Мексику оказалась посредственной – чести она ему не делала».

После неудачи с Шурыгиным Эймс старался по возможности не выходить из посольства, сократил до минимума число оперативных контактов и постоянно запаздывал с финансовой и оперативной отчетностью. В это время появляется и начинает быстро прогрессировать его пристрастие к спиртному. Вскоре Эймс уже не был в состоянии контролировать себя и выполнять даже незначительные задания после ланча с выпивкой.

«Думаю, я должен сказать, что устойчивый характер моего увлечения выпивкой связан с его социальным аспектом, – говорил позднее Эймс. – Я был закрепощенным, необщительным, неспособным просто поболтать о том о сем и получить удовольствие от откровений с другими, даже с друзьями и коллегами. Выпивки в компании позволяли мне чувствовать себя более общительным и раскрепощенным. Со временем я заметил две вещи: я всегда пил дольше и больше, чем другие, и часто становился более пьяным. Другие, казалось, лучше контролировали себя и были способны вовремя подняться и уйти. Я этого не мог. Я всегда пил до конца…

К тому времени, как я уехал в Мексику, привычка к пьянству уже прочно во мне укоренилась, а Мехико-сити предоставил мне для этого большие возможности, так как там у меня не было ни жены, ни дома, куда бы я спешил по вечерам. Зато была масса свободного времени, большую часть которого я тратил на кутежи. В Мехико-сити мои сослуживцы пили гораздо больше, чем в Нью-Йорке. Там чаще устраивались вечеринки и спиртное стоило дешево. Во время обеденных перерывов я расслаблялся в обществе коллег, а по вечерам в одиночестве напивался в своей квартире, что случалось не реже раза или двух в неделю. Естественно, к тому времени люди начали обращать на это внимание, и у меня появилась репутация любителя крепко заложить за воротник на официальных приемах, но практически никто не делал мне замечаний. Пьянство уже в течение многих лет являлось признанной частью культуры ЦРУ. В этом все еще сохранялся элемент мужского достоинства, гордость офицера, который мог опрокинуть стаканчик с другими мужчинами».

В Мексике произошло еще одно событие, оказавшее большое влияние на дальнейшую судьбу Эймса. В начале 1982 года у него начинается роман с атташе по культуре колумбийского посольства в Мехико Марией дель Росарио Касас Дупюи, в дальнейшем его второй женой.

Вопреки тому, что говорили о Марии Росарио после ареста, она не была «полуобезумевшей от жадности мещанкой и тряпичницей». В действительности она происходила из знатной колумбийской семьи и была знакома с тогдашним президентом Колумбии Хулио Сезаром Турбэ Алайя. После окончания американской школы в Боготе она некоторое время училась в Принстонском университете, а затем в Университете Андов в Колумбии. Будучи высокоодаренной и образованной женщиной, она владела дюжиной языков и готовилась к защите докторской диссертации о диалектике Гегеля.

Эймс познакомился с Марией Росарио на одном из дипломатических приемов. Они начали встречаться, и вскоре Эймс сделал ей предложение. Но о его принадлежности к ЦРУ она узнала только тогда, когда ответила на его предложение согласием. Однако это обстоятельство не изменило ее решение, и в 1983 году, когда срок командировки Эймса закончился, Мария Росарио отправилась в Вашингтон вместе с ним.

Несмотря на неудачную работу в Мексике, Эймс вернулся в Лэнгли с повышением, и в 1983 году был направлен на работу в Оперативное управление на должность начальника контрразведывательного подразделения отдела СВЕ. Рекомендовал Эймса на этот высокий пост его бывший начальник в Нью-Йорке Родни Карлсон. При всей кажущейся нелогичности этого шага следует учесть, что у Эймса были и свои сильные стороны. Так, он очень успешно справлялся с задачами, требующими глубокого анализа, умел сопоставить огромное количество фактов, обладал интуицией и изобретательностью при разработке и реализации сложных оперативных заданий. Как писал потом в своем докладе по «делу Эймса» генеральный инспектор ЦРУ Фредерик Хитц, «ему были присущи гибкость ума и интеллектуальная любознательность, желание заниматься самообразованием, причем в областях, выходивших за рамки его прямых служебных обязанностей». Кроме того, не последнюю роль сыграло умение Эймса логично излагать свои мысли в оперативных документах и аналитических справках.

Впрочем, и недостатков в его работе было ничуть не меньше. Как уже говорилось, он постоянно опаздывал с финансовой и оперативной отчетностью или вообще их не предоставлял. Более того, он не всегда информировал руководство о своих контактах и поездках за рубеж. За годы службы, предшествующие его новому назначению, Эймс несколько раз серьезно нарушал режим безопасности. Так, в 1976 году он забыл в вагоне метро портфель с секретными документами, а в 1983 году привел на конспиративную квартиру Марию Росарио, что привело к раскрытию других сотрудников ЦРУ. Его привычка к алкоголю к 1983 году стала хронической и оказывала негативное влияние на выполнение им служебных обязанностей. Несколько раз он в рабочее время пьяным засыпал в своем кабинете, о чем, кстати, было хорошо известно его сослуживцам. Впрочем, как уже говорилось, алкоголизм не считался в ЦРУ большим грехом. Недаром тот же Фредерик Хитц отмечал в своем докладе, что «пьянство не было чем-то непривычным в оперативном управлении во второй половине 80-х годов и что выпивки Эймса не выделялись на общем фоне, поскольку были сотрудники с гораздо большей зависимостью от алкоголя».

Так или иначе, но Эймс был назначен начальником отделения контрразведки и получил доступ к данным обо всех операциях ЦРУ против СССР по всему миру. Участвовал он и в допросах бежавшего в США в августе 1985 года полковника ПГУ КГБ Виталия Юрченко. Тогда же, сразу после нового назначения, у Эймса начались материальные проблемы. Он жил с Марией Росарио, собирался на ней жениться и поэтому начал бракоразводный процесс с первой женой. Все это требовало больших денег, и вскоре Эймс влез в долги, которые составили 50 тыс. долларов. Именно к этому времени у него созрела мысль предложить свои услуги КГБ.

Попытаемся разобраться в причинах, побудивших Эймса сделать такой шаг. На Западе, и прежде всего в США, средства массовой информации изображают Эймса либо обычным корыстолюбцем, либо исполнителем воли его жены-латиноамериканки, с детства ненавидевшей янки. О Марии Росарио мы уже говорили. Что касается Эймса, то хотелось бы привести мнение российского дипломата Сергея Дивильковского, который в начале 80-х годов работал советником по информации посольства СССР в Вашингтоне и лично знал Эймса:

«К исходу 1984 года в лице Олдрича Эймса американская разведслужба имела в своих рядах сформировавшегося под влиянием жизненных коллизий и наблюдений (накопленных не в последнюю очередь за годы пребывания в Латинской Америке) диссидента. Другими словами, человека, полностью свободного от веры в то, что считалось идеалами, а было и остается набором пропагандистских клише, во имя которых якобы существует и действует ЦРУ. Человека умного, думающего, начавшего сознавать во многом неправедный, имперский характер внешней политики США и понявшего истинную цену прикрывавшего ее мифа о «советской угрозе». Наконец, интеллигента, накопившего изрядную дозу неприязни к масскультуре и прочим псевдоценностям американского образа жизни, олицетворявшимся в ту пору президентом США Рональдом Рейганом – фигурой, глубоко антипатичной Рику, как он сам это признает.

Воспринимая деятельность ЦРУ как «корыстный маскарад, затеянный бюрократами», а свое участие в нем – как аморальное и унизительное, Олдрич Эймс вместе с тем в силу своего характера, амбиций и способностей был не лишен желания сыграть роль в мировой политике, воздействуя на ее центральное в ту пору звено – советско-американские отношения. Питер Маас в книге «Шпион-убийца» в качестве своеобразного эпилога к истории Эймса приводит следующий разговор между Олдричем и допрашивающим его после ареста агентом ФБР: «Гэрин спросил: «Рик, если бы тебе пришлось все начинать сначала, что бы ты выбрал: ЦРУ или КГБ?» Ни секунды не колеблясь, Рик Эймс сказал: «КГБ».

Итак, можно утверждать, что к сотрудничеству с представителями Советского Союза Эймса побуждало в том числе и стремление реализовать вызревавшие элементы нового для него, истинно демократического и гуманного мировосприятия».

Весной 1985 года Эймс добился, чтобы его задействовали в операции «Кортшип», проводимой совместно ЦРУ и ФБР. Целью этой операции было развить успех в проникновении в советские спецслужбы, достигнутый после вербовки в 1982–1983 годах подполковника КГБ Валерия Мартынова и майора КГБ Сергея Моторина из вашингтонской резидентуры. Эймс участвовал в этой операции под именем Рика Уэллса и встречался с сотрудниками советского посольства в Вашингтоне, осторожно прощупывая их на предмет вербовки. Среди тех, с кем он контактировал, были уже упомянутый Сергей Дивильковский и советник советского посольства в Вашингтоне по вопросам разоружения Сергей Чувахин. Это обстоятельство, по мнению Эймса, благоприятствовало его замыслу.

16 апреля 1985 года Эймс должен был встретиться с Чувахиным в отеле «Майфлауэр», находившемся на расстоянии одного квартала от здания советского посольства. Перед встречей он напечатал записку следующего содержания:

«Я, Олдрич Х. Эймс, работаю начальником контрразведывательного подразделения в отделе СВЕ ЦРУ. Я служил в Нью-Йорке под псевдонимом Энди Робинсон. Мне нужно 50 тысяч долларов в обмен на информацию о трех агентах, которых мы в настоящее время вербуем в Советском Союзе».

Эту записку Эймс вложил в конверт вместе со страницей из внутреннего телефонного справочника СВЕ ЦРУ, на которой подчеркнул свою фамилию. На конверте он написал: «Ген. Андросову. Резиденту КГБ», и вложил его в другой конверт, без надписи. Эймс рассчитывал передать чистый конверт Чувахину во время ланча, предполагая, что когда тот позже вскроет его и прочтет имя адресата на внутреннем конверте, то немедленно передаст его по назначению.

Эймс отправился на встречу в «Мейфлауэр» точно к назначенному времени. Но Чувахин опаздывал на встречу более чем на 45 минут, и Эймс в нарушение всех правил пришел в советское посольство. Там он передал конверт охраннику и немедленно покинул здание. На следующий день Эймс доложил своему начальнику Дэвиду Мерфи о несанкционированном визите в советское посольство, объяснив его тем, что Чувахин не пришел на ланч.

Предложение Эймса было встречено в КГБ с энтузиазмом. Дело в том, что в последние годы советскую разведку часто преследовали неудачи и провалы, свидетельствующие о том, что в ее ряды проникли предатели. Поэтому вербовка начальника контрразведывательного отделения отдела СВЕ, работающего против СССР, была даром небес. Разумеется, круг лиц, знавших о Эймсе, был резко ограничен. Так, в вашингтонской резидентуре об Эймсе знали только резидент Станислав Андреевич Андросов и его заместитель по линии «КР» (внешняя контрразведка) Виктор Иванович Черкашин. Более того, опасаясь утечки информации об Эймсе от возможных «кротов» в ПГУ КГБ, Черкашин не сообщил о нем в Центр шифрограммой, а сам вылетел в Москву и доложил лично начальнику ПГУ Владимиру Крючкову. Всего же из сотрудников КГБ настоящее имя ценного источника в ЦРУ знали только восемь человек:

– Виктор Михайлович Чебриков (в 1982–1988 годах – председатель КГБ СССР);

– Владимир Александрович Крючков (в 1975–1988 годах – начальник ПГУ);

– Вадим Алексеевич Кирпиченко (в 1979–1991 годах – первый заместитель начальника ПГУ);

– Леонид Владимирович Шебаршин (в 1988–1991 годах – начальник ПГУ КГБ);

– Станислав Андреевич Андросов (в 1982–1986 годах – резидент ПГУ в Вашингтоне);

– Виктор Иванович Черкашин (в 1983–1987 годах – заместитель резидента в Вашингтоне по линии «КР»);

– Владимир Иванович Мечулаев (оператор Эймса с 1985 по 1989 год);

– Юрий Кареткин (оператор Эймса с 1989 по 1994 год).

Кроме них о контактах КГБ с Эймсом знали сотрудники МИД СССР Сергей Чувахин и Алексей Хренков. Даже первый директор СВР Евгений Максимович Примаков или первый президент России Борис Николаевич Ельцин знали только, что некий ценный источник в ЦРУ существует. Такие меры предосторожности были, как оказалось, далеко не лишними. Именно благодаря им Эймс смог пережить развал Советского Союза и таких руководителей КГБ, как Вадим Бакатин.

Вернувшись из Москвы, Черкашин попросил Чувахина пригласить Эймса в посольство. Этот визит состоялся 17 мая, и Эймс заранее предупредил о нем свое начальство и ФБР. В этот раз Чувахин познакомил Эймса с Черкашиным, с которым он обговорил условия дальнейших контактов.

Последующие встречи Эймса с советскими представителями проходили с соблюдением всех мер предосторожности. Так, до тех пор, пока он находился в Вашингтоне, с ним встречался исключительно Чувахин. Это было безопасно не только потому, что такие встречи не вызвали бы подозрения у начальства Эймса и ФБР, но и из-за того, что Чувахин, хотя и не был сотрудником КГБ, на дух не переносил американцев. Что касается затребованной Эймсом суммы в 50 тысяч долларов, то она была выплачена при первой же встрече. А спустя некоторое время ему сообщили, что его услуги оценены в несколько миллионов долларов. Хотя Эймс и знал, что ему дадут много денег, он никак не ожидал такой щедрости. Впрочем, деньги не были выброшены на ветер. При помощи сведений, полученных от Эймса, в рядах советских спецслужб были арестованы все агенты ЦРУ, в том числе и действовавшие с начала 60-х годов. О конкретных фамилиях будет сказано чуть позже.

Полученные от КГБ деньги (частями и старыми купюрами) позволили Эймсу рассчитаться с долгами и сделать Марии Росарио шикарные подарки к свадьбе, которая состоялась в августе 1985 года. Объясняя жене причину появления в доме крупных сумм, Эймс сказал, что его давний школьный друг, бизнесмен из Чикаго, помог ему сделать удачные инвестиции. Чтобы не вызвать подозрений у ФБР и коллег по работе, он, как уже говорилось, продолжал встречаться с Чувахиным в рамках операции «Кортшип» вплоть до своей командировки в Рим. Правда, при этом он не направлял в ФБР отчетов об этих встречах. В результате по прошествии 10 месяцев ФБР потребовало от ЦРУ дать ответ, почему не поступают сведения о запланированных и незапланированных контактах Эймса с работниками советского посольства. Но руководство ЦРУ оставило запрос ФБР без ответа.

Тем временем в течение всего 1985 и в начале 1986 года Эймс усиленно занимался изучением итальянского языка, готовясь к назначению в Италию, в римскую резидентуру. В Рим он приехал в середине 1986 года. Там, как и в прошлых командировках, ему не удалось достичь оперативных успехов. Он по-прежнему много пил, мало работал, часто засыпал прямо в кабинете после обеда, редко занимался оперативной работой лично и опаздывал с предоставлением финансовых отчетов. Находясь в Италии, он не прерывал контактов с КГБ. Его оператором в это время был уже упомянутый Владимир Мечулаев, а для прикрытия Эймс периодически встречался с сотрудником посольства СССР в Риме Алексеем Хренковым.

Во время встреч с Мечулаевым и Хренковым Эймс регулярно передавал им всю информацию об операциях и агентах ЦРУ, к которой имел доступ. Но двойная жизнь постепенно стала накладывать на него свой отпечаток. Именно в Риме в его семейной жизни появились серьезные проблемы. «Рик становился все более равнодушным, – вспоминала впоследствии Мария Росарио. – Он проявлял все меньший интерес ко мне и, так сказать, к сексуальной части наших отношений, что было для меня очень болезненно… Я решила, что Олдрич просто стал импотентом». Правда, родившийся вскоре сын отвлек ее от мыслей о проблемах с потенцией мужа.

В 1989 году Эймс возвращается в Вашингтон и вновь занимает пост начальника контрразведывательного отделения отдела СВЕ, получив, как и раньше, доступ практически ко всем секретам ЦРУ. На этой должности он проработал до октября 1990 года. Затем его перевели в контрразведывательный центр ЦРУ, где он стал заниматься аналитической работой, связанной с проникновением в КГБ. В августе 1991 года Эймс временно возвращается в отдел СВЕ начальником так называемой «рабочей группы по КГБ». Задачей данной группы было «окончательное» разрушение КГБ СССР. В ЦРУ считали, что после известных событий августа 1991 года КГБ стал очень уязвим в политическом и финансовом отношениях. Поэтому перед оперативными работниками была поставлена цель добиться того, чтобы российский парламент сократил на 90 процентов бюджет ПГУ КГБ, которое занималось внешней разведкой. Но эта затея не увенчалась успехом, после чего рабочая группа по КГБ в конце сентября 1991 года была ликвидирована, а Эймс получил назначение в Центр по борьбе с наркотиками ЦРУ.

В Центре по борьбе с наркотиками Эймс начал работать с декабря 1991 года. Он отвечал за причерноморские страны и Балканский полуостров. В его задачу входила координация действий всех спецслужб США и сотрудничавших с ними зарубежных спецслужб, а также организация обмена информацией между ними. В этот период Эймс также продолжал сотрудничество с КГБ и передал своему новому оператору Юрию Кареткину секретные материалы из локальной компьютерной сети ЦРУ, к которой имел доступ. Разумеется, эти встречи всегда проходили за пределами территории США. Так продолжалось до его ареста 21 февраля 1994 года.

Как утверждают сотрудники ФБР и ЦРУ, аресту Эймса предшествовала кропотливая работа по выявлению предателя. Начало ей положили многочисленные провалы агентуры ЦРУ в СССР в 1985–1987 годах. Сначала в ЦРУ полагали, что провалы связаны с предательством Говарда, сбежавшего в СССР в сентябре 1985 года. Но вскоре стало ясно, что не все провалы можно отнести на его счет.

Первое время охота на «крота» носила спорадический характер. В декабре 1985 года директор ЦРУ Уильям Кейси отдал приказ принять все возможные меры по выяснению причин провалов. Для исполнения этого приказа в ЦРУ была создана специальная группа из четырех человек, которая занялась анализом всех имеющихся по этому вопросу материалов. Но в 1988 году работы по поиску «крота» были заморожены, так как в это время начал создаваться контрразведывательный центр и усилия контрразведки ЦРУ были сосредоточены на решении других вопросов, имевших, как тогда казалось, более важное значение. ФБР также занималось поиском «крота», но первое время сконцентрировало внимание на последствиях предательства Говарда.

Но в 1991 году, после того как провалились несколько важных операций американской разведки, поиски «крота» возобновились с удвоенной энергией. Была создана совместная группа из сотрудников ЦРУ и ФБР, которая вновь проанализировала все произошедшие с 1985 года провалы. При этом в группе из-за извечной конкуренции между ФБР и ЦРУ начались трения. Они закончились скандалом, который устроил начальник вашингтонского бюро ФБР Роберт Брайант. Он обвинил сотрудников ЦРУ в сокрытии информации и пригрозил подать на ЦРУ в суд за «создание помех правосудию». На некоторое время поиск «крота» был приостановлен, пока «миротворцы» с обеих сторон не урегулировали конфликт.

К марту 1992 года круг подозреваемых сузился, и основное внимание было переключено на Эймса. Выяснилось, что он еще в 1986 году был под подозрением, но тогда агент КГБ в Восточном Берлине передал ЦРУ информацию о том, что советские спецслужбы нашли доступ к центральному узлу коммуникаций, расположенному около Лэнгли, на военной базе в городке Варрентон. Поэтому расследование о причастности Эймса к провалам прекратилось, так и не начавшись. Кроме того, было установлено, что в 1986 и 1990 годах Эймс успешно прошел проверку на детекторе лжи. Но поскольку специалистам полиграфа не сообщили о подозрениях в отношении Эймса, тогда была проведена лишь «стандартная проверка», показавшая его благонадежность.

В результате было решено начать негласную финансовую проверку Эймса. К августу 1992 года путем сравнительного анализа было установлено, что имеется взаимосвязь между датами банковских вкладов Эймса и его встречами с советскими официальными представителями, которые были санкционированы руководством ФБР и ЦРУ в начале 1985 года в рамках операции «Кортшип». Выяснилось, что после возвращения из Рима Эймс купил себе дом в окрестностях Вашингтона – Арлингтоне – за 540 тысяч долларов наличными, переоборудовал его, а также произвел перепланировку земельного участка. В Колумбии на имя Марии Росарио были приобретены ферма и две квартиры в Боготе и Картахене. Кроме того, Эймсами был куплен автомобиль «ягуар», предметы роскоши на сумму 455 тысяч долларов и скуплены на бирже акции общей стоимостью 165 тысяч долларов. Для помощи Марии Росарио в домашних делах с Филиппин была выписана прислуга. Некоторые сотрудники заметили, что многое изменилось и во внешнем виде Эймса, начиная от золотых коронок на зубах и кончая дорогими итальянскими костюмами и ботинками. Как говорилось по этому поводу в докладе уже упомянутого выше инспектора ЦРУ Фредерика Хитца, «совместная работа ЦРУ и ФБР завершилась в марте 1993 года составлением документа, в котором делался вывод, что имело место агентурное проникновение в ЦРУ».

В начале мая 1993 года было решено начать уголовное расследование в отношении Эймса силами ФБР. 23 мая 1993 года Роберт Брайант поручил начальнику контрразведывательного отдела ФБР в Вашингтоне Лесли Уайзеру начать слежку за Эймсом. Для выполнения этого задания было выделено 8 агентов и большая группа техников и вспомогательных специалистов. В домашнем телефоне Эймса был установлен «жучок», а напротив его дома скрытая камера, снимавшая перемещения всех членов семьи. Кроме того, было организовано электронное наблюдение за домашним персональным компьютером Эймса. Но каким образом это было сделано – путем дистанционного снятия информации с экрана монитора или путем закладки «жучка», – специалисты ФБР не сообщили до сих пор.

Летом 1993 года в результате наблюдения за Эймсом и прослушивания его телефонных разговоров агентами ФБР было установлено, что он, возможно, готовится передать своим операторам контейнер с информацией. В установленный день за Эймсом было организовано плотное наблюдение, но ему удалось оторваться от «хвоста» и агенты ФБР не получили никаких доказательств. Тогда 15 сентября 1993 года была тайно произведена выемка мешка с мусором из дома Эймса, в котором была обнаружена порванная записка, написанная на желтом клочке почтовой карточки. Она гласила:

«Готов к встрече в Б 1 октября.

Не могу прочесть Север 13–19 сентября.

Если опять встретитесь со мной в Б 1 октября, просигнальте Северу.

Не было сигнала в Трубе.

Если не можете встретиться со мной 1 октября, просигнальте Северу после 27 сентября сообщением в Трубе».

Как выяснилось впоследствии, «Север» и «Труба» были названиями местонахождения тайников, «Б» – Боготой, столицей Колумбии, где 1 октября должна была состояться встреча Эймса с его операторами. «В сентябре 1993 года, – говорит в своем докладе Фредерик Хитц, – в бытовом мусоре в доме Эймса была обнаружена копия его оперативной записки русским, которая доказывала, что он шпион». Это было веское доказательство. А в ноябре 1993 года после поездки Эймса в Каракас сотрудники ФБР зафиксировали увеличение его банковского счета на 86 700 долларов. В результате в понедельник 21 февраля 1994 года ФБР арестовало Эймса недалеко от его дома, когда он возвращался с работы из Лэнгли. В этот же день чуть позже была арестована его жена Мария Росарио.

Арест Эймса вызвал политический скандал в Америке. В адрес ЦРУ посыпались обвинения в попустительстве и бездействии. Еще не выяснив, каков реальный ущерб от предательства Эймса, в Москву неофициально прибыли два высших чиновника ЦРУ Дж. Макгаффин и У. Лоуфгрен. Они потребовали признать факт работы Эймс на российскую разведку путем добровольного отзыва резидента СВР в Вашингтоне. Получив вежливый, но твердый отказ, американцы 26 февраля объявили персоной нон грата Александра Иосифовича Лысенко – резидента СВР в Вашингтоне. Ответ России не заставил себя ждать. В понедельник 28 февраля персоной нон грата был объявлен резидент ЦРУ в Москве Джеймс Моррис.

Но вскоре страсти поостыли, и ЦРУ начало скрупулезный подсчет своих потерь. По окончанию следствия было объявлено, что Эймс выдал 12 агентов ЦРУ и раскрыл более 50 операций ЦРУ против СССР и России. За это Эймс получил от КГБ, а затем и от СВР РФ 2,7 миллиона долларов. Уже гораздо позднее в вышедшей в 1997 году в США книге «Признание шпиона. Подлинная история Олдрича Эймса» ее автор Пит Эрли написал, что им было раскрыто 25 агентов ЦРУ. Постараемся внести ясность в этот вопрос и перечислим поименно всех агентов ЦРУ, арестованных КГБ после апреля 1985 года:

1. Дмитрий Поляков – генерал-майор ГРУ, завербован в 1961 году, в 1986 году арестован и расстрелян;

2. Олег Гордиевский – полковник ПГУ КГБ, завербован СИС в 1974 году. В мае 1985 года отозван из Лондона в Москву, где попал под следствие. Но в июле 1985 года был нелегально вывезен англичанами из СССР в Великобританию, где проживает по сегодняшний день;

3. Леонид Полещук – подполковник ПГУ КГБ, завербован в 1974 году, в 1985 году арестован и расстрелян;

4. Борис Южин – полковник ПГУ КГБ, завербован в 1975 году, в 1986 году арестован и осужден на 15 лет лишения свободы. В 1992 году был амнистирован и выехал в США;

5. Владимир Пигузов – полковник ПГУ КГБ, завербован в 1975 году, в 1985 году арестован и расстрелян;

6. Сергей Бохан – полковник ГРУ, завербован в 1978 году. Будучи в 1985 году отозван в СССР, отказался возвращаться и бежал в США, где получил политическое убежище;

7. Владимир Поташев – научный сотрудник Института США и Канады АН СССР, завербован в 1981 году. В 1986 году арестован и осужден на 13 лет лишения свободы. После амнистии в 1992 году выехал в США;

8. Валерий Мартынов – подполковник ПГУ КГБ, завербован в 1982 году, в 1985 арестован и расстрелян;

9. Сергей Моторин – майор ПГУ КГБ, завербован в 1983 году, в 1985 году арестован и расстрелян;

10. Геннадий Сметанин – полковник ГРУ, завербован в 1983 году, в 1986 году арестован и расстрелян;

11. Сергей Воронцов – майор Московского УКГБ, завербован в 1984 году, в 1985 году арестован и расстрелян;

12. Геннадий Варенник – подполковник ПГУ КГБ, завербован в 1985 году. Тогда же арестован и расстрелян;

13. Владимир Васильев – подполковник ГРУ, завербован в 80-е годы, в 1985 году арестован и расстрелян;

14. Олег Агранянц – сотрудник МИД СССР, завербован в 80-х годах. В 1985 году отказался возвращаться с СССР и попросил политическое убежище в США;

15. Сергей Илларионов – сотрудник ПГУ КГБ, завербован в 1990 году. В 1991 году после получения указания вернуться в Москву тайно бежал в США;

16. Вячеслав Баранов – полковник ГРУ, завербован в 1989 году. В 1992 году арестован и осужден на 6 лет лишения свободы.

К этим шестнадцати нужно добавить Сергея Федоренко, единственного из известных Эймсу агентов ЦРУ, которого он не выдал КГБ и который в 1990 году попросил политическое убежище в США, и некоего агента «Моторка» – разведчика одной из стран Варшавского Договора, арестованного и расстрелянного в 1986 году. Кроме того, до сих пор существуют определенные сомнения относительно того, кто же помог разоблачить Адольфа Толкачева. Традиционно считается, что Толкачева выдал Говард, но он категорически отрицал свою причастность к этому делу. Таким образом, с определенной степенью уверенности можно говорить о 18 агентах ЦРУ, разоблаченных с помощью данных, полученных от Эймса.

Самыми важными из разоблаченных с помощью Эймса агентов ЦРУ были Дмитрий Поляков, Олег Гордиевский и Адольф Толкачев. Биография и обстоятельства измены и побега Гордиевского сейчас широко известны, а о Толкачеве мы уже рассказывали. Поэтому есть смысл остановиться на личности генерала Полякова.

Дмитрий Федорович Поляков родился в 1921 году в семье бухгалтера на Украине. В сентябре 1939 года, после окончания школы, он поступил в Киевское артиллерийское училище, а когда началась Великая Отечественная война, был отправлен на фронт. Воевал он на Западном и Карельском фронтах, был командиром взвода, затем командиром батареи, а в 1943 году назначен офицером артиллерийской разведки. За годы войны он был награжден орденами Отечественной войны и Красной Звезды, а также многими медалями. После окончания войны Поляков закончил разведфакультет Академии им. Фрунзе, курсы Генерального штаба и был направлен на работу в ГРУ.

В начале 1950-х годов Поляков был командирован в Нью-Йорк под прикрытием должности сотрудника советской миссии ООН. Его задачей было агентурное обеспечение нелегалов ГРУ. Работа Полякова в первой командировке была признана успешной, и в конце 50-х годов он вновь был направлен в США на должность заместителя резидента под прикрытием советского сотрудника военно-штабного комитета ООН. Но в ноябре 1961 года Поляков по собственной инициативе вступил в контакт с агентами контрразведки ФБР, которые дали ему псевдоним «Топхэт». С этого времени Поляков стал передавать американцам информацию о деятельности и агентуре ГРУ в США и других западных странах. Как позднее установило следствие, за время работы на американцев Поляков выдал им 19 советских разведчиков-нелегалов, более 150 агентов из числа иностранных граждан, раскрыл принадлежность к ГРУ и КГБ около 1500 действующих офицеров разведки.

Летом 1962 году Поляков вернулся в Москву, снабженный инструкциями, условиями связи, графиком проведения тайниковых операций (одна в квартал). В 1966 году он был направлен в Бирму начальником центра радиоперехвата в Рангуне. По возвращении в Москву его назначили начальником китайского отдела, а в 1970 году он был командирован в Индию военным атташе и резидентом ГРУ. В это время объем передаваемой Поляковым в ЦРУ информации резко увеличился. Он выдал имена четырех американских военных офицеров, завербованных ГРУ, передал фотопленки документов, свидетельствующих о глубоком расхождении позиций Китая и СССР. Благодаря этим документам аналитики ЦРУ сделали вывод, что советско-китайские разногласия имеют долговременный характер. Эти выводы были использованы госсекретарем США Генри Киссинджером и помогли ему и Никсону наладить отношения с Китаем в 1972 году.

Следует сказать, что Поляков очень серьезно относился к тому, чтобы в руководстве ГРУ его оценивали как вдумчивого и перспективного работника. Для этого ЦРУ регулярно снабжало его некоторыми секретными материалами, а также предоставило двух американцев, о которых он писал в своих отчетах как о завербованных им агентах. С той же целью Поляков стремился к тому, чтобы его два сына получили высшее образование и имели престижную профессию. Своим сотрудникам в ГРУ он дарил множество безделушек, как, например, зажигалки и шариковые ручки, составляя о себе впечатление как о приятном человеке и хорошем товарище. Одним из покровителей Полякова был начальник отдела кадров ГРУ генерал-лейтенант Сергей Изотов, до этого назначения 15 лет проработавший в аппарате ЦК КПСС. В деле Полякова фигурируют дорогие подарки, сделанные им Изотову. А за генеральское звание Поляков презентовал Изотову серебряный сервиз, купленный специально для этой цели ЦРУ.

Звание генерал-майора Поляков получил в 1974 году. Это обеспечило ему доступ к материалам, которые не были связаны с его прямыми обязанностями. Например, к перечню военных технологий, которые закупались или добывались разведывательным путем на Западе. По признанию помощника министра обороны США при президенте Рейгане Ричарда Перла, у него захватило дух, когда он узнал о существовании 5000 советских программ, использовавших западную технологию для наращивания военного потенциала. Перечень, представленный Поляковым, помог Перлу убедить президента Рейгана добиться ужесточения контроля над продажей военной технологии.

В конце 70-х годов Полякова вновь направляют в Индию в качестве резидента ГРУ. Он находился там до июня 1980 года, когда его отозвали в Москву. Впрочем, это досрочное возвращение не было связано с подозрениями, которые могли возникнуть против него. Просто очередная медицинская комиссия запретила работать ему в странах с жарким климатом. Однако американцы забеспокоились и предложили Полякову выехать в США, но он отказался и вернулся в СССР.

Арестовали Полякова в конце 1986 года по наводке Эймса. Во время обыска, произведенного на его квартире, на даче и в доме его матери были обнаружены вещественные доказательства его шпионской деятельности. Следствие по делу Полякова вел следователь КГБ полковник Александр Духанин, позднее ставший известным по так называемому «Кремлевскому делу» Гдляна и Иванова. В начале 1988 года военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Полякова за измену Родине и шпионаж к расстрелу с конфискацией имущества. Приговор был приведен в исполнение 15 марта 1988 года.

Что касается операций ЦРУ, то благодаря Эймсу советская контрразведка в декабре 1985 года пресекла одну из наиболее важных из них, проходившую под кодовым названием «Абсорб». Суть данной операции сводилась к тому, чтобы при помощи специальной аппаратуры, помещенной в железнодорожный контейнер, снимать информацию о секретных перевозках по Транссибирской железной дороге. Вот что рассказывал об этой операции ЦРУ бывший начальник 1-го (американского) отдела Второго главного управления КГБ Рэм Красильников:

«21 декабря 1985 года контейнеровоз «Сибирь-Мару» прибыл в Находку. Вот тогда и начали происходить захватывающие события, в центре которых оказался контейнер с горшками, ибо этот груз, занимавший всего лишь треть контейнера, маскировал сложную электронную аппаратуру, собиравшую секретную информацию на территории Советского Союза…